***
В шестом классе Йена назначили дежурным по кухне и поручили заниматься заготовками в кладовой, что обычно сводилось к распределению на порции охлаждённой куриной грудки, а также – нарезке дынь и прочих фруктов и овощей. Мисс Альма, сколько Йен себя помнил, работала на кухне с утра до вечера вместе с другими женщинами, которые почти не разговаривали на английском. Когда они обращались к нему, в их речи присутствовал иностранный акцент. А когда они обсуждали что-то между собой, там сложно было вообще понять хоть слово. Как позже выяснилось, они говорили на испанском, и он удивился, узнав о существовании других языков. Полноценным приготовлением блюд ученики не занимались: чаще всего мисс Альма давала им несложные задания, например, нарезать овощи и фрукты в кладовой. Йен не возражал поработать, особенно если ему приходилось это делать с друзьями. Часто к нему присоединялся Уинстон, а иногда – оставались только они вдвоём. Когда объём работы увеличивался, на помощь приходили другие ученики. Однажды Микки поручили резать лук в наказание за попытку украсть коробки с соком из кладовки. Ему не повезло, что его поймала сестра Грейс, а не мисс Ханна, которая сжалилась бы над ним и разрешила взять одну. В тот день вместе с Микки дежурили Йен и Уинстон. Они практически ликовали, что самая худшая работа досталась не им. Нарезка лука – самая ужасная вещь, которую Йену довелось пережить. Когда ему впервые поручили это сделать, он думал, что его глаза вылезут из орбит. Они с Уинстоном дурачились, выполняя несложную работу по чистке капусты и взвешиванию куриных полосок на цифровых весах. Ни один из них не проявлял особого интереса к Микки, и в какой-то момент они забыли о бедном лукорезе в углу. Когда Микки отошёл от разделочной доски и издал страдальческий звук, потирая глаза тыльной стороной ладони, Йен наконец вспомнил о нём. К тому времени они с Уинстоном почти справились со своей задачей и жаждали поскорее убежать, чтобы сыграть в футбол, пока не объявили обед. «Чёрт, — сказал Йен, понимая его боль. — Отдохни, Микки. Мы можем поменяться». Уинстон потянул его за рубашку: «Йен, нет». Он отчаянно хотел убраться оттуда и поскорее выбежать на поле, но понимал, что ему придётся ждать своего соседа по комнате. Игнорируя Уинстона, Йен подошёл к луку и начал его нарезать, пока Микки молча стоял позади и прикладывал к глазам влажное полотенце. Через минуту глаза Йена начали слезиться. «Фу, — сказал он и отступил, — Мерзость». Уинстон покончил с остатками курицы и капусты, начиная нетерпеливо дёргаться в ожидании рыжего благодетеля. «Извини, Микки, — сдался Йен. — Но я не могу». Своим подростковым, не до конца развитым и взбалмошным мозгом он думал лишь о собственном сиюминутном удовольствии, поэтому страдания Микки забылись сразу же, как только он снял фартук и вышел вслед за Уинстоном, оставляя Микки отрабатывать наказание в одиночестве.***
Поскольку Йен первым применил рукоприкладство, его не удивила просьба мисс Ханны остаться поговорить после урока. Другие ребята косо посмотрели на него, выходя из класса, за исключением Микки, который, казалось, вообще избегал его взгляда. Ожидая от неё гневных нотаций, он растерялся, когда она усадила его и спросила: — Как ты себя чувствуешь, Йен? — Как я себя чувствую? — уточнил он. Она кивнула: — Что на тебя нашло? Раньше ты никогда себя так не вёл. Он пожал плечами: — Не знаю. Разозлился, наверное. Отмазка не сработала. — Йен, мы оба знаем, что гнев не является оправданием для физического нападения на кого-то. Ты не жестокий человек, так в чём же причина? — Мне просто это надоело, — признался он. Вместо поддержания конструктивных бесед, он предпочёл бы, чтобы его просто отругали. — Ты чувствовал... — она сделала паузу, пытаясь подобрать правильные слова, — прилив энергии в последнее время? Более сильный, чем обычно. — Э-э... Нет? Хотя он сомневался в своём ответе. В последнее время его действительно как будто переполнял адреналин. Иногда после дрочки с Микки ему хотелось прыгать на стены или раздеться догола и бегать по полю. Он был счастлив. И не видел никаких причин для беспокойства. — Хорошо, — сказала мисс Ханна с тенью сомнений на лице. — Кстати, тебе придётся извиниться перед Беннеттом. То, чего он так боялся услышать. — Он ведь заслужил. — Нет, не заслужил, — не согласилась она, но затем потянулась, чтобы погладить его по руке. — Но я поговорю с ним о насмешках и попрошу извиниться перед Микки. С учителями не поспоришь, поэтому Йен просто кивнул и вышел из кабинета в коридор, где его тут же поймала Аманда. — Что это было? — спросила она. — Ты реально сошёл с ума? При этом её глаза блестели так, словно она до сих пор находилась под впечатлением от развернувшейся ранее сцены. — Он вёл себя как мудак, — бросил Йен. — Да, согласна. Но то, что он сказал, было не таким уж и обидным по сравнению с другими его комментариями. Ты слишком бурно отреагировал. Все в шоке. Йен молчал, пока они медленно шли по коридору. — Сильно вляпался? — спросила она. — Нет, — ответил Йен. — Я просто должен извиниться перед ним и всё такое. — Извинишься? — спросила она. — Перебьётся.***
