Эхо в тишине

— Себастьян… — небольшая пауза. — Пойдем в «Три метлы»? — Снимешь нам номер? — Самый дорогой. Себастьян потерся носом о шею Оминиса. — Давай еще посидим так немного. — Хорошо. Солнечные лучи нагревали тонкую одежду, щекотали открытую кожу, проникали глубже, в самое сердце. И только вода, омывающая болтающиеся ноги, помогала хоть как-то балансировать градус тела, чтобы полностью не сгореть в объятиях Оминиса, который молча сжимал пальцы на плече Себастьяна и медленно и глубоко дышал, задерживая выдох на пару секунд дольше, чем следовало. Спустя какое-то время он едва слышно стал напевать незнакомую мелодию. — Что это? — спросил Себастьян, приподнимая голову. — Не знаю. Сочиняю новую? — Мне нравится. Как назовешь? — Ммм… «Летняя соната»? — вырвался смешок. Себастьян заулыбался, потянулся губами к подбородку, слегка прикусил. Послышался шум позади. Кто-то вышел из «Кабаньей головы». Оминис резко одернул руку, отсел на полметра в сторону. Себастьян бросил взгляд на нарушителя спокойствия. Им оказался трактирщик, который вынес пустой бочонок из-под пива, поставил его рядом с пабом, вытер руки об замызганный фартук и зашел обратно, хлопая косой дверью. Ничего необычного и, казалось, что он даже не обратил никакого внимания на двух молодых людей, сидящих на пристани слишком близко друг к другу. — Пойдем? — предложил Оминис, поднимаясь на ноги. Слизеринцы дошли до паба Сироны. Людей внутри оказалось не меньше, чем снаружи. Возле пустого камина на высоком барном стуле сидела рыжеволосая девушка-бард. Она играла на лютне и пела высоким, почти ангельским, голосом. Вокруг нее собралась приличная толпа слушателей, которая приподнимала пинту пенного каждый раз, когда начинался припев. Оминис подошел к Сироне, положил несколько монет на барную стойку. Она ему улыбнулась, вручила ключ и повернулась дальше наливать напитки с помощью волшебной палочки. — Нам на третий этаж. Третья дверь слева. И будет лучше, если мы поднимемся не вместе, — сказал Гонт по возвращению. — Оставишь дверь открытой? — посмотрел Себастьян на потертый металлический предмет. — Нет, придется тебе забираться через окно, — Оминис еле сдержался, чтоб не засмеяться, прикрывая рот сжатой рукой. — Конечно, оставлю. Он поднялся наверх. А Себастьян несколько минут подпирал стену в пабе, слушая приятную ласкающую уши струнную мелодию, прежде чем пойти следом. Найдя на третьем этаже нужную дверь, неуверенно приоткрыл, оглядываясь по сторонам. Внутри его встретила просторная светлая комната: справа находилась большая двухместная кровать с красным постельным бельем, на нее падал солнечный свет от окна, украшенного длинными синими шторами с золотой бахромой по бокам, слева стояли два бордовых кресла и низкий столик из темного дерева, на котором в стакане тлели ароматические палочки, выпуская извивающуюся струйку дыма. Оминис вышел из, по-видимому, уборной, вытирая мокрое лицо и шею полотенцем. Он уже снял шляпу и расстегнул пару пуговиц на рубашке. Отчего-то Себастьян, видя это, начал заметно волноваться. Все в этом номере кричало о том, что будет это. На этот раз точно. Без полумер. Брошенные на эмоциях «я тебя хочу» теперь заставляли испытать волну стыда, которая пробежала холодным потом по спине. Испытывает ли сейчас Оминис что-нибудь подобное? — М-мне страшно представить во сколько тебе обошелся этот номер, — Себастьян подал дерганый голос, закрывая за собой дверь. — Тебе он не нравится? — Оминис подошел ближе, забрасывая полотенце на плечо. — Странно видеть такое в «Трех метлах». Чувствую себя куртизанкой с