***
— И знаешь, напрасно ты всё-таки не поехала. Джавад вернулся тогда из первой командировки в Инадзуму; с подписанными — пробными пока что — контрактами, с кучей впечатлений, которыми делился уже второй час, и даже с доброй сотней фотографий на телефоне — что ему обычно было не особо свойственно. Работа не работалась. Было утренне, тепло и сонно. Дори сидела в офисном кресле, точно в коконе, подобрав под себя ноги, и улыбалась. Ей нравилось слушать. — Не уверен, взлетит ли там наш товар, менталитет всё-таки совсем другой, но страна очень… скажу тебе… колоритная. — И я бы этим колоритом даже насладиться не успела. Надолго наше дело сейчас оставлять нельзя, а туда и лететь-то только часов восемь. Пару дней и обратно? — Ну я вот, знаешь ли, за свои пару дней успел впечатлиться. Дори помотала головой. — Брось. Ты же знаешь, я такого не люблю. Давай лучше тут с делами подразберёмся, распланируем всё, и в следующий раз туда нормально слетаем? Вместе? Ну… на неделю, не меньше? Джавад, упершись локтями в стол, сплетя пальцы замком и положив на них подбородок, — какое-то время молчал, глядя на Дори со странным выражением лица, которое она то ли не могла считать, то ли не хотела считанное формулировать. — Ну почему мне кажется, что через много лет я от тебя услышу ровно то же самое, а?.. — Н-ну… Думаю, это не худший вариант того, что от меня можно через много лет услышать, — с улыбкой тряхнула волосами Дори. — И то верно. О, смотри, вот ещё чего не показал, — Джавад склонился через стол, держа телефон, на котором играло видео: два рогатых жука, не похожие на сумерских насекомых, наскакивали друг на друга, будто сражались. — Это их национальное… развлечение, можно сказать, видом спорта как-то не назовёшь. Бои оникабуто. — Оникабуто — это вот эти зверюшки? — Угу. Особый вид жуков, который только там, в Инадзуме, водится. Они забавные, добродушные, и в руки так легко идут, даже удивительно… Дори ласково усмехнулась. …Джавад вообще испытывал слабость ко всему живому, которое ползало, бегало или летало, было размеров сравнительно небольших и имело, как правило, ног не две и не четыре. Когда выдавалась нечастая возможность побывать на природе — долго мог наблюдать за тем, как карабкается по стволу улитка, как деловито кипишит муравейник, как гусеница жадно и неровно прогрызает лист. Стоило оказаться в зоопарке — тут же рвался в террариум или инсектарий. Навскидку мог определить вид паука и степень ядовитости — полезное умение, думала иногда Дори; спокойно мог взять на руки змею, с интересом глядя, как она плотно обвивает предплечье, взбирается выше… Дори смотрела и надеялась, что эти вот тайные знания о степени ядовитости на змей распространяются тоже. Что ещё оставалось. Но насекомые — она знала — всё-таки в этой череде летающих-ползающих для Джавада всегда занимали первое место. Особенно жуки; да он часами мог распинаться о видах и подвидах, о нюансах строения тела и образа жизни, восторгаться тем, как природа могла создать такую функциональную и изящную конструкцию… Даже для него это было, пожалуй, даже слишком специфично; слишком увлечённо. Однажды, когда они были в одном крупном зоомагазине — руководство хотело обсудить производство эргономичных ошейников для собак, — и Джавад, как обычно, прилип к стеклу, за которым лениво шевелились огромные жучары с радужно-блестящими панцирями, Дори наконец спросила: — Не хочешь себе питомца такого завести? Он чуть прикрыл глаза; с характерной сдержанностью покачал головой: — Нет. Не хочу. Дори не спрашивала. Знала, что если сочтёт нужным — сам расскажет. И действительно; пару дней спустя, сравнительно тихим вечером, когда ничего вроде бы не располагало к беседе о ползающих, летающих и зоомагазинных, Джавад произнёс: — Помнишь, ты спрашивала о жуках? — Ну?.. — Для меня это просто, — он как-то искренне, совсем по-ребячески усмехнулся, — знаешь, история из детства, считай. Я ещё мальчишкой насекомых обожал. На муравейники мог залипать часами… и вечно домой притаскивал то жука, то гусеницу, то ещё кого… сажал там в банку, в коробку, травы напихивал, сахару, короче, все удобства старался обеспечить. А отец говорил: им там плохо, отпусти их, тебе вот самому бы понравилось жить взаперти?.. — Джавад глубоко, но в то же время и неуловимо светло вздохнул. — Полагаю, ему просто хватило того случая, когда я над дохлой гусеницей два дня проревел. Совсем тогда мелкий был. — А потом она в бабочку превратилась? — Да нет. Ну или… я этого уже