МЫ

Пат На следующий день я лежу на диване и смотрю в потолок. Я лежу там довольно давно. Пран на тренировке, и в квартире так тихо, что каждая мысль звучит в голове слишком громко. Пару часов назад я смотрел билеты на самолет в Пхукет. Но в зависимости от того, попадет команда Прана в плей-офф или нет, до отпуска еще месяца два или три. Какой смысл планировать поездку прямо сейчас? Я словно разучился чувствовать радость. Температура, наверное, выжгла это умение из меня. Даже вчерашняя эйфория от секса быстро прошла. Время еле ползет. Мне нечем заняться и не с кем поговорить. Приходит время обеда, но есть я не хочу. На безделье тратится мало энергии, поэтому мой желудок забыл, как мечтать о еде. Отвращение заставляет меня подняться с дивана и подойти к нашему окну во всю стену, которое выходит на набережную. Озеро такого холодного и темного цвета, что меня пробирает озноб. Но внизу снуют туда-сюда люди и ездят машины. Весь мир чем-то занят, кроме меня. На кухонной стойке жужжит телефон. Я подхожу и открываю входящее сообщение, но это всего лишь автоматическая смска, напоминающая о том, что через полчаса у моей команды начнется игра. Хоть я и на больничном, эти сообщения все равно продолжают приходить и напоминать обо всем, что я пропускаю. Я плетусь к холодильнику, беру йогурт и съедаю его. В последнее время на готовку нет сил. Я выбрасываю стаканчик из-под йогурта в мусорку. Окидываю мысленным взглядом пустые часы впереди, и на сей раз неприятный внутренний зуд одолевает вялость. Я потеряю рассудок, если не выйду из дома прямо сейчас. Схватив телефон, я засовываю его в карман. Я даже не знаю, куда собираюсь, но в лифте меня озаряет: я отлучен от работы, но мне не запрещено приходить на поле. Это свободная страна. Я могу посмотреть, как мои парни играют, ведь так? Дорога – поездка в метро, потом довольно долгая прогулка пешком – занимает у меня полчаса. Наконец-то увидев стадион, я заставляю себя перестать кашлять. Не хочу хрипеть как чахоточный на трибуне. Я ненавижу этот омерзительный звук и то, как болят мускулы живота от уже привычных усилий по очищению легких. Смех причиняет самую сильную боль. Хорошо, что я теперь почти не смеюсь. Когда я наконец попадаю внутрь, то вижу, что игра уже началась. Что хорошо, потому что позволяет мне проскользнуть незамеченным. Я сажусь на самом верхнем ряду. Стадион совсем небольшой – рассчитан всего на пару тысяч людей, – так что моих парней видно как на ладони. Но я чувствую себя странно, находясь так далеко от них во время игры. Я должен быть внизу, за скамейкой, где скачет туда-сюда голова Марка, пока он разговаривает с командой и объявляет стартовый состав. Мне не хватает ощущения вовлеченности. Я чувствую себя посторонним. Беспомощным чужаком. С моими защитниками теперь работает Нутц. И, черт, работает хорошо. Парни теперь не тушуются и успевают отдавать передачи до того, как их окружат оппоненты. А мой фулбек выглядит бдительным и готовым. Его стойка стала намного расслабленнее, чем на моей последней игре. Он словно стряхнул с себя страх. Силы команд примерно равны, и первый тайм заканчивается по нулям. Тон делает пару красивейших сэйвов (отражение мяча с защитной зоны), но ему не приходится особенно напрягаться. Пока. Во втором тайме события развиваются жестче. Наши ребята несколько раз получают возможность пробить, но защита противника блокирует их. А потом нашему звездному вингу наконец удается забить мяч в ворота, и на моем лице впервые за много недель расцветает улыбка. По мере того, как игра накаляется, мои ладони сворачиваются в напряженные кулаки. Противник, ускорившись, снова и снова бросается на ворота. Тону приходится туго. Но он справляется с натиском, и я чуть не взрываюсь от гордости за него. Потом наш игрок отправляется на штрафную скамейку, и