***
1560 год. Стамбул — столица Османской империи. Молодой мужчина, восседая на троне, по-хозяйски оглядывал стоящих перед ним людей. Слева — улемы, визири, чиновники. Напротив — армия янычар, воинов Аллаха. Церемония джюлюса подходила к концу. Молодой мужчина — Султан Баязед Хан — встал с трона, устремляя взгляд на своих бойцов. — Именем Аллаха Милостивого и Милосердного клянусь своим правлением дать этой империи все блага мира и приумножить её территорию! Янычары, все разом взмахнув саблями, закричали во весь голос: — Да здравствует Султан Баязед Хан! Да коснётся его сабля небес!***
— Поторапливайтесь, девушки, ну же! — то и дело раздавался грозный женский голос. Настроение Хафры-хатун было неважное, тревожное. Хафра — женщина лет сорока пяти, с гладко причёсанными тёмными волосами, сквозь которые пробивалась ранняя седина, как дань проведённым тридцати годам в гареме дворца Топкапы. Тонкий не по возрасту стан, серые глаза, еле заметные морщинки в области лба — такой она была, хазнедар гарема Султана Баязеда Хана — Хафра-хатун. Настроение Хафры-хатун полностью отражало и настроение гарема. Калфы и аги то и дело подгоняли девушек-невольниц, которые, как им казалось, работали слишком медленно. — Салиха-хатун, — негромко произнесла Хафра-хатун, после чего кивнула на место рядом с собой. К ней подошла ункяр-калфа гарема — молодая женщина двадцати шести лет с чайного цвета глазами и такими же волосами, собранными в аккуратный хвост под головной убор. Она держалась стойко. Взглянув в глаза Салихе-хатун лишь один раз было предельно ясно — эта девушка «видала виды». — Что такое, Хафра-хатун? — вкрадчивым голосом произнесла Салиха, подойдя к хазнедар. — Подготовка к празднику в честь нашего падишаха уже должна идти. Сейчас построим недавно прибывших девушек и начнём отбор, — внимательно осмотривая главное помещение гарема говорила Хафра, — и Ферхата-агу позови.***
— Она сказала, что сейчас нас будут выбирать, — девушка подошла к своей подруге и приземлилась на постель. Она была спокойна, но тем не менее в её глазах плясали огоньки радости. Имя этой ранее свободной девушки, а ныне невольницы, рабыни нового Османского султана — Индира. Она, вместе со своей подругой — Амрой, была похищена турецкими варварами с родных абхазских земель и морем доставлена изначально в Манису, санджакбеем которой был шехзаде Баязед, где провела около двух недель, а затем перевезена в Стамбул, во дворец Топкапы. — Только не это! — подруга Индиры, Амра, вскочила на ноги и принялась ходить из стороны в сторону, — Индира, что делать, если нас выберут? — Радоваться, Амра! — с полуулыбкой произнесла Индира, складывая руки на груди. На секунду Амре показалось, что это шутка, но глаза Индиры светились настолько искренне, что эта мысль моментально ушла в сторону. — Ты серьёзно, Индира? — с возмущением произнесла Амра, — а не ты ли в первый день нашего пребывания в Манисе говорила мне о османских варварах, о том, как будут гореть эти дворцы? О том, что нужно искать спасение? Не ты? — Да, я, — совершенно равнодушно произнесла Индира, словно не замечала настроения подруги. Она встала и, пытаясь скрыть в глазах напряжение, произнесла: — Но после того разговора я поняла, что спасения нет. Выхода нет. А раз так, то даю тебе слово, я буду на самой вершине! — бесшумно глотнув воздух, Индира продолжила, — для этого у меня есть всё: турецкий язык за эти две недели в Манисе я освоила хорошо, отныне продолжать учёбу буду здесь, искусству танца я тоже обучиться успела. Но главное — я осознала истину, которую мне сказала ещё там, в Манисе, Гёксель-хатун — где, кроме дворца Топкапы, кроме гарема падишаха, ничтожная, ничего не имеющая за спиной девчонка может стать могущественной госпожой — любимой женщиной падишаха, матерью будущего повелителя мира? Амра от этой пылкой речи была в растерянности, поэтому, помимо тихого «Индира, я тебя не узнаю» ничего ответить не смогла. Внезапно раздался громовой голос Хафры-хатун — девушкам приказали выстроиться в ряд. Индира и Амра хотели, было, встать рядом, однако это не вышло, по скольку моментально набежали другие рабыни, из-за чего подруги оказались по разные стороны: Амра — ближе к началу ряда, Индира — к концу. Начался отбор. Две подруги и сейчас себя вели, как полные противоположенности: Индира стояла гордо вытянувшись, а Амра наоборот — согнувшись, словно желая спрятаться, исчезнуть. Из первых пятерых выбрали трёх. По этому поводу очень возмущался и причитал Ферхат-ага — главный евнух гарема. Он, прислонив левую руку к пояснице, а правую к подбородку, высказывал своё недовольство стоящим с ним Хафре-хатун и Салихе-хатун. — Ну, вот, из первых пяти уже трёх выбрали! — говорил он, — а надо всего восемь! Сейчас вы, Хафра-хатун, из первых пятнадцати выберете этих первых попавшихся восемь, а остальных даже не посмотрим! — Успокойся, Ферхат-ага, успокойся, — с ехидной усмешкой произнесла ункяр-калфа — Салиха, сверкая карими глазами. — Я спокоен, Салиха-хатун, но это праздник в честь становления нашего шехзаде падишахом! Выбранные девушки должны быть лучшими из лучших! А не первые, что на глаза попали, — втолковывал Ферхат двум женщинам. А затем перешёл на тех трёх, которые были уже выбраны. — Вот, Хафра-хатун, смотрите — вы её выбрали. — Я помню, кого я выбрала, Ферхат, — стальным, холодным голосом произнесла хазнедар гарема. — Нашему падишаху такие не нравятся! Она — низкая, щуплая, светловолосая, а повелителю нравятся другие — высокие, темноволосые, темноглазые! Поэтому её — сразу назад! Услышав это, прежде давящаяся от смеха Индира уже открыто улыбалась — всё так удачно складывается! Она ведь такая, как и описывал Ферхат — высокая, темноволосая, темноглазая! — Из этих трёх можем оставить только одну? — вкрадчивым голосом произнесла Салиха-хатун, когда она, Хафра-хатун и Ферхат-ага продолжали отбор. — Да, оставляем только одну, идём дальше. Для Индиры время тянулась мучительно медленно. Так было, наверное, потому что она стояла чуть ли не в самом конце. Полностью напряжённая, она обдумывала своё положение: «из нужных восьми выбрали уже шесть, да и стоят они далеко». — Ладно-ладно! Как хотите, но я вас предупреждал! — размахивая руками произнёс Ферхат-ага, обращаясь, видимо, к Хафре-хатун. Обернувшись в их сторону, Индира увидела, что выбранных девушек уже семь, а Ферхат-ага стоит и держит руку восьмой — Амры! Нужно принимать меры.