— Ах, — сказала мышь, — мир становится тесней с каждым днём. Сначала он был так широк, что мне делалось страшно, я бежала дальше и была счастлива, что наконец вижу вдали стены справа и слева, но эти длинные стены так спешат сойтись, что я уже в последней комнате, а там в углу стоит ловушка, куда я угожу. — Тебе надо только изменить направление, — сказала кошка и съела её.
Сначала Сонхун прислонился лопатками к каменному забору и небрежно сложил руки на груди. Затем, расслабив плечи, постарался придать себе непринуждённый вид. Потом с прищуром запрокинул голову к голубому небу. Вышло сносно. — Йа! Ким Сону! — Чонвон в конце концов не вытерпел и закричал. — Йа! — Ким Сону! — тоже позвал Чонсон. Деревянная дверь ханока отодвинулась, и на террасе показалась бабушка Ким. Придерживая кувшин молока на уровне живота, она прошаркала по песчаной дорожке к забору и в притворном негодовании воззрилась на ребят. — Чего кричите? — Когда Сону-хён выйдет? — Чонвон застонал. Сонхун выпрямился, поспешно поправив скрывшую глаза чёлку. — Мы собирались ловить бабочек! — На этой неделе на Сону не рассчитывайте. — Почему? — У него первая течка, — бабушка поудобнее взялась за кувшин. — Вам в школе должны были объяснить, что это такое. Идите в другом месте поиграйте. Сонхун автоматически принюхался. Во дворе Кимов ничем таким не пахло, если не считать сладкие цветы и клубнику. Хотя он и не знал, как обычно пахли течные Омеги. С течками Сохённи Сонхун не сталкивался. Чонвон, возмутившись новости, притопнул и подпёр бока кулаками. — Мы договоривались, что он Альфа! — Ишь ты какой. — Но ба-абушка. Мы же четвёрка Альф. Сону не может быть Омегой. — Чего эта не может, а? Чонсон удивлённо захлопал ресницами. Сонхун, в отличие от него, уже как месяц знал, что Сону станет Омегой. Они обсуждали это долгими ночами по телефону, много спорили и часто шептались. Пока Сонхун боялся, что их дружба изменится, Сону обещал, что всё останется прежним. — Погуляйте без Сону-я, ладно? На следующей неделе он присоединится к вам. Сону ему… — Мы с тобой дураки. Сохён грузно дышит, держась за спортивный топ на груди. Она только вернулась с пробежки. Сонхун не сомневается, поднимись они в горы, Сохён и там будет бегать. Однажды Сонхун попытался присоединиться, но вышло не очень. — Почему?.. — Забыли закупиться, — кивнув на сигаретную пачку в руках Сонхуна, Сохён падает рядом на дощатый пол террасы. От её горячей кожи исходит плотное тепло. — Придётся курить дерьмо, что, вероятно, до сих пор продаёт тётушка О. — Скоро первый поезд в Сеул. — Сиди, куда собрался. Сонхун прикуривает для неё сигарету и затягивается своей. Сегодня опять собирается жара — на светлеющем небе ни облачка. — Йа, друзья. Я говорила не курить дома. Бабушка появляется из отодвинутых дверей с туркой, и Сохён, словно за секунду превратилась в пятилетнего ребёнка, показывает язык. — Мы и не дома. На улице. — А для кого я курилку состряпала? Сонхун не успевает спрыгнуть на землю и получает смачный подзатыльник, от которого звенит в ушах. Сохён же пригибается, падая на колени, и оглушительно смеётся. Сонхун ёжится, потому что в последний раз подобным образом она смеялась очень давно. Глупая мысль, но иногда Сонхуну кажется, что Сохён ненавидит его. — Бросайте это дело. Вы же не бандиты какие. — Бунтарский дух у нас от тебя, бабуль. — Вот засранка! Куда побежала? Сонхун молча присаживается на старые ящики из-под какой-то техники и провожает Сохён и