Раненая душа

****

      И всё так плохо, что хочется кричать. Заперев квартиру, он вытирает слёзы, снимает с себя мокрые и грязные вещи (спасибо погоде и тупым водителям), бросает их в кучу возле порога и шагает в ванную, чтобы смыть с себя этот день. Задыхается от страха и накатывающейся истерики.       Долго сидит в пустой ванне, уже не обращая внимания на холодные капли воды, что хлещут его бледную спину. Чувствует себя пустышкой. Грязным. Мерзким. Тошнит от самого себя. Трус убогий!       — Здравствуйте, переведите меня на Олега, пожалуйста, — просит он дрожащим голосом, а потом ждёт. Долго ждёт, когда гудки сменяются тёплым голосом, что напоминает ему лето. — Серёжа, здравствуй, — Олег заполняет пустоту в груди. — Привет, — всхлипывает он и закрывает глаза, по щекам снова катятся слёзы. — Эй, ты плачешь? — спрашивает мужчина, а на фоне слышится клацанье клавиш. — Я гирлянду купил, — сквозь слёзы говорит он, смахивает рукавом худи влагу с лица и шмыгает носом. — Но ещё не включал. Времени не было.       Время было. Сил не было. — Думаю, самое время сделать это. Доставай гирлянду, я подожду.       Серёжа шуршит пакетом, достает гирлянду, дрожащими руками расправляет проволоку и разматывает моток огоньков, та змейкой расползается по полу от кровати до розетки возле стола и загорается мягким желтым светом. Комната больше не выглядит мрачной и холодной. — Не уверен, что это как-то поможет, — бурчит он себе под нос и возвращается на кровать. Ложиться на край, кладёт рядом на подушку телефон и смотрит на яркие лампочки.       Серёжа задумался. Нужно найти в шкатулке памяти что-то хорошее, теплое и светлое. Раскидать серые болючие воспоминания и где-то в глубине найти то самое маленькое, но счастливое. На это уходит не одна минута, Олег его не торопит, ждёт, когда парень начнёт говорить — Когда мне было шесть или семь, точно не помню, — начинает Сергей, наткнувшись на воспоминание в своей голове, — я увидел как ребята из старшей группы детдома издевались над белым крысенком. А потом, вдоволь намучив, просто выбросили. Я подобрал его и долго плакал, пока не понял, что он всё еще жив. Тогда нашёл укромное место в старой подсобке, которой никто не пользовался, решил, что костьми лягу, но выхожу его. В меру возраста и не очень понимая, что едят крыски, нёс всё от чёрного хлеба до вафельных конфет и чая. Таскал какие-то мази для заживления у медички. И в тот день, когда мой хвостатый товарищ осилил встать на все 4 лапки, ко мне пришло осознание того, что я спас маленького друга, который бы без меня погиб. Наверное, тогда я был действительно счастливым. — Ты очень добрый и светлый человек, Серёж, — выдыхает Олег после истории. — Просто невероятный, — говорит тихо и искренне, а потом замолкает на долгие несколько мгновений. Будто собирает все слова в кучу, чтобы что-то сказать ещё, но не вместо всего этого продолжает своё рабочее: — Что-то ещё вспомнил? Я помню, ты говорил про свою подругу, с ней наверняка есть много хороших воспоминаний. — Марго, — Серёжа смотрит на огни и улыбается. — Помню, когда я ей долго жаловался на то, что не очень себя чувствую, отказывался с ней куда-то ходить. Она на следующий день встретила меня с работы с огромным букетом клубники, представляешь? А потом потянула меня гулять, насильно почти, но ради клубники я был готов на всё. В тот день ещё какие-то ребята на Садовой пели песни знакомые, мы застряли там надолго и опоздали в метро, но были самыми счастливыми людьми на Земле.       