К счастью, мисс Ханна не рассказала сестре Грейс о драке и не стала настойчиво требовать примирения. Йен представлял, как она будет разочарована, когда в итоге узнает, что он не извинился перед Беннеттом. Скорее всего, она посадит их рядом и всё-таки заставит его попросить прощения, но сейчас это волновало его меньше всего. Ему не терпелось поскорее увидеть Микки, поэтому, не отдавая себе отчёта, он мчался по полю, наслаждаясь бьющим по щекам холодным ветром и пустотой вокруг. Он абсолютно не замечал серого неба и прохладного дождя, который капал на него, как вода из протекающего крана. Рёбра по-прежнему болели, а под глазом однозначно останется приличный синяк – как и у Беннетта, – но на фоне прилива чистой радости от пробежки все эти проблемы ощутимо потеряли силу. После душа он вернулся в комнату и столкнулся с Микки, который нервно сидел на краю своей кровати. — Йен, — сказал тот и встал. — Привет, Микки, — поприветствовал он, чувствуя знакомые гулкие удары сердца, которое, казалось, теперь всегда ускоряло свою работу в присутствии этого парня. — Ты как? — спросил Микки и поморщился, заметив синяк вокруг его правого глаза. — Лучше не бывает. — Слушай, — начал Микки, — ты не должен был этого делать. — Он сам напросился, — ответил Йен. — А Джейми я планирую ударить завтра после обеда, наверное, во время игры. Когда рядом не будет учителей. — Йен, — теперь это прозвучало довольно строго. Повисла тишина. — Стой, ты шутишь? Или серьёзно? Йен рассмеялся: — Я серьёзно, Микки. Что я тебе говорил? — Ладно, но я не хочу, чтобы ты это делал. Тебе и так прилетело. К тому же все теперь думают, что у тебя крыша поехала. Йен осознал, что этот разговор стал самым продолжительным из всех. И впервые Микки, похоже, искренне переживал за него. Несмотря на непривычный формат общения, он упивался его своеобразной заботой и сочувствием. — Так мы теперь друзья? — спросил Йен. Микки озадаченно нахмурил брови. — Я думал, ты не захочешь со мной дружить, пока я не врежу Беннетту и Джейми. Один – готов, один – остался, — сказал Йен. — Я ведь просил тебя не делать этого... — Так мы друзья? Микки вздохнул и нерешительно ответил: — Друзья. Йена смутил такой тон. Микки явно не хотел, чтобы он ввязывался в очередную драку. Но, раз уж он настроился идти до конца, ему в любом случае придётся подраться с Джейми. Стычка с Беннеттом недостаточно его удовлетворила.***
К ужину о произошедшем знали все. Ученики помладше с удивлением уставились на подбитый глаз Йена, когда он прошёл мимо их столов. Он осмотрел столовую в поисках свободного местечка, игнорируя своё привычное место рядом с Джейми и Беннеттом, которые наблюдали за ним с другого конца комнаты. Он выдохнул, когда увидел, что Аманда заняла ему стул в дальнем углу среди одиннадцатиклассников, рядом со столом Микки, где тот сидел с Остином, Даниэллой и другими ребятами. — Рано или поздно тебе придётся столкнуться с ними лицом к лицу, — сказала она, когда он приземлился рядом. — Мы всё равно скоро уедем отсюда, — ответил Йен. Он начал ковырять свою порцию жареной моркови с петрушкой, а Аманда недовольно вздохнула. — Привет, Йен, — послышался голос нервно подошедшего к ним Уинстона. — Привет, — поздоровался Йен. — Ты сегодня пропустил игру. — Ну да. Воцарилось неловкое молчание. Уинстон переминался с ноги на ногу и барабанил пальцами по своему подносу. — Думаю, через неделю об этом все забудут, — наконец сказал он. — Я могу поговорить с ними, если хочешь. Вряд ли они будут против увидеть тебя завтра на поле. Уинстон, естественно, взял на себя роль миротворца, потому что ему было не присуще вставать на одну из сторон. Хотя по его неуверенности и отсутствию желания занять место за их столом Йен мог догадаться, что принципы всё же пошатнулись. — Ладно, — пожал плечами Йен, представляя, как в ходе завтрашней игры повалит Джейми на землю и поставит ему фингал, а Микки это увидит. — Давай.***
Ночью Йен практически набросился на вошедшего в комнату Микки, чтобы в следующее мгновение повалить его на кровать. — Господи, Йен, — выдохнул тот, когда он глубоко запустил руку в его боксеры. Он и сам не знал, что на него нашло, но его одолело дикое желание кончить с Микки. Он хотел заниматься этим всю ночь, если бы, конечно, такое было возможно. Но, видимо, произошло недопонимание, потому что вскоре, во время попыток поработать ртом, он ощутил мягкие протесты. — Йен, Йен, Йен, — затараторил Микки, отодвигаясь от него. — Прекрати. Йен чуть не заскулил в ответ, но в эту же секунду заметил в глазах Микки вспышку беспокойства с долей растерянности. — Что? — спросил он. Микки изучил его лицо. — Ничего, просто... Йен намеревался продолжить, но Микки снова остановил его. — Не знаю, стоит ли нам это делать сегодня, — сказал он. — Как-то настроя нет. — Да ну нахер, Микки, ты до сих пор на меня злишься? Микки покачал головой: — Не злюсь, ты просто странно себя ведёшь. Йена это задело, и он отступил. — Это ты странно себя ведёшь, — буркнул он и спрыгнул с его кровати, чтобы лечь в свою. — Йен, — позвал Микки со смесью раздражения и сожаления в голосе. Не получив ответа, он умолк и немного погодя выключил лампу. Пока Йен лежал в темноте, его озарила ещё одна идея, которая могла помочь ему вновь заполучить внимание Микки. мне кажется микки в последнее время чувствует себя подавленным. он стал другим, и я наверное тоже. я вдруг осознал что у него отобрали много его любимых находок, а потом он по сути признался мне что у него нет здесь настоящих друзей. я планирую перелезть через забор и поискать для микки какой-нибудь подарок. что-то такое, что ему понравится.***
К несчастью для Йена, после «табачного инцидента» с участием Микки директриса поручила установить на заборе колючую проволоку. Йен внимательно осмотрел металлическую конструкцию и решил, что перебраться через неё не составит особого труда; в конце концов, он был довольно ловким. Избежать порезов на ладонях вряд ли получится, но если бы ему удалось протащить наружу стул, то он бы, наверное, смог перепрыгнуть. Почва на той стороне мягкая, поэтому единственное, что ему останется – найти бревно и с его помощью потом перелезть обратно. Позже он в полной мере поймёт глупость этой затеи, которая во многом зависела от удачи и была подстёгнута одним лишь желанием произвести на Микки впечатление. Он будет сокрушаться о поступках той недели, совершенно не узнавая себя и ощущая провал в памяти в отношении своего психического состояния. Всё началось с импульсивного порыва сделать первое, что пришло в голову, и почему-то «первым» стало именно это. После завтрака, когда остальные парни ждали окончания дождя, чтобы наконец выбежать на поле и поиграть в футбол, Йен украл деревянный стул из учебного кабинета сестры Грейс и