Счастливого Рождества!

Старые настенные часы протикали уже их законный одиннадцатый час, уведомляя гостя и хозяина дома о скором наступлении праздника. Любезный Каэдэхара с пущей внимательностью наблюдал за сытым выражением лица алхимика, который уже успел отведать любимого блюда Кадзухи, что тот сразу же приготовил по приходе в дом. Естественно он сам и не обошёлся без собственной порции, так ещё и предусмотрел небольшую для малышки Кли, которая слегка задерживалась на праздновании. Или она слишком сильно веселилась, что совсем забыла про то, что дома её ждёт ещё один праздник! Помимо его обожаемой рыбы, на столе аппетитно было разложено множество других деликатесов и всеми известных мондштадтских блюд, которые они на пару с алхимиком быстренько вместе наготовили. Ещё не остывший цыплёнок в медовом соусе, нетронутая тарелка рыбацких бутербродов, целая миска питательного салата и литр коричного рождественского чая с экстрактом одуванчиков. На десерт парни решили обойтись обычным развесным шоколадным тортиком, купленным по дороге домой у тактичной торговки, которая так тщетно его нахваливала своим изысканным вкусом. На самом деле, они бы и сами смогли сделать что-то такое без посторонней помощи, но у них просто-напросто не хватило бы времени. Пусть хотя бы эту счастливую ночь они будут проводить глядя на зажигательные фейерверки из самого ближнего окна на улицу, нежели за плитой на кухне. Весь отогретый и румяный, укутанный в тёплое плюшевое одеяло и с горячей кружкой дымящегося чая в руках, самурай не может сдержать счастливой улыбки, при виде сосредоточенного учёного, что так кропотливо вырисовывал узоры на имбирном тесте порциями разноцветного заварного крема, обрамлял их формой маленьких сердечек по краю, как пожелала его сестрёнка ещё за день до сочельника. Зрелище было что ни на есть умилительное, наполнявшееся заботой с каждым верным рывком уверенной руки в плотной перчатке, с каждым его телодвижением и строгим вздохом. Это ещё одно маленькое пожелание малышки Кли на десерт, помимо основных блюд, которое она подсмотрела в меню одной недавно открывшейся таверне её многоуважаемой приятельницы Дионы. Хоть и в заведении подобного рода редко можно было увидеть что-то к чаю, однако у хозяйки «Кошкиного Хвоста» таких сюрпризов в еде было предостаточно. Можно сказать, поэтому её конкуренция была сильной, ведь не каждый устоит перед какими-нибудь сладкими коричными булочками в уютной комнатке на диване, балуясь беспорядочной игрой в призыв семерых. Каэдэхара уже десятый раз предлагал свою помощь, но каждая попытка была перебита подкреплённой логическими связями отговоркой, в роде «Осталось совсем немного» или «Отогрейся как следует». Кадзуха не смел возражать и покорно слушался, хоть сердце кричало об обратном. Ну не может он просто так сидеть сложа руки, прямо перед своим заработавшимся алхимиком, однако собственный ум понимал, что учёный делает это лишь во благо своего гостя. К превеликому счастью, самураю удалось уговорить Альбедо на сделку, что тот месит тесто, а ронин будет заниматься готовкой ужина. Сразу после того, как прелестная пряная рыба с кисловатым запахом лимона оказалась в духовке, а цыплёнок уже вынут на главное его место в центре стола, Каэдэхара был укутан и засажен в самый дальний кухонный угол, где помимо чая был обеспечен целой пиалой для сладостей с различными лакомствами. Больше он и не должен был ничего делать. Но... А если всё же хотелось? После такого сверхзаботливого обращения, Кадзуха не может просто промолчать. — Может всё-таки я смогу быть чем-то полезен, — с вопросительной ноткой молвит товарищ и сжимает горячую обжигающую пальцы кружку в запястьях, чтобы чем-то их занять. Русая макушка поднимается, а за ней и тот самый полурасслабленный, полувозмущённый взгляд, что пробирает до самой души. Альбедо кладёт дозатор с кремом на стол, потирает руки на наличие липких мест на пальцах и, к счастью, не находя их, натыкается на пойманный смущённый взор Кадзухи. Его глаза бились в желании что-то сказать, но так и не шевельнулись с момента их поимки. — Не волнуйся, ты всегда полезен, — вновь