Рай адских наслождений

— Как же стонет эта блядь, ха-ха! — раздаётся голос моего подчинённого. — Господин Ваал, да что вы с ней нежничаете? Глядите, как она уже изнывает от желания крепкого хуя! — А мне нравится, когда они начинают умолять, чтобы их начали трахать и дали кончить, — не соглашается с ним мой начальник. Как же мне хочется заткнуть уши и не слышать их. Но руки мои не подвластны мне. И тело моё предаёт меня. Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тьме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго. Падет от страны твоея тысяща, и тьма одесную тебе, к тебе же не приближится, обаче очима твоима смотриши, и воздаяние грешников узриши. — Всему своё время, друзья, — смеётся Ваал, но тут откидывается на спинку дивана так, что я практически лежу на нём. — Пока я готовлю твою вагину, давай покажем гостям, как она растягивается. На мгновение мне показалось, что я не только чувствую, но и вижу, как к двум пальцам добавляется ещё два и они начинают растягивать и тянуть в разные стороны сфинктер, демонстрируя не только растянутый анус, но и внутренности мои. Лишь мгновение спустя понимаю, что эту злую шутку со мной играет мой мозг, ведь я зажмурился. Но даже открыв глаза, я всё ещё словно бы вижу со стороны, как стоящие в зале люди видят мои внутренности. Видят, как подрагивают от редких спазмом мышцы ануса, и как под пальцами и промежности стекает какая-то жидкость. Очень не хочу верить, что это может быть что-то схожее на природную смазку женщин, но и что у меня жидкий стул думать не хочу. А Ваал тем временем продолжает играться с моей задницей. Он то отпускает сфинктер вынимая пальцы, то запихивает их обратно все четыре разом, и сначала елозя ими внутри, щекоча стенки кишки, а потом снова принимается растягивать сфинктер. И действо это вызывает столь противоречивые эмоции, что я начинаю сомневаться, которые из них принадлежат мне. С одной стороны я хочу, почувствовать его пальцы глубже, чтобы они огладили внутри всю прямую кишку. Чтобы достали до той глубинной точки, что так желает быть обласканной. А с другой мне тошно от этого, и страшно, потому что это настолько приятно, что хочется ещё и ещё. — Запомнила движение моих пальцев? А теперь слезай с меня и вставай на колени на пол, — резко прерывает свои действия Ваал, шлёпнув меня по заднице. От неожиданного шлепка я невольно охаю, а по залу разносится довольный смех. И снова мои попытки сопротивляться приказам этого демона, тщетны. Я всё равно выполняю сказанное им. — А теперь, — даже не потрудившись встать с дивана, Ваал расстёгивает ширинку и достаёт свой член, — поработай своим ртом, и пальцами своими продолжай свою дырку растягивать, — усмехается тот. — А, и стой так, чтобы зад твой гостям видно было. Ничего от них не скрывай, жёнушка. Нет! Не хочу. Пожалуйста. Господи, помилуй. Этого не может быть. Это всё сон. Это просто сон! Я опускаюсь лицом к его паху, оттопыривая задницу при этом. Руки мои сами тянутся к анусу, а пальцы проникают внутрь и растягивают мышцы. Но ощущения от моих пальцев совсем иные. Я будто бы не достаю до тех точек, которых касался Ваал. Но как бы не пытался я выгнуть спину, прикосновений этих мне мало. — Смотри, как пальцами двигает, ха-ха-ха! — Ага. Видимо, пальцы мужа куда лучше могут ублажить эту блядскую пизду, раз так пальцами шевелит. — А течёт с неё как, того и гляди, утопит всё! Смех разносится со всех сторон. Я пытаюсь сосредоточиться на звуке своего дыхания и клокочущего сердца. Лишь бы не слышать этих постыдных речей. Не знать, что они видят меня. Не думать о том, что они видят, как я сам еложу пальцами в своей же заднице, ибо это приносит облегчение и удовольствие. Господи, как же стыдно. Как же мне в глаза людям смотреть после? Я опускаюсь лицом ещё ниже, к расслабленному пенису, продолжая молиться о спасении и пробуждении. В нос ударяет стойкий запах явно не мытого тела. Мне