целенаправленно рванул к забору. Встав на спинку стула, он оценил обстановку: высокий рост позволил ему увидеть мир снаружи и возвыситься над колючей проволокой. Находящиеся на уровне плеч шипы выглядели не сильно острыми, поэтому он смело ухватился за металлические пролёты, а потом взмыл над забором и с глухим звуком приземлился на другой стороне. Погода в тот день стояла пасмурная и дождливая, однако ни грязь под ногами, ни промокшая одежда ему были нипочём. После двадцати минут скитаний по лесу он сдался. Не нашлось ничего даже отдалённо интересного – только листья и ветки. Микки не обманул, когда сказал, что здесь больше нечего искать. Возле дерева с дуплом, которое ненадолго стало их местом, под слоем грязи лежали мокрые обрывки журнальных страниц. Он почувствовал неприятную тяжесть в груди при виде этой картины и попытался поскорее сместить фокус внимания. Вдалеке послышались крики парней: дождь слегка утих, и они начали игру. Йен вздохнул и решил вернуться назад, признавая поражение. Рядом с забором лежало бревно, которое вполне могло сойти за опору, правда, оно было гораздо ниже стула и выглядело немного скользким из-за дождя. Тем не менее он встал на него и медленно подтянулся, стараясь держать руки подальше от острых шипов металлической ленты. Он не знал, как это произошло, но, скорее всего, именно из-за сочетания нескольких факторов – плохого сцепления с деревянным ограждением, лёгкого колебания проволоки, а также скользкой и забитой грязью подошвы ботинок – равновесие попрощалось с ним и позволило гравитации утянуть его вниз на другую сторону. Ощутив, как что-то острое полоснуло ногу, он рухнул вперёд головой в траву и закашлялся. Ребята всё видели с футбольного поля и наверняка пребывали в шоке от развернувшейся сцены. Йен почувствовал, как двое парней подхватили его под плечи. На полпути к медпункту до него дошло, что это были Джейми и Беннетт, которые тащили его туда, потому что он истекал кровью.***
Когда Йен очнулся, он уже лежал в медпункте с повязкой на правой ноге – от бедра и почти до голени. — Тебе наложили швы, — сказала медсестра, заметив его телодвижения. Чувствуя нарастающую пульсацию в ноге, он поморщился. — Я дам тебе обезболивающее, — следом бросила она и начала рыться в ящике своего стола. Йен не знал, сколько времени он провёл без сознания, но, когда его наконец отпустили в комнату с парой костылей, за окном было темно. Ученики готовились ко сну, а это значит, что обед и ужин он пропустил.***
— Медсестра сошла бы с ума от скуки без нас, — пошутил Йен, ковыляя вглубь комнаты. Микки оторвал взгляд от блокнота. — Ты похож на мокрую крысу. Йену действительно стоило сходить в душ. Его волосы практически ломились от засохшей грязи. Когда он провёл по ним пятернёй, чтобы распутать, на пол упал мокрый листочек. — Надо помыться, — пробормотал он. — Нужна помощь? — спросил Микки и тут же покраснел. — Просто... я помню, как запарился с этими бинтами, когда пытался не мочить их слишком сильно. Йен посмотрел на раненую конечность. Медсестра сказала ему, что повязка непромокаемая, но рекомендовала всё равно избегать попадания воды и по возможности принимать душ, высунув ногу. — Не, — ответил Йен, подумав, что это уже перебор – стоять голым в душе, пока Микки будет рядом помогать держать равновесие. — Уверен, что справлюсь. Микки лишь пожал плечами: — Ну смотри.***
Это была та ещё эквилибристика. Вопреки всем стараниям, он чувствовал, как струйки тёплой воды то и дело стекали по ноге, которая начала уставать от висячего положения. Послышался звук открываемой двери, и он знал, что в этот час, кроме Микки, больше никто прийти не мог. Душевые для парней из двенадцатого класса находились отдельно от туалета. Вдоль стен висело около десяти душевых леек и несколько раковин. Йен не возражал против похода в душ вместе с другими парнями: за столько лет он привык к этому. Но остаться во время водных процедур наедине с Микки, глубокой ночью – совсем другое. — Эй, — позвал Микки, держась на расстоянии и глядя на противоположную стену, а не туда, где под струями воды стоял Йен. — Я, э-э, как бы тоже ещё не был в душе. Я могу подождать, пока ты не закончишь, если только тебе не нужна помощь. Йен посмотрел на стоящего неподалёку Микки и понял: по ошибке он принял за холодность то, что под ней скрывалось на самом деле – невероятная застенчивость. — Да, — признался он. — Помощь мне бы не помешала. Когда тот просто кивнул и начал сбрасывать с себя одежду, Йен ошалел от восторга. И тут его опять осенило: Микки редко принимал душ вместе с другими парнями, всегда выбирая для этого разные часы и корректируя свой распорядок дня, чтобы избежать толпы. Он не видел его полностью обнажённым, наверное, с четвёртого класса. Микки медленно подошёл и протянул руку, помогая ухватиться за своё плечо для поддержки равновесия. Ещё никогда прежде Йен не чувствовал такой близости между ними, несмотря на то что не раз сосал его член. — Давай быстрее, пока никого нет, — сказал Микки, внезапно хватая раненую ногу Йена, чтобы облегчить нагрузку на мышцы. Йен быстро намылился, надеясь, что им удастся проигнорировать его эрекцию, дабы не усугублять и без того неловкое положение. Они могли бы разобраться с этим позже, в уединении их комнаты. По окончании процедур он попытался задержаться и тайком понаблюдать за Микки в душе, но тот бросил на него странный взгляд: — Переодевайся и иди, я скоро приду. Намёк понят.***
