Скрипка

Герр Картман торопливо зашагал прочь от лагеря. Ему было отчаянно необходимо создать дистанцию между собой и рыжеволосым евреем. Ему нужно было избегать и не смотреть на него больше никогда. Иначе, боялся он, ему не остановиться. Он боялся, что сделает всё, чтобы вернуть этого еврея, и нарушит все правила, поставив под угрозу собственную карьеру. Свою собственную безопасность. Своё собственное здравомыслие. Отправить рыжего обратно в лагерь было самым сложным решением в его жизни. Он не мог точно объяснить почему, но понимал, что в этом еврее всегда было что-то, что его привлекало. И это было немалым достижением. Кайл был единственным и неповторимым исключением. Евреи всегда вызывали у него только отвращение, раздражение и ярость. Но этот очаровывал его с самого первого дня. Только сейчас Герр Картман понял, что был обречён с того самого момента, как заглянул в эти прекрасные зеленые глаза. Потому как его очаровал их цвет. Его завораживало то количество внутренней силы, которое он в них видел. Только сейчас он понял, что все те пытки, которым он подвергал Кайла в эти суровые зимние месяцы, были его способом получить что-то от мальчика. Ему нравилось смотреть, как Кайл борется. Ему нравилось смотреть, как он превозмогает себя. И он смаковал каждый триумф. Только сейчас Герр Картман понял, что всё это время он восхищался им. Это было восхищение упорством этого еврея, его непрерывной борьбой за выживание. Именно поэтому он всегда испытывал любопытство, а не злость, когда Кайл маленькими, но ловкими трюками облегчал себе жизнь. А потом был званый вечер. Как прекрасно выглядел Кайл. Как пленительна была его улыбка, как мелодично звучал его смех, как грациозны были его движения, когда он играл на скрипке. Жирный нацист сам подписал себе смертный приговор, когда решил трахнуть еврея. Ведь если раньше он был очарован, то теперь он был покорён. Прикосновения, поцелуи, растущая потребность быть вместе, быть одним целым, тихие стоны и приятные крики – всё это сжигало его душу. Его сердце плакало по нему, а тело жаждало его. Но чем больше Герр Картман желал Кайла, тем больше он его избегал. Потому что то, чего он желал, было невозможно. Дни проходили слишком медленно, а от Крейга не приходило никаких новостей. Пока Герр Картман с нетерпением ждал, когда его переведут и он покинет эту дыру, ему приходилось заполнять своё время всевозможными поручениями, чтобы отвлечься. Чтобы его мысли были заняты другими вещами, а не Кайлом. Каждый день он отправлялся на рабочие поля и ловко избегал рыжеволосого еврея. Весь свой гнев и разочарование он проецировал на других евреев, ведя себя еще более жестоко и мерзко, чем раньше. Потому что его мучало. Мучало за то, что его так тянуло к Кайлу. За то, что избегал его. За то, что так сильно тосковал по нему. За то, что запретил себе владеть им. И за то, что он терзал себя каждый день в ожидании, когда же пройдут долгие часы, в ожидании, когда эта дрянная бумажка попадёт к нему в руки. Он проверил список некрологов с колотящимся сердцем и вздохнул от облегчения, когда в нём не оказалось одного конкретного имени. Время шло слишком медленно. Наступила весна. Тёплые и прекрасные дни дразнили его подавленное сердце. Казалось, что он пребывал в трауре. Часто, во время одиноких и бессонных ночей, Герр Картман бродил один по дому. Каким-то образом он всегда оказывался сидящим на кожаном диване в своём кабинете, держа на коленях деревянную коробку. Он никогда не открывал её. Скрипка внутри была не его, и он не мог к ней прикасаться. Скрипка не должна была принадлежать никому, кроме Кайла. Поэтому коробку всегда преданно возвращали в угол, где она терпеливо ждала, когда на ней снова начнут играть.

