Подмена

Светлана ускорилась в нарезании бутербродов, когда поняла, что муж и сын не собираются подскакивать с кровати после звона будильника. На Четери не подействовало ни назойливое бренчание телефона, ни даже пробуждающий массаж и откровенная тряска за плечи. Он спал целеустремленно и отчаянно, как в последний раз. Хотел даже сгрести за собой Светлану, переворачиваясь набок, но она ловко выкрутилась и пошла за сыном, уповая на то, что выдернуть его из сна будет проще. Марк спал в той же позе, развалившись на спине и раскинув руки с ногами. Волосы, отращенные до плеч, разметались по подушке. Светлана с минуту постояла напротив его кровати, полюбовалась, но быстро поймала себя на этом и тряхнула головой, мысленно укорив за непрошеную сентиментальность. Осталось только поплакаться личному дневнику с замочком, что, мол, время неумолимо: девять лет, третий класс, скоро выпускной и диплом… И вроде бы все правильно, но сердце сжимается, и хочется нажать на паузу. То же чувствовали ее родители когда-то, а она, хоть и думала, что понимает, стала полностью солидарна только сейчас. Интересно, как все получилось. Интересно, что будет дальше. Светлана присела рядом с сыном на краешек кровати. — Марк, — она нежно погладила его щеку, склонилась и подула на пряди, упавшие ему на лоб, — просыпайся, сынок. С праздником тебя. Марк буркнул что-то раздраженно, повернулся на живот и уткнул лицо в подушку. Оттуда послышалось приглушенное: — Мама… Это не праздник, это поминки. Поминки моих счастливых дней! Светлана не удержалась от смешка, сочувствующе кивнула. — Ты прав, конечно. Но нужно посетить даже и такое мероприятие, чтобы отправить каникулы в добрый путь. — Света прикинула, откуда она могла понабраться этих набивших оскомину торжественных фразочек. Возможно, из впитавших пыль фолиантов из библиотеки ее мамы? — Пусть отправляются в добрый путь без меня… а я посплю. — Но Марк все же смягчился, уложил щеку на подушку и посмотрел на Свету. Улыбнулся. — Еще пять минут, можно, мам? — Конечно, — сдалась она, даже не пытаясь ему противостоять, — поспи еще. Ни к чему, кроме локально-бытового апокалипсиса, ее мягкосердечность не привела. Четери спал, как ни в чем ни бывало, «пять минут» виновника торжества растянулась на десять. Опаздывать ей не хотелось, но снова расталкивать их, встречаясь с недовольным взглядом из-под век, было все-таки неприятнее, чем выслушать недовольство учительницы. Которого могло бы и не быть, в конце концов. Погода, хоть и резко посмурнела с наступлением осени, еще радовала теплыми лучами солнца, просачивающимися через москитную сетку и ложащимися на стол неровными квадратами. Лучи подсвечивали пылинки, витающие в воздухе, и падали Светлане на лицо. В голову напрашивались банальности, которые так любил озвучивать ее отец, что-то про любовь света к его тезке, и она даже поддалась этим мыслям, улыбнувшись воспоминаниям о море, волнам, бьющимся о берег, гладкой гальке под ногами и Четери, высвеченного, обласканного солнцем. И его словам: «Ты сияешь, разве не понимаешь? Как самый яркий луч.» — Света, — Четери постучал по дверному косяку костяшками. — Светлана! Она вскинула голову и вздрогнула, не ожидав увидеть Четери. Он улыбался и насмешливо изгибал брови, глядя на нее, застывшую с ножом в руках. Распущенные волосы, пушистые после сна, большей частью лежали через правое плечо. Светлана скользнула взглядом по широким плечам, подтянутому торсу и болтающимся завязкам спортивок. Вздохнула от необходимости отстранить от себя руки мужа, и, почувствовав себя предателем, сдала сына с потрохами: — Боги, хорошо, хоть ты здесь! Марк еще даже не встал. — Не встал? — искренне удивился Четери. — Что значит «не встал»? Боец, быстро подъем! — скомандовал он, в мгновение ока свернув в комнату сына. Дальше голос Четери звучал глуше за закрытой дверью детской. — Ты по какому праву игнорируешь материнский приказ, щенок? Велено было вставать! Светлана хихикнула. Ее никогда не смущало грубоватое обращение Четери с сыном: в конце концов, по большей части он шутил, чем всерьез отчитывал его, но, конечно, варианта ослушаться у Марка вовсе не было. На приближающиеся звуки шагов и смеха она обернулась, улыбнулась широко. Чет перебросил