От Микки пахло свежестью лавандового мыла и шампунем со сладким ароматом миндального молока и мёда. Именно этот запах вдохнул Йен, когда неуклюже залез на его кровать и закрыл глаза. Микки осторожно забрался сверху, стягивая его боксеры до эрекции, которая сохранялась с момента принятия душа. — Мне нравится, как ты пахнешь, — сказал Йен, проводя рукой по бедру Микки. В следующее мгновение тот опустил голову и взял в рот его член, из-за чего он чуть не взорвался прямо на месте в ту же секунду. У Йена накопилось много вопросов, начиная с того, почему отношение Микки к нему резко изменилось, и что он мог сделать, чтобы так всё и продолжалось. Но пока он просто плыл по течению, стараясь не слишком сильно толкаться в его рот. Почувствовав подступающее освобождение, он подтолкнул голову Микки. — Эй-эй, я близко. Слишком близко, — заикался он. Микки медленно отстранился – даже чересчур медленно, – искренне наслаждаясь последней каплей и принимаясь тут же поглаживать ствол рукой. Йен жестом позвал его к себе, чтобы проделать с ним то же самое. Он обвил ладонью его член, который вовсю стоял и, к удивлению, тёк как сумасшедший. — Господи, Микки, — сказал Йен, зная, что всё равно кончит первым, но уже имея неплохую фору. Всё лицо и шея Микки, казалось, раскраснелись ещё сильнее, и Йен подумал, что под рубашкой его грудь, наверное, тоже раскраснелась. Он представил, как делает это совершенно голым, получив возможность лизать Микки, целовать его, тереться членами друг о друга и творить все те безумные вещи, которые казались немыслимыми до этого момента. Не успев опомниться, он испустил судорожный вздох и кончил на руку Микки, который вскоре сделал то же самое. Они лежали тяжело дыша, и на этот раз Микки не стал выталкивать его с кровати. — Можно мне остаться здесь? — спросил Йен, когда к нему вернулось сознание. — Чего? — спросил Микки. — Можно мне остаться здесь? — повторил Йен. — На ночь, я имею в виду. Тот поджал губы. — Зачем? — Я ранен, Микки, — ответил Йен. — Неужели ты заставишь меня пройти долгий путь до собственной кровати вот так? Микки усмехнулся, но спорить не стал. — Дурень, — бросил он и натянул на них обоих одеяло. Часть II Я помню мелкие детали о Марселине. В смысле не воспоминания, а само здание, точнее, нашу комнату с Микки. Снаружи Марселина выглядела изящно: каменная кладка, обрамляющие вход колоннады. На шпалерах вдоль восточной стены росли дикие цветы, которые, казалось, жили своей собственной жизнью. Чего не скажешь о простенькой обстановке комнаты, где стояли наши кровати с кремовыми простынями, деревянные сундуки, а также – общий письменный стол, которым мы почти не пользовались. На стороне Микки стена была увешана его любимыми рисунками, небрежно приклеенными скотчем, как будто его больше заботила идея просто прикрепить их, чем создать эстетику. Моя сторона в целом пустовала. В какой-то момент я повесил рисунок, который для меня нарисовала Аманда, а позже – небольшую зарисовку Микки, где он изобразил меня, играющим в футбол. Микки считал рисунок плохим, но я снова и снова повторял ему, как мне понравилось. Он не верил мне до тех пор, пока я не повесил этот набросок над своей кроватью, хотя даже тогда его сомнения не исчезли. Помню, я нашёл это милым.***
Первый раз Йен увидел снег во втором классе. Он помнил, как заворожённо смотрел в открытое окно своей комнаты вместе с Уинстоном, несмотря на обжигающий кожу зимний воздух. Сестре Грейс потребовалась примерно целая вечность, чтобы закутаться в зимнее пальто и шарф, и ещё больше времени, чтобы зашнуровать ботинки. Мисс Ханна присоединилась к ней, надев только свитер крупной вязки и резиновые сапоги, а мисс Эйприл осталась внутри, в тепле, не желая принимать участия. Мисс Ханна показала им, как скатать снежок до больших размеров, демонстрируя правильный способ лепки снеговика. Спустя годы Йен заговорил об этом с Микки во время повседневной беседы обо всём «первом» в их жизни. — Помнишь первый снег, и как мы все тогда обрадовались? — спрашивал он. Микки плохо помнил. После некоторых размышлений память подсказала Йену, что его с ними не было. — Мне не нравился холод, — отвечал ему Микки. — Думаю, я остался внутри с мисс Эйприл. Пусть Йен и запомнил тот день как один из самых счастливых в своей жизни, он тут же захотел вернуться в прошлое, чтобы вместо прогулки остаться внутри и составить Микки компанию.***
В течение недели кровать Йена стояла нетронутой. Каждую ночь, начиная с той, когда он вернулся из медпункта с перевязанной ногой, Микки помогал ему принять душ, как только все ложились спать, а потом он сразу же ковылял к его кровати, где они либо делали друг другу минет, либо начинали с дрочки и переходили к минету. После разрядки они по-прежнему не разговаривали, но Микки не выгонял его из постели, поэтому он оставался. Ему было интересно, что произойдёт, когда снимут повязку, хотя оправдание травмой уже теряло силу. Йен вспомнил первое утро, проведённое в постели Микки. Проснувшись первым, он просто смотрел на его затылок и на то, как поднимались и опускались его плечи в ритме глубокого дыхания. Тёмные волосы торчали во все стороны, вызывая у него безудержное желание протянуть руку и запустить пальцы в этот беспорядок. Микки проснулся позже, под отдалённый звон утренних колоколов, которые оповещали всех о том, что завтрак будет готов через час. Они лежали, уставившись в потолок, и молчали. — Как нога? — спросил Микки. — Уже лучше, — ответил Йен. Кровать была маленькой, поэтому их руки не могли не соприкасаться. Одно еле заметное движение, и Йен почувствовал, как пальцы Микки замерли и отдалились от его пальцев. Стояло безмятежное утро, неумолимо надвигалась зима, и трава на улице покрылась слоем инея. Йен хотел весь день валяться в этой постели, согретой теплом Микки. микки так легко замерзает. его пальцы на руках и ногах отогреваются целую вечность и иногда ощущаются сосульками на моей коже. хотя если честно я не против. меня тешит мысль что я нужен ему чтобы согревать его по ночам, пусть он никогда не признается в этом. думаю повязку скоро снимут и это радует, потому что последнюю неделю я чувствую себя заторможенным. когда её уберут я рвану на поле нарезать круги. скучаю по бегу***