одновременно хочется блевать, но вместо этого я вдыхаю глубже и от этого запаха у меня кружится голова. Аромат заполняет лёгкие так, что чудится мне, будто сам воздух состоит из этого аромата. Столь привлекательного и соблазнительного, что невольно тянусь ближе. Припадаю губами к голове пениса, скрытой под крайней плотью. Мой язык сам протискивается под кожу, доставая до головки. И принимаюсь лизать и обсасывать, оттягивая языком и губами крайнюю плоть, словно бы пытаюсь вскрыть чупа-чупс не повредив упаковку. Мерзкий солоноватый и терпкий привкус кажется мне таким вкусным, что я не могу оторваться. — Удели внимание не только головке, — Ваал давит на мою голову, заставляя опуститься ниже. Запах тут же становится гуще и я уже не могу вдохнуть ничего, кроме этого запаха. Лобковые волосы касаются моего лица, щекоча и вызывая неприятное чувство вместе с пустыми спазмами желудка. Тем не менее я принимаюсь хорошенько вылизывать его ствол. Вверх и вниз, от головки до основания, от паха к яйцам и обратно к головке, пока его пенис не начинает блестеть от моей слюны. А слюны становится только больше, как будто вкус его возбуждает меня. И мне страшно и плохо, от того, что мне хочется лизать и лизать его. Ощущать этот мерзкий вкус и тепло. Чувствовать, как его вялый член наливается кровью, становясь горячее и твёрже. Как под моим языком нежная кожа перестаёт быть расслабленной и натягивается на его стволе. И я еложу языком по его пенису, словно бы пытаюсь найти каждое нервное окончание, каждую пульсирующую венку, чтобы знать где они находятся. — А теперь бери в рот, да поглубже, — командует Ваал. — Нет, я не хочу, — вдруг прорывается из моего горла и сознание на мгновение возвращается ко мне. Но вместо ответа, Ваал хватает меня за волосы на затылке, и наигранно злым взглядом смотрит на меня. — Руки на колени мои положи, — холодный, полный жестокости и, мне на мгновение кажется, счастья, голос Ваала пробивает меня до дрожи. Сглотнув, я выполняю его приказ. Я выполняю его приказ. Не моё тело без моего желания. А я. Сам. Замираю в ожидании грядущего и корю себя за несдержанность. — Первое правило жены? — его спокойный голос наводит на меня ужас. — Первое правило: жена никогда не должна перечить своему мужу, должна слушаться и выполнять всё, что скажет ей муж, беспрекословно, — мой голос дрожит. Мне жутко и воистину страшно, что со мной сделает этот демон. Я едва могу произнести чётко слова. — Слова и действия, идущие наперекор желанию мужа, являются нарушением этого правила, — хмыкает тот. Судорожно сглатываю, не зная, что же мне теперь делать и могу ли я как-то исправить это ошибку. — Что ж, раз уж ты осознаёшь свою вину, пощажу. Уважаемые гости, — он перевёл взгляд за мою спину, — в зале есть стол с сундучком, в котором лежат различные предметы. Вы уж между собой решите, какой из предметов станет наказанием для моей жёнушки. Учтите, использовать можно только один предмет. Что? Почему? Зачем?! В зале тут же стало оживлённо, и сквозь этот шум я слышу металлическое жужжание поднимающейся стеклянной оградки. Если изначально она едва доставала до середины бедра, то сейчас была почти с мой рост. — Залезай, — Ваал кивает мне за спину, кривя губы в ухмылке. Сглотнув, я оборачиваюсь и вижу, что за моей спиной эта стеклянная ограда не только выросла, но и наклонилась под углом в шестьдесят градусов. Так ещё и подножки имеются. Вот только широкая дырка, расположившаяся чуть выше подножек, наводит на страшные мысли. — Шевелись, — рыкает на меня Ваал. Сглотнув ещё раз, я поднимаюсь на ноги. Колени едва гнуться, а сердце стучит в груди так громко, что я плохо слышу перебранку со стороны гостей. А когда подхожу ближе к этой перегородке, понимаю, что если встану на подножки, то перегородка будет мне как раз по плечи. Руки начинают дрожать, когда я ставлю ногу на подножку. Пусть стекло и кажется крепким, пусть оно