прошу тебя, не бойся, я не чудовище.
в моей душе есть место тени, но свет мой ярче, ты поверь.
Когда Мана очнулась в следующий раз, за окном лежала глубокая ночь. Девушка, вспомнив всё, что произошло накануне, впала в неукротимое бешенство. Она вскочила со своей кровати и бросилась в тёмный коридор, уже не чувствуя страха перед мраком, густым воздухом и опасностями, которые таило в себе древнее поместье. — Йа, ты! Чон Чонгук! Выходи, чудовище! Я не боюсь тебя! — орала девушка на весь дом. Голос её эхом отлетал от ледяных стен и разносился по мрачным проходам праведным звоном гнева. Коридорами Мана добралась до того самого места, где очнулась в самый первый раз. Зал прихожей был похож на олицетворение мечты художников, желающих писать картины о девятнадцатом веке. Всё здесь дышало стариной и тысячами судеб. Мана тяжело дышала, оглядывая тёмное помещение. Глаза настолько привыкли к темноте, что она могла рассмотреть каждое пёрышко на полу. Но ни единой живой души поблизости видно не было. Девушка ощущала, как ярость пронзала её насквозь тысячи игл. Ей так сильно хотелось разбить здесь всё, разрушить это поместье до основания, чтобы те, кто притащил её сюда против её воли, заплатили, пожалели и рвали себе волосы на голове от безысходности. Также, как она сейчас. Прорычав что-то нечленораздельное, Мана бросила кусок камня прямо в зеркало, висевшее на одной из стен. Оно с громким треском рассыпалось хрустальным стеклом по каменному полу. Не сказать, чтобы Мане сильно полегчало. Но всё же боль слегка утихла, и слёзы резко втянулись обратно в голову. Девушка подошла к массивной двери, выделанной из чёрного дорогого дерева с нацарапанными сюжетами, которые девушке не хотелось разглядывать сейчас. Положив ладони на золотые кольца, Мана потянула дверь на себя, и тут же свирепый ночной ветер ударил в нежное лицо. Девушка отпрянула, пряча глаза от пыли и листьев, несущихся ураганом из сада. Кажется, в Талио сегодня бушевала буря. — Чёрт, — прорычала девушка, желая ступить вон из поместья. Но не тут-то было. Некая невидимая сила откинула девушку назад, и она больно приземлилась спиной на каменный пол. Тут же дверь, проскрипев будто бы что-то человеческое, с громким ударом захлопнулась. Мана была шокирована и тяжело дышала, глядя на единственный возможный для неё выход. Что это было? Девушка пробовала выбраться ещё несколько раз, и каждый был больнее, чем предыдущий. Этот невидимый барьер избил девушку почти до полусмерти. Мана чувствовала, как кровь стекала по всему её телу, а конечности были похожи на один сплошной синяк. Утирая со лба пот, девушка всё равно ползла к двери и каждый раз отлетала всё дальше и дальше назад. Мане показалось, что в какой-то момент она всё-таки потеряла сознание. Она лежала на полу, силясь унять боль и восстановить дыхание, а время вокруг неё тягучим маревом тянулось вперёд и вперёд, пока за окном не забрезжил рассвет. Мана уже потерялась в датах и сказать, какой сегодня зачинался день, не смогла бы. Девушка с трудом поднялась на ноги и показала двери средний палец. — Надо тебя с Таламусом познакомить ты, кусок никчёмного дерева, — прорычала девушка и со всей силы пнула дверь ногой. И тут же пожалела об этом. Невыносимая боль прошлась волной по всему телу, и Мана смачно выругалась. — Разве леди позволяют себе такие выражения? — послышался насмешливый голос Марианы. Мана обернулась, и взгляд её метал искры. Мариана всё с той же улыбкой стояла на середине лестницы, держась за перила, и глядела на Ману пустыми глазами. — Дай мне что-нибудь, чтобы обработать раны, — резким голосом произнесла Мана. — Пожалуйста. — Я помогу вам, — охотно кивнула Мариана и засеменила вниз. Мана была выше горничной почти на голову, и девушка не сомневалась, что могла бы придушить Мариану. Но делать этого девушке не хотелось. В конце концов, кто знает, может, главный злодей вообще находился за пределами поместья, а Чонгук и Мариана были лишь его пешками. Такими же пешками, как и сама Мана в игре собственного отца. От этой мысли девушка разозлилась ещё сильнее. Мариана проводила Ману в помещение, похожее на лазарет. Вдоль стены стояло несколько однотипных кроватей с железными изголовьями. В воздухе пахло медикаментами и травами. Из окна лился лунный свет. — Так бури нет? — спросила Мана, присаживаясь на скрипучую кушетку. — Ночь ясна, — ответила Мариана, доставая из тумбочки всё