бабушку взглядом. Они скрываются за углом ханока, перебрасываясь остротами, и Сонхун опускается на спину. Светло-голубое небо похоже на море. Сколько Сонхун себя помнит, он всегда думал, что к двадцати станет взрослым. Мать почти не воспитывала их с Сохён, а если и приезжала с подарками от обеспеченного возлюбленного, то не переставала напоминать о важности будущего. Она хотела, чтобы её дети стремились к лучшему. Сонхун так и делал. Пока его не ткнули лицом в реальность, точно в лужу, и не открыли глаза. На самом деле в Сонхуне не было ничего особенного.───────
— Я помою, иди. После завтрака, когда Сонхун собирает грязные тарелки в железный таз, бабушка мягко отталкивает его костлявым бедром. Сонхун останавливается, глупо хлопая глазами на неё сверху вниз. — Ты сюда не работать приехал, иди-иди. Погуляй. — Я хочу помочь… — Ты меня за беспомощную не держи, иди. Сонхуна против воли выталкивают из арки кухни, и он по инерции немного пробегает вперёд. Если честно, Сонхун ждал, что бабушка начнёт расспрашивать его о делах в Сеуле, но она ни разу не подняла эту тему. Наверное, Сохён попросила её подождать. А чего ждать? Сонхун и сейчас может признаться, что у него нет ни работы, ни жилья, ни особых навыков. Тяги к прежнему хобби тоже нет, от танцев воротит. Сонхун даже не знает, зачем живёт. Теперь, когда он почти не спит, существование превратилось в сплошную нить без смысла. Большой ханок бабушки и дедушки совсем не изменился. Остановившись у отодвинутой двери в свою комнату, Сонхун обводит пустым взглядом напольный столик, за которым делал домашнюю работу, зашторенное окно и тёмный фон на одной из стен, где прежде записывал мини-выступления. Здесь есть и старенькая камера на штативе — подарок Чонвона и Чонсона на тринадцатилетие. Странно. Сонхун думал, что почувствует тоску при возвращении домой, но по итогу не чувствует ничего. Ему всё равно, каверы на известные поп-группы больше не интересуют его. Да и не по возрасту. Осматривая комнату Сохён, Сонхун отмечает, что её уголок выглядит так, будто его не покидали, и переходит в гостиную. Благодаря открытым окнам дует тёплый ветер, приносящий запахи моря и сухой травы. Сонхун садится на диван напротив плазменного телевизора. Сидит недолго. Он замечает сквозь прозрачную дверцу буфета чёрно-белую фотографию. Копию снимка, сделанного через телефон. Сонхуну не нужно прищуриваться, чтобы увидеть юного себя, бабушку и дедушку с распечатанным электронным письмом. — Чонвонни и Чонсон-хён скоро будут здесь. Это прошептали прямо во влажные губы Сонхуна. Сону сидел на комоде, Сонхун держался за грубые края дерева около его бедёр. Ничто в мире на данный момент не могло отвлечь Сонхуна от поцелуев. Пусть крыша обвалится вместе со стенами, он не собирался отодвигаться. Сделать это всё же пришлось, когда телефон Сонхуна завибрировал в заднем кармане джинсов. — Надо подготовить посуду. Сону рассмеялся, толкнув Сонхуна кулаком в грудь, и спрыгнул. Сонхун отпустил его, уже увлекшись пришедшим на электронную почту письмом.«Уважаемый Пак Сонхун, Поздравляем вас с…»