на лицо лезет непринуждённая улыбка, что смогла разрядить обстановку на лицах обоих. Каэдэхара сглатывает и чувствует подвох в его словах, хоть они и сказаны с самой что ни на есть сердечной добротой. Кисть алхимика обвивает тыльную сторону перебинтованной ладони Кадзухи, что обнимал кружку чая уже многое время, но так и не осмелился двинуться. — Я знаю, ты хочешь помочь, потому что ты всегда это делаешь. Позволь себе отдохнуть хотя бы в канун чудесного праздника. Теоретически ты уже и на стол накрыл, и тесто замесить помог, думаю, теперь моя очередь перенять работу, — мягкий смешок вновь срывается с уст голубоглазого, пока он любуется невинными алыми глазами перед ним, что будто с некой растерянностью не могли отвестись от алхимика. Естественно, Альбедо примного благодарен тому, что парень оказал ему множество уступков, пока он сам носился по дому и наводил чистоту и порядок, разбирая и раскладывая стол для праздников и перемывая любимый чайный сервиз специально для сегодняшнего вечера. Пару раз ему пришлось даже сбегать в лавку неподалёку, чтобы докупать недостающие продукты и ингредиенты, благо это оказалось быстрой затеей. Рука в чёрной перчатке отвлекается от работы и начинает поглаживать кончиками пальцев впадины на чужом запястье, а затем на вторую его подрагивающую руку ложится следующая. — Разреши мне позаботиться о тебе, как об уважаемом госте. Внутри Каэдэхары вспыхивает жар. Такое свойственное неожиданному повороту острое и парализующее чувство тянется по всему телу и ощущается словно холодная патока, что застыла вместе с кровью в жилах. Ронин на девяносто девять процентов уверен, что его щёки приняли неестественно красный оттенок, схожий с цветом его выделяющейся пряди, но контролировать он это не способен. Альбедо усугубляет положение и продолжает тираду. Художник подхватывает чужое запястье и приподнимает на уровень лица, а слегка тёплыми губами едва касается обратной стороны ладони поэта. Такой нежный жест со стороны вечно занятого учёного поймать очень сложно, но когда мысли заходят слишком далеко и начинают намекать о том, что он оставляет подобные приятности только одному человеку в своей жизни — душа наливается бальзамом. Кадзуха тихо вдыхает, задерживая дыхание, и не смеет шевельнуться, чтобы не в коем случае не испортить столь томящий в сердце приятности момент. Губы дрогнули в тиши рождественского вечера. — Что, даже с кремом помощь не нужна? — полушёпотом уточняет товарищ, предвидя, что за такие предположения его сейчас вообще из кухни выгонят. А особенно стоило его отчитать за максимально непринуждённый вид во время того, как Альбедо его отговаривал от какой-либо помощи. Русый повторно сжимает его кисть, поглаживая и массируя, вновь обворожительно усмехаясь себе под нос, но затем опускает её обратно на стол. Его очи устремляются в алые рубины перед ним, чтобы перебить то удушающее молчание вокруг, украшаемое громкими тиканиями стрелок на циферблате. — Не нужна, Кадзу, — свободная рука учёного лезет на свой лоб, чтобы поправить небрежно выбивающуюся прядь из чёлки, и тот почему-то отчаянно уверен, что половина его лица измазана в том самом креме из-за неаккуратности. До этого он часто прикасался к щекам и носу, чтобы поправить предательские локоны, которые именно сейчас стали коварной проблемой, что и могло помешать алхимику быть точным в нанесении крема. Негодование в глазах Крайдепринца не может не заметить и собеседник, что так любезно рассматривал каждый миллиметр на лице Альбедо, даже сам того не осознавая. В столь прекрасный момент самурай кое-что осознаёт. Отныне он точно знает, с чем наверняка алхимику нужна неотложная помощь. Кадзуха не торопясь приподнимается со своего тёплого места, снимая с себя отогретый им же плед, медленно расцепляет их переплетённые до этого кисти, а затем, пока сбитый с толку Альбедо ничего не замечает, скользит ему за спину. Как только перед глазами учёного не оказывается его самурая, а в голове просыпается внезапный интерес, его тело тут же заливается приятными мурашками от нежных и томных прикосновений мягких родных пальцев к собственной