Сказанное Уинстоном оказалось правдой. В конечном счёте большинство людей забыли о стычке Йена с Беннеттом – в том числе и сам Беннетт, который до такой степени был шокирован его окровавленной ногой и криками при обработке раны, что даже подошёл к нему как-то за обедом и спросил о самочувствии. В основном всё вроде как вернулось на круги своя. Вот только Йен так и не вернулся на своё привычное место в столовой, предпочитая сидеть с Амандой рядом со столом Микки, с каждым днём придвигаясь к нему всё ближе и ближе. В итоге Аманде настолько это осточертело, что однажды утром она просто заняла место рядом с Микки и жестом позвала Йена присоединиться к ней. Микки был молчалив, впрочем, как и Йен со своими попытками поддержать беседу. Основную часть разговоров вела Аманда, а Даниэлла больше поддакивала. Йен почувствовал укол ревности, когда Даниэлла прикоснулась к Микки, и ему стало интересно, как тот отреагирует на его предложение порвать с ней. Или он мог бы убедить Уинстона дать ей шанс. Мысли неслись со скоростью света, пока однажды утром не случилась катастрофа.***
— Йен, вставай. Нас скоро позовут завтракать. Йен глубже зарылся в одеяло: от яркого света, льющегося через окно, у него разболелась голова. Силы пропали, и он хотел снова провалиться в сон. — Йен. Он почувствовал, как Микки слегка встряхнул его, и сильнее укутался в кокон. Всё, чего он желал, – чтобы мир просто остановился. Хотя бы ненадолго. Послышались шаги по комнате, а следом – звук надеваемой обуви. Ему было знакомо это состояние, из-за которого дни проходили как в тумане. И он ненавидел собственную беспомощность перед этим ужасным чувством. — Ты заболел или что? — спросил Микки. Йен лишь поворчал в ответ, мечтая остаться в одиночестве и полежать ещё немного. — Ты не мог бы, пожалуйста, просто... — Микки вздохнул. — Я могу сходить за помощью, но... — повисла долгая пауза, — может, ты хотя бы вернёшься в свою постель? Йен не хотел, чтобы Микки обращался за помощью. Он абсолютно не горел желанием находиться с кем-то рядом, а также видеть или слышать кого-либо, поэтому оставил его нервно расхаживать по комнате. Когда колокола оповестили о завтраке, Микки издал странный писк и направился к двери.***
Значительно позже дверь снова скрипнула, и комнату наполнил знакомый цветочный аромат духов мисс Ханны. — Он весь день такой, — пробормотал Микки. Йен ощутил на плечах руку мисс Ханны. — Йен, — прошептала она. — Ты сегодня не ел. Время ужина прошло. Он прятался под одеялом, чувствуя пульсирующую боль в голове и медленно стекающие на матрас слёзы. — Давай вылезай, — сказала мисс Ханна, стараясь не нагнетать обстановку. — Микки припас для тебя десерт. Твой любимый, манговый пудинг. Йен застонал: — Уходите. — Тебе придётся встать, Йен. Иначе у меня не останется выбора, кроме как позвать сестру Грейс и директрису. Не подействовало. Вытащить его из-под одеяла мисс Ханне удалось обещанием, что она оставит его в покое, если он примет таблетки и запьёт их водой. Он едва мог смотреть Микки в глаза, когда схватил стаканчик с таблетками и опрокинул его, быстро проглотив содержимое. — Дай мне знать завтра утром о его самочувствии, — шепнула мисс Ханна в адрес Микки. — Присмотри за ним сегодня вечером. — Он болен или что? — спросил Микки. — Нет-нет, — ответила мисс Ханна. — Ему просто нужно разобраться кое с чем. Я видела такое раньше, и для этого лишь требуется немного времени. Он кивнул и нервно оглянулся на Йена. После ухода мисс Ханны, его взгляд застыл на полу: — Я займу твою кровать на ночь.***
Следующие несколько дней прошли отвратительно, и в итоге Йен опять оказался в кабинете директрисы. Рядом с ним – мисс Ханна, напротив – та же самая ведьма, с которой он сталкивался много лет назад, когда проходил через нечто подобное. Несмотря на полубессознательное состояние, он слышал, как она говорила с мисс Ханной о его рецепте, а потом – о замене лекарств и дозировок. — То есть, — уловил он слова мисс Ханны, — это ведь явно биполярное расстройство? — Какая разница, поставим мы вообще диагноз или нет, — отрезала женщина. — Просто дайте ему прописанные лекарства, и его настроение нормализуется. Если он доставляет вам столько хлопот, то отправьте его уже в Сент-Джозеф. Йен ничего не знал про Сент-Джозеф, но одно лишь упоминание об этом месте, похоже, вызвало у мисс Ханны шок. — В этом нет необходимости, — сказала она. — Он просто мальчик, которому нужна помощь. Женщина что-то нацарапала в блокноте и протянула ей листок: — Этого пока хватит.***
Прошла ещё неделя, прежде чем Йен снова ощутил вкус жизни, но с наступлением ремиссии он также начал корить себя за срыв. Повязку наконец сняли, энергия вернулась к предманиакальному уровню. И хотя он скучал по бегу, первые снегопады заставили его смириться с тем, что придётся коротать дни в помещении. Ребята ходили вокруг него на цыпочках, наслышанные обо всех его проблемах за последнее время. Видимо, думали, что он в любую минуту может сорваться или заплакать. А Микки, казалось, больше не мог смотреть ему в глаза. — Ты снова меня ненавидишь? — однажды ночью спросил Йен из своей кровати. — Я никогда тебя не ненавидел, — ответил Микки. — Ладно, — недоверчиво сказал Йен. — Значит, ты ненавидишь меня сейчас? — Нет. — Ты просто считаешь меня сумасшедшим. — Нет, — сказал Микки. — Не считаю. — А все остальные считают. — Все остальные – идиоты. Йен усмехнулся: — Спасибо. Он наблюдал за тем, как Микки свернулся калачиком под одеялом, и вспомнил, как тот замерзал, даже когда вентиляционные клапаны нагнетали тёплый воздух. Они не делили постель, уже вторую неделю ничем не занимались и элементарно не обменялись больше чем парой слов за раз. Возможно, он напугал его своим депрессивным эпизодом и заставил понервничать, отказавшись тогда возвращаться в свою кровать. Ему было интересно, Микки просто решил смириться с этим, или всё дело в доброте. Так или иначе, Йен не испытывал сильного сексуального желания с тех пор, как у него случился рецидив, а также в течение недели после начала приёма новых таблеток. Он не знал, сможет ли вообще возбудиться, но ему не хватало ощущения кожи Микки, поэтому, не успевая опомниться, он