***
Кажется, они с самого начала были на шаг назад. Не Михаил был главным антагонистом в этой истории, а Лилит. Это была ее идея украсть престол у бывшего мужа. Она лишь нашла отражение своих желаний в Михаиле и с тех пор умело дергала за веревочки, словно кукловод, тем самым оставаясь в тени. Хуже всего, что Кассандра понадобилась ей не просто так. И дело было не в том, что формально та имела притязания на престол. Ох, нет. За долгие годы заключения, Лилит изучила множество легенд и предсказаний и, кажется, одно из них было про Ламию и Кассандру. Две дочери, похожие как две капли воды, но разные как Рай и Ад, рожденные от истинной любви ангела, ставшего первым Дьяволом и основавшего Эдем. Одна получит все, другая ничего. Двойники без сходства. Две судьбы, погубленные еще в утробе. Одна заберет в себя всю силу и душу, вторая же станет пустым сосудом, постепенно копящим в себе наследие предков. - Хочешь сказать, за все это время ваш отец не удосужился проверить правдивость этой легенды?! – взорвался Дин, хлопая кулаком по столу. Для своего рассказа Ламия привела всех на кухню. Во-первых, так она не видела труп Захарии, который уже начинал вонять. Во-вторых, ей нужно было выпить, очень много выпить, прежде чем переварить навалившийся на нее пиздец мирового масштаба. - Таких легенд тысячи. Тем более, никто и подумать не мог, что у меня может быть душа… - прошептала Ламия, залпом осушая стопку виски. – Наша мать не была чистокровным демоном, она ведьма, попавшая в Ад и переродившаяся демоном. Только это должно было в щепки разрушить остатки ее души, уцелевшие от черной магии. Никто не думал… Черт, отец предполагал, что в Кассандре взыграли гены матери, поэтому, находясь в утробе, я вытянула из нее всю демоническую энергию, а она в свою очередь родилась человеком. С душой. Тысячи лет и Ламия, и ее отец были полностью уверены, что пророчество не сбылось. Произошла ошибка. Осечка. Да все что угодно. Они же с Кассандрой даже внешне были не похожи, а там говорилось про две капли воды… - Вы же сами прекрасно знаете, что у демонов нет души. Не должно быть, - мгновенно исправила себя Ламия, скрывая ужас за очередным глотком виски. Она все еще не могла даже мысли допустить о том, что часть материнской человечности проросла именно в ней. – Это только мешает. Мы воины, прежде всего, без чувства вины и морали. А я… Меня с детства учили убивать и у меня получалось, понимаете? Маленькая девочка, наблюдающая днем мучительные смерти, а ночью сладко спящая в своей кроватки без единого кошмара. О какой вообще душе может идти речь? Сама от себя не ожидая, Ламия истерично рассмеялась, отказываясь воспринимать происходящее всерьез. Ей было 8, когда отец заставил ее перерезать горло мальчишке, который толкнул ее. И сделав это, Ламия жалела лишь о том, что придется выкинуть ее любимое платьице принцессы, которое теперь было запятнано кровью. Она не плакала, не жалела, ее не рвало при виде маленького, лишенного жизни тела, Ламия восприняла это как должное. Ведь она – Наследница Ада, она должна быть жесткой и хладнокровной. Дин молча придвинул ее стул ближе к себе и накрыл трясущиеся руки своими. Сэм подлил им всем еще виски. Они успели обсудить стратегию, планы, Гавриил даже уже покинул их, чтобы доложить об этом Люциферу. Напоследок он лишь сделал одну вещь, которая разделила жизни Ламии на до и после. Сделал то, что никогда не делал раньше – заглянул внутрь нее и обнаружил прекрасную душу. О чем и сказал, уходя, зная, что его племяннице нужна сейчас отнюдь не его поддержка. - Как это вообще возможно? Мы следили за Кассандрой! Она плакала, когда в мультиках кто-то умирал. Жалела птиц со сломанными крыльями, которые больше никогда не увидят неба. Всегда искренне вам улыбалась и хохотала, - вспоминала Ламия, отчаянно не понимая, где же был хотя бы намек на их истинную природу. – Как человек без души был способен на такое? - Также как и ты с душой смогла стать солдатом, - ответил ей Сэм, когда стало понятно, что Ламие больше нечего