— Сону-я, — судорожно позвал Сонхун, его пальцы задрожали. Сону вопросительно замычал. — Я прошёл. — Куда?.. — В шоу! — Подожди, хён… Ты серьёзно?.. — Да! Я прошёл! Ещё раз пробежавшись взглядом по письму, Сонхун дёрнул Сону за куртку и сильно поцеловал. Он сделал это, не задумываясь, желая разделить радостный момент с любимым, и Сону также рьяно поцеловал его в ответ. В следующий миг Сонхун услышал стук упавшего пакета. Он вздрогнул, оторвавшись от Сону, и обернулся. Из полумрака коридора на него пялился Чонвон. Чонсон испуганно жался к стене, его тёмные глаза казались слишком большими и круглыми. — Какого… хрена?.. — наконец спросил Чонвон. Сонхун находит себя на полу. Наверное, он присел, планируя вытащить фотографию, где дедушка ещё был в состоянии улыбаться. Хочется заплакать, но слёзы не идут. Сонхуна словно в любую секунду вырвет, и он знает, что это тревога. Она всегда собирается в желудке и заставляет его думать, что он не сможет сделать следующий вздох. Не стоило возвращаться. Ангок встряхивает каждую часть его тела. В тот день Сонхун убежал и больше не видел ни Чонвона, ни Чонсона. Сонхун и так собирался к переезду, неожиданное событие лишь ускорило его. Хотя тогда Сонхун не планировал признаваться. Ведь они втроем давным-давно пообещали друг другу, что не будут обхаживать Сону, единственного Омегу в компании. Мать желала для него иного. — Хун-а! — кричит Сохён откуда-то со двора. Сонхун поворачивает трясущуюся голову к приоткрытому окну. — Мы с бабушкой идём на рынок! Не скучай! Если тебе что-то нужно, пиши! Сонхун глупо кивает, отталкиваясь от пола, и поправляет съехавший ворот большой футболки. От неё уже попахивает потом и остатками дезодоранта. Пора мыться. Сделать хоть что-то, что заполнит пустые строки в трекерах Сохён. В душевую кабину Сонхун залезает с огромный трудом. Потом вытирается одним из жёстких полотенец и одевается в серую футболку и спортивные штаны. Глупо надеяться, что мешковатая одежда спрячет его от чужих глаз. Больше всего Сонхуну хочется спрятаться от самого себя. Оставив волосы влажными, он игнорирует намокшую ткань на надплечьях и груди и заходит в комнату Сохён. Перед сном она разобрала и свои вещи, и рюкзак Сонхуна, и он открывает сумку для ноутбука. Трекеры для сна, питания и гигиены. Во что Сонхун превратился, раз не способен выполнять самые простые действия? Убрав блокноты обратно в боковой карман, он случайно цепляет кожаный ежедневник с вложенным листом бумаги и разворачивает скрученное послание.Запискам туристов не обязательно быть в видео-формате ^ ㅂ ^
Это почерк Сохён. Захватив очевидный подарок, простой карандаш и телефон, Сонхун выходит на улицу и щурится. Солнце держится прямо над ханоком. Вне его стен слишком жарко, но Сонхун всё равно забирается на ящики, ставшие «курилкой», и вытаскивает последнюю сигарету. Когда зажигалка щёлкает и Сонхун делает первую затяжку, его телефон в переднем кармане футболки вибрирует.От кого: Чонсонни~ Привет! Если у тебя не сохранился мой номер, это Пак Чонсон Странный вопрос ㅋㅋ но ты хоть раз представлял, как умрёшь? Извини ㅋㅋ но представлять больше не надо Чонвон знает, что ты надолго вернулся. Он очень злится ㅋㅋ Прости ㅠ я не хотел
С каждым новым сообщением телефон пускает по ладони Сонхуна ощутимую волну вибрации. Он бы понял, что ему написал Чонсон, даже если бы удалил его из контактов. Сонхун оставляет сообщения непрочитанными. Смахнув строку уведомлений, он прикусывает фильтр сигареты и разворачивается к следующему двору. Все участки находятся вплотную друг к другу, поэтому Сонхун хорошо видит соседний двор с ухоженными грядками и пластиковыми баками. Представлял ли Сонхун, как умрёт? Можно ли считать ответ положительным, если он не представлял, а расписывал в голове поэтапный план? Дело не в том, что Сонхун хочет умереть. Так проще. Почему-то