сына через плечо, не дав ему даже переодеться, и придерживал за ногу. Марк смеялся и хлопал отца по спине, стараясь высвободиться. — Пап, я на поминки опаздываю, пусти! — Поминки? — посерьезнел Четери. — Ага. Поминки моего детства. Светлана поперхнулась, Чет поднял брови и поставил сына на ноги, придавая направление размашистым хлопком по спине. — В комнату. Одеваться! Света, выключи воду, не мотай счетчики. — Счетчики? Когда ты обращал на это внимание? — Зато ты отвлеклась. Не слушай этого маленького дурачка, говорит и не думает. — Я думаю, паааап! — донеслось из детской. — Разговорчики! Приду и будешь в одной штанине — пеняй на себя. А я уже иду… раз! Четери громко топнул, чем вызвал визги и звуки активного перемещения по комнате, но сам не двинулся ни на шаг, только вновь притянул к себе Светлану, уложил ладонь ей на затылок и коснулся своими губами ее. Как только звуки в детской смолкли, он снова топнул, возобновляя возню. Светлана зажмурилась и мельком подумала, что готова зациклить даже этот день, чтобы снова и снова чувствовать ощущение безудержного счастья, разливающегося от макушки до пят. *** Марк усаживался в детском кресле поудобнее, пока Четери, перегнувшись через него, устраивал цветы на заднем сидении так, чтобы они без потерь доехали до школы. — Может, пристегнуть их еще? — полюбопытствовал он с иронией, разглаживая оберточную бумагу. — Или лучше вызвать им бизнес? — Поехали уже, Четери, не ворчи, — Светлана обернулась к ним, махнула рукой. — Доедут уж как-нибудь, не завянут от нашей компании. Я просто переживаю, чтоб не помялся… их новая учительница выглядит уж слишком строгой на фотографиях. — А каким должен быть учитель? — Чет переключился на сына, затянул плечевые ремни потуже и вставил в пряжку. — Особенно с девятилетними оболтусами. — Пап, я не оболтус, я уникальный боец. А дай телефон? — Нет. Уникальные бойцы не просиживают часы с согнутой шеей. — Ну да, конечно! Они просиживают часы в детском кресле! Четери засмеялся и потрепал сына по волосам: — В этом нет ничего постыдного. Если хочешь, я считаю, что сидеть в кресле — это очень, как вы говорите, круто. — Что, правда? — Конечно. Особенно если при этом не прирекаться с родителями. — Блин, паааап! Через минуту они уже выехали со двора. Светлана, морщась, пролистывала родительский чат, опасаясь увидеть «список позора», состоящий из опоздавших в первый же учебный день, но, видимо, ее страхи, касаемые новой классной руководительницы — Ангелины Богуславской — были уж слишком приукрашены рассказами о ней самых ярых мам, заранее ведавших всей информацией об этой бедной женщине. Из телефонного разговора с предводительницей родительского комитета, затянувшегося на целый час, Светлана запомнила лишь самое основное: Богуславская — педагог без опыта, но закончила лучший университет страны с отличием, проявляла себя как человека крайне сдержанного и тактичного, с титаническим терпением, но, как заметила родительница, при таких чертах недалеко ходить до сухости и дотошности, которые ближе к концу года превратяться в нездоровый перфекционизм. На этом моменте Светлана была готова возразить, но на нее тут же вылилась информация, что такая «взрослая баба» еще незамужем, детей нет, «и как она тогда собралась управляться с чужими?» И, конечно, «если она не нашла себе мужика в таком возрасте, можно усомниться в ее психологической стабильности. Да и вообще, Свет, стоит ли девочкам в нашем классе брать пример со старой девы?» После этого Светлана быстро свернула разговор, но осадок остался. У нее и самой был опыт в преподавании, пусть и не продлившийся долго, и она прекрасно осознавала, как это тяжело — управляться с детьми, хоть у началки и не вела. Да что там дети, вот их родители, зачастую сумасшедшие, — здесь таится настоящая беда, способная высосать из тебя последнюю каплю крови придирками и замечаниями. И после личного общения с такой сумасшедшей стало досадно. Не только за родительницу, но и от себя, потому что не выходило из головы суровое выражение лица Ангелины Богуславской с аватарки в единственный соцсети, где она состояла (и то, судя по всему, вынужденно), невозможно было отвязаться от мыслей, что их с не в меру активным и общительным Марком ждет