улицы красных фонарей, которую снял богатенький аристократ, — хмыкнул Себастьян. — Тогда мне положено заплатить за твои услуги? — Уточните, пожалуйста, мистер Гонт, какие услуги вам интересны. Расценки разные, — вошел в роль Себастьян. — Хочу, для начала, чтобы ты искупал меня в ванной. — Оминис кивнул в сторону комнаты из которой недавно вышел. — Сколько это будет стоить? Для начала. Этот игривый легкий флирт с каждым словом испарял нарастающее до этого волнение. Будь, что будет. Себастьян обнял Оминиса за талию, резко притянул к себе, поцеловал мягкие и мокрые от воды губы, еще и еще, становясь сильнее и напористее с каждым движением. Просунул горячий язык внутрь, с готовностью принятый влажным теплом. Услышал протяжный и отчетливый стон, который тут же заставил руки гулять по спине, сминать ткань светлой рубашки, очерчивать линии лопаток и выступающих позвонков. Он перебрался мелкими щекочущими поцелуями на щеку и подбородок. Оставил языком на шее липкую длинную дорожку. — Оплачено. — Довольно облизнулся Себастьян, отстраняясь. — Не знал, что можно воспользоваться бартером, — раскрасневшимися губами ответил Оминис, склоняя голову на бок. — Следующая услуга будет стоить дороже. — Я подумаю, что дать взамен. Себастьян поглаживал его за талию; разглядывал полуприкрытые глаза и румяные щеки. Велико было желание снова прильнуть к припухшим от поцелуев губам. Но маленький спектакль хотелось доиграть. — Вам с пеной или без? — Без. Себастьян выпустил Оминиса из объятий, не сдержавшись при этом напоследок звонко чмокнуть в лоб. Отправился в ванную комнату, которая по размеру была всего лишь вполовину меньше спальни. Почти посередине красовалась большая ванна из белого фаянса на позолоченных закругленных ножках. Слева висело круглое зеркало в латунной резной раме. Себастьян подошел к нему, всматриваясь в свое отражение — выглядел он не лучше Оминиса: пунцовые щеки и губы, глаза затянутые черной поволокой, а волосы отчего-то взъерошены. Он открутил кран, наклонился к холодной проточной воде. Она приятно освежила лицо, голову и шею. Сбежавшие капли стекали на пол, разбиваясь об кафель. Себастьян расстегнул пуговицы на рубашке, когда почувствовал, что намочил воротник. Снял ее, бросил на пол. Рассмотрел наполовину обнаженное поджарое тело в зеркале, отойдя чуть подальше для лучшего ракурса: плечи и спина, усыпанные веснушками, стройный рельефный торс, очевидно появившийся после дуэльного клуба и игры в квиддич, немного выступающие ребра и ключицы. Определенно, в данный момент, он себе нравился. И как ему захотелось, чтобы Оминис прикоснулся к нему, почувствовал каждую мышцу и косточку. Обследовал тело, как тогда лицо. По сантиметру, тщательно, как следует. И не только руками. Так хотелось. Оминис осторожно показался из-за двери. — Себастьян? — он подошел ближе, положил ладонь на чужую грудь, одернул, видимо, удивившись нагой коже, но затем медленно вернул. Сердце под его рукой забилось быстрее, чем следовало. — Волнуешься? — Да, — признался Сэллоу, обхватывая его запястье. — А ты? — Очень. — Мы можем остановиться. — Нет. Глаза Оминиса горели небесно-голубым цветом. Они всегда были такими яркими и завораживающими? Наверное, да, всегда, но сегодня особенно. Несмотря на то, что взгляд Гонта направлен в сторону, Себастьян чувствовал его на себе. Прямо в своих глазах. — Раздеть тебя? — спросил он непривычно севшим голосом. — Я сам. Себастьян повернулся к ванне, открутил два вентиля, отрегулировал приятную для тела температуру воды, шум которой моментально заполонил все помещение, отскакивая