сказать. – Я тебе сейчас скажу одну очень простую вещь, но пообещай, что ты над ней задумаешься, ладно? - Обещаю, - нахмурилась Ламия, но все-таки согласилась. - Люди не рождаются плохими или хорошими, Ламия. Это совокупность множества факторов. Воспитания, окружения, ценностей. Вас с Кассандрой воспитывали совершенно по-разному, поэтому никто и не мог разглядеть отсутствие души у Кассандры и ее присутствие у тебя. Слова Сэма имели смысл. Да, конечно, черт возьми, имели. Ламия не была идиоткой, и сама это прекрасно понимала. Но одно дело понимать, а совершенно другое принимать… - И что мне теперь делать? Открывать благотворительные фонды для больных раком и ходить на митинги с плакатом «Мир без войны»?! - Ага, а по выходным навещай детишек в детских домах, - посоветовал ей Дин, за что получил сразу два уничтожающих взгляда. Один от дьяволицы, второй от брата. – Ты это ты, Ламия. Наличие или отсутствие у тебя души не должно заставлять тебя чувствовать себя иначе. Тысячи лет тебя это никак не тревожило, что должно измениться сейчас? - Не знаю… - горько усмехнулась Ламия. – Теперь я просто знаю, что она у меня есть. И эта мысль не дает мне покоя. Ламие тяжело давался этот разговор. Она не понимала, что она творит, почему делится своими переживаниями с Винчестерами. Она привыкла держать чувства на замке даже с самыми близкими. Но при этом, прямо сейчас, она готова вывернуть себя наизнанку перед людьми, которые еще пару месяцев назад ненавидели ее. - Тебе это как-то помешало, когда ты расправлялась с Захарией? – спросил ее Дин. – Чувствовала сочувствие? Или, может, сожаление? - Я была рада, что этот сукин сын, наконец, получил по заслугам! Дин и Сэм победно улыбнулись. Что и требовалось доказать! - Ты все еще ты, Лам, - кивнул ей Дин, надеясь, что на это раз она его услышит. – Душа была частью тебя с самого рождения и, уж прости, но не думаю, что теперь, когда ты о ней знаешь, ты станешь хоть на йоту добрее. Смешок вырвался из Ламии быстрее, чем она бы успела это осознать. А спустя всего несколько секунд вся кухня наполнилась дружным смехом. Добрее Ламия уж точно не станет. Вот как Дина под столом пнула за его комментарий. Но, кажется, ее начало понемногу отпускать. В конце концов, душа это просто душа. У дьяволицы еще будет полно времени обдумать, что с этим дальше делать. А сейчас у них есть одна проблема, которая ждать не будет: - Кассандра – пророк, - тяжело вздохнула Ламия. – Это говорится и в пророчестве, и в воспоминаниях Захарии. Это, пожалуй, была самая дерьмовая новость из всех. Как минимум, потому что до этого момента все они были свято уверены, что Кассандра не обладает никакой силой. А как максимум, это пророк все время был у них под носом, но они его упустили. - Насколько это плохо? – хмурясь, спросил Сэм. Они с братом хорошо помнили судьбу Кевина Трена. И чем в итоге закончилась его жизнь. А теперь, в какой-то мере, его место заняла Кассандра, которая, вряд ли, вообще понимает, что это может для нее значить. - Очень, - вздохнула Ламия. – Не просто так пророки тусуются на Земле. Слишком большой соблазн для обеих сторон перетянуть пророка на свою сторону. А Кассандра там хуже слепого котенка. Лилит с легкостью может подчинить ее волю своей. - Тем самым начать диктовать свои собственные правила, - догадался Дин, на что Ламия только кивнула. Все было именно так. Стоит Лилит доказать, что Кассандра – настоящий пророк, озвучивающий волю Господа, обе стороны прислушаются к этому. И уж точно никому в голову не придет проверять, а не вмешалась ли Лилит в эти процессы. - Из хороших новостей, дар в Кассандре еще не пробудился. Ни Михаил, ни Лилит не знают, что с этим делать. Нам пока остается только надеяться, что он не проснется до тех пор, пока отец не придумает, что с этим делать. О том, что в сложившихся обстоятельствах, будет вполне оправданно пожертвовать жизнью Кассандры, Ламия предусмотрительно промолчала. Винчестеры слишком привязаны к ее сестре и сделают все, чтобы помочь ее, даже не смотря на предательство. Ламия же такой красотой души не отличалась. Если ей выпадет возможность вонзить нож в сердце сестры, она непременно сделает это, чтобы сохранить равновесие. Тем более, не она станет первой сестрой, нанесшей удар.***