толстое, всё-таки, это стекло. И как бы оно не треснуло под моим девяносто семью килограммовым весом. Как я и предполагал, эта дырка находится как раз на уровне моего паха. Если бы не юбка, то всё было бы прекрасно видно. — Позвольте, — из толпы раздаётся голос моего отца. — Так как я его отец, то позвольте мне это сделать. Он выходит из толпы, держа в руках какой-то предмет. Но одет он ещё страннее, чем мой начальник. Всё его тело словно бы обвитое лианой или вьюнком. Шея плотно обёрнута так, что мне даже кажется, будто он вот-вот задохнется от такого количества, но дышать ему это не мешает, зато головой особо шевелить не может. От шеи плети ползут на грудь и плечи, спускаясь на руки и торс. Соски прикрыты листиками, словно какая-то чудная цензура. По талии так же ползёт одинокая плеть, зато таз оплетён довольно плотно, да так, что от прижатого к паху пениса видно только голову, из которой торчит цветок. Прямо из уретры торчит цветок! А на руках и ногах, плети этого растения, обвивают их так, будто в любой момент смогут контролировать движения. Выглядит невероятно жутко! — Раз я твой отец, я прекрасно знаю, каким ты можешь быть. И раз я не смог научить тебя должным образом, то и наказывать тебя мне, — отец подходит ко мне ближе. — Не шевелись, — произносит Ваал за спиной, заставив вздрогнуть и замереть. А тем временем отец убирает ткань с моего паха, оголяя пенис. Снова, к своему стыду и ужасу, я вижу, возбуждение. Голова от трения об ткань слегка потемнела, а яйца словно бы потяжелели. Отец, удерживая мой пенис горячей рукой, подносит к головке металлический стержень, с равноудалёнными друг от друга шариками по всей длине. — Пап, не надо, — срывается с губ. Но отец даже не слышит меня. Он начинает пропихивать в уретру это средство пытки. — Пап, пожалуйста. Мне больно, — хнычу я, не в силах сдержать накатывающих на меня слёз от боли, стыда и унижения. — Будь мужчиной, — рявкает на меня отец, даже не думая останавливаться. Мне начинает казаться, что каждый новый шарик становится всё больше и больше. Они трут и словно бы разрывают мой пенис изнутри. Ощущения невероятные. Плотное заполнение, растягивание, тягучее и неприятное. — Остановись, пожалуйста. Пап, мне больно. Не надо, папа, — срывается с губ, но я даже не шевелюсь. Сжимаюсь, стискивая руками стекло, за которое держусь, и пытаюсь не хныкать, что получается плохо. Это так неприятно, больно, но не настолько, чтобы от этого плакать. Скорее, мне просто стыдно, мерзко и плохо от того, что это делает мой отец. Ни кто-то другой, а именно мой отец. Это средство пыток проталкивается внутрь всё глубже и мне кажется, что он вот-вот достанет до какой-то точки внутри, которая заставит меня выть либо от удовольствия, либо от боли. Но всё останавливается на этом. Точнее, глубже отец её уже не проталкивает, и меня накрывает чувством незавершённости действия. — Ох, ай! — срывается с губ, когда отец натягивает на мой член резинку, прикреплённую к этому стержню, туго стягивающую пенис ровно под головкой. Шарик на стержне внутри от этого ощущается ещё плотнее и он словно бы образует затор. На мгновение перехватывает дыхание от невообразимо острых ощущений, но всё быстро проходит. Кроме чувства обречённости, стыда и беззащитности. Мои колени трясутся, и мне очень хочется, чтобы всё это наконец-то закончилось, но словно бы этого мало. — Будь мужиком, хотя бы сейчас, Жоэл, — тяжело вздыхает отец, снова скрываясь в толпе. — Слезай, — командует Ваал. И я только сейчас понимаю, что всё это время моё тело полностью управлялось мной. Я мог отдёрнуться с места. Мог отойти. Мог не подходить к этому стеклу! Но я подошёл. И вытерпел эту пытку. Терплю её и сейчас. Почему? Почему даже после этой боли мой член всё ещё стоит? И я не хочу думать о том, что прикосновения отца были приятными до какого-то момента. Не хочу думать, что я подсознательно желал всего этого.