День 110 (201). Понедельник. Утро и день.
23 февраля 2024 г. в 09:36
К понедельнику опухоль на ноге спадает и если слишком не усердствовать, то можно вполне шустро передвигаться на своих двоих и даже водить машину. Тем не менее, синевы и желтизны вокруг поврежденного колена еще хватает и приходится прятать ее под длинной юбкой. Ну а сверху выбираю темно-синюю блузку с короткими рукавами-фонариками и с ленточками-завязками в основании треугольного выреза. Очень женственно - не знаю, как поведет себя Калугин после моих признаний о Гоше, но предпочитаю не будировать у него мыслей о моем мужском прошлом. Все тщательно прорисовано - изогнутые брови, длинные накрашенные ресницы, перламутровый маникюр, вишневая помада очерчивает пухлые губы. Соответственно и на голове Анька постаралась подчеркнуть именно женский посыл – красиво накрутила локоны в два валика и пустила их по бокам назад, скрепив сзади в широкий пучок с косичкой с маленькой заколкой на конце. Как не успокаиваю себя, а все равно волнуюсь – пока поднимаюсь в лифте в редакцию, то блузку одергиваю, то тереблю ремешок сумки на плече. Когда двери открываются, провожу пропуском по щели агрегата и под одобрительный писк иду через холл, стараясь не прихрамывать. Копошение на ходу в сумке, в попытке убрать пропуск, прерывает радостное Люсино:
- Доброе утро, Маргарита Александровна!
Подняв голову, с улыбкой киваю и ей, и Егорову, стоящему возле секретарской стойки:
- Доброе утро.
При моем приближении, шеф кивает секретарше – сигнал к хоровому пению:
- И-и-и… Олле, олле, олле!
Он лихо машет руками, словно на марше, а потом хлопает в ладоши:
- Марго-о-о-о, чемпио-он!
Люся подпевает:
- Трам-тарам!
Скромно опустив глаза, не скрываю довольную улыбку:
- Вообще-то, если быть точным, то «МЖ» - чемпион.
Егоров