Возиться с трупом Захарии оставили Сэма. Ламия успела дать лишь парочку дельных советов, прежде чем Дин уволок ее в сторону своей машины и велел заткнуться, пока он не передумал. Поэтому теперь они направлялись в сторону Канзас-Сити прямиком в пылающий закат. - Винчестер, а Винчестер, скажи честно, надеешься дождаться наступления тьмы и спустить меня в канализацию? – спустя 15 минут тишины не выдержала Ламия. В динамиках Детки играла уже знакомая «Highway to Hell» и нехотя дьяволица начала даже подпевать известной группе, но вопросов к Дину у нее сейчас было все-таки слишком много. - Лучше, - расплылся в улыбке Дин. – Собираюсь накормить тебя уличной едой. Сомневаюсь, что твой желудок принцессы справится с такой пищей. Ламия удивленно уставилась на Дина, ожидая, что это окажется его очередная шуточка. Но он действительно остановил машину недалеко от центра города и протянул Ламие руку: - Прошу. Ламия усмехнулась, но руку приняла. Несмотря на то, что в бункере она живет уже довольно давно, сам Канзас она видела только вскользь. Ох, и, кажется, он неплохо так изменился по сравнению с прошлым столетием. - Какой коварный план, Дин, - протянула Ламия. – А я-то думала, как лучше расправляться со своими врагами. - Рад быть полезен, - подмигнул ей Дин. – А будешь много болтать, накормлю тебя в следующий раз хот-догами с заправки. Проходящая мимо парочка удивленно на них посмотрела. Но ни Дина, ни Ламию это сильно не волновало. Забота о чужом мнении давно перестала быть их первоочередной задачей. - Сдаюсь, - подняла руки в капитулирующем жесте Ламия, громко смеясь. – Давай, покажи, чем вы, людишки, обычно питаетесь. - Поверь мне, ты останешься в восторге. И Дин не соврал. Он притащил Ламию на открытый маркет, который кишел всяким разным фастфудом. У дьяволицы от такого изобилия голова пошла кругом, но Винчестер попросил довериться его вкусу и набрал им целую гору всякой еды. Что-что, а такое Ламия в своей жизни действительно не пробовала, поэтому с диким рвением набросилась на пиццу, бургеры, сырные палочки и другие прелести этой жизни. И когда их животы оказались наполнены до предела, а разум Ламии отказывался воспринимать то количество углеводов, которое она съела за раз, Дин схватил контейнер с картошкой фри и потянул Ламию гулять по вечернему городу. - С соусом будет вкуснее, - посоветовал Винчестер, глядя на то, как Ламия таскает его картошку. Сделав как сказал охотник, Ламия засунула картошину в рот и застонала от удовольствия. Ее вкусовые рецепторы сегодня точно в раю. - Никогда не думала, что скажу это об остывшей картошке с кисло-сладким соусом, но это просто божественно! Дин усмехнулся, отдавая ей все остатки. Его план удался. Впервые за несколько недель Ламия смогла расслабиться. Вряд ли она сама могла это отследить в своем поведении, но после ссоры с отцом она стала излишне нервной и вымотанной. А это был парадокс, ведь Люцифер снял с дочери все обязанности, вот только ее рвение докопаться до истины с того момента лишь удвоилось. - Не хочу возвращаться в бункер, пошли еще погуляем, - совершенно по-детски попросила Ламия, утягивая Дина прочь от машины. - Боишься Сэмми еще не успел убрать все следы твоей кровавой вечеринки? – усмехнулся Дин, но возражать не стал. Ему тоже хотелось продлить этот момент еще ненадолго. - Неа. Оказывается, с тобой приятно проводить время, Винчестер. Когда ты не ведешь себя как самовлюбленный придурок, конечно, - пожала плечами Ламия, будто бы это не она только что призналась, что ей нравится проводить с ним время. – Жаль, что это случается крайне редко. - Кто-бы говорил. Сучка! Ламия лишь усмехнулась. Она и не спорит. Она сучка, самая настоящая. И ей это нравится. Да и кое-кому, кажется, тоже. Поблуждав в парке, они вышли к водоему. Ламия хотела