ряд недопониманий от неэмоциональной и сухой женщины. Но об этом думать было рано. В конце концов, ничего еще не случилось. И не случится, дай боги. Светлана сделала над собой усилие и вынырнула из мыслей, обратив внимание на заговорившего по телефону мужа. — Нори, слышишь? Попробуй угадать, что случилось. У тебя три попытки. Рокочущий голос Нори, доносящийся из телефона со включенным динамиком, окончательно отвлек ее: — Опаздываешь на школьное мероприятие, простаивая последние минуты до его начала в пробке, друг? — Браво, Нори. Или как там говорится, сын? — Возьми с полки пирожок, — охотно подсказал Марк. — Привет, дядя Нори! — Доброе утро, Марк. Удобно в костюме? — Ну конечно нет, я же как пингвин, еще и дурацкий воротник колется… короче, это полная лажа! В следующий раз пойду в спортивном. Светлана, потратившая около четырех драгоценных минут, чтобы уговорить Четери третий год подряд нарядиться на «сомнительное мероприятие» прилично по меркам Рудлога, покосилась на мужа. Чет, словно и не замечая ее взгляда, усмехнулся: — В следующий раз мы не пойдем туда. А если пробка не закончится в течение десяти минут, это станет нашей семейной традицией. — Ты недооцениваешь возможности подземного транспорта, Четери. Ваша школа в трех остановках от дома и в двух минутах пешком. — Ты предлагаешь нам при параде и с цветами… ехать на метро? — очень скептично уточнил Чет, открывая окно и скорбно переглядываясь с водителем в машине напротив. — Как и больше половины населения этого города, — непринужденно вклинилась в разговор Светлана и ущипнула Чета за плечо. — Ты хоть бы попытался быть поскромнее. — Это не про него, Светлана, — пророкатал Нори с отчетливо прорывающимися смешливыми нотками. — Боюсь, что Четери антоним слова «скромно». — Антонимы мы проходили, — кивнул Марк, увлеченно мотая ногами. — И синонимы. И фразеологизмы. Вот, например, «без году неделя». — Или «с жиру беситься», — подхватила Светлана. — Или «лучше уж вам замолчать, пока я не разозлился.» — Пап, ты что, не проходил в школе фразеологизмы?.. Просто, ну… это же э-ле-мен-тарно. — «Что посеешь, то и пожнешь.» — Подытожил Нори. — Запомни. — Я послушаю, что еще ты вспомнишь, когда я дам тебе бой после этой нервотрепки. — Спокойно и уверенно пожал плечами Чет, медленно продвигаясь вперед по дороге. — Если, конечно, у тебя останутся силы помнить хоть что-то. — И он улыбнулся предвкушающе, как всегда, когда речь заходила о скорой возможности «размяться». Нори легко согласился, следом сказал еще что-то, но за все нарастающим шумом его было плохо слышно. Его и раньше заглушало ветром или жужжащим двигателем проезжающего мотоцикла, но шум дошел до пика и смолк. — Отбой? — Чет покосился на телефон. — Звук выключил. А теперь отклю… Светлана вздрогнула от неожиданно ударившего в уши визга сына, завертела головой, ища источник радости, и сама чуть не вскрикнула, увидев за своим окном огромного красноволосого мужчину. Ей понадобилось еще пара секунд, чтобы признать в нем Нори, друга семьи и почти что ее члена, и во многом в идентификации помог сын, с жаром выкрикивающий его имя с задних сидений. — Нори, Нори! А ты все же пришел, как и обещал! Так круто! Четери, казалось, никак не мог осознать, как Нори, с которым он только что общался по телефону, материализовался в реальности, да еще в такую рань. Но перед тем, как начать задавать вопросы, он все же разблокировал дверцы и приглашающим жестом указал ему на место рядом с сыном. Светлана потянулась за букетом и уложила на колени, и Нори поспешил усесться, пока им не начали сигналить.Все же движение время от времени возобновлялось, пусть и неохотно. — А теперь объясняйте, — потребовал Чет, — вы оба. Марк в ажиотаже вскинул обе руки, повернулся к Нори и широко улыбнулся ему: — А мы с дядей вчера поспорили, проспим мы с папой, как всегда, или нет. Нори сказал, что конечно же, да и я был согласен… Так что он попросил написать из дома, если мы проспим, и что в таком случае он будет ждать меня у метро. Я всегда хотел, чтобы дядя пошел с нами на какой-нибудь праздник, но чтоб линейка… у тебя такие странные вкусы. — Так об этом «сюрпризе» ты вчера говорил? А не было бы лучше позвонить нам в семь утра и разбудить, если ты заранее