Ma vie - Моя жизнь

- Неужели именинник хочет проспать свой день рождения? – ласково проводя перинкой по угловатым чертам моего лица, усмехнулся Александр. - Неужели именинник не может поспать столько, сколько его душе угодно? - Что же… В твой день я разрешу тебе паясничать. - Вы очень любезны, сударь! – все так же не раскрывая глаз, ответил полусонно, сильнее укутавшись в одеяльце. - Ну, же оторвись ото сна, - тыкая свои острые пальчики в бок, жалостно просил он, но вот только я было хотел открыть глаза, как на них легли теплые ладони, так аппетитно пахнувшие бисквитом, - хотя подожди пять секунд! Тут я почувствовал, как моя птичка выпорхнула из кровати, бойко прыгнув куда-то вдаль. - А теперь… С Днем рождения, Леон! Передо мной стояло босоногое растрепанное чудо в своей ночной рубахе и симпатичным белоснежным тортиком в руках, украшенным свежими ягодами клубники и безжалостно воткнутыми свечками. - Загадывай желание, - насмешливо приказал Sasha, плюхнувшись на край кровати, волнительно поглядывая то на торт, то на меня. Привстав с мягкой подушки и немного задумавшись, я набрал полную грудь воздуха и со всей своей силой легких пытался задуть уже изрядно подплавившихся сорок одну свечу. Но как назло осталась одна единственная, самая дальняя, самая стойкая свеча, которую тут же, стараясь сделать это незаметно и, наверное, этим не расстроив меня, задул Алекс, похлопав своими невинными, полными теплой нежности, глазками. - А знал ли ты, что твой ангел-хранитель, услышав мечту, отправился на небеса, чтобы обязательно ее исполнить. Кстати, а что ты загадал? - Не скажу, а то не сбудется. Да и к тому же мой ангел-хранитель сейчас сидит прямо передо мной и должен был точно все уловить. - Но все же… по секрету ведь можно, - ласково прильнув к моей ладони, пролепетал он. И снова тот самый щенячий «вымогательский» взгляд. - Нет, нет и нет. - Тогда пробуй же скорее мое творение! Представляешь, я сам его испек… Точнее с твоей mamma. Мне кажется, в ее глазах я пал до уровня какой-то беспомощной медузы… - воодушевленно рассказывал Алекс. А торт был просто великолепен! Воздушные коржики, клубничная начинка и взбитые сливки… Праздник живота! И вот, я сижу в своей кровати, измазанный сливками от уха до уха (Sasha забыл про приборы). - Любо-дорого смотреть, - хихикнул он. - Спасибо, мой дорогой, - расцеловывая эти умелые ручки, вобравшие клубнично-бисквитный аромат, горячо шептал я. - Надеюсь, сегодня ты и взгляда не бросишь на свои бумаги, отдыхай, моя любовь. - Если только с тобой, - ответил я, рукой приглашая снова устроиться под боком. И Sasha лениво переполз на свою сторону да с такой грацией, которая свойственна только аристократам прошлого столетия. И как ему это удается? - Знаешь, я бы все-таки поработал до обеда, столько дел накопилось. Как раз останется несколько часов до бала, чтобы провести время вместе, только я, ты и Софи? В ответ я получил лишь негромкое сопение. То самое время стремительно пролетело в кабинете за рабочим столом. Странно, но меня никто не дергал от бестолковой рутины важных и не очень дел. - Наш славный Набулио, - быстро чмокнув в щечку, продолжила Полина, - ты прекрасно выглядишь, как тебе вечер? - Благодарю, моя превеселая принцесса, но сорок один год есть сорок один год, тут уже ничего не сделаешь, но бал прекрасен, все при деле, как я гляжу. Месье де Коленкур постарался на славу, все идеально, как и всегда. - Но почему же Alexandre так вял? Он зевает весь вечер, вот так, - моя любимая сестра состроила сонно-смешливую рожицу, прикрываясь ладошкой, - и из пятнадцати танцев пропустил двенадцать. - М-да, это чудовищно, просто кошмарно! Отправить в Сибирь его немедля! - О, да, - хохотнула Полина, направившись в круг своих подруг. Я же начал поиски своей сони. Солнечноволосая макушка все никак не хотела находиться в праздничном зале, ибо сейчас ее лелеял ночной прохладный ветер на балконе. Лунный свет обрамлял высокую одинокую фигурку, создавая мерцающий ореол вокруг. Не хотелось нарушать его спокойствие, поэтому я просто присматривал за ним сквозь застекленную дверцу, пока он не обернулся и мы не встретились взглядом. В три счета он вернулся в душный зал. - Я уже не могу терпеть, - и не дав ничего мне сказать, Алекс схватил крепкой хваткой мою руку и чуть ли не бегом покинул зал, от чего так нелепо вылетело из рта глухое «ох». Любая моя попытка узнать в чем дело пресекалась кротким «Тшш». Красноречиво. Добежав до наших покоев, Алекс аккуратно усадил меня в кресло и приказал ждать его, закрыв глаза. - Не подглядываешь? – в голосе я уловил волнение и чуть нервный смешок. – А теперь открывай. Он протянул небольшую коробочку, внутри которой красовалась знакомая эмалированная ромашка. - Помнишь, как полтора года назад, ты подарил мне ее, - указывая на свою брошь, которая незаметно красовалась в складках мундира. - Конечно, mon cher. - Так вот… А помнишь ли ты, какой новостью обрадовал я тебя? – таинственно продолжал свой допрос Алекс, параллельно удобно устраиваясь на моих коленях. - Неужели ты хочешь сказать, что... – замолкнул я, увидев бесконечную лазурь его наивных