пройти мимо, любовью к воде она никогда не отличалась, но перед ее взором открылась картина на двух лебедей, плавающих в этом несчастном пруду. Как по заказу. Один лебедь черный, второй – белый. А вместе прямо-таки олицетворяют гармонию и любовь. - Сравнишь нас с лебедями – сверну шею, - пообещала Ламия, как только увидела, что Дин собирается открыть рот. Но он уже привык к подобным выпадам Ламии, и они его нисколько не сбивали с толку. Дин, скорее, начинал волноваться, когда Ламия становилась излишне тихая и спокойная. Вот тогда дело пахло керосином. Либо она придумывает план по захвату мира, либо ей плохо до такой степени, что ее внутреннее «я» не дает о себе знать. - Как я мог, - развел руками Дин, хитро улыбаясь. – Где ты, а где лебеди. Максимум стервятник. - Сам то! Лебеди, чтобы ты знал, однолюбы. Они находят себе пару один раз и на всю жизнь. А если партнер погибает, они страдают до конца своих дней. Или вообще насмерть разбиваются о водную гладь. А ты не лебедь, Дин, ты проститутка в мужском обличии. Речь Ламии практически тронула его. Винчестер понятия не имел, откуда она все это знает. Но ее конец… - Умеешь же ты все испортить, - рассмеялся Дин, утягиваю Ламия в свои объятия. Между ними творилось что-то непонятное и никто из них не желал хоть как-то это клеймить, но сейчас Дин чувствовал иррациональную потребность прижаться к Ламие как можно теснее и никуда ее не отпускать. Просто знать, что она здесь, рядом. Чувствуя тепло, исходящее от Дина, Ламия расслабилась. Ей тоже было хорошо, хотя здравая часть ее мозга вопила, что он охотник и им не следует сближаться. Однако с каждым днем проведенным вместе Ламия доверяла Дину все больше. Чувствовала потребность именно в его обществе. Он понимал ее. Ламие было не надо объяснять, что она чувствует или почему делает то или иное действие. Винчестер молчал, ничего не говорил вслух, но разделял с ней каждую пережитую эмоцию. - Как думаешь… - начала говорить Ламия, но теплые губы не дали ей закончить. Дин целовал жадно. Собственнически. Раз за разом доказывая, что Ламия его. Прижав дьяволицу к стволу дерева, он зажал ее между ним и своим разгоряченным телом, чтобы продолжить терзать рот своими поцелуями. Ламия с готовностью откликалась на каждое прикосновение Дина. Она горела. Она нуждалась в нем. И когда воздуха совсем не осталось, она оторвалась от охотника, чтобы взять передышку и тут же почувствовала его губы на своей шеи. Дин целовал, лизал, кусал, ставил собственнические метки и потом зализывал места, где расцветали синяки. Все стоп-краны разом отказали. Он, наконец, получил эту девушку. Сжимая талию Ламии в руках, Винчестер перешел к ключицам, кусая и оттягивая тонкую кожу на них. - Дииин, - простонала Ламия, не в силах больше сдерживать себя. - Тише, детка. Не надо так сладко стонать, - прошептал ей прямо в ухо Дин, опаляя его горячим дыханием. – Я ведь могу и не сдержаться. - Заткнись и целуй меня! Вернувшись снова к ее губам, Дин с еще большим рвением принялся целовать ее, пронимая языком в рот и сплетаясь в страстном танце с языком Ламии. Крышесносная девчонка! Не будь они в центре парка, Дин бы ни за что не остановился на одних только поцелуях.***
Когда на улицах Канзаса уже окончательно потемнело, а Дину с Ламией пришлось удирать от полиции, которая производила вечерний обход парка перед закрытием и застала их весьма в двусмысленной позе, черная Шеврале Импала неслась по дороге обратно в бункер. На весь салон снова орала неизменная «Highway to Hell». Ламия во весь голос подпевала песне, а ее ноги были закинуты на торпеду машины. Дин не ругался. Сам себе обещая, что это первый и последний раз, когда он позволяет Ламие закидывать ноги на свою Детку. И только по той причине, что у них двоих слишком хорошее настроение, чтобы портить его бессмысленными ссорами. Но и Дин, и Ламия прекрасно знали, что с сегодняшнего дня она будет ездить в его машине исключительно таким образом. И не завтра, не послезавтра и даже не через месяц Дин ничего ей не скажет.