***

Сегодня был день отбора. Раз в триместр Герр Картман организовывал это важное мероприятие, на котором врач решал, годны ли еще евреи к работе или готовы к смерти. Присутствие Герра Картмана во время отбора имело решающее значение. Сегодня у толстого нациста были две основные цели. Первая – проследить, чтобы не возникло никаких инцидентов. Вторая – убедиться, что один определённый еврей не будет назначен к депортации. Отбор начался. Солдаты занимали стратегически выгодные позиции. Их функция заключалась в том, чтобы запугивать евреев и следить за тем, чтобы никто не пытался сопротивляться, драться или убегать. До Герра Картмана доходили слухи о других лагерях, где всё заканчивалось плохо, и этого он хотел избежать любой ценой. Порядок должен поддерживаться. У Герра Картмана был чистый послужной список. И он намеревался его сохранить. Толстый нацист наблюдал, как мужчины евреи бегут по невидимой траектории. Ему нравился этот отбор. Это была крайняя форма унижения и запугивания, которой подвергались бессильные евреи. С них срывали одежду и заставляли бегать голыми. Ночью прошел дождь, поэтому земля была мокрой. Ноги во время бега утопали в мягкой грязи, и иногда евреи поскальзывались на ней. Каждый солдат, стоявший на поле, представлял собой точку трассы, ориентир для поворота и смены направления. Евреи старательно бежали друг за другом, повторяя следы друг друга, так что невидимый путь можно было проследить. Они всегда останавливались возле доктора, который быстро оглядывал бегущего. Несколько секунд оценивающего взгляда определяли, будет ли жизнь еврея продлена или угаснет. Грузовой поезд ждал слишком ослабших и больных евреев, чтобы перевезти их в Польшу, в один из лагерей уничтожения. Герр Картман знал, что среди заключенных Дахау уже поползли слухи. В конце концов, были евреи, пережившие несколько отборов. Они знали, что те, кого отправляли на левую сторону, никогда не возвращались в лагерь. Но нацист также знал, что в человеческой природе заложено отрицание такой однозначной реальности. Многие предпочитали верить, что их отправили в другой трудовой лагерь. Легче было поверить в более гладкую фальшивую реальность, чем в жестокую настоящую. В какой-то момент он увидел, как между массой людей пролетела красная дымка. Сердце заколотилось, и глаза проследили за бегущим мальчиком всю оставшуюся дорогу. Он был рад, что тот не похудел ещё больше и бежал легко. Он видел, что мальчик был в хорошей физической форме, а его румяные щеки были достаточным доказательством для доктора, чтобы оставить его в живых. Его подозрения подтвердились. Доктор едва взглянул на мальчика и отправил его в правую часть, где ему выдали новую форму. Герр Картман вздохнул с облегчением и продолжил наблюдение уже более спокойно. Время от времени он бросал взгляд в сторону Кайла. Он видел, как еврей встретил темноволосого ребёнка и обнял его. Его младший брат. Мальчик, который доносил на хозяина скрипки. Не очень-то смышлёный ребенок, подумал про себя нацист. Его взгляд вернулся к отбору. Всё шло хорошо и гладко. Мужчины были разделены. Одних отправляли направо, других – налево. Никто не смел прерывать трассу. Приказы просто выполнялись. Никто не останавливался, чтобы подумать, почему произошло разделение. Как и о его последствиях. Никто особо не замечал нависшую над ними тень смерти. И вдруг раздался крик. Это был не вульгарный крик. Это было выражение ужаса, агонии, отчаяния. Глаза Герра Картмана снова обратились к тому месту, где он в последний раз видел Кайла. Его сердце чуть не выпрыгнуло из горла. Крик исходил от рыжего. Герр Картман с ужасом наблюдал, как рыжеволосый еврей бежит обратно к полю, крича "Папа" во всю мощь своих легких. Времени на раздумья не было. Ему нужно было действовать быстро. Поэтому он поспешил в сторону Кайла, в то время как мир, казалось, двигался в замедленной съемке. Герр Картман увидел, что Кайл бежит быстро. Все инстинктивно повернули головы в сторону источника отчаянных криков. Но никто, казалось, не обращал внимания. Евреи продолжали бежать, а нацисты – их охранять. Одному солдату удалось преградить Кайлу путь, оттащив его назад своими сильными руками. Но рыжий был вне себя от злости. Паника и истерия овладели им. Поэтому он яростно боролся, одновременно вызывая к своему отцу. Тогда солдат ударил Кайла по спине своей винтовкой, так что мальчик упал лицом в грязь. Герр Картман увидел, как темноволосый мальчик бросился к своему старшему брату. Затем он услышал мужской голос, зовущий Кайла. Герр Картман повернул голову в сторону источника голоса и узнал лысого мужчину средних лет. Это был отец Кайла. Он стоял в левой части дорожки. В этот момент толстый нацист понял причину отчаянного поведения юного еврея. Времени на раздумья не было. Он бросился к Кайлу.