я на две минуты задерживаю дыхание, надеясь, что мой фулбек не развалится. Но Тон стоит как скала. Дважды спасает ворота во время игры в меньшинстве. Звучит финальный гудок. Благодаря Тону наше преимущество сохранилось, и я от облегчения обмякаю. Так здорово видеть, что они победили. А потом… Счастье опять утекает. Отныне так происходит всегда. Внизу Марк и Нутц собирают ребят. Они – сгусток счастливой победы, хлопают друг друга по спинам, на вспотевших, раскрасневшихся лицах сияют улыбки. Глядя на них, я чувствую себя Скруджем, которому духи Рождества показывают сценки из его прежней жизни. Я должен стоять там, внизу, поздравлять ребят и хвалить за победу. Но вместо меня это делает другой человек. Тренер, с которым они стали выигрывать. Тон выглядит счастливее в тысячи раз, чем после наших с ним игр. Нахера я пришел сюда? Худшая идея на свете. Мне нужно уйти. Но трибуны уже опустели, а моя команда еще на поле. Поэтому, чтобы уйти незамеченным, я задерживаюсь еще на несколько ужасных минут и жду, когда они отправятся в душ. Я даже не знаю, что сказать этим детям. Отличная игра. Хорошо, что я подхватил пневмонию, а то вы еще долго сидели бы без побед. На меня обрушивается правда. Я им не нужен и, наверное, буду уволен. Если это случится, то найти другую работу я не смогу. И что тогда делать? Внезапно я понимаю, что больше не могу здесь находиться. Я встаю и несусь по трибуне к двери. В коридоре никого нет – путь к свободе открыт. Но потом кто-то выкрикивает мое имя. – Пат! Я автоматически разворачиваюсь – ко мне бежит Марк. Он резко притормаживает. – Привет. – Его лицо красного цвета. – Привет. – Нам не о чем говорить. – Слушай. Ты должен был прийти ко мне. – Что? – Я смотрю в его злобные маленькие глазенки и чуть не смеюсь. Неужели он думает, будто мне следовало поговорить с ним по душам? Что за чушь. Мы не друзья. – Если у тебя была проблема со мной, то мне и надо было сказать. А теперь за моей задницей охотится Ачитта. Ты пошел к нему у меня за спиной. Плюс я говорил не серьезно. Это была обычная болтовня про соперника. Ты это знал. Тебя я никогда не называл педиком. У меня подскакивает кровяное давление. Я никогда ничего подобного не испытывал. Меня бьет сильная дрожь. – Неважно, кого ты так называешь. Все равно так делать нельзя. – Но я не гнобил тебя! Я не такой. Я бы вообще не стал с тобой цапаться, если б знал, что у тебя есть парень. Ну все. Довольно с меня его идиотической логики. Я хватаю его за плечи и с силой толкаю к стене. – Придурок тупой, не принимай меня за того, кому не насрать, что ты думаешь обо мне. Глаза Марка шокировано округляются, но я еще не закончил. Я встряхиваю его еще раз, и его затылок ударяется о бетон. – Дети слышат хуйню, которую ты несешь, и впитывают ее. Ты же тренер. Авторитет. И теперь они думают, будто это нормально – называть людей педиками, если не знаешь их лично. Но это. Не. Нормально. Ты понял меня? – Я практически выплевываю эти слова в его узкую крысиную рожу. Краем глаза я улавливаю движение и к своему ужасу вижу, что к нам приближается Тренер Ачитта. Проклятье. Что я творю… Я отдергиваю руки от Марка. Да, это плохо – говорить слово «педик» перед командой. Но пришпиливать своего коллегу к стене и орать на него тоже неправильно. В памятке для персонала есть отдельный параграф, где запрещается рукоприкладство. Видите, как просто теперь будет уволить меня? Выход всего в десятке шагов, и внезапно я начинаю быстрым шагом двигаться к двери. Ачитта кричит что-то мне в спину, но я выскакиваю наружу и срываюсь на бег. Преодолеваю около сотни ярдов, а потом мои легкие начинают гореть. Шаг сбивается, и я останавливаюсь. Мою грудь раздирает кашель. Блядь. Я не могу даже бегать. Я бесполезен – даже сам для себя. Отдышавшись, я ухожу к метро. И никто за мной не идет.