***
Резкий гудок ударил по ушам, заставляя Осаму проснуться. Когда он успел заснуть? Открывать сонные глаза и разглядывать улицу за окном ему не хотелось, а спрашивать Оду, где они находятся — тем более. Всё равно, как только они приедут, тот галантным пинком вытолкнет его из машины, оповещая о прибытии. Осаму на минуту затосковал по хижине, в которой провел всего лишь сутки. Хоть выспаться из-за задания по живописи и не получилось, день вдали от городской суеты помог ему немного расслабиться. Больше, чем короткий отдых, его радовало только недовольная мина Сакуноске, которому пришлось ехать за подростком в город утром субботы, вынырнув из спокойного ритма выходных. Он планировал провести пять дней в уютном домике, любезно предоставленным ему родственником, занимающимся сдачей жилья для отдыха. В тишине, одиночестве и спокойствии. Идиллия была прервана настойчивым звонком на четвертый день. Дазай, что в начале недели так искренне порадовался за друга, когда тот оповестил его о своих планах, с радостью их разрушил. С переигранной тоской пожаловался на отсутствие вариантов мест для выполнения задания и напросился в загородный дом на выходные. Сейчас он стоял в пробке, слушая тихий шум дождя и смотря на маленькую фигурку кота с покачивающейся правой лапой. Манэки-нэко ему год назад подарил Дазай. Наверное. В тот день он сел вместе с Огаем в его машину и молча поставил кота на переднюю панель. Тогда же он молча открыл бардачок, доставая оттуда кроссворд с ручкой, и принялся его решать. Словом — вел себя, как дома. Ода так и не понял, была ли фигурка подарком или прихотью подростка, решившего обустроить машину на свой вкус, но спрашивать не стал. Когда Сакуноске впервые увидел племянника Мори, он и представить не мог, что однажды, подружившись с ним, станет в шутку называть его младшим братом. Дазай, не сумевший заснуть, уныло вспоминал, что ему предстоит сделать за день. Из-за затянутого неба на улице было темно и ему казалось, что уже наступил вечер — делать что-либо на завтра уже не было сил. Особенно рисовать портрет. В прошлом году он еле получил зачет по академическому рисунку, накопив кучу долгов из-за неприязни к этому предмету. Рисование портретов для него было пустой тратой времени и сил — результат ему никогда не нравился. Он много раз пытался нарисовать Огая, с которым виделся постоянно, Одасаку, Йосано и Ацуши, который учился с ним на одной специальности, но курсом младше. Дазай старался подловить момент, когда те были заняты чем-то, не требующим частых перемещений: когда Мори со скучающим видом перебирал документы, когда Одасаку решал очередной кроссворд, когда Йосано записывала конспекты, а Ацуши переписывал её — прошлогодние. Просить позировать кого-то перестало иметь смысл, когда он понял, что это не упрощает дело. Быстро попрощавшись с Одой, Дазай пошагал к лестнице, ведущей к крыльцу. Рисунки он положил в пакет, чтобы на них наверняка не попали капли дождя. Заходя в парадную, он остановился перед дверью, задумавшись на пару секунд, и всё же поднялся на второй этаж. Когда входная дверь не открылась, он цокнул, поняв, что ему придется искать ключи на дне захламленного рюкзака. Оставив все вещи в своей комнате, он вышел из квартиры и закрыл дверь на ключ. Ему всегда было лень возиться с ключами, когда он уходил в студию, но нотации от Огая он выслушивать не хотел. Задерживаться в студии он не собирался — планировал свинтить оттуда при первой же возможности. Зайдя в зал, он поздоровался с незнакомкой, сидящей на диване в небольшом огражденном уголке, отведенном для ожидающих. На фотосессии помимо моделей обычно приходили несколько человек: их агенты, родители и другие люди, заинтересованные в процессе съемки. Он старался с ними контактировать как можно меньше. Не глядя в сторону модели, он прошел к Мори, стоящего перед штативом. Он, заметив племянника, молча кивнул в сторону рабочего стола, на котором стоял ноутбук. Несколько открытых окон с фотографиями, названия которых состояли из инициалов моделей и их нумерации и еще одна — «Пример» с явно отличающейся тональностью. К полосе корпуса над экраном был прикреплен стикер с еле читаемым «Цветокоррекция». Дазай, вздохнув, открыл приложение редактора с надеждой, что управится с этим быстро. Ему стало интересно, почему фотограф свалил на него эту часть работы — неужели настолько поджимают сроки? Он просит Дазая помочь с обработкой фото крайне редко. Подумав, что на фотографии запечатлена та же модель, что сейчас находится в студии, он решил проверить догадку из чистого любопытства и, выглянув из-за ноутбука, понял, что ошибся. Наверное, таких противоречивых желаний он не испытывал никогда. Ему хотелось поскорее отвести взгляд и продолжать смотреть, не моргая. Он было поднял руку, чтобы прикрыть глаза, но смог лишь озадаченно прикрыть рот, в изумлении прикусывая губу. Парень, сидящий на высоком барном стуле казался эфемерным. Осаму до ужаса захотелось перенести его красоту на бумагу. Каждая деталь его образа привлекала внимание, заставляя взгляд карих глаз хаотично блуждать и теряться. Белая блузка с вискозным каскадом жабо подчеркивала тонкость бледной шеи, рукава расширялись от плеч к ладоням и кольцами манжет схватывались на запястьях. Худую талию опоясывала высокая посадка черных брюк, покрытых аккуратной вышивкой бутонов цветов и переплетающихся стеблей. Волнистые рыжие пряди волос обрамляли лицо, длинная ниспадала на правое плечо, в ней виднелись заметные лишь из-за тусклого блеска на свете серебряные хрупкие веточки с мелкими жилками и каймами листьев. Он смотрел в противоположную от Осаму сторону, опираясь одним локтем на низкую спинку, и держал в другой руке плетеный серебряный цветок. Хотелось увидеть лицо незнакомца. Дазай нахмурился, коря себя за реакцию. Ему не впервой видеть красивых моделей — его дядя работает с ними постоянно. Признаться честно, так сильно ему в душу еще ничей образ не западал. Он скрылся за экраном гаджета, вздыхая, кажется, впервые за минуту. Ему нужно побыстрее закончить здесь, если он хочет успеть поспать ночью. И почему именно сегодня Мори приспичило спустить рабочий ноутбук в студию, если обычно он его использовал в своей квартире? Унылая мысль о предстоящем задании сменяется другой — волнующей: а что если он нарисует этого парня? Пока он обдумывал, как сформулировать предложение и гадал, какой может быть реакция на него и нужно ли будет ему платить за позирование, Мори одной фразой накрыл все его планы медным, если не бетонным, тазом: — Мы скоро заканчиваем, еще пара минут, — оповестил фотограф, словно прочитав мысли Дазая. Ладно, подумал Осаму, опять мучить придется Мори. Когда Огай оповестил всех об окончании фотосессии привычным хлопком руками, Дазай лишь понуро вздохнул, съезжая вниз по спинке стула. Он слышал обрывки фраз, но не мог собрать их воедино, отвлеченный своими мыслями. Незнакомец ушел переодеваться в гримерную, а Мори подошел к столу, заглядывая в экран ноутбука. — Заказчик точно такой пример присылал? — спросил он, завидев открытое окошко пасьянса. — Почти. Сделал немного поинтереснее. — Карточная игра на одного кажется тебе интересной? Не молодеешь, — подметил Мори. Подумав о чем-то, он спросил: — Что думаешь о нем? — О ком? Об этом коротышке рыжем? Не думаю, — скривился Дазай, раздражаясь из-за наблюдательности Огая. — Оно и видно, — хмыкнул Мори, и хотел было продолжить, но был перебит. — Кого ты назвал коротышкой? — раздалось громкое и твердое. Неожиданно. Обычно в примерочной модели проводят гораздо больше времени после фотосессий. Знал бы Дазай, что этот парень такой шустрый — промолчал бы. Он вздохнул, прежде чем развернуться, прикидывая, что хочет сделать больше: рассмотреть получше внешность модели или съязвить в ответ. Сталкиваясь с синевой глаз напротив, Дазай вспоминает море, на котором успел побывать, видит океан, который предстоит изучить, и чувствует обещание шторма, который, оказывается, он так давно искал. Молодой парень, кажется, ровесник Осаму, смотрел выжидающе и стойко: явно готовый к ответу. Спокойное, хоть и недовольное, лицо незнакомца гармонично, с мягкими чертами: несильно выделенные скулы, острый подбородок, чуть вздернутый маленький нос, аккуратные темно-рыжие брови и густые ресницы. Он выглядит, как победитель генетической лотереи, и Дазаю это не нравится. Ему не нравится и то, как импульсивно этому победителю он говорит: — Мне нужно тебя нарисовать.***