необходимое. Мана удивлённо посмотрела на горничную, но вопросов задавать не стала. Значит, это само поместье не выпускало девушку. Какая прелесть! Мариана велела Мане раздеться, и девушка с готовностью сбросила с себя всю одежду, оставшись в одном нижнем белье. Она не была стеснительна, да и сейчас ситуация не располагала к излишним проявлениям достоинства. Ей бы выбраться отсюда. — Где Чонгук? — спросила Мана, когда Мариана принялась обрабатывать ссадины на спине и плечах девушки. Мана сжала до боли губы, дабы притупить боль. — Вы напугали его, и он заперся в одной из комнат. Где именно, мне не известно, — ответила Мариана, и в голосе её послышался немой укор. Мана даже задохнулась от возмущения. — Это я его напугала?! — вскричала девушка. Мариана нарочно надавила на синяк, и Мана зашипела. — Йа, осторожнее! Я не пугала его. Это он… Ты слышала, что он сказал? Я должна родить ему сына. — Выпейте, — сурово произнесла Мариана и протянула Мане стакан со знакомым пряным напитком. — Притупит боль. У Маны от физической нагрузки в горле пересохло не хуже, чем у путника, путешествующего по пустыне. Девушка осушила напиток залпом и звонко поставила стакан на тумбу. — Но ведь для этого вас и прислали сюда из города, верно? — спокойно поинтересовалась Мариана, возвращаясь к теме разговора. Мана с удивлением отметила, что боль отступала. — Меня вырубили! — с негодованием произнесла девушка, прожигая горничную взглядом. — И притащили сюда насильно. И ты удивишься, но цель моего визита сюда мне никто не озвучил. Да к тому же с поляны за городом меня унёс ворон и бросил здесь, как добычу на убой. Времени, ты знаешь, спросить у него, какого дьявола он меня сюда приволок, не было. — Ворон не смог бы принести вас сам, — уверенно ответила Мариана. — Его направляли, очевидно. — Какое-то устройство пищало как ошалелое, — отмахнулась Мана. — Ну и что с того? Мариана понимающе промолчала, продолжив обрабатывать раны девушки. Слава Богу, улыбка исчезла с её лица. Теперь она хотя бы немного напоминала живого человека. Мана осторожно положила ладонь на руку Марианы, и та замерла. — Послушай, там, в городе, меня ждёт моя семья. Мой брат, мои друзья. Они наверняка уже ищут меня. Здесь явно произошла какая-то ошибка. Прошу, помоги мне выбраться отсюда, и я сделаю для тебя всё, что захочешь, обещаю, — произнесла Мана как можно более уверенно и проникновенно, не отрывая от лица Марианы жалостливого и сияющего слезами взгляда. В детстве Ёсан часто злился на сестру и даже дрался с ней, когда она начинала пользоваться своими врождёнными актёрскими способностями, дабы обелить себя в глазах няни. Мариана смотрела на девушку своим привычным пустым взглядом, но в её глазах всё же что-то промелькнуло. Это не жалость и не участие, скорее смирение перед неизбежным. — Если ты сбежишь, — неожиданно холодно произнесла Мариана, перейдя на неофициальный тон, — Талио придёт конец. Никто тебя там ждать уже не будет. Да и сама ты на вряд ли выживешь. Время пришло. Ворон должен передать проклятье. Мана чуть не провалилась в забытие снова. Она ошарашено глядела на Мариану, продолжившую протирать раны девушки успокаивающим лосьоном. — Чонгук — потомок древнего рода, на котором уже больше пятисот лет лежит проклятье чёрного ворона, — начала рассказывать Мариана таким тоном, каким выступают докладчики со сметой расходов и доходов в конце квартала. — В душе того, кого проклятье выбрало, заключена судьба и жизнь Талио. Умрёт ворон, умрёт город и все его жители. Никто не знает, как проклятье родилось, и кто его наложил, но это правда. И все, кто принимают пост глав Талио, знают о нём и помогают ворону жить дальше. Проклятье нужно передать до того, как ворону исполнится двадцать один год, а Чонгуку уже вот-вот исполнится двадцать. Времени мало. Если он не успеет, то погибнет сам, а вместе с ним и Талио. — Если снять проклятье? — прошептала Мана, вспоминая свой сон. Мужчина, мучившийся на ложе, с татуировкой ворона на спине. Неужели она видела Чонгука задолго до встречи с ним? Мариана скептично взглянула на девушку. — Есть одно древнее друидское пророчество, согласно которому проклятье можно снять. И для этого нужен маг. Но это сродни невозможному. — Да ну? — усмехнулась Мана. — В этом мире ещё осталось что-то невозможное? — Проклятье ворона снимет та, кто его полюбит. Полюбит всем сердцем и душой и отдаст за него свою жизнь. Когда её сердце перестанет биться, тогда ворон освободится от проклятья и вновь станет человеком. Но Талио всё равно будет вынужден умереть. Так гласит пророчество. Мана облизнула сухие губы. Большего бреда она в жизни не слышала, но вот отчего сердце в истине слов горничной не сомневалось? — Почему я? — с отчаянием в голосе спросила Мана. — Потому что тебя выбрала судьба, — безжалостно ответила Мариана.***