не увидел. Они помолчали. — А я его всё спрашивал: ну бывают, наверное, такие насекомые, чтобы им и дома, в клетке, было хорошо? Он отшучивался, конечно, — фыркнул Джавад, — если честно, могу его понять. Но потом я чуть подрос. И сам узнал, что бывают. И у моего отца появилась уже другая проблема… — Ты его уговорил? — почти без сомнения спросила Дори. — Два года ушло. — Ты стал взрослее и убедительней? — Ну да. Почти подростком тогда, считай, уже был. Но радовался… радовался, знаешь, я всё равно как мальчишка. До сих пор помню, — Дори взахлёб любовалась заливающим его лицо светом, — три огромных таких жука, красивущие, глаз не отвести, и панцири у них как раз такие же вот были разноцветные, сверкают, как у тех, что мы вчера видели… Он опустил глаза; Дори читала несказанное по его мимике. Это не составляло проблемы. — Я папе постоянно, чуть ли не каждый вечер, рассказывал о том, как поживают жуки, — Джавад мотнул головой. — Он, кажется, поначалу опасался, что я не буду о них толком заботиться, что мне ответственности не хватит, но… напрасно. И быстро это понял, я тебе скажу. И потом… ну, я не знаю, но часто говорят, что когда дети становятся подростками, им не о чем становится говорить со старшими. Даже с родными. Дистанция, все дела. А у нас с папой были жуки, — он широко, почти оскалисто усмехнулся. Дори мягко молчала. — Ревел я, впрочем, как то ещё дитё, когда из них умирал кто-то, — продолжил он. — Джаред, Джира и Рашид… До сих пор помню. Именно в таком порядке. И Рашид, — он коротко сглотнул, — и Рашид, знаешь, умер за пару недель до того, как у отца, ну… впервые обнаружили проблемы… Со здоровьем. И потом… сама понимаешь, мне было не до того. — И ты не хочешь это повторять? — Не хочу, да, — Джавад кивнул. — Хотя не знаю даже толком, что именно, но не хочу. Для меня это какая-то история про меня и про отца, очень личная, которую я, наверное, предпочёл бы оставить там… в детстве и в прошлом. — Он медленно вдохнул и добавил как-то неуместно для себя пафосно: — Хотя бы потому, что… знаешь, терять всегда очень больно. Я не готов повторять… как минимум, лишний раз. Считай меня трусом, если угодно… — Я не считаю, — Дори накрыла своей его руку. И разговор закончился там, где и должен был. Дори порадовалась только, что чёрт её не дёрнул до этого подарить Джаваду домашних жуков без спросу на какой-нибудь праздник; а то мелькала признаться, в своё время такая мысль. Но по счастью, у Дори был интернет и прочее инфопространство; по счастью, неравнодушные люди там накрепко вдалбливали, что питомцы — плохой подарок. Она соглашалась, пускай и не вполне разделяла аргументацию. Положа руку на сердце, не так уж за это сердце и брали страдания абстрактного живого существа, которое могут выбросить на помойку; но вот дорогому тебе человеку подарить комок ответственности, который тот не выбирал и которого не изъявлял желания заиметь, — тоже мне поздравление с праздничком, нет? Вот этого Дори не понимала. Впрочем, суть ли, если всё оказалось к лучшему?.. — …Вот только… — коротко кашлянув, грустно добавил Джавад, и Дори, вздрогнув, вернулась в реальность: — Только что? — Ну я говорил про менталитет ведь? Не хочу осуждать, но есть вещи, которые мне не понять, — мизинцем он коснулся экрана, поставив видео проигрываться заново. — Просто оникабуто… действительно очень добрые, если так можно сказать про жуков, конечно. Вон, видишь, они бодаются, пинают друг друга — но реально не приносят вреда. А в дикой природе они живут небольшими стаями, но при этом у них есть ещё несколько видов, и в стаю сбиваются жуки только одного вида. Иногда стаи делят между собой зоны влияния, если они одновидовые — умеют как-то договориться, а вот если разные… — Драка? — Можно и так сказать, но не совсем. От каждой стаи выходит по несколько самых сильных жуков, которые устраивают публичный поединок. Такой, как ты видела, больше похожий на танец, без нанесения ощутимого вреда. А после стая, чьи жуки проиграли, уходит со спорной территории. Сама. И никто при этом даже не калечится. — Да ладно?.. — вскинула брови Дори. — Угу, — Джавад как-то тягостно вздохнул, скользя взглядом по заоконному пейзажу. — Есть чему поучиться, правда? Она задумчиво промолчала в ответ. — Молодёжь и всякие там дворовые компании так и развлекаются: ловят оникабуто разных видов, сталкивают друг с другом, и те дерутся. Чей жук победил — тот и молодец, а потом все расходятся, иногда забирают ставки, все получили удовольствие и никто