звенящим эхом от стен. Пальцы Оминиса неспешно проскользили по рубашке, вынимая пуговицы из петель. Скинули ее вниз, но аккуратно. При любом другом случае, он бы свернул ее в несколько раз и любезно пригладил рукой, кладя на ближайший комод, но не сейчас. Себастьян завороженно наблюдал за ним, присев и опершись ладонями на край ванны. Держался, как мог, чтобы не впиться жалящими поцелуями в шею и плечи. Ниже. И ниже. Он ласкал глазами, поедал, как самый спелый фрукт, наслаждался каждым движением и шорохом одежды. Чувствовал, как напряжение в паху давит на брюки. Пальцы Оминиса спустились на шорты без ремня, расстегнули ширинку, стянули их вниз вместе с нижним бельем. Ноги помогли избавиться от обуви. Оминис стоял полностью обнаженный, но не стеснялся, не прятался. Ожидал. — У тебя очень красивое тело, — пробился голос Себастьяна через плеск воды. — Спасибо. Могу я… посмотреть твое? — Гонт подошел так близко, что Сэллоу показалось, что он сейчас свалится в ванну. — Я его трогал лишь урывками. — Можешь делать с ним все, что захочешь. Оминис коснулся его плеч, сжал твердые мышцы, спустился к предплечью и ниже до кончиков пальцев. Обвил с двух сторон шею, нажимая на выступающий кадык, очертил ключицы, надавливая в ямку между ними. Себастьян напрягся всем телом, чтобы ощущаться в руках Оминиса как можно мужественнее. Гонт осязаемо щекотал подушечками ребра, чувствительные бока и зону возле подмышек. Переместился на грудь, обхватывая ее и сжимая несколько раз. Зацепил вставшие соски, погладил их, несильно оттянул. Сначала один, затем второй. Исследовал кубики пресса и впалый пупок, дотронулся до дорожки волос, идущей под брюки. Себастьян почувствовал, как по телу пробежал табун мурашек, ощетинивая все тело. — Тебе нравится? — поинтересовался Сэллоу. — Мое тело. — Даже слишком. Оминис расстегнул его ширинку, оттянул резинку трусов, вставший член звонко ударился о живот, оставляя на нем капельку сочащейся смазки. Длинные пальцы Гонта обхватили головку, помассировали круговыми движениями, растирая влагу. — Позволишь?.. — тихо спросил он. Себастьян не совсем понял вопрос. Рассеянным взглядом рассматривал Оминиса, который через несколько секунд поднес указательный палец к высунутому языку и вопросительно поднял брови. — Как я могу сказать «нет»? — Себастьян слез с края ванны, стянул друг об дружку ботинки, снял ненавистную оставшуюся одежду, кинул неглядя в угол комнаты. Оминис присел коленями на холодный узорчатый кафель, нащупал внутреннюю сторону бедра Себастьяна, поцеловал, перебрался пальцами повыше к поджавшейся мошонке, обхватил ее губами, нежно посасывая. Его рука сошлась кольцом на чужом члене, водя медленно вверх-вниз. Себастьян ловил вспышки перед глазами, ноги потрясывало от постоянной дрожи, а голова кружилась от слишком быстро нарастающего удовольствия. Он наблюдал, боясь пропустить хоть одно движение, хотел навсегда отпечатать этот момент в памяти. Схватился за светлые волосы, оттянул его голову назад, разглядывая полуприкрытые от возбуждения глаза. Врезался головкой члена в мягкую щеку, затем разомкнул ей мокрые от слюны губы, заставляя взять длину почти целиком. Несколько раз толкнулся, затем еще, увеличивая темп. Обхватил Оминиса за затылок, заставляя задержаться возле лобка. Тот протестующе застонал, упираясь руками в чужие бедра. — Извини. — Себастьян вышел из его рта, ласково поглаживая волосы на макушке. — Не сдержался. Гонт откашлялся. Откинул руку с головы, поднялся на ноги. — На пол, — скомандовал он. Себастьян, не раздумывая, подчинился. Пришло