Дни потянулись словно вечность. Чонгука Мана так и не увидела, но она слышала шаги ночью, и почему-то не сомневалась, что он бродил где-то поблизости. Но опасности девушка всё равно не чувствовала. Напротив, когда она переставала ощущать его присутствие рядом, её охватывала паника. Мана от безделья едва не начала сходить с ума и принялась наводить в поместье порядок. Ей было неизвестно, за что свои деньги получала Мариана, но точно не за хорошую уборку. Мана вымела все вороньи перья, оставив их в подвале, где хранился мусор и средства для уборки. Девушка вычистила до блеска две каменных лестницы, колонны и пол на первом этаже. Мана привела в порядок каждую комнату, вымыв всю мебель, полы и колонны до скрипучей чистоты. Девушка отмыла душевую, окна, рамы, подоконники, начистила столовые приборы и посуду, собрала осколки и пыльные клубки по углам, превратила зеркала в произведение искусства, сняв с них следы от вековой пыли и грязи. Закончив уборку в прихожей, девушка подошла к входной двери и с укором на неё посмотрела. — Ну как тебе, дверка? — спросила Мана с ухмылкой, закидывая тряпку на плечо. — Согласись, Ли Мана отлично поработала. Это была игра воображения, но дверь будто моргнула девушке и довольно побила кольцами по деревянной поверхности. Мана искренне улыбнулась. Кажется, она сходила с ума. Но дышать в чистом поместье ей стало чуть легче. Мариана явно была довольна, и Мана всерьёз задумывалась о том, не отжать ли у горничной часть её жалованья. — Давно поместье не дышало так свежо, как при тебе, Мана, — заметила Мариана за столом, когда две женщины уминали вкусный обед. Мана скромно откинула волосы назад, делая глотки фирменного напитка Марианы. — Надо дать ему имя, — задумалась девушка. Мариана непонимающе посмотрела на неё. — Моя хорошая подруга из Талио даёт неодушевлённым предметам имена. Её машину, к примеру, зовут Ария. А дом она называет Таламусом. — Интересно, — с загоревшимися глазами произнесла Мариана. И Мана рассмеялась. — Это поместье такое живое, что заслуживает имени, — кивнула Мана, складывая ладони под подбородком, и глубоко задумалась. Тут её осенило. — Маггот. Неожиданное воспоминание о том, что Ёсан читал роман с тем же названием, болезненно кольнуло в сердце девушки. — Что это значит? — поинтересовалась Мариана. — Фантазия, — задумчиво ответила Мана. — Или опарыш. Зависит от контекста.***
Одной из ночей Мана проснулась от странного шороха в дальних комнатах и от встревоженного голоса Марианы. Девушка подскочила, набрасывая на тело халат, и осторожно вышла из комнаты. Шум доносился из конца коридора, и Мана проследовала туда быстрым шагом, на ходу затягивая на талии пояс лёгкого, белоснежного халата. Дверь в одну из комнат была открыта, и Марианы вышла из неё с печалью на лице. Увидев Ману, горничная застыла. — Мы разбудили тебя? Прости, — с искренним сожалением произнесла Мариана. Мана отмахнулась. — Что случилось? — спросила девушка, потирая заспанные глаза. — Луна растёт, — с сожалением произнесла Мариана. — Это происходит каждый месяц. — Что происходит? — нетерпеливо спросила Мана. И тут девушка вздрогнула. Из комнаты раздался дикий человеческий вопль боли. Мариана похлопала девушку по плечу, тяжело повесив голову, и скрылась в коридоре. — Он уснёт. Я дала ему снотворное. И ты иди спать, — велела Мариана и скрылась в темноте. Мана удивлённо взглянула на дверь комнаты, и та словно пригласила девушку вовнутрь. Гобелен на стене от ветра пошевелился, подталкивая Ману в комнату. — Маггот, ну ты что? — взвилась Мана, упирая ладони в бока. — А что я сделаю? Поместье не ответило. Лишь ветер поднялся в коридорах. Мана забежала в комнату, дабы укрыться от его вихря, и тут же остолбенела. Это место было точь-в-точь, как комната из её сна. Высокий потолок, уходящий в прозрачную крышу. Голые стены были увешаны старинными гобеленами. Комната пустовала. Лишь каменное ложе стояло в центре. И на нём лежал полуголый Чонгук. Юноша лежал на животе, корчась