проложил путь к его постели. «Я скучал по тебе», — едва не сказал он, но остановил себя, потому что это было бы настоящим безумием. Йен забрался под одеяло и стянул с Микки боксеры, воспринимая отсутствие ответной жёсткой реакции на то, что он забрался к нему в постель, как хороший знак. Ему пришлось проползти под одеялом вниз, чтобы накрыть ртом член, изо всех сил стараясь не оторвать его от дрожащего тела под собой. По-хорошему, стоило залезть со стороны изножья, потому как именно там он в итоге и оказался: одна половина тела – на полу, другая – под одеялом, и никакой возможности увидеть удовольствие на лице Микки. Это было странно, потому что ему нравилось доставлять удовольствие Микки, но его собственный член никак не реагировал на происходящее, словно отделился от тела. Стимулируя рукой основание, Йен покачивал головой и уделял время неторопливым облизываниям, чего раньше никогда не делал. Он проводил языком по медленно подтекающей щели и слышал приглушенные стоны Микки, который поджал пальцы ног, лежащих на его плечах, и начал слабо толкаться навстречу. Понимая, что Микки был на грани, он продолжил сосать, даже когда ощутил лёгкий пинок. — Йен, — прохрипел Микки. Он не останавливался, желая больше всего на свете, чтобы тот кончил ему в рот. — Йен, — напоследок предупредил Микки, громче, чем прежде. Наверное, стоило сказать это вслух, ведь Микки явно изнемогал. Отстранившись, Йен завис между его ног. — Я хочу, чтобы ты кончил мне в рот, — откровенно заявил он и крепко сжал основание члена с целью отсрочить кульминацию. — Чё? — спросил Микки и немного подался назад. — Если ты не против, — добавил Йен. Между ними возникло что-то вроде состязания в гляделки: Микки, похоже, не мог понять, серьёзно говорил Йен или нет, хотя это было очевидно. — Я не... — Микки задыхался. — Делай, чё хочешь. Маска равнодушия трещала по швам, когда он цеплялся за простыни так, словно от этого зависела вся его жизнь. Снова нырнув под одеяло, Йен ослабил хватку и принялся подводить его к финишной черте. Он постоянно представлял, как будет приятно кончить вот так, и, возможно, всё, чего он действительно хотел, – почувствовать себя ближе к Микки во что бы то ни стало. — Йен, ты... Ты уверен? — сбивчиво бормотал Микки. — Потому что я очень близко и... Йен знал, что его глаза были зажмурены, пусть и не видел самого лица. Он продолжал, пока не почувствовал, как Микки напрягся и резко вдохнул сквозь зубы. И во рту вдруг появился обволакивающий вкус чего-то тёплого и солоноватого. Слегка сжав левой рукой его бедро, он неторопливо приподнялся и сглотнул. Когда он пополз вверх и лёг рядом, ему польстило увидеть выражение полного блаженства на лице Микки. — Тебе понравилось? — спросил он. Микки выпустил дрожащий смешок: — Ага, э-э, дай мне секунду, и я тебе тоже отсосу. Йен понимал, что сегодня у него ничего не получится. — Не, всё в порядке, — заверил он. — Я просто хотел сделать тебе приятно. Не обязательно всегда отплачивать тем же. — Ты уверен? — спросил Микки. — Да, а для чего ещё нужны друзья? — ответил Йен, игриво подталкивая его. — Но я хочу, — сказал Микки. Этого Йен и боялся. Он искренне не знал, как ему всё объяснить, потому что сам едва понимал происходящее. В прошлый раз, когда его член был таким же вялым, Аманда посчитала себя непривлекательной и расплакалась. — Давай завтра, — предложил Йен. — Если честно, я очень устал сегодня. Похоже, сработало, потому что Микки не выглядел сомневающимся или обиженным. — Хорошо, — сказал он. — Спокойной ночи, Йен. — Спокойной ночи, Микки. На этой ноте Микки плюхнулся на подушку, поэтому Йен, будучи ближе к лампе, потянулся и выключил свет. Мир никуда не делся и по-прежнему окружал его. Последняя неделя выдалась крайне тяжёлой, но теперь он чувствовал, как туман в голове наконец начал медленно рассеиваться. Микки до сих пор всеми силами старался держать дистанцию на кровати, однако утром его старания теряли смысл, поскольку они оба довольно много двигались во сне. Йен в очередной раз поймал себя на борьбе с желанием запустить пятерню в его волосы. Ну или провести пальцем по спине. Или даже оставить поцелуй за ушком. Возможно, когда-нибудь он предпримет ещё одну попытку поцеловать Микки, и, может быть, тот позволит ему это сделать. А сейчас он был просто счастлив снова делить с ним постель. Часть III Мы не встречали традиционные праздники, такие как Рождество, День благодарения, Пасха, тот же Хэллоуин. Ну, у нас было Рождество, но не то Рождество, о котором я узнал позже: с чулками, ёлками и подарками. Наше – включало в себя более продолжительную мессу и пересказ истории о рождении Иисуса. Мы не праздновали дни рождения, потому что никто из нас не знал даже даты своего появления на свет, не говоря о факте существования самого праздника.***
Снега в тот год выпало много, и печи работали по полной. Йен наблюдал, как ребята помладше выбежали на поле побросать друг в друга снежки, и понимал, что он не сможет не скучать по этому месту. В конце концов именно здесь он исследовал мир. Ему не верилось, что в один прекрасный день никто из друзей, с которыми он вырос, не будет жить рядом с ним. Пока он отсутствовал на занятиях, мисс Ханна прочитала классу лекцию о его душевном состоянии, оправдывая такое поведение результатом нарушений в биохимии мозга, а ещё, как ни странно, Беннетт даже извинился перед Микки, хотя сказать, что они резко стали друзьями, – было бы преувеличением. Насмешки, конечно, прекратились, но после стольких лет обращения с Микки как с прокажённым, между ним и другими парнями не имелось совершенно ничего общего, и те прекрасно общались в рамках ранее сформировавшихся групп. — Ты извинился перед Беннеттом? — спросила однажды мисс Ханна, когда попросила Йена остаться поговорить после урока. Его захлестнуло чувство вины. — Нет, — пробормотал он. Он рассчитывал на то, что мисс Ханна забыла об их ссоре, но, как оказалось, она всё помнила. — Я