осознание, что член Оминиса был на пару сантиметров длиннее и чуть больше в обхвате, чем его собственный. Такой прямой, аккуратный и бледный с едва розоватой головкой. Аристократичный, как ни погляди. Гонт утыкался им в лицо, ерзал по губам, размазывая бесцветную смазку. Ждал, пока Себастьян сам возьмет его в рот. Но парень в ответ лишь лизал кончиком языка уздечку и уретральную дырочку. — Заставь меня, — улыбался Сэллоу. — Мистер Гонт. — Хочешь, чтобы я был грубым? — Оминис запустил руку в непослушные темные волосы и сжал кулак. — Да. Головка с силой проскользила внутрь почти до самого горла. Себастьян едва успел убрать зубы, обхватил основание его члена рукой, чтобы помочь себе, но получил удар по пальцам. — Без рук. Оминис стал двигать бедрами, с каждым разом все резче и быстрее. Рваные движения саднили горло, которое вскоре начало ритмично сокращаться в намеренных попытках сглотнуть, выбивали хриплые стоны и обильное количество слюны, которое с каждым новым рывком стекало по подбородку и капало на пол и колени. Себастьян подавлял рвотный рефлекс и старался ухватить хоть немного воздуха ртом, потому что нос, как назло, не справлялся. Все мысли исчезли из головы, скрылись за гранью новых острых ощущений, потерялись в болезненных прикосновениях, терпких запахах и собственном ноющем и мучительном возбуждении. Невыносимо. Приятно. — Мне прекратить? — послышалось сверху. — М-м-м, — промычал Сэллоу. Оминис освободил его рот. — Не понимаю. — Гонт поднял пальцами веснушчатый подбородок вверх. — Да. Нет, — невнятное уточнение хриплым тихим голосом. — Себастьян, определись. Да или нет. Себастьян ловил в легкие драгоценный воздух. Чувствовал, как из собственного дергающегося члена сочится вязкая смазка в ожидании долгожданной ласки. Ему определенно нравилось происходящее, нравился такой Оминис. — Прости. — Гонт потянулся к нему, нежно поцеловал в губы. — Поднимайся. И такой тоже. Вода начала литься через край ванны, заполняя собой холодный кафель. Себастьян встал на онемевшие ноги, дрожащими пальцами закрутил вентили. Внезапно тишина окутала все вокруг. Ее нарушали только далекие и глухие звуки музыкальных инструментов и слитый воедино гомон людей на первом этаже. Оминис обвил талию Себастьяна, снова привлекая в объятия. Целовал губы и шею, оставлял мокрые колкие укусы, облизал впадинку на выступающей ключице. Спустился ниже к часто вздымающемуся от сбитого дыхания животу и изнемогающему члену. Поцеловал головку, обвел ее по кругу языком. Вобрал в рот, плотно смыкая мягкие губы, помогал рукой оттягивать крайнюю плоть. Ускорялся, принимал в себя все больше длины. Себастьян лишь слегка покачивался бедрами и гладил его растрепанные пряди на макушке. Поглядывал на возбужденное раскрасневшееся до ушей лицо, на открытые глаза, которые будто пытаются смотреть наверх. На него. Гонт сейчас был невыносимо до безумия разгоряченный. Его язык, губы, даже пальцы — обжигали подобно кипящей магме. — Оминис, я скоро… Наэлектризованное тело будто обдало шальной искрой. Сэллоу с силой потянул светлые волосы назад. Оминис послушно отстранился, но продолжил интенсивно работать рукой, доводя до исступления, которое накрыло Себастьяна стремительной волной уже через мгновение, выплескивая сперму на чужие грудь и лицо. — Охренеть! — Себастьян задрал голову, прикрыл лицо рукой и издал приглушенный расслабленный стон. Пульс ударом молотка застучал в висках, а уши накрыло звоном. Этот оргазм был в десятки раз ярче, чем те, которые он доставлял себе сам. Потребовалось время, чтобы потерянное в эйфории сознание