мысли, что он в один момент перестанет дышать, помогают справляться, когда становится совсем невыносимо. Всего миг, и Сонхуна не станет. И не будет никаких переживаний о будущем и страха. Воспоминания о провале тоже исчезнут. Сонхун испарится, точно болотный туман, и раз и навсегда перестанет о чём-либо переживать. Неспокойное сердце требует вернуться в ханок и в который раз за последние четыре года пересмотреть финал «Корея ищет таланты», но Сонхун игнорирует его. Бычок отправляется в двухлитровую банку. Сонхун встаёт на негнущихся ногах и бредёт к калитке. У него нет ключей — они не требуются. Здесь никто не крадёт у тех, с кем прожил бок о бок всю жизнь. Сонхун старался позабыть о произошедшем во время рассвета, однако всё равно вспоминает, стоит ему ступить на знакомую дорогу. Разговора с Ким Сону не случилось. Он с искренней улыбкой попросил передать Сохён-нуне привет и, больше не сказав ни слова, завернул в сторону почты. Сонхуна вырвало прямо там, на перекрёстке. Лучше бы он и дальше прятался в Сеуле. Скрываясь в тени домов от прохожих, Сонхун шоркает пятками и разглядывает пыльную дорогу под подошвами белых кроссовок. Его никто не окликает. Наверное, все забыли его. Ноги сами приводят Сонхуна к ресторанчику бабушки и дедушки Ян. — Как только я стану известным, вы будете ползать передо мной на коленях. Сонхун произнёс это достаточно громко, чтобы не остаться проигнорированным. Его услышали. Чонвон звонко рассмеялся, до одури пьяный, и взялся за согнутое колено Чонсона. Сегодняшняя ночь обязана была попасть в книгу рекордов — он и Чонвон не собачились. — Что, прости?! — Хён расхрабрился, — прошептал Сону на ухо Сонхуна, и он ухмыльнулся. — Ничего я не храбрюсь. Когда-нибудь я точно стану популярным танцором. Страшно представить, сколько тогда Сонхун влил в себя пива и соджу. К этому моменту он уже плохо соображал, как Чонвон и Чонсон. Сону пил мало, поэтому обычно ему доставалась роль адекватного трезвого. — Ну так давай, Сонхун-а, — Чонсон с призывом дёрнул подбородком. — Подай заявку. — В «Корея ищет таланты» не берут несовершеннолетних дураков, — сонно возразил Чонвон. Следом тряхнул лохматой головой и забрался на матрас к Чонсону. — Смысла нет. — Значит, я дождусь совершеннолетия. Пожав плечами, Сонхун вытянул бёдра и незаметно толкнул Сону коленом. Они лежали в нескольких метрах от Чонвона и Чонсона, прячась в полумраке домика на дереве. Сону перекатился на правый бок и подпёр щёку кулаком. Сонхун почувствовал на себе его задумчивый взгляд. — А если пройдёшь — уедешь? — Я ненавижу эту помойку, — ответил Сонхун, нахмурившись. Чонвон и Чонсон на фоне начали ругаться из-за узкого матраса. Сонхун слышал, как Чонвон требовал, чтобы хён спал на полу. — Здесь никакой движухи и развития. Нечем заняться. — Ты правда так считаешь? — спокойно спросил Сону, продолжив нависать над Сонхуном. Чонсон в ответ требовал, чтобы Чонвон убрал от него потные ноги. — Или это то, чего от вас с нуной хочет тётушка Пак? Сонхун выдержал паузу, отведя глаза. Конечно же, он правда так считал. Ангок являлся его наихудшим кошмаром. Мать не могла забрать их с Сохён в Сеул: новый ухажёр противился чужим детям. Всё, что она делала — присылала деньги. А ещё мать требовала, чтобы и Сохён, и Сонхун поступили в престижный университет. Хотя от Сохён многого не ждали. Всегда оставался вариант удачно выйти замуж за обеспеченного Альфу. Сонхун дёргается из-за оглушительного визга. Кто-то