от боли, сжимая белоснежные простыни и одеяло ослабшими пальцами. Тёмные волосы были влажными от пота и прилипли к бледному лицу. Тело юноши содрогалось от боли и мучений. На лице отразилась такая мука, что Мана ощутила слёзы в горле. Девушка медленно подошла ближе и едва не вскрикнула от шока. Сон повторялся. На широкой спине Чонгука была вырисована огромная татуировка ворона с блестящими глазницами. Она вилась от таза до самой шеи, распуская крылья под лопатками, которые выгибались от боли костями. Стараясь не обращать внимания на стоны и крики Чонгука, Мана подошла к прикроватной тумбочке и смочила в таре тряпку. От воды пахло приятными травами. Девушка набрала в лёгкие побольше воздуха и наклонилась к лицу Чонгука. Мана осторожно промокнула его, и юноша распахнул глаза. Взгляд его светился зелёным светом, и девушка с трудом подавила крик. — Это я, Чонгук. Это Мана, — сказала девушка, стараясь, чтобы голос звучал уверенно, а не надломлено. Чонгук нервно сглотнул. — Уйди, — попросил он хриплым голосом. — Я не хочу напугать тебя ещё больше. Уйди, прошу. — Я не боюсь тебя, — ответила Мана, присаживаясь на каменное ложе. Ужас. Как здесь можно спать? Чонгук отпрянул от девушки, как от прокаженной. Он едва не свалился на пол, тяжело вздыхая. Девушка увидела его тело, изувеченное шрамами и плетью, но всё равно красивое. Изящные мускулы и вены вились по всему торсу. — Мана, уйди, — сурово произнёс Чонгук. Глаза его вернули привычный карий цвет. Желваки заходили на челюсти. — Буду здесь, пока не уснёшь, ясно тебе, баран упёртый? — грубо спросила Мана, подползая к Чонгуку и промокнув его лицо снова. Он недовольно отворачивался, но девушка была настойчива. Чонгук смотрел на её лицо, задрав потную голову. Он видел не так много девушек за свою жизнь, но сердце подсказывало, что Мана была самой прекрасной из них. Поэтому он боялся навредить ей. — Тебе ведь неприятно находиться рядом с чудовищем? — не без укора спросил Чонгук и с любопытством следил за реакцией девушки. Она нервно сглотнула, виновато отводя взгляд. Мана сползла с кровати и смочила тряпку ещё раз. — А чего ты ждал? — парировала она. — Точно не твоих криков о том, что я чудовище, на всё поместье, — усмехнулся Чонгук. Мана с любопытством посмотрела на юношу. — Да ты сарказмом сочишься, я так погляжу? — Я не наврежу тебе, — серьёзно произнёс Чонгук, на этот раз мирно принимая заботу Маны о нём. Девушка промокнула шею и ключицы юноши. — Но ты должна знать, что на моих руках кровь двух девушек, пропавших в Талио. Рука Маны затряслась, и Чонгук почувствовал её страх. Он тут же проклял себя за излишнюю откровенность. Но не сказать правду юноша не имел права. — За что ты убил их? — спросила девушка, ища взглядом оружие. Куча пинцетов и ножницы на столе отлично бы сошли за них. Только Мана была не уверена, что решится отнять у Чонгука жизнь. Теперь. Что-то в её сердце необратимо изменилось. Девушка ощущала это, как ощущала холодный воздух Моггота на своей коже. — Лучше спроси об этом ворона, — устало ответил Чонгук. — Я не помню, что они делали с ним до того, как он убил их. — Кто они? — Те люди, главы города, которые и привезли девушек сюда. Они думали, что у них будет шанс воспользоваться этими иностранками и не трогать тебя. Но… — … эти девушки не подошли, — с горечью закончила за него Мана. Чонгук ощутил влагу на своих щеках. Он помнил, как очнулся в луже крови, а рядом лежало два бездыханных женских тела с перегрызенными горлами. Он пытался помочь им, но, разумеется, ничего не вышло. Ворон славился своей силой. — Я умолял их не приближаться в дни затмений, — с трудом произнёс Чонгук, задыхаясь от рыданий. — Я не могу контролировать его. А они запускают эти ужасные машины, чтобы ворон терял бдительность. Но его это только больше злит. Он из-за страха убил этих девушек. Он не знал, что делает. Я не хочу оправдывать его, но… Это всё так неправильно. Чонгук отвернулся от девушки, утыкаясь лицом в подушку. Плечи его дрожали от рыданий, и Мана ощутила влагу на своём лице. Она сама не заметила, как тоже расплакалась. — Они используют тебя. Но почему? Почему ты поддаёшься? — изумилась Мана, не отрывая взгляда от голой, подрагивающей спины. — Моя мама, — тихо произнёс Чонгук. — Она погибла из-за меня десять лет назад. — Что? — шёпотом произнесла Мана. — Согласно закону проклятья, ворон может выбраться из долины в обличие человека