Накахара тушуется, искренне удивляясь. Нарисовать? Этот парень, племянник Мори Огая, как понял Чуя по его рассказам, сначала назвал его коротышкой, а потом сказал, что ему нужен рисунок с ним. Странный. — А?.. — Нарисовать тебя хочу, говорю. Не против побыть для меня моделью? Чуя порывается съязвить, но осекается, смотря на фотографа, стоящего рядом. Огай это замечает и усмехается: — Чувствуй себя как дома, Чуя, не стесняйся, — поднимает он руки вверх со смешком. Затем щелкает двумя пальцами и окает, словно понял что-то важное. — И, если тебе не сложно, помоги ему с рисунком, пожалуйста. Хотелось бы, чтобы мой племянник не висел на грани отчисления из-за одного и того же предмета каждый год. Если будет раздражать — можешь бить. Дазай возмущенно спросил у Огая, чем он заслужил такую жестокость, но тот спокойно пошёл в сторону менеджера. — Так ты Чуя? — короткая ухмылка и приподнятые брови. — Чуя Накахара, — ответил недоверчиво и поднял подбородок, молча отбивая вопрос об имени. — Дазай Осаму. Так что, позволишь себя нарисовать? — Коротышку-то? — усмехается Чуя, рассматривая парня. Волосы цвета каштана, кофейные хитрые глаза и симпатичное лицо. Темный жилет на белой рубашке, бежевый плащ на спинке стула, светлые брюки. Снегом бинты на его руках и шее холодили осенний образ, цепляя внимание — действительно странный. Странный, долговязый и красивый. — Ну… — Осаму постучал пальцем по губам, задумавшись. — Хотелось бы запечатлеть гномика. — А автограф от гномика синяком случайно не хотелось бы? — фыркнул Чуя, хмуря брови. В последний раз подобные шутки он слышал в средней школе. — Раскраски — это уже по моей части, — весело поднял руку Дазай. — Буду искренне радостным должником, если ты оставишь его на своем портрете. Договор? Чуе кажется, что, чем дольше он смотрит на этого парня, тем меньше он понимает эмоции на его лице. Ещё ему кажется, что он чувствует заинтересованный взгляд Мори, направленный в их сторону, но он оседает на затылке видением, призраком теплого прикосновения скрытого за облаками солнца. Туман сомнений конденсатом утяжеляет его мысли, и он теряется: впервые кто-то хочет его нарисовать и впервые — тот же самый — кто-то начинает общение с ним словом «коротышка». Хоть и непреднамеренно. Он вздыхает, вспоминая радушно-ответное «Да, конечно» Мори-сана на его просьбу перенести фотосессию на воскресенье, самый выходной из всех выходных дней в понимании Чуи, и вздыхает, кивая.***
Чуя сидит перед мольбертом, сжимая края кресла. Дазай предусмотрительно выкатил его из своей комнаты, предлагая гостю, как самый удобный вариант для сидения, и Накахара, чувствуя благодарность на кончике языка, проглатывает её. После двухчасовой фотосессии, в течение которой он то и дело менял позы, час неподвижного сидения начал нудеть ему в спину, та в ответ — ныть. Но от неприятного монолога его позвоночника отвлекали вопросы Осаму. Накахара чувствует себя участником интервью каждый раз, когда ему задают вопросы и тут же что-то записывают на своем рисовательном, поглядывают постоянно из-за стойки с белым А2 и вздыхают то ли довольно, то ли обреченно. У Дазая круг интересов плоский, как тарелка. Услышал бы он эту мысль Чуи, обязательно пошутил бы про фрисби для собак, так что да, шутки у него тоже не самые объёмные. За час он успел спросить не о многом: о возрасте, специальности и месте обучения, подработке моделью. Вопросы такие поверхностные словно их и не задавали вовсе — этим Осаму ему напомнил Огая. В том, что ни один из ответов Дазай не запомнил, Чуя не сомневался — каждый раз, когда он задавал ответный вопрос, тот молчал и замедлялся в своих еле заметных движениях. Накахара представлял значок загрузки над каштановой головой и убеждал себя, что напротив него компьютер, что не может потянуть многозадачность. Чуя переспрашивал и перегретый ИИ перед ним возвращался в норму, отмирал и отвечал. Этот подвисающий персонаж учится на творческой специальности факультета изящных искусств, ровесник Чуи. Более странным он начал казаться на фразе «Но изящность — это больше по второй части», а пинок по ноге получил за «На