макушке. Его пышная шевелюра тут же превращается в аккуратный пучок, закреплённый на его затылке, и взор мгновенно расширяется: перед глазами теперь совсем всё чисто. Альбедо не может сдержать улыбки, ощущая, что снова был опережён Кадзухой в битве чувств, что тот безусловно первый понял, что нужно алхимику для полного комфорта. Если бы не он, то Альбедо бы даже не заметил, что именно волосы так сильно ослабляют его аккуратность и точность в нанесении крема на печенья. Каэдэхара вновь в своей скромной манере возвращается на место, привычно укутывается в плед и принимается ждать следующих слов удивлённого от всей ситуации учёного. Последний с утаёнными внутри чувствами вздыхает и кладёт голову на одну из своих ладоней, что мельком облокотилась о стол. — Хорошо. Всё-таки кое с чем помощь была нужна. — с поражением признаёт русый, осознавая, что Кадзуха никогда не оставит его без заботы и внимания. В груди всё так же неугомонно бьётся сердце, но с недавних пор с большей интенсивностью, пока в мозге происходит крупнейший шторм, затронувший самые сокровенные уголки сознания. Как же Альбедо успел привязаться к этому юноше с чертовски милой красной прядью, что сейчас так уверенно впился ему в душу своей добротой и тактичностью, и уже просто не может принять того факта, что самурай — любитель долгих путешествий, а он сам занятой учёный, которым почти дела нет до вещей иного рода. Несмотря на всё это, они твёрдо знают, что нужны друг другу больше, чем, всё на белом свете... Алхимик прикрывает веки и принимает важное решение для самого себя. Кое-что с изюминкой гордости осталось у него в мыслях сегодня, что-то, что он никогда не забудет и будет хранить возле сердца. — Спасибо тебе. Он кивает, но больше для собственного удовлетворения. Таким жестом он мгновенно даёт себе обещание. Обещание о том, что обязательно поцелует его в лоб чуть позже. — Да не за что, — беззаботно смеётся алоглазый, в то время как руки его начинают тихо и непроизвольно барабанить поверхность стола. Ну, конечно же, это пустяки, настоящие мелочи. Например, во время одного из их бесчисленных путешествий, когда под рукой не находилось гребня или завязки под волосы, те могли позволить себе каждый день плести друг другу косы или завязывать пучки всем тем, чем только под руку попадётся. Поэтому подобные занятия не являлись чем-то трудным, а тем более достойным волнения, как полагал Каэдэхара, всматриваясь в жалостливые глаза собеседника. Лицо алхимика отныне виделось чистым и свободным, а очертания шеи теперь были изящно и видно подчёркнуты тёмно-синим воротником тёплой водолазки, поэтому глубокие очи становились более очаровательными и открытыми. Альбедо обладал неким холодом вокруг себя, когда он находился в окружении других, и это могло объяснить множество факторов. К примеру, его вечное место работы прямо указывает на то, что алхимику приходится очень часто держать себя в суровых морозных условиях, чтобы не бросать поручения. Однако эта причина не совсем связана с тем холодом, о котором днями напролёт размышлял самурай. Дело в том, что Альбедо не мог позволить себе вести себя так свободно и без утайки, как он это делал при Кадзухе, который его отлично в этом поддерживал. Тот холодок — ничто иное, как загадочность, многозначительность и непостижимость, что таилась в его лазурно-морских глазах, что била ключом правды тогда, когда это было необходимо, та самая расплывчатость и помутнение, которые приходили в сознание сразу же после возбуждённой дискуссии на сильные темы. Когда Кадзуха собственными руками поравнял его локоны, раздвинув их по бокам и открыв учёному прекрасную видимость, необъяснимое горячее тепло полилось по телу, когда тот вновь решил зарыться в чужом взгляде. На этот раз русый полностью осмысливал и свои впечатления, а также чувства Каэдэхары, так трепетно наклонявшего голову в разные стороны, чтобы рассмотреть выразительные очи, вследствие чего даже не смел сопротивляться. Ледяной барьер таял с неимоверно высокой скоростью, оставляя после себя привкус победы. Такой строгий и неотступно укрытый метелью взор тут же превратился в мягкий