не пострадал, — Джавад легко улыбнулся. — Есть ребята, которые своих жуков обожают, дают им имена и держат, как домашних питомцев. — Ну и в чём тогда нюанс?.. — В том, что есть ещё и профи. Если бой оникабуто обставить красиво, мероприятие выходит довольно зрелищное… Вот только есть проблема — жуки не всегда хотят драться, а если и хотят, то не в полную силу. И сама понимаешь, это невыгодно, когда идут соревнования, запланирован бой, а всё зависит от настроения жука. Так что профи нашли выход. Они жуков содержат по-особому. Дело в том, что даже внутри одного вида, — Джавад пролистнул видео, показав на телефоне несколько фото, — есть подвиды оникабуто, разного цвета. Вот этот, видишь, багровый, этот — синий… Они способны жить внутри одной стаи, но всё равно они просто… как тебе сказать, не знаю… слишком разные. Он коротко повёл плечами. — Если честно, я сам до конца не успел разобраться. Но суть в том, что рядом им быть тяжело. Они друг на друга не нападут никогда, но им некомфортно, что ли. Иногда очень. Мне объясняли чем-то вот именно вроде того, что они просто слишком разные. Ну там, по-разному питаются, живут, обустраивают гнездо, это всё… Надо ещё в интернете почитать, если интересно. — Ну так и что? — осторожно спросила Дори, чувствуя, что это один из тот моментов, когда Джавада грозит унести в увлекательную лекцию, а работе грозит не поработаться сегодня вообще; хотя… хотя, если честно, она и так уже подозревала, и что. — И профи специально держат оникабуто одного вида, но разных подвидов, в одном и том же загоне, — объявил Джавад. — Вынуждают их жить вместе. Постоянно не сходиться в режиме дня, в пищевых предпочтениях, в образе жизни, во… всём. И такие жуки не атакуют друг друга, ведь они свои, но в них потихоньку копится злость, и… когда на соревнованиях они наконец встречают оникабуто другого вида — они очень рады эту злость выплеснуть. Дори ждала такого ответа. Но всё равно повисло молчание — короткое, неловкое, грустное. — Да, довольно жестоко, — наконец задумчиво произнесла она. — Есть такое. — Ну, другой менталитет. Знаешь, даже у нас, — она скептически покосилась в то из окон, в котором виднелся всё-таки горделиво блестевший шпиль Академии, и которое не было закрыто сейчас жалюзи, — при всех наших… особенностях, я бы в такое развлечение деньги вкладывать не стала. Во-вторых, не взлетит, а во-первых… — Я понимаю, — Джавад мягко коснулся тыльной стороны её ладони, когда она ненадолго, со значением замолчала. — И совершенно согласен. — Его палец опять заскользил по экрану: — О, кстати, а вот это я тоже, кажется, ещё не показывал…***
И всё гудит, гудит, гудит; местечковые журналисты, которым не хватает сенсаций и которых по тактичным рекомендациям Дори уже заранее заботливо зазвали на этакий инфоповод, — облепили осами здание суда, и вопросов задают столько, что подобное скромненькое дельце, с не менее скромненьким финалом, такого, пожалуй, объективно не заслужило. Адвокат шипяще вьётся многоножкой и повторяет беспрестанно, чередуя с уместным и не очень упоминанием своей фамилии, что итог дела действительно крайне хорош; что да, угроза попадания в тюрьму была невысока, но и сам штраф — мог бы выйти куда значительней; что для такого талантливого молодого человека — это едва ли станет значимым ударом или сильно скажется на карьере, ведь достаточно будет выплатить весьма скромную сумму — и попытаться о таком досадном инциденте забыть, исправив всё дальнейшим поведением… Дори сидит неподалёку в своей адово сверкающей на солнце новенькой машине; откидной верх и наличие в манерно крупных очках скрытого устройства, схожего с биноклем, позволяют вдоволь насладиться зрелищем. Всё гудит, гудит, гудит; порхает и прыгает, жужжит и жалит — будто в инсектарии кто-то разом переломал все клетки, воссоздав в миниатюре первозданный хаос. И лейтмотивом — среди всего этого гула поётся: как же повезло, такой небольшой штраф, так легко отделался, — а дальше уже много, много-много разных производных, от того, что смешно было бы строго судить за подобную мелочь, которая едва ли не недоразумением могла быть, до того, что вор должен сидеть в тюрьме, и именно такие индивиды и рушат великую страну Сумеру, внаглую вставая на её пути в справедливое будущее. Дори, впрочем, давно уже привыкла. Дори воспринимает это как не более чем фоновый шум. Дори смотрит в пустые глаза Кавеха и понимает, что игра началась. И будет забавно.КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