всего раз в десять лет, — с трудом произнёс Чонгук. — Мне тогда едва исполнилось десять. Я жил со своей мамой в этом поместье. Мой отец погиб при передаче проклятья мне. Я тогда гулял вдоль реки Лучезарной и просто ощутил, что могу выбраться в город. Я пересёк границу, а там уже была мама с какой-то неизвестной женщиной. Женщина сказала, что она наш друг, и поможет нам выбраться. Но она не успела. Подоспели спецслужбы, а я от страха обратился в ворона. Тогда я ещё не умел контролировать это. Не помню, что я сделал с матерью, но… очнулся я в чужой крови. Снова. Я сёк себя плетью с того самого момента, чтобы… Мне казалось, так я смогу обрести контроль над собой. Чонгук затих. Мане показалось, что он даже не дышал. Девушка и представить не могла, что чувствовал юноша в тот момент. Но сама она ощущала гнетущую, удушающую боль, не пойми, откуда взявшуюся в её душе. — Я поклялся, что из-за меня больше никто не пострадает. Поэтому я хочу передать проклятье. Я не хочу, чтобы по моей вине погибло множество людей. — Но ты ведь заслуживаешь жизни, Чонгук, — ахнула Мана. Юноша обратил на неё грустный взгляд. Он тепло улыбнулся девушке, и Мана ощутила странную дрожь внутри. Ей до боли было жаль юношу. И она совершенно не знала, чем и как здесь можно было помочь. Она верила ему. И от этого становилось ещё страшнее. — Я ничего об этом не знаю, Мана. Только из книг. Я навсегда пленник проклятья, и это моя судьба. С этим ничего не сделаешь. Никак не исправишь и не починишь.***
В один из дней Мариана отправилась к границе гор за поставкой еды и всего необходимого из Талио. Чонгук отсыпался после бессонных ночей. В это время Мане захотелось протереть плафоны в огромной люстре, висевшей под потолком главного зала. Найдя большую лестницу в кладовке, Мана убила кучу времени на то, чтобы собрать её. Теперь лестница в небеса была готова, и девушка довольно глядела на свою работу. Выглядело устройство надёжно. Мана молилась, чтобы оно таковым и было. Если она свалится с лестницы, то шансов выжить маловато, — падать придётся на твёрдый камень. Мана взяла тряпку и принялась медленно забираться наверх. Девушка долгие годы занималась скалолазанием и высоты не боялась, поэтому через несколько минут она уже достигла вершины. Люстра представляла собой роскошное убранство из бриллиантов и золота. Интересно, если прогнать её через eBay, сколько можно выручить? Девушка принялась натирать плафоны и настолько увлеклась этим делом, что время полетело незаметно. Мана наслаждалась тем, что можно было забыться в этом поместье хотя бы таким смешным способом, как уборка. Всё вокруг нестерпимо давило на неё, и Мана не знала, как сделать правильный выбор. Она не понимала, что задумал отец, что задумали главы города, раз решились удерживать город на древнем проклятье. Ищут ли девушку друзья? Как там Ёсан? Все эти мысли одолевали Ману суровой бурей и преследовали во снах. А здесь, в тишине поместья, которое немым образом общалось с девушкой, Мана на удивление чувствовала себя в безопасности. Она даже поймала себя на мысли, что ей не хочется покидать Моггот. Закончив протирать плафоны, девушка принялась медленно спускаться. Жаль, что Мариана не предупредила её о том, что лестница уже доживала своё. Неожиданно одна из ступеней под ногой Маны рухнула, и девушка с громким криком полетела вниз. Она успела зацепиться рукой за одну из ступеней, но и та предательски заскрипела и обрушилась прямо в ладони девушки. Мана, завизжав, полетела вниз. Девушка пыталась сгруппироваться, чтобы смягчить падение, но тщетно. Она совершенно точно рухнет и в лучшем случае только переломает себе ноги. Мана зажмурилась в момент, когда приблизилась к каменному полу угрожающе близко и ожидала решающий момент. Вот сейчас она отмучается и уйдёт из этого мира таким идиотским способом. Когда Бог её спросит, как ты прожила свою жизнь, девушка ответит: «Никогда больше не полезу протирать плафоны». Но вот загадка, Мана всё никак не ударялась. Девушка сначала открыла один глаз, затем второй, и с удивлением обнаружила, что осталась жива и здорова. И находилась она в объятиях Чонгука, который встревоженно глядел на Ману и нервно дышал. — Ли Мана, ты сошла с ума? Зачем ты туда полезла? — спросил Чонгук, крепко сжимая талию девушки. Мана сглотнула. — Хотела плафоны почистить, — прошептала девушка, смотря на губы Чонгука. Она раньше замечала, что он так красив? Особенно, когда он злился на неё. Так, как сейчас. — С ума сойти, Ли! — воскликнул Чонгук, опуская девушку на землю, но продолжая держать её за талию одной рукой. Другой Чонгук нервно убрал пряди волос с её лица. — Ты могла погибнуть. — Но ты меня спас, — возразила Мана, рассматривая сияющие от гнева на неё глаза Чонгука, на его сурово сжатые губы. — Я мог не успеть, — резко произнёс Чонгук, нахмурившись. — Ты успел. Чонгук тяжело дышал, прожигая Ману злым взглядом. А девушка не могла понять, откуда внутри родилось странное чувство дежавю рядом с ним. Словно они уже много лет знакомы.***