в ресторанчике захлёбывается слезами, кто-то вопит, кто-то попискивает, и смазанная какофония нехило сбивает с мысли. Плохо подготовленный к неизвестному Сонхун с опаской проходит сквозь распахнутые двери. Его голова спрятана в плечи, кулаки — в растянутые карманы. — Болит! Оппа-а! — Кто просил ковырять, а? У ближайшего к кухне столика собралась целая группа из ребятишек. Взъерошенная девочка ревёт, держась за щёку, к ней с пакетом замороженных овощей склонился взрослый парень. Что-то внутри Сонхуна дрогает. — Почему сразу не сказала, что шатается? Ян Чонвон цыкает, пытаясь рассмотреть окровавленное лицо девочки, но она брыкается. Дети всевозможных возрастов кучкуются вокруг, перебиваясь испуганным пищанием. — Я тебе кто, стоматолог? — Оппа-а! — Ли Хивон! Когда в ресторанчик залетает взмыленный Ли Хисын, Сонхун автоматически отшатывается в самый угол со стареньким телевизором и падает на скрипучую скамью. Его дыхание учащается. — Что стряслось?! Я рванул сразу, как Чонсон получил сообщение. — Аппа-а! Аппа?.. Хивон, скривившись, скулит, и Хисын поднимает её на руки. И внимательно рассматривает покрасневшую щёчку. Недовольный Чонвон выпрямляется, из-за чего Сонхун случайно встречается с ним взглядом. Тут же отвернувшись, Сонхун скрючивается у края стола. Его сердце отбивает в груди глухой ритм, как китайский барабан. — Молочный выпал. Потеря всех потерь, — Чонвон отвечает Хисыну не сразу. — На, споёте птицам. Кан Соын-нуне я уже позвонил, она ждёт у себя. — Боже, Чонвон-а, спасибо. — Не за что, хён. А теперь идите, у меня полно работы. Прогнав Хисына и шумную ораву, Чонвон вытаскивает из приземистого холодильника две бутылки соджу и отходит к столику у окна, откуда его давно зовёт пожилая пара. Сонхун складывает ладони на коленях, вытирая пот, и утыкается взглядом в деревянную поверхность. Как и многое в Ангоке, ресторанчик бабушки и дедушки Ян ничуть не изменился. Здесь те же выкрашенные в салатовый стены, ряды из столиков с вытяжками и въевшийся запах жареного мяса. — Чего ты хочешь? Прежде чем поднять голову, Сонхун собирается с духом. Впившись пальцами в бёдра, он вновь встречается взглядом с поджарым Чонвоном. Сложно сразу определить, насколько он поменялся. Кто-то, долгое время бывший близким другом Сонхуна, теперь кажется совсем далёким. Когда Сонхун падал с велосипеда и случайно срывал цепь, он бежал к Чонсону. Когда Сонхун не хотел думать о последствиях совершённых действий, он бежал к Чонвону. — Я… эм. — Собираешься просто так сидеть или что-то закажешь? — Ам… Можно рамён?.. — С зелёным луком, маринованными яйцами и свининой? То, что они часто ели после школы, если Чонвон не ленился готовить. Кивнув, Сонхун быстро остаётся в одиночестве: Чонвон скрывается на кухне. Телевизор слева включён и неприятно потрескивает, идёт какая-то новая дорама. Ладони Сонхуна настолько потные, что становится неприятно. Правильно ли он поступил, придя сюда? Те ли слова сказал? Не стоило ли подождать? Сонхун с трудом спит по ночам, но сейчас с радостью бы лёг, чтобы скорее сбежать из этого дня. — Пить будешь? Сонхун мотает головой. Молча убрав стопку и бутылку соджу, Чонвон ставит для Сонхуна металлическую банку кока-колы. На ярко-красной поверхности блестят крупные капли влаги. — Что ты здесь забыл? — Я… Мы приехали… — Твоё место не в Ангоке. Чонвон прищуривается, словно Сонхун ответил неправильно, и кладёт ладонь на тазовую кость. Он недоволен, возможно, до сих пор ненавидит