вернулось обратно в свое тело. Послышался плеск воды. Себастьян повернулся на шум. Оминис залез в ванную, ополоснул лицо, пригладил назад сбитые волосы. — А ты? — спросил Сэллоу. — Я уже кончил, Себастьян. Сразу после тебя. — Черт, я не видел твоего лица! — А я не видел твоего, — иронично ухмыльнулся Гонт, запрокидывая голову. — Все честно. Себастьян плюхнулся в воду с другой стороны, попытался найти удобную позу, но с виду большая ванная была слишком мала для двух высоких парней. Оминис запрокинул одну ногу ему на плечо, другую приткнул в бедро. Сэллоу, в свою очередь, уперся обеими ступнями куда-то в бока Гонта. — Очаровательно, — прокомментировал сие действие Оминис, щекоча щеку Себастьяна большим пальцем. — Очаровательно, — передразнил Сэллоу, заныривая ногой в его подмышку. Оминис звонко засмеялся, извился змейкой, стараясь увильнуть от щекотки. Захотел зеркально ответить вторжением в чувствительную область, но Себастьян крепко обхватил его щиколотку, притянул к губам и обдал горячим дыханием. Прошелся языком по изящной ступне, заставляя рефлекторно сжать на ней пальцы. — Себастьян? — удивленно позвал его Гонт. — Не сдержался. — Сколько раз ты еще не сдержишься сегодня? — Много. Оминис на несколько секунд застыл, мягко улыбаясь. Попытался убрать короткую выбившуюся прядку волос за ухо. Так кокетливо… — Расскажи мне что-нибудь о себе. То, чего я не знаю, — неожиданно попросил Гонт. — Например? — Какое твое любимое блюдо? — Яблочный пирог. И не смейся, — опередил он реакцию Оминиса. — Анна готовит его на наши дни рождения. Вместо торта. И он невероятно вкусный, каждый раз, как в первый. В следующем году надо будет угостить тебя, предварительно посыпав кусок солью, конечно же. — У меня не настолько изощренные вкусы, Себастьян. — Правда? Тогда удивительно, что я тебе понравился. — Из нас двоих, очевидно, что изощренные вкусы у тебя, а не у меня. Какая твоя любимая книга? — История магии том семнадцатый. Там так увлекательно описывается восстание гоблинов 1612-го года в Хогсмиде! Не мог оторваться. А если серьезно, то без понятия. Я так много читаю, что у меня любимые книги меняются каждый месяц. Из последних мне понравилась история про девушку магла, которая боролась с ветряными мельницами. Образно, конечно. — Мне нравятся люди, которые не хотят мириться с судьбой. — Оминис как-то печально задумался. — Какой твой любимый предмет в школе? — Предмет профессора Бинса? Ладно, ладно. Уже не смешно. Пусть будет защита от темных искусств. Там можно при свидетелях, но без последствий надрать Пруэтту его рыжий зад. — Тебе нравятся девушки? Себастьян удивился такому вопросу, ему казалось, что ответ заранее очевиден и прозрачен, как родниковая вода. — Нет, мне не нравятся девушки. Вернее, нравятся, но не в таком смысле, в каком нравишься ты. — Тогда почему ты пригласил ту девушку на Рождественский бал? — Потому что все так делали. Это просто танцы, Оминис. И я тогда не был уверен в том, что я… другой. В этом году я никого не приглашал, станцевал с Анной один танец, а потом весь вечер уплетал еду за фуршетным столом. — Какой твой любимый цвет? — Цвет? — Просто ответь. — Мне нравится цвет твоих глаз — цвет неба и моря. — А какой цвет глаз у Ларсона? Сердце на пару секунд остановилось, а потом помчалось галопом прочь из грудной клетки. Молчание затянулось подозрительно надолго, но беспорядочные мысли в голове никак не хотели собираться во внятный ответ. Рука, сжимающая лодыжку ослабила хватку, Оминис уперся ступней прямо на грудь. — Откуда ты знаешь? Про Ларсона. — Голос неестественно