Одной из ночей на улице бушевала страшная гроза. Мана, никогда не боящаяся гроз, не могла уснуть, прислонив к груди колени и выпив несколько стаканов напитка Марианы. Та заверила её, что травы, из которых он сварен, помогали и при бессонице. Но Мана в этом сомневалась. Девушка смотрела на то, как за окном ветер неистово срывал листья с деревьев, а в стекло бил ливень. Мана тяжело дышала. Девушке хотелось пойти к Чонгуку, потому что с ним она чувствовала себя в безопасности. Но как это будет выглядеть? Юноша явно игнорировал её. Он выходил из своей комнаты редко, хотя почти полностью поправился. И он ни разу не похвалил её за уборку, что невыносимо злило Ману. Неожиданно в дверь постучали. Мана от страха вздрогнула. Наверно, Мариана тоже не спала. Девушка подбежала к двери и распахнула её. И тут же замерла. Перед ней застыл Чонгук с подносом, на котором стояло молоко и домашнее печенье, испечённое Марианой. Одет он был непривычно для Маны. На юноше была современная толстовка, которые миллионными копиями хранились в шкафу Ёсана, и спортивные штаны. Мана укорила себя за невнимательность. На ней самой были одеты лишь майка и короткие шорты. — Я почувствовал, что ты не спишь, — с лёгкой улыбкой произнёс Чонгук. — Мне всегда помогает молоко и печенье. — Мне если честно тоже, — удивлённо ответила Мана и пропустила юношу внутрь. Чонгук неуверенно зашёл в спальню и огляделся, пристраивая поднос на прикроватной тумбочке. — Тебе здесь комфортно? — спросил юноша. Глаза Маны привыкли к полумраку, и она отлично видела юношу. Он выглядел отдохнувшим и свежим. Луна убывала. — Насколько может быть комфортно пленнице, — ответила Мана резче, чем хотелось бы. Чонгук кивнул и поспешил выйти из комнаты, но девушка схватила его за рукав толстовки. — Я не хотела обидеть тебя. Не уходи, пожалуйста. Чонгук медленно опустил взгляд на ладонь Маны, сжимающую его толстовку. Девушка не намерена была отпускать юношу. Ей не хотелось оставаться одной в такую жуткую ночь. Да и Моггот её отчего-то весь день пугал, а ночью взялся скрипеть всеми половицами, имевшимися в доме. — Ты уверена? — с сомнением спросил Чонгук. — Да, — уверенно ответила Мана и отпустила Чонгука. Девушка присела на кровать и укуталась в одеяло, приглашая юношу сесть рядом. Чонгук, вздохнув, присел и схватил с подноса печенье. Мана довольно жевала его за обе щеки. — У Марианы талант, — с наслаждением заметила Мана. Чонгук улыбнулся. — Это точно. — Откуда она взялась, кстати? — спросила девушка. Чонгук, пережёвывая печенье, задумался. — Я помню её столько, сколько помню самого себя, — после паузы ответил юноша. — Мама говорила, что семья Марианы всегда жила здесь с нами. Кажется, они хорошо дружили с моими предками. С тех пор они тоже связаны проклятьем. И остаются здесь. — Она может уйти? — Да. Но её не выпускают, — ответил Чонгук, и желваки заходили по его челюсти. Мана тяжело вздохнула. Молодые люди долго беседовали о книгах и еде, попивая вкусное банановое молоко и уплетая печенье. Оказалось, что вкусы их были очень схожи. Мана не была фанатом чтения, но Ёсан заставлял её. И самым любимым произведением девушки была драма «Разбойники» Шиллера. Оказалось, что и Чонгук всем сердцем любил это произведение. — А как Карл сжёг замок? Это просто гениальная сцена, — с восторгом говорила Мана. Чонгук, улыбаясь, наблюдал за тем, как девушка увлечённо рассказывала ему о своих впечатлениях. Ему было тепло от того, что она больше не чувствовала страха в его присутствии. — Но ведь месть не решает проблем. Она только порождает ещё больше зла. Исправить мир отмщением невозможно, — ответил Чонгук, задумчиво перебирая бахрому на подушке Маны. Девушка с опаской и любопытством глядела на юношу. — То есть ты бы не стал мстить тем, кто обрёк тебя на