глаз. - Да, - нежно шепнул он, заплетая меня в свои объятия. - Ох, мой ангел, ты уже исполнил загаданное желание! Обняв его крепче, я утонул в его звонком смехе. Месяцы шли быстро. Так же быстро, как и росла моя тревога. За этот период я осознал, что совсем не понимаю, как быть с человеком, внутри которого поживает (и весьма неплохо) другой человек. Mamma все пророчила рождение второй принцессы, ибо капризность Александра росла, как и моя тревожность. Из всего наблюдаемого меня много что позабавило, например, то, что он отказался практически от любой еды, кроме как той самой неаполитанской пиццы, капрезе, сливочного мороженого и клубники. На завтрак, обед и ужин одно и то же! На все уговоры хотя бы взглянуть на любое другое блюдо высокой кухни я получал многозначащее «фи». А чай… Все запасы мигом уходили! Как истинный англичанин, он начинал и заканчивал свои дни чашечкой чая! Также я часто находил его в слезах с романами де Лакло и Карамзина («Бедная Лиза» сделала особенно бедным Александра), со стыдливо-красным румянцем – де Сад, с немного глупенькой улыбочкой – Фонвизин, а как трепетал он, слушая произведения Бетховена и Вивальди… В общем, всё теперь трогало тонкие струны душеньки, и приумножала всё их влияние беременность. Он любил рассматривать себя в зеркало, поглаживая умилительный живот, любил брать мою ладонь и класть на место, где пинался малыш, любил музицировать и тихо напевать перед сном еще не родившейся крохе… Ах, как же я жалел, что все это пропустил в тот раз! Но как же я рад, что застал первые неумелые шажочки малютки-принцессы, первое и одно из самых главных слов в каждой судьбе - «papa», первые песни, танцы, рисунки, игры… Милый Sasha уже как несколько часов вытаптывал круги в нескончаемых муках, моля бога прекратить свои страдания. Он все пытался храбро улыбаться мне, все держать какую-то придуманную для меня маску, но резкие схватки каждый раз искашивали измученное личико, обнажая искренний и дикий страх. Его ледяные пальцы сжимались так, что был слышен хруст суставов, а промежутки «передышек» становились все короче. - Пожалуйста, Наполеон, не уходи, будь со мной… Я боюсь! Я умру! – кричал он в своей агонии. – Я точно умру! Лауданум. Единственное, что могло облегчить ношу роженика. И Александр наконец уснул, но тень боли оставалась в нем. - Сир, роды предстоят архисложными, ребенок несоразмерно большой, мужской таз может стать смертельной клеткой для него. Боюсь, вам придется выбирать… - Что, простите? - В крайнем случае, сир, вам придется сделать выбор между жизнью дитя и жизнью Александра, - тихо повторил Дюбуа. - Любой ценой вы обязаны спасти Александра! Новые схватки быстро лишили сна Алекса. Он был в панике, в бешеной истерике, не понимая, почему вокруг него собралось столько людей и что за устрашающие железные предметы появились на столе. Я испуганно искал взгляд изнемогающего и вдруг поймал себя на мысли, что уже не желаю и ненавижу этого ребенка, а мечтаю лишь о прекращении этих ужасающих пыток. В один короткий момент слились мощь и надрыв в одном душераздирающем вопле. Тишина. В этой тишине будто слышался пустой треск той самой клетки, о которой говорил Дюбуа. Страдание и боль достигло своего пика. И вот появляется тот, кого все так ждали. - Наконец-то, - тихо произнес Дюбуа, держа в руках крепкого бутуза, - Боже, ну, и хватка! Я же не обратив никакого внимания на только что рожденного ребенка, рухнул на пол у кровати, поглаживая слабую ручку Александра, которая еле-еле отзывалась разбитыми движениями пальцев. - Прости, я обрек тебя на… на эту инквизицию, - сказал я, приподнявшись и целуя влажный лоб, покрытый холодным потом и прилипшими поредевшими локонами. - Это того стоит, - слабо ответил он, - я так устал. - Ваше Величество, здоровый мальчик! – поздравил врач, подавая уже укутанного в кружева, но все еще плачущего младенца. Закрытые глаза, кричащий рот… Хрупкое тельце, будто скованное спазмом, хрупкие ручки, пытающиеся схватиться за опрокинутую головку. Малыш будто был в ужасе, хотя, наверное, так и было. Не представляю, что и ему пришлось пережить за эти 19 часов, ведь вчера он беспечно лежал под сердцем, слушая спокойный ритм, а буквально несколько минут назад попал в холодный, громкий и едкий мир. - Ты ни в чем не виноват, малютка, - натянутая душа оборвалась, и я разрыдался. За дверью нас уже ждала комната полная высших офицеров и членов семьи для «утверждения легитимности наследника престола». - Его Императорская педантичность не спускает с него рук, - недовольно проворчал Талейран. - Простите? - Александр. Наполеон все время с ним. Обычай немцев и русских, черт возьми! Посудите сами, месье Коленкур, когда ваш партнер рожает, надо не по комнате водить его за ручку, а как приличному человеку пойти в мужской клуб! Не дав что-либо внятное ответить, распахнулась дверь, откуда вышел Дюмуа с розовощеким, упакованным в конверт наследником. - Прошу любить и жаловать - Принц Вивьен! Все находящиеся одарили важного младенца глубоким поклоном и легкими овациями. - Что же, месье Коленкур, кажется я вам проиграл пару десятков франков. – тихо шепнул министр.