очень надеюсь, что ты это сделаешь, Йен. Нет оправдания причинению боли кому-то, даже если ты переживал трудные времена. Её логика была слишком здравой. Ему оставалось только кивнуть и согласиться. Он хотел поговорить с ней ещё кое о чём. О том, что медленно, но верно разъедало его изнутри, стоило ему подумать о той неделе, встрече с той женщиной и всех словах, которые он услышал тогда в полудрёме. — Мисс Ханна? — спросил он. — Что это за болезнь такая, которую Вы подозреваете у меня? Биполярное расстройство. Она посмотрела на него, после чего обвела взглядом комнату и неспешно встала закрыть дверь. — Присаживайся, Йен, — сказала она. Он так и сделал, поскольку понял, что сейчас ему расскажут нечто конфиденциальное и, возможно, шокирующее. — Я расскажу тебе, потому что очень скоро ты отправишься в реальный мир, и рядом не будет ни меня, ни сестры Грейс, чтобы помочь, когда это повторится. Йен кивал, слушая, как мисс Ханна старательно и терпеливо описывала суть его «расстройства»: само понятие, симптомы, признаки приближающегося рецидива и необходимость медикаментозного лечения. — Я должна была предвидеть срыв, — призналась она. — Честно говоря, возможно, я и заметила. Просто не знала, что делать. На мгновение ему стало стыдно перед ней за то, что все эти годы он заставлял её переживать, а ещё – перед Микки, который из-за него порядком перепугался. В памяти разом всплыло всё. — Они знают? — спросил Йен, имея в виду своих одноклассников. — В общих чертах, — ответила мисс Ханна. — Но они понимают и искренне заботятся о тебе, Йен. Несмотря на то, что в последнее время ты отталкиваешь их от себя. — ... — Подожди-ка, — добавила она перед тем, как потянуться к ящику стола и порыться в чём-то наподобие блокнота с мягкой обложкой. Она пролистала несколько толстых страниц, пока не нашла то, что искала – фотографию с нацарапанной на обороте датой. Она протянула её Йену, который опустил взгляд и рассмотрел снимок, сделанный в какой-то белой комнате, где в ряд лежали младенцы, завёрнутые в бледно-зелёные одеяльца. Фотография была довольно старой и плёночной, а её края немного загибались. — Это ты, второй слева, — сказала мисс Ханна, и глаза Йена расширились, когда он увидел себя в младенчестве. Ему раньше не показывали его фотографий в таком возрасте: самым первым снимком, который он помнил, являлся портрет, сделанный в подготовительном классе и размещённый в их ежегоднике. — Справа от тебя – Уинстон, а слева, я думаю, – Мэттью, — вспоминала она, а потом продолжила перечислять имена всех мальчиков из его класса, отмечая остальных малышей на фотографии. После она усмехнулась: — Благодаря рыжим волосам тебя было легко запомнить. Он улыбнулся и изучил снимок, удивляясь тому, насколько одинаковыми выглядели остальные малютки. Единственное, чем они отличались – размером, количеством волос на голове и их цветом, хотя это всё равно не помогало точно определить, кто есть кто. — Микки тоже легко запоминался, — сказала мисс Ханна. — Он самый маленький в самом конце. От горшка два вершка. Йен нашёл его на фото. Уже тогда его волосы были тёмными и густыми, а сам он и правда выглядел меньше остальных. — Тогда у него имелось много осложнений, — поделилась она. — Мы не знали, выживет он или нет. Мисс Ханна непоколебимо посмотрела на него, когда их взгляды встретились. И тут он понял, что она догадывалась о происходящем между ними, поэтому покраснел, не зная, стоило ли поднимать эту тему. — Микки находился в больнице гораздо дольше. Врачи почти опустили руки, но потом он всё-таки выкарабкался и присоединился к вам. Тогда вы уже все научились общаться друг с другом, однако его младенчество прошло в отделении интенсивной терапии новорождённых, а раннее детство – на больничных койках. Поэтому на момент приезда в Марселину, он был всего лишь маленьким напуганным мальчиком. Чем больше мисс Ханна рассказывала, тем сильнее сжималось сердце Йена. — Помню, я навещала его так часто, как только могла. Приносила небольшие гостинцы, просто разговаривала с ним. Он был очень милым малышом. Наверное, мои прогнозы насчёт его будущего в Марселине оказались слишком оптимистичными, потому что он действительно радовался приезду. Но потом... — она замолчала. — У него возникли сложности в плане адаптации. Йен жалел о том, что не знал этого раньше, и сразу задался вопросом: даже если бы он знал, сложилось бы всё иначе? — Вы все как братья. Вы ссоритесь, миритесь, снова ссоритесь и снова миритесь. Тебе повезло, что ты пережил это, но Микки с подобным никогда не сталкивался. Он задумался. — Братьев переоценивают. Каин в конце концов убил Авеля. Мисс Ханна тихо рассмеялась: — Возможно, ты мне сейчас не поверишь, но вы любите друг друга. Йен знал, что вопросы об их зарождении, появлении на свет, о дальнейшем будущем – не приветствовались, поэтому после стольких лет, как сестра Грейс и мисс Эйприл вдалбливали ему это в голову, он не мог даже затронуть запретные темы. Но кое-что его всё же беспокоило. — Мисс Ханна, что такое Сент-Джозеф? Её лицо помрачнело. — Просто место, — ответила она. — Сейчас тебе не стоит волноваться об этом. — Это страшное место? — спросил он. — Нет, но, — она сделала паузу, — есть вещи, о которых я не могу тебе рассказать. И надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня за это. В тот день Мисс Ханна рассказала предостаточно, поэтому Йен не стал испытывать судьбу. — Хорошо, — сказал он. Перед уходом он нервно выдавил из себя последний вопрос: — Вы узнали о Микки, потому что прочитали мой дневник? Мисс Ханна вопросительно посмотрела на него, но потом сложила два и два. — Конечно же нет, Йен, — рассмеялась она. — Просто ты не такой скрытный, как тебе кажется. Его лицо вспыхнуло от её слов и собственного неосторожного признания. — Они тоже в курсе? — Нет, — успокоила она. — И я им не скажу.***