страдания? — Никогда, — без тени сомнения ответил Чонгук. — Как бы больно мне не было, и как бы сильно сердце не сгорало от гнева, я не хочу быть таким же, как они. Моё перерождение в злодея будет означать, что они выиграли. Я не позволю им такое. — Если бы ты мог, ты бы выбрался отсюда? — с искренним интересом спросила Мана. Чонгук задумчиво улыбнулся. — До знакомства с тобой я не видел в этом смысла. Но теперь, когда я вижу твои сияющие глаза в моменты, когда ты рассказываешь о других странах и городах, мне хочется всё это увидеть воочию. Я бы хотел прожить эту жизнь… по-другому. Будь у меня шанс, — с грустью произнёс Чонгук. Мана положила руку на ладонь Чонгука, и тот дёрнулся. Но не отпрянул. — Если шанс предоставится? — спросила Мана на скидку. Она сама не верила в то, что говорила. Но ей хотелось утешить его. — Я им воспользуюсь, — ответил Чонгук, не отрывая блестящего взгляда от Маны. За окном в этот момент прогремел гром, и ярко сверкнула молния. Девушка вскрикнула, вцепившись ногтями в ладонь Чонгука. Он с улыбкой посмотрел на Ману. — Трусиха, — произнёс Чонгук по-доброму. Мана возмущённо ткнула юношу в плечо. — Выбирай выражения, Чон Чонгук, — произнесла девушка и, схватив подушку, треснула ею по голове юноши. Он оторопел и тут же принялся заливисто смеяться. От звука его смеха у Маны внутри всё перевернулось в приятной радости. Чонгук схватил ещё одну подушку и не сильно ударил девушку по плечу. Она вскочила и принялась наносить удары, укрываясь от атак Чонгука. Мана громко и от души смеялась, стараясь увернуться, но всё равно получила несколько слабых тумаков от юноши. Он гонялся за ней по комнате и только и успевал получать от неё пинки по голове и спине. Мана неудачно поскользнулась и свалилась со смехом на кровать, утягивая Чонгука на себя. Юноша едва успел упереться ладонями в простыню, чтобы не придавить девушку своим весом. Мана с улыбкой смотрела на его бледное лицо и свисшую тёмную чёлку. — Я победила, — объявила девушка, восстанавливая дыхание. Чонгук с удовольствием вдыхал терпкий запах макадамии, исходящий от тела девушки. Он, как никто другой, знал, что этот запах принадлежал только её телу. — Ты сжульничала, — возразил Чонгук. — А ты поддавался, — скорчила мордашку Мана, и юноша улыбнулся. Он давно не смеялся так искренне, как с ней. — Тебе не пора спать? Ночь уже заканчивается, — с грустью произнёс Чонгук, опаляя дыханием лицо Маны. Девушка облизнула губы, и из-за этого у юноши внутри что-то с приятной болью натянулось. — Я не усну, Чонгук, — прошептала девушка, с удовольствием рассматривая красивое лицо парня. — И не хочу, чтобы ночь заканчивалась. С этими словами девушка рискнула поцеловать его. Она уже не могла думать рационально, ей так хотелось ощутить его поцелуй на своих губах. Но в момент, когда Чонгук застыл, Мана пожалела о своём решении. Девушка оторвалась от его губ и удивлённо посмотрела на нахмурившегося юношу. — Что ты делаешь? — спросил он серьёзно и даже с обидой. — Я не знаю, — покачала головой Мана. — Если тебе неприятно… — Мне слишком приятно, Мана, — возразил Чонгук резко и хлёстко, слезая с девушки и поднимаясь с кровати. Юноша был не на шутку напуган и растерян. И его одолевала беспощадная буря эмоций. — Ты не можешь так рисковать. — О чём ты? — сморщилась Мана. — Я чудовище, ты забыла? — воскликнул Чонгук, смотря на девушку не верящим взглядом. — Я могу навредить тебе. Я ведь плохо себя контролирую. — Если бы ты хотел и мог мне навредить, ты бы уже навредил, — отмахнулась Мана, чувствуя, как гнев закипал в её груди. — Как ты можешь быть такой беспечной? Ты должна прожить счастливую жизнь, а не рисковать собой ради… ради такого, как я. Я этого не заслуживаю. — Не смей мне указывать, что делать! — воскликнула Мана. — И не говори о том, чего не знаешь. С чего ты взял, что ты чего-то не заслуживаешь? Мир огромен и изменчив. В нём все всего заслуживают. — Ты ребёнок, Ли Мана. Такой ребёнок, — обречённо произнёс Чонгук, проводя ладонью по волосам. Мана гневно глядела на юношу. — А сам-то ты очень взрослый, Чон Чонгук? — язвительно спросила она. Чонгук бросил на девушку испепеляющий взгляд, и тот больно резанул Мане по взбудораженному сердцу. Чонгук вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Мана нервно сглотнула, собирая на кровать подушки. Девушка так злилась на саму себя, на отца, на Ёсана, на Кюрин, которая отпустила её в