сжался. — Я знаю только то, что вы сблизились перед экзаменами. Случайно услышал, как он говорил кому-то — «Сегодня не могу, буду снова с Сэллоу на смотровой площадке». И, учитывая, что ты часто уходил куда-то примерно в одиннадцать вечера, мне было несложно сложить два и два. — Мы просто друзья. — Тогда почему твои мышцы так сильно напряжены, а сердце бешено бьется? — Оминис отвернулся, поджал губы и обнял себя руками. — Я думал, ты сейчас отшутишься, развеешь все мои сомнения, но ты так долго молчал, Себастьян. Так долго. — Что ты хочешь, чтобы я ответил? — Правду. Это так сложно? — Я сказал тебе правду. — Конечно. Знаешь, иногда я жалею, что у меня прекрасный слух, — болезненно ухмыльнулся Оминис. — Только теперь я понял, что имела ввиду Анна, когда сказала тебе как-то после занятий трансфигурации — «Правда они похожи? Заговори с ним, он же тебя не съест. Или съест, но…» — Хватит. Оминис вылез из ванны, напоследок несильно толкнув Себастьяна ногой в грудь. Стащил белое полотенце с вешалки и обернул вокруг талии. Нащупал на полу одежду и обувь, достал палочку из кармана шорт, «зажег» на ней красное свечение и покинул комнату. Себастьян накрыл лицо руками, надавил пальцами на глаза до появления черных пятен. Контраст между тем, что было всего пятнадцать минут назад и тем, что сейчас — начал мучительно душить. Теперь известно чуточку больше — Оминис ревнивый и даже слишком. Одевшись и выйдя в спальню, Себастьян заметил Гонта, который присел на край подоконника и скрестил руки. Вместо полотенца на нем уже были привычные рубашка и шорты. — Оминис, ты хочешь испортить потрясающий день? Себастьян подошел ближе. — Ты когда-нибудь задумывался, что будет с нами после выпуска? Себастьян так не хотел возвращаться к этому разговору. К этой бессмысленной клетке, в которую Оминис постоянно себя загоняет. Мечется в ней, как израненная птица в надежде найти помощь, но как только получает ее — ищет другую клетку. Еще меньше и с прутьями пошире прежних, чтобы солнечный свет точно не слепил невидящие глаза. — Я задумывался, — тихо продолжил Оминис. — Честно говоря, в последние дни я только об этом и думаю. И всегда наши отношения обрываются на том моменте, когда мы покидаем Хогвартс. — Это неправда. — Предлагаешь всю жизнь прятаться? — Нам не нужно прятаться. — О чем ты? — Мы можем сказать твоей семье правду. Расторгнуть помолвку. Это же не неминуемый конец света. Почему ты просто не можешь сказать своему отцу «Нет»? — Себастьян, ты такой наивный дурачок. В моей семье «просто» не бывает. Оминис вырвал острый прутик и вонзил ему глубоко под ребра. Открылась рана. — Оминис, ты хочешь сказать мне, что все, что между нами происходит для тебя просто подростковое увлечение, которое закончится с наступлением «взрослой» жизни? Что в конце седьмого курса ты бросишь меня, женишься на своей суженой и вы будете жить долго и счастливо? Я тебя правильно понял? — Знаешь, мне… Наверное, мне нужно побыть наедине, все обдумать… — Гонт поднялся, быстро сократил расстояние до входной двери, потянул за ручку, приоткрыл, но Себастьян резко захлопнул ее обратно, впечатывая кулак в дерево, которое тут же расползлось, образуя вмятину. — Давай на этот раз обдумаем вместе. Сколько еще раз ты будешь от меня убегать? Оминис поморщился и опустил голову. — Я не просил меня догонять. Рана увеличилась в ширину и длину, разорвала капилляры, вены и артерии, дотянулась до самого горла, прутик разветвился на сверлящие металлические щупальца, которые мгновенно окислили кровь. — Больше не буду. И проникли прямо в сердце.