биологическом есть специальности для гномов? Переквалификация в фей?». — Кофе угостишь? — неожиданно для себя произнес Чуя, расслабившийся за полтора часа сидения в чужом доме, когда вспомнил слова фотографа. — Пожалуйста. Осаму тут же — удивительно — соглашается и ретируется на кухню. Однако. Накахара направляется за ним, потягиваясь и разминая шею, хрустящую в усталости. Он опирается о барную стойку и удивленно подмечает, что обеденного стола как такового здесь нет. — Как долго ты обычно рисуешь портреты? — По-разному… Сегодня без краски, так что не волнуйся, через час будешь свободен, — отвечает Осаму, подставляя кружку под поток чёрного. — Сахар? — оборачивается с вопросом и дожидается отрицательного кивка. — Молоко? — положительный. — Твоё? — кивает на собранный детский пазл с изображением карикатурных монстров и рыцарей, висящий на сером холодильнике. — Нет, любимой модели Мори, Элис-чан. Рисунок в гостиной тоже её, — спокойно отзывается Дазай и сёрпает кофе. Чуя вспоминает мазню на белом листе, которая прояснилась в его голове драконом и переломанными человечками только спустя несколько минут разглядывания, и недоверчиво косится на Осаму. Тот лишь пожал плечами и вернулся в соседнюю комнату. Оставшийся час Накахара, прикусывая щёку, сдерживал порыв взглянуть на промежуточный результат кряхтения Осаму. Он задавал вопросы только когда Чуя брал в руку кружку, и довольно улыбался каждый раз, когда видел раздраженное закатывание глаз в ответ. — Готово! — неожиданно резво воскликнул Дазай и, прокрутив мольберт на одной ножке, развернул его на все сто восемьдесят. С белого листа на него смотрела-бежала-летела (разобрать очень сложно) маленькая собачка, от которой вправо овалом кривилось облачко с красноречивым «Р-р-р-р-р». На секунду, всего на секунду, Чуя верит в эту пародию на стиль Элис-чан. Но успевает лишь дёрнуться, прежде чем успокоить себя. Себя — не желание дать подзатыльник. — Не смешно. Показывай уже, или расскажу Мори-сану, что ты присваиваешь себе творения его любимицы, — смотрит усталым, исподлобья. Дазай цокает и, кажется, тушуется, когда убирает лист, но Чуя больше на него не смотрит. Неожиданно красивый портрет оправдывает почти три часа ожидания. — Ого, — выдыхает Чуя, удивленно разглядывая своё грифельное изображение. Он почти краснеет, когда понимает: оно выглядит до того привлекательно, что это кажется ему ложью, преувеличением. Осаму не смотрит в ответ, лишь жует свою губу и собирает карандаши. Чуя благодарит его легким ударом по затылку, тот недовольно шипит. — За что? — Мне нравится. Правда, до уровня Элис-чан тебе ещё далеко, но всё же… — Забавный факт: она мне говорит точно так же. Вы случайно не родственники? — криво улыбается Дазай, унося инструменты в другую комнату. Чуя вновь смотрит на картину и восхищённо вздыхает. Кажется, она выглядит как самый искренний комплимент его внешности, но эта мысль отлетает в коробку с надписью «Не верить», где её ждали все сомнительные утверждения Дазая, которые он услышал за последние несколько часов. — Я могу потом забрать её себе? — спрашивает, рассматривая детали. В волосах пустотами вырисовываются лепестки и ветки с ветками, но он помнит, что снял все украшения и отдал менеджеру. — Я ещё не закончил, но да, после понедельника. Хотя, лучше после сессии, — вяло отзывается Дазай. Затем хлопает в ладоши и живо исправляется: — Отмена. Отдам, если согласишься на ещё один портрет. — Хорошо, — тут же отвечает Чуя и запоздало передумывает. — Подожди, стой, нет. Я не уверен, что смогу… — Быстрее, бегом, да! Все успеется, все успеем. Аванс, — Дазай протянул ему вчетверо сложенный лист. — Проводить до станции будущую фею? — Проводи до леса, там тебя и закопаю, — резко забирает бумагу Чуя и свободной рукой бьёт в плечо. Дазай не уклоняется, лишь бормочет что-то в ответ, но до двери проходит. Прощается скомкано, дверь прикрывает побыстрее, чтобы по голове не получить за «Не лай на прохожих!». Позже, садясь за мольберт с желанием закончить портрет, он поведёт трижды побитым плечом, отстранённо думая о том, что автограф ему всё-таки оставили. А затем чертыхнётся, когда увидит сообщение Огая с напоминанием о фотографиях.