ту ночь, на Чонгука, который волновал её сердце и душу больше, чем Мана могла контролировать. This I love — Guns N' Roses В какой-то момент Мане так надоело всё, что она, осушив стакан напитка, выскочила следом за Чонгуком и добежала до его комнаты. Без стука зайдя в неё, девушка громко хлопнула дверью. Чонгук стоял у окна, раздетый по пояс, и удивлённо обернулся. — Ты что… — начал он. Но Мана не дала ему договорить. Она впилась губами в его губы и крепко прижала Чонгука к своему телу. Он нервно выдохнул прямо ей в рот, цепляясь за талию девушки, пытаясь её отстранить. Но Мана почувствовала, что он не хотел делать это. — Мана, стой, — умоляюще попросил Чонгук, дыша ей прямо в губы. Девушка слегка отстранилась. — Это опасно. — Мне плевать, — с отчаянием произнесла Мана. — Мы и так каждый день бродим по тропам опасности. И что теперь? Нам не жить?! Нам не делать то, чего мы хотим всем сердцем? Чонгук, каждая моя ночь здесь может оказаться последней. Мы не знаем, когда они придут, чтобы закончить то, что начали. Я не желаю терять время зря, ясно? — И чего ты хочешь? — спросил юноша, нервно сглатывая. Мана видела, что он желает того же, что и она. Но выдержки у него явно было побольше, чем у неё самой. — Я хочу провести ночь с тобой, потому что… ты мне не безразличен, Чон Чонгук. Чонгук втянул воздух сквозь зубы и, сдавшись, сдавшись изо всех сил, отчаянно и пылко поцеловал девушку. Она тут же ответила на поцелуй со всей страстью, на которую была способна, и Чонгук стал смелее. Он никогда в жизни не целовал никого, но отчего-то чувствовал, как действовать правильно, чтобы ей понравилось. Мана обмякла в его сильных руках, и Чонгук легко подхватил её на руки, словно та ничего не весила, поднёс к кровати и осторожно уложил девушку на свернувшиеся под её телом простыни. Он целовал её жадно и нежно одновременно, то замедляясь, то, наоборот, со всей страстью и неистовством, на которые был способен. В какой-то момент он даже прокусил ей губу и испытал страх, почувствовав её кровь у себя во рту, но девушка застонала ему в губы, что совершенно лишило юношу рассудка. Чонгук путешествовал ладонями по её нежному телу и чувствовал незнакомую доселе дрожь в коленях. Мана терзала его губы, оттягивая их и кусая зубами. Девушка выгибалась навстречу юноше, когда он принялся покрывать горячими и влажными поцелуями всё её тело, скользя языком от груди, вдоль живота и ниже. Мана помогла ему стянуть с неё майку и шорты. Чонгук растерялся при виде красоты женского тела и нервно задрожал. Мана перевернула их и принялась целовать его шею, чтобы он расслабился. Чонгук ухмыльнулся, поняв, чего добивалась девушка. Но противиться чувству больше не мог. Он ощущал себя свободным рядом с ней, живым и способным на всё. Он не чувствовал себя чудовищем, когда губы девушки с доверием прикасались к его телу, такому уродливому и испещрённому шрамами. Если она находила в этом красоту, то и он, быть может, когда-нибудь найдёт в себе силы разглядеть тоже самое в самом себе. Мана нервно сглотнула. — Я никогда не… я не знаю, как, — задыхаясь от дрожи, произнесла девушка, смотря на опухшие от поцелуев губы Чонгука. Он растерянно заморгал. — Я тоже, — ответил он, осторожно опрокидывая девушку на кровать. Мана вцепилась в его голые плечи, чувствуя, как тело изнывало от желания ощутить Чонгука. — И что нам делать? — напряжённо спросила Мана. — Не отпускай мою руку, — попросил Чонгук, сцепляя их пальцы в замок. Мана кивнула, откидываясь на подушки. Чонгук накрыл её губы своими, и девушка ощутила резкую боль внизу живота. Она вскрикнула прямо в губы юноши, но он принялся шептать ей слова успокоения. В какой-то момент Мана расслабилась, и боль ушла. Чонгук стал медленно, опираясь на чутьё, двигаться. Ему сносило крышу от этих ощущений, от этого головокружения, от того, насколько близко была её душа к его душе в тот момент. Он никогда и подумать не мог, что может ощущать такой широкий спектр чувств одновременно. Он и подумать не мог, что ему так отчаянно захочется кого-то защищать. Он целовал её бесконечно, всю ночь напролёт. Он любил её так нежно, как только мог, и Мана чувствовала его отдачу. Она сама хотела бы отдать столько же, но слабость в теле не позволяла. Девушка лишь целовала его шею и обнимала так крепко, как могла, чтобы показать, как сильно она начала доверять ему. И ночь закончилась. Солнце забрезжило за окном.