— Мисс Ханна знает, — сказал Йен тем же вечером, после того как снова позволил Микки кончить себе в рот. Он до сих пор колебался по поводу стадии своей временной импотенции, поэтому опять притворился уставшим и отказался от ответной услуги. После неожиданной новости Микки замер. Йен успел заволноваться, что напугал его, но потом послышался негромкий смешок: — Да, нетрудно догадаться. — Как? — Дураку понятно, какая кровать моя, чувак. Йен взглянул на свою постель – заправленную и нетронутую. Да, логично. Но, опираясь только на это, можно было много чего предположить. — Этого мало, — сказал он, скорее, самому себе. — Хм, — бросил Микки и пошарил в пространстве между кроватью и стеной, вытаскивая блокнот с карандашом. Йен наблюдал за тем, как на бумаге начали появляться забавные наброски. Они сидели рядом на маленькой кровати, из-за чего ему невыносимо хотелось уткнуться лицом в его рубашку, чтобы вдохнуть запах. — Не знал, что у тебя в детстве были проблемы со здоровьем, — признался он, когда они уже давно погрузились в уютную тишину. Микки приподнял брови: — Мисс Ханна рассказала тебе? — Да, — ответил Йен. — Я удивлён. Ты никогда не говорил об этом. — Я почти ничего не помню. — Но ты же помнишь, как приехал сюда после выздоровления? И как всё стало сложно. — Наверное. Микки по-прежнему прожигал взглядом свой рисунок, поэтому Йен слегка толкнул его ногу: — Мне жаль. — Почему? — спросил Микки, не отрывая глаз от блокнота, хотя Йен видел, как ему стало трудно удерживать фокус на рисовании, когда их разговор перетёк в эмоциональное русло. — Потому что тебе пришлось пройти через это в одиночку. Микки пожал плечами: — Забей. Всё нормально. Скорее всего, это была ложь, но Йен понимал, что не стоило нагнетать обстановку. — Ты, наверное, видел больше мира за пределами, чем любой из нас. — Да, — сказал Микки. — Особенно в той унылой больнице. — Почему в унылой? — спросил Йен. Захлопнув наконец блокнот, Микки откинулся рядом на изголовье и прикрыл глаза. Йен посчитал это попыткой заснуть в сидячем положении, но тот заговорил: — Моё самое раннее воспоминание связано с больным стариком, который почти не мог ходить. Его комната находилась рядом с моей. Каждую ночь этот дед рыдал в агонии от боли. И мне снились кошмары. Йен никогда не лежал в больнице, но однажды несколько ребят – не факт, что из их класса, – получили настолько серьёзные увечья, что в итоге там и оказались. По возвращении они почти ничего не помнили, потому что большую часть времени находились под обезболивающими препаратами. Никто не стремился посетить это место, но из-за того, что оно находилось в далёком «внешнем мире», – любопытство возникало у многих. — Но, — начал Микки, — они привезли меня сюда на машине. В дороге я видел города, магазины, людей, идущих по улице. До сих пор прекрасно это помню. Йен навострил уши. — Да? И как далеко это всё находилось от Марселины? — Я не помню таких деталей. — Там красиво? — спросил Йен. — Да, особенно вода. — Вода? — Да, — ответил Микки. — Думаю, мы не слишком далеко от океана. Йен мысленно выругал себя за то, что никогда раньше не расспрашивал его о личном. Микки был самым интересным человеком из всех, кого он когда-либо встречал.***
Когда Йен проснулся на следующее утро, Микки спал, прижавшись спиной к его груди, и каким-то образом во время сна его собственная рука и нога оказались на теле Микки, подобно тому, как иногда он обнимал свою подушку. Йен на мгновение запаниковал, но не пошевелился из-за опасений, что тот резко проснётся, и им придётся поймать друг друга в таком положении. Под мягкое дыхание Микки он осторожно убрал ногу. Собираясь вытащить руку, которая прижималась к его груди, он поддался искушению и медленно поднял голову, чтобы вдохнуть его запах в уголке шеи – аромат лавандового мыла с примесью пота. Ему хотелось искупаться в нём. — Ты меня только что понюхал? — проворчал Микки. Йен замер. Микки не вырывался из объятий – видимо, всё было в порядке. Они проговорили почти до утра, и Йен, хоть убей, не мог вспомнить, кто заснул первым, и когда это произошло. За одну короткую ночь он узнал о Микки больше, чем за почти два десятилетия жизни бок о бок. Он узнал, что его первый блокнот ему подарила мисс Ханна, ещё в больнице. Она же сидела рядом с ним у больничной койки и помогала ему изучить алфавит. Узнал, что большую часть раннего детства Микки страдал от кошмаров, из-за которых мочился в постель и настолько этого стыдился, что даже пытался всё скрыть и по несколько ночей спал на пропитанных мочой простынях. Ещё узнал, что Микки научился воровать в очень раннем возрасте, когда увидел, как другие пациенты больницы ели красное желе из стаканчиков, которое ему было есть нельзя. Когда мисс Ханна тайком принесла ему порцию, и он попробовал, – ему захотелось ещё, поэтому он стал прокрадываться в палаты к людям и забирать их порции с подносов, стоило тем лишь на минуту потерять бдительность. Многие из них страдали слабоумием, и он виновато признался Йену в опасениях насчёт того, что мог усугубить их заболевание своими действиями. Из всего этого Йен сделал для себя важный вывод: Микки вовсе не был пугающим, угрюмым и странным ребёнком, каким его считали. Когда тот повторил свой вопрос – действительно ли он только что его понюхал, – ему не удалось удержаться от смеха: — Я дважды позволил тебе кончить в свой рот. Думаю, мне можно после такого тебя понюхать. Йену нравилось, что теперь они могли немного пошутить, и он расслабился, ощутив, как Микки растаял в его объятиях. — Извращенец, — донеслось следом. — И при этом, — начал Йен, прислонившись головой к его спине, — что-то я не слышал жалоб от тебя. — Потому что тут дико холодно, а мне нравится тепло. Йен фыркнул, но ничего не сказал, и вскоре их снова сморил сон. Позже, услышав звон утренних колоколов, они встали и вместе пошли на завтрак. с микки я напрочь забываю о существовании других людей и всё что бы он ни делал заставляет меня чувствовать себя так словно в моём животе порхает миллион бабочек. интересно что он думает обо мне?