Серёжа сам не заметил, как начал улыбаться ещё шире. Вспоминая историю за историей. Они мелькали яркими кадрами перед глазами, а он всё говорил и говорил, слыша изредка смех из динамика. — Я помню, как она притащила гитару, которую купила на барахолке за копейки, — и вот он уже находиться не в пустой комнате, а на балконе с сигаретой в руках, рядом сидит Марго и ищет видео уроки по самым простым и популярным песням. Лиловый закат и блондинистые волосы, собранные в небрежный пучок. Струны гитары и банка «Red Bull» на двоих. Отборный мат после очередной неудачной попытки и слёзы. — Ей тогда пришлось срезать свои длинные ногти, она так сильно плакала, а потом сказала, что живём один раз и взялась за гитару снова. Мы до поздней ночи разучивали аккорды и бои, но, честно, сейчас я могу сыграть только кузнечика… Больше ничего не отложилось в голове. — Да брось, ты скромничаешь, — голос Олега звучит бодро и весело. — Уверен, если дать тебе сейчас гитару в руки, то ты сможешь сыграть не только кузнечика. Двигательная память, понимаешь? — Нет, серьёзно, я вообще ничего не помню. Даже представить не могу ничего у себя в голове. — Не ври мне, — смеётся мягко и притягательно. — Ты можешь всё, Серёж. Абсолютно всё. Хоть это и звучит очень заезжено. — Всё-всё? — уточняет Сергей, как-то смущённо кусая нижнюю губу. На этом моменте он чувствует, что лучше закрыть рот и не продолжать эту тему. — В пределах разумного, конечно. Как говорил мой преподаватель: «если очень захотеть, то можно и в космос полететь». Ну, Гагарин тоже так говорил, но больше мне запомнился не он.       Серёжа закрывает глаза и набирает в лёгкие побольше воздуха. Задерживает его на несколько секунд, а потом выдыхает. Поднимается с кровати, чтобы покурить и, как только в окно вылетает первый клуб дыма с яблочным ароматом, продолжает говорить: — Я хочу увидеться. Скажи, это возможно? — и ждёт. Ждёт с такой надежной, будто от этого ответа зависит его дальнейшая жизнь. Будто только Олег сможет всё исправить. — Серёж, мне очень жаль, но это невозможно. Мы не можем видеться со своими клиентами, но можем помочь найти хорошего специалиста, если тебе нужны очные встречи.       Мне ты нужен. — Даже не скажешь, в каком городе находишься? — в горле появляется противный ком, который даже дымом не убрать. — Это конфиденциальная информация. Прости, — звучит так, словно ножом по коже полоснули. Так глубоко и больно, что выть хочется.       Этого стоило ожидать. — Можно я тогда просто скажу тебе свой адрес? Просто, чтобы… не знаю. — Серёж, — перебивает мужчина и шумно втягивает носом воздух. — Хорошо, я понял, — звучит отстранённо его голос. Кивает зачем-то, будто его видят. Снова становится как-то паршиво, а весь спектр положительных эмоций вновь пропадет, будто перекрыли проектор. Вот так по одному щелчку пальцев мир снова становится серым и ненужным. — Спасибо за разговор, мне уже лучше.       Он собирается отключится и больше никогда не звонить, чтобы не травить себе душу теми несбыточными мечтами, которые успел уже вообразить в своей голове. Как же глупо. Невероятно тупо. — Серёж, постой, — просит Олег. — Что? — Мне правда очень жаль, — в его голосе чувствуются эти противные нотки вины и жалости. — Всё нормально. Уже поздно, — отстранённо говорит он и скашивает взгляд на гирлянду. Единственный свет, который теперь остался рядом с ним — это блядская гирлянда, но и она теперь ассоциируется с Олегом. Как же… — Не буду больше линию занимать. Доброй ночи.       Олег не успевает ничего сказать. Сергей сбрасывает вызов и бросает телефон на кровать, докуривает сигарету и выбрасывает окурок в окно. Противно. Ужасно и мерзко. Казалось, что свет близко — руку протяни и забери, но этот огонь обжигает так сильно, что приходиться отойти назад.       Он засыпает в слезах и с головной болью, точно зная, что на утро не будет чувствовать ничего, кроме пустоты внутри. Но не привыкать. Так было уже. Так и продолжится.