все знал? — слабо возмутился Четери. — Чтобы ты пожелал мне навсегда забыть твой номер и отрекся от меня как от друга? — Я бы вскоре принял тебя обратно. — Не сомневаюсь. Но я решил избавить себя от подобного опыта, — Нори отстегнул Марка, хотел вытащить его из кресла, но тот не дался и сам выскочил оттуда, цепляя рюкзак и принимая цветы из рук Светланы. — Мам, а вы скоро? Хотя бы успеете к концу концерта? Мы после второклашек будем в класс идти. — Постараемся, сынок, — Светлана взяла его за ладонь и нежно провела по ней большим пальцем. — Как только пробка рассосется — примчимся, — успокоил его Чет, взлохматив алую шевелюру. — Только от Нори ни на шаг, понял? Не удивлюсь, если в метро такая же пробка, как и на дорогах, только из людей. — Понял, пап, — пожал плечами Марк, — я буду держать его за руку. — Позвоните, как приедете, — попросила Светлана, поочередно обнимая Марка и Нори. — Ну так уж не переживай, женщина, — Чет вздохнул тяжело и откинулся в кресле: он не выносил вынужденного бездействия и жестоко страдал, — и они, и мы доедем без историй. *** Четери, пожалуй, редко оказывался не прав, но именно в этот день он сильно ошибался. Из метро Нори с Марком выходили со звуковым сопровождением шелестящей оберточной бумаги, застегивающихся и расстегивающихся молний, плача и хохота: все это смешивалось и било по вискам, и после оглушительного шума прибывающих вагонов для Нори звуки обострились, как обоняние у заболевшего. Он поспешил перегнать толпу, указал Марку на четырехэтажное бело-розовое здание в примерно десяти метрах от них. — Твоя школа? — Ага! Никого не вижу из своих, уже что, все во дворе? — Не думаю, — качнул головой Нори. — Мы задерживаемся всего на пять минут. И обрати внимание, сколько за нами людей. К тому же… На этот раз на полуслове прервали уже Нори. Звонил Четери. Неужели уже доехали? — Нори! — рявкнул он в трубку. — Угадаешь с трех раз?! — Что случилось? — Нори еле подавил изумление в голосе, чтобы не встревожить Марка. — Что такое? — Марк уже вовсю дергал Нори за рукав. — Это папа? Что он говорит? Букет с белыми розами на время перекочевал к Нори в руки, пока маленький Марк старался справиться с эмоциями после такой новости: выходило плохо, он без остановки подпрыгивал, оборачивался зачем-то или, наоборот, выглядывал кого-то, идущего впереди. Нори пришлось взять его за плечи и направить в сторону школьных ворот, чтобы мальчик случайно не проскочил мимо. — Блин, я если расскажу ребятам, они офигеют просто. Только нужно будет приврать, будто я был в машине, иначе скажут еще, что придумал. А мне надо, чтоб я был… крутейшим среди них. — Авторитетом? — подсказал Нори, улыбаясь уголками губ. — Ага, ну да, тем самым. Жаль только, что они не приедут… — выдохнул Марк расстроенно, но Нори даже не успел сказать ему что-то утешающее, как мальчик тут же вскинул голову, взмахнул руками и улыбнулся широко, словно стараясь показать все зубы, какие у него имелись. — Ну ничего, зато мы вместе. Да, Нори? — Конечно, — кивнул он и присел напротив Марка на корточки. — Что бы ни случилось, ты можешь обращаться ко мне. Даже с тем, что ты не сможешь рассказать своему отцу. Но, надеюсь, до такого не дойдет. — Нори прищурил глаза, как будто их слепило солнце, и пожал протянутую Марком руку. — Не дойдет, — он мотнул головой. — Я все ему рассказываю. Даже секреты. Сначала, правда, маме… но я запомню. Спасибо. Иногда Нори поражало, насколько шебутной и драчливый сын Четери был рассудительным и понимающим для своего возраста, но, по сути, ничего удивительно в этом не было. Если от Четери мальчику досталась сила характера и лидерские качества, Светлана привила ему чуткость, то, что временами не хватало его отцу. Пока Нори поднимался с колен, Марк уже убежал к одноклассникам, завидев табличку с номером и буквой его класса. Нори ощущал на физическом уровне, что что-то должно было произойти. Это выражалось в легком покалывании пальцев и странной легкости в ногах, с которой он проснулся в тот день, но, если не считать неприятность, приключившуюся с другом, ничего необычного не происходило. Но нет, он ясно чувствовал, что коснется загадочное «что-то» его лично. И хорошо бы. Нори очень надеялся, что интуиция его не подведет.