заботливый и щемящий за самый нежный участок души. Кадзуха не хочет отводить прицельно долгого взгляда, хоть и знает, как его алхимик не может подолгу зацикливаться на одной и той же вещи подряд долгое время. Поныне при одном единственном условии — если это не Кадзуха. Позади раздаётся неожиданное звенчание таймера на духовке, радостно оповещающего, что часть печений в форме различных новогодних объектов уже испеклась. Оба с нетерпением дёргаются, неохотно отрываясь от друг друга, чтобы взглянуть на печь. Каэдэхара едва успевает приподнять корпус, как родная рука перед ним быстро и не мешкаясь накрывает его кисть. Обладатель красной пряди охотно поднимает взор и видит от Альбедо наказывающие покачивания головой в стороны, которые явно означали то, что лучше бы ему не двигаться с места, пока алхимик со всем разберётся. — Я всё сделаю, — с обыденной уверенностью восклицает товарищ и теперь медленно опускается на полусогнутые колени к жаровне. Здравый и оценивающий взгляд на кондитерские изделия через стекло, и Альбедо тут же тянет руку к прихватке на столе. Не успевает Кадзуха как всегда внезапно предложить свою помощь, как в то же мгновение на столе появляется широкая пиала со множеством разнообразных и ароматных печений. По тёплой и приятно душной комнате разносится имбирный шлейф вперемешку с обволакивающими нотками шоколадной крошки. Каэдэхара, вкушая наиприятнейший запах сладостей размышляет, как же всё-таки Альбедо любил готовить десерты, ведь они у него получались лучше всех тех, что пробовал самурай за всё время своего путешествия. Поэт держал эту мысль при себе, но тем не менее каждый раз одарял самого художника комплиментами насчёт его готовки, с ног до головы нахваливая. Да и без слов Каэдэхары, разумеется, блюда алхимика многим казались очень мягкими и сбалансированными, будто специально рассчитанными по граммам на пересчёт полезных аминокислот, витаминов и количества белков, жиров и углеводов. Впрочем, Альбедо как-никак соглашался с этим мнением, но с превеликим трудом, объективно недооценивая свои возможности, как это было однажды сказано со слов Кадзухи. Ему точно не хватало поддержки. Не успевает русый усесться за стол обратно и продолжить свою кропотливую работу, как дозатор разноцветного крема мельком оказывается в стойких руках самурая, вырисовывая на свежеиспечённой партии печенья красивые узоры. Учёный с доброй досадой качает головой и всё же устраивается рядом с товарищем, но теперь не хочет сводить с него пристального взгляда. — Тебя действительно не остановить, — с губ слетает усмешка, в то время как руки твёрдо скрещиваются у груди. Своего рода упрямость у Каэдэхары проявлялась именно в подобном виде и никаком больше. Уже множество раз было подумано и сказано о том, какое у него рвение оказать помощь, поэтому алхимик ни капли не удивлялся. Обладатель алых глаз с интересом поднимает голову, останавливаясь на секунду в своих деяниях. — Я знаю, ты утомился не меньше, чем я, — голос его становится в ту же секунду бережным и словно кремовым, с той вкусной шоколадной глазурью, которую он сейчас наносил на оставшиеся печенья. Что-то содрогается в чужой груди, и взор Альбедо становится расплывчатым. — Поэтому предлагаю разделить работу. Светлые ресницы порхают в тиши, и очи опускаются обратно вниз. Альбедо ни капли не удивлён и без сомнений ожидал услышать что-то подобное, хоть теперь и не знает, что ему сделать. Парень оставил его без выбора, ведь вся работа уже сделана, и даже стол почти готов. Часовая стрелка медленно продвигалась вперёд, сдвигая время поближе к празднику, который уже на всех парах нёсся в Мондштадт на рождественских санях и раскидывал повсюду серпантин. В голову пробирается коварная мысль о том, куда же запропастилась их озорная малышка, ведь её обещали доставить к их двери ровно к одиннадцати, но гости уже запаздывали на пару десятков минут. Не случилось ли чего-то странного и непредвиденного? Может стоит самому сходить и проверить, всё ли в порядке? Альбедо решает попридержать свой пыл и садится прямо напротив самурая, томно сжимая руки у груди. Нужно обо всём подумать.