Люби меня

      — Добрый вечер, Дазай-кун. Что-то ты рановато, — лениво протянул Шибусава, трогая рукава белоснежного пиджака. Осаму же в это время доедал так любезно предложенное Тацухико яблоко (он крайне надеялся на наличие внутри яда). — К слову, а где Мария? — мужчина повернулся к нему лицом. Тот лишь пожал плечами:       — Понятия не имею. Может, красится долго, не знаю, что обычно делают девушки перед тем, как выйти в свет? — в той же манере ответил юноша, выкидывая огрызок в урну.       Альбинос взглянул на настенные часы. Пять часов тридцать семь минут. Внезапно зазвонил телефон. На самом деле, рингтон был самый обычный, хотя для такой личности, как Дазай Осаму поставить простую мелодию на звонок подобно смертельному греху! Парень взял устройство в руки. Неизвестный номер. Однако юноша лишь усмехнулся. Этот «неизвестный номер» был ему очень даже известен. Сама Мария Достоевская, как-никак.       — Алло? — шатен по просьбе Тацухико поставил на громкую связь.       — Какой адрес у здания? — послышался нервный, немного сонный и ужасно злой голос на той стороне.       — А какой он? — Дазай приложил ладонь к динамику, чтоб Маша не слышала, и спросил это у Шибусавы. Получив ответ, парень пересказал его.       — Мгм, спасибо. До скорого, — сбросила. Какие выводы можно сделать по этому звонку? Если сейчас рядом с Марией кто-то есть, ему крышка. Осаму решил проверить свои опасения.       — Шибусава-кун?       — М-м?       — Ты же написал Дост-тян во столько же, во сколько и мне, верно? В девять утра?       — Ну да, а что такого?       — Просто боюсь, что наша малокровная приятельница едет к нам прямиком из России.       — Правда? Так она не в Японии? — альбинос был искренне удивлён. Дазай мысленно молился, как бы ярость девушки (а он уверен, что именно это сейчас и испытывает Мария) не выпала на их долю. Видеть злую Достоевскую он пока что не особо хотел.       — Похоже, что у нас девять утра, у неё три часа ночи. Интересно, а она хотя бы спит?       Как вдруг послышались тяжёлые шаги рядом с дверью. За ней было также слышно копошение, пару-тройку ругательств и видны тщетные попытки «кого-то» открыть дверь.       А она оказалась тяжелее, чем Маша думала. Перенеся весь вес на вход, она попробовала сдвинуть их ещё раз.       — Тебе помочь, может? — зачем он спросил об этом — загадка, ведь вне зависимости от ответа, Осаму всё равно собирался ей открыть. — Привет, Белоснежка! Как дорога? Пробки были?       Но ответом ему послужил лишь угрюмый взгляд брюнетки.       — Да ну тебя, — пробормотал Дазай и, убедившись, что Мария зашла, утопал обратно.       — Кхм… Я вас сюда пригласил, чтобы вы примерили эти костюмы! — мужчина наконец снимает ткань с непонятного объекта, под ней скрытого, и Осаму с Достоевской открывается взгляд на одёжный, скрытую под ней. Стояло две вешалки. На одной из них был белый костюм-тройка с удлинённым пиджаком, чёрной рубашкой и жёлтым галстуком. Слева от него висело белое платье с американским вырезом и корсетом, обшитое мехом внизу перчатки того же цвета по локоть и накидка, имеющая два слоя. — Я долго собирал о вас, ребята, нужную информацию, и также долго искал нужные сочетания, и вот что получилось! Ну же, примерьте!       — Я так полагаю, что у нас нет выбора, верно? — пробубнила Маша, теребя косу.       — Именно! — с улыбкой на лице ответил Шибусава.       Со вздохом, но Дазай и Достоевская взяли свои комплекты и пошли, по инструкции альбиноса туда, где можно переодеться.       Спустя какое-то время, когда Осаму уже рассматривал своё отражение в зеркале, со стороны Марии послышалось совсем тихое:       — Помоги, пожалуйста.       Шатен злобно усмехнулся. Интересно, с чем же не справилась Демон-Мери? Застёжка от лифчика? Волосы, что заели в молнии? Отодвинув шторку, ему предстала замечательнейшая картина. Достоевская, закрепив косу непонятно откуда взявшимя крабиком, смешно-агрессивно (смешно потому, что выглядела она, как маленькая девочка) пыталась справиться с корсетом.       Дазай взял в руки шнурки и аккуратно продел один за другим в дырочки. Когда дело дошло до затягивания, юноша поставил в центр корсета колено, а сам со всей силы стянул шнурки. Прозвучал тихое, короткое, но такое желанное Дазаем «Ах». Он гаденько улыбнулся, завязав бантик. Его горячие пальцы обжигали её всегда холодную кожу. Признаться, Достоевская выглядела в этом куда лучше своего обычного образа. Платье, кстати, прилично так не доставало до колена, а ботинки были с середины икры. Да и спина голая. Не будь сверху накидки, Маша бы на такое ни за что не согласилась. Поэтому Осаму, поддавшись секундному порыву, прижимается к её спине всем телом, утыкаясь носом в тонкую шейку. Благо, их сейчас никто не видит и не слышит, соответственно этот факт и развязал шатену руки. Он начал активно исследовать тело девушки руками, пока та стояла в шоке. По правде говоря, Мария всегда была против подобного, но не потому что ей это не нравилось, а потому, что она тут была полным нулём, в отличии от Осаму, который тут гораздо больше знает, нежели она. Ей это нравилось, очень даже, но она это искусно скрывала.       — Ты что творишь?! Руки убрал! — тихо возмущалась та. Он возмущения ее продлились не долго. Дазай, до этого просто передвигающий руками по всему телу, впился зубами в место, где шея переходит в плечо. Из уст девушки вновь вырвался тихий стон. -Пре-екрати, Даз-зай.!       — Вы там живы? — прогремело от Шибусавы на весь замок. Да уж, вот кто голосом не обделён.       Дазай же раздражительно фыркнул, отпуская девушку из своих «объятий». Та накинула на себя плащ, сняла крабик с косы, надела шапку, и уже хотела уходить, но Осаму вдруг резко (прим. Марии: и больно) притянул её за волосы и прошептал ей:       — Мы обязательно продолжим.