Сонхуна не только за побег, но и за отношения с Сону, и Сонхуна разрывает от горького осознания: Он всё испортил. Он портит по жизни всё. — Как поешь, поговорим. — Л-ладно. Оставив Сонхуна, Чонвон отвлекается на очередной зов пожилой пары. От глубокой глиняной пиалы вьётся горячий пар, обдувающий щёки. Сонхун пялится на плавающий лук и половинку коричневого яйца, затем тянется к многоразовым палочкам в стаканчике. Порция выглядит слишком большой. Когда нет аппетита — слишком гигантской. Сонхун почти не ест. Некрасиво играться с едой, однако он не в состоянии съесть и половину. Утерев губы, Сонхун встаёт из-за стола и относит поднос к небольшому отверстию у кухни. Затем Сонхун позорно сбегает, оставив пару мятых купюр из кошелька бабушки.───────
Пак Чонсон прав. Сонхун не похож на прежнего себя, с ним что-то не так. Он не понимает, что именно. Сейчас около пяти утра, и поднимающееся солнце начинает освещать светлые стены комнаты Сонхуна. Он должен веселиться и отдыхать, как это успешно делает Сохён. Вместо здорового сна длиной в восемь часов Сонхун держит на голых бёдрах разогревшийся ноутбук и пересматривает последний час последнего выпуска третьего сезона «Корея ищет таланты». Язык вяжет острым привкусом недавно съеденных токпокки. До конца голосования остались считанные минуты. Гляньте-ка на эту нешуточную борьбу! В нижней части экрана разноцветная таблица, четыре колонки с именами, танцующие волнами проценты и фотографии. Колонка Сонхуна оранжевая. Теперь его тошнит от оранжевого. Сначала показывают ведущего, следом камера переключается на финалистов. Лицо двадцатилетнего Сонхуна совершенно белое, даже прозрачное. Сонхун из прошлого переступает с ноги на ногу, нервно улыбаясь, и через секунду Сонхун из настоящего видит свою комнату ожидания. Сохён кусает фиолетовые ногти, тревожно наблюдая за заканчивающимся подсчётом голосов. На диванчике позади неё сидит бабушка, положившая крохотную ладонь на грудь, а дедушка… Сонхун захлопывает крышку ноутбука, склоняясь к коленям. В полной тишине комнаты его дыхание звучит рваным и шумным. Зажмурившись, Сонхун вдавливает во влажные глаза кулаки и старается переключиться, как советовала Сохён. Дедушка умер полгода спустя. Сонхун не успел попрощаться. После проигрыша он пытался наладить развалившуюся жизнь, мотался из Сеула в Ангок, и в их последнюю встречу дедушка уже не разговаривал. Из крепкого и высокого мужчины он превратился в обтянутые кожей кости. Он лежал на диване, повернувшись к спинке, ужасающе тонкие руки и ноги его были согнуты. Бабушка в тот момент с утешающим мурчанием меняла подгузник, а Сонхун нерешительно топтался на пороге. Через три недели Сохён вернулась с работы с заплаканным лицом и слабым голосом сообщила, что дедушки больше нет. Их семья снова проиграла. Убрав ноутбук в сумку, Сонхун встаёт и бредёт к соседней комнате. Сохён спит на матрасе, обнимая большого плюшевого медведя. Она чуть похрапывает, и Сонхун присаживается на колени. Какое-то время он наблюдает за Сохён, ни о чём не думая. Спустя истощающие минуты ожидания мыслей становится много. Главная из них заставляет Сонхуна думать, что он самый худший на свете брат-двойняшка. Сонхун не знает, как исправить это. Он даже не может сказать, что в нём неправильно. Кожаный блокнот неприятно липнет к потным ладоням. Сонхун выходит на крыльцо, щурится из-за солнечных лучей и обувается. Прошаркав стёртыми пятками до забора, Сонхун поворачивает налево, к спуску на берег. Он издалека слышит шум тёплого моря и, приблизившись к кромке воды, останавливается. Как было бы хорошо сейчас окунуться и остаться прямо там, на дне. Свалившись на пятую точку, Сонхун вытягивает потяжелевшие ноги. Песок мгновенно забивается в кроссовки и царапает голые щиколотки. В подростковом возрасте Сонхун любил приходить сюда по вечерам, отныне он прячется на рассвете, чтобы его могло видеть только солнце. Для чего я живу? Что я делаю? Что этому миру нужно? Что я могу сделать полезного для него? Страницы в блокноте Сохён приятного жёлтого оттенка, Сонхун касается их подушечками пальцев и случайно смазывает чёрную пасту. Теперь записанные вопросы сложно прочитать, но они не исчезли. Они не уйдут, они навсегда в голове Сонхуна. Как мне стать счастливым? Услышав топот, Сонхун медленно оборачивается, и сбоку от него кто-то пробегает. На песок падают смятая пачка сигарет и зажигалка. Затем этот кто-то плюхается в воду, и в воздухе рассыпаются сверкающие капли. Сонхун интуитивно дёргается, подгибая ноги. — О, Пак Сонхун. Как бабушка Ми? Ким Сону переворачивается на живот и зачёсывает мокрые волосы. Сонхун нервно скользит языком по губам. Сону щурится на него, закрывшись от ослепляющих лучей. Его загорелая кожа, отражающая летний свет, блестит. Когда Сонхун не хотел думать о последствиях совершённых действий, он бежал к Чонвону. Когда Сонхуну хотелось побыть самим собой, он бежал к Сону. Сонхун закрывает блокнот, сверля взглядом кожаную обложку, и старается глубоко дышать. Кажется, он проглотил само солнце — в горле жжёт, а в груди рождается болезненное давление. — Это дерьмовый план. — Что дерьмового в возвращении домой? — Домой? Сонхун не сдержал надрывного смеха. Ночной Сеул внизу шумел, не позволяя насладиться покоем. Сону держался за стеклянную перекладину, высота двадцатого этажа его не пугала. Сонхун стоял напротив, стискивая пустую пачку сигарет. — Ангок никогда не был моим домом. — Там твоя семья. Друзья. Я. — И что с того? — Я всё ещё твой парень, хён. Сонхун не справился с тяжёлым взглядом Сону и отвернулся к слепящим огням соседних зданий. Сону выглядел утомлённым. Ещё бы, он всего полчаса назад приехал с вокзала. Сонхун не просил об этом. — Я никогда не буду там счастливым. — Ты уже несчастлив. Здесь. — Не неси чепухи… — Чепухи?! — выкрикнул Сону, и Сонхун вздрогнул. На мгновение он вспомнил о спящей в своей комнате Сохён, но затем Сону шагнул вперёд. — Тебе плохо, хён. Тебе нужна помощь. — Со мной всё в порядке. — Нет. Зарождавшееся было недовольство поутихло. Сонхун шумно выдохнул через рот и наконец взглянул на Сону. Тот смотрел на него в ответ, будто заранее признавал себя проигравшим. — Тебе нужно отдохнуть. Не в Сеуле. Тебе не станет лучше там, где стало хуже. — Может, мне нужно отдохнуть от тебя. Сону плещется в неспокойных волнах недолго. Выбравшись на берег, он валится на песок вблизи Сонхуна, отплёвывается от воды и расстёгивает верхние пуговицы тёмно-серой рубашки с коротким рукавом. Сону выглядит таким же, как и три года назад. Те же тёмные и волнистые от влажности волосы, те же родинки-точки, то же лицо, просто слегка зрелое. Вчера Сонхун подумал, что Сону холодно улыбнулся, потому что не узнал его, теперь становится ясно, что это неправда. На губах Сону нет прежней теплоты, и она не связана с Сонхуном. Сону охладел не из-за него. — У Ли Хисына есть дочь? — спрашивает Сонхун первое, что приходит в голову, и Сону хмыкает. — Чонвонни жаловался, что она кровью весь ресторанчик залила. Это правда? — Нет. — Вот врушка. Сердце Сонхуна дрогает — верный признак приближения тревоги. Он отворачивается к мерно покачивающейся воде и крепко зажмуривается. Только шорох моря и невидимая соль, но сделать вид, что Сону нет, не выходит. Сону рядом. Сонхун чувствует его присутствие. — Странно, когда ровесники рожают, да? Джису-нуна и Хисын-хён к осени ждут второго. Вроде как мальчика. Значит, тем вечером Сонхун не ошибся. Ли Хисын действительно направился к старшей сестре Пак Чонсона. Но почему Сону делает вид, что трёх лет разлуки не было? Почему не ненавидит Сонхуна, как остальные? Не презирает? — Кто-то ещё… женился? — Джеюн-хён вроде зимой сделал предложение Тэяну-хёну. Я как-то не особо слежу, если честно, — Сонхун раскрывает глаза, а Сону наблюдает за ним. Спокойно и без подозрения, как Чонвон, или жалости, как Чонсон. — Бабушка Пак пытается сосватать Чонсона-хёна и Черён-нуну. Хён против. — Против? — как попугай повторяет Сонхун, и Сону с мягкой ухмылкой вытаскивает две сигареты. Одну из них предлагают Сонхуну. Тот делает всё, чтобы не столкнуться с Сону пальцами. — Хён хочет заниматься бизнесом дедушки. Не до женитьбы ему, — Сону затягивается, и воздух наполняет привычным горьким запахом. Сонхун крутит в ладонях так и незажжённую сигарету. — Чонвон тоже продолжает дело бабушки и дедушки Ян. — А ты?.. — Что я? — Ты хочешь продолжать… заниматься книжным магазинчиком бабушки и дедушки Ким?.. — Он мне не светит, хах. В смехе Сону нет радости. Он устало улыбается, заправляя за ухо влажные пряди, и опускается на локоть. Сонхун хмурится. Непривычно видеть Сону безучастным. Хотя это уже не тот Сону, которого Сонхун однажды полюбил. — Бабушка и дедушка оставят меня без наследства. — Но… почему?.. — Почему? — переспрашивает Сону, и Сонхун начинает чувствовать себя идиотом. Он растерял все навыки общения, прячась по углам квартиры Сохён. — Наверное потому, что я единственный Омега в городке с населением в три человека, кто не хочет жениться. — О… Сонхун не станет врать, он думал о браке. Когда был совсем мальчишкой, воображал, что однажды опустится перед Сону на одно колено и раскроет бархатный футляр. Или на колено опустится Сону. Инициатор был не столь важен, сколь сам факт помолвки. Сонхун мечтал об обеспеченной жизни в центре Сеула, крутой работе и семье с Сону. — Я не тороплюсь, — он игриво дёргает плечом, и Сонхун не находит в этом ни раздражения, ни ненависти. — Тем более, единственный претендент на моё сердце уехал покорять столицу. — Ты не… Уперевшись рукой в рассыпающийся песок, Сону поворачивается к Сонхуну, и на мимолётный миг приходят запылённые воспоминания. То, каким мягким, тёплым и открытым Сону был раньше. Как любил Ангок, каждый пошатывающийся ханок и каждую тропинку. Сону обожал море, горы и реки. Мелочи и громады родного города, от которого Сонхун желал уехать как можно дальше. — Ты не злишься, — звучит как утверждение, а не вопрос. Сону согласно моргает, не отрывая пытливого взгляда от лица Сонхуна. — Ведь я… — Ведь что, хён? — Я бросил тебя. Сону почему-то хмыкает, опуская глаза. Следом он выхватывает из пальцев Сонхуна помятую сигарету, прячёт её в раскрытую пачку и поднимается с разворошенного песка. Следующие слова Сону отдаются приглушённым эхом, когда он разворачивается и уходит к тёмному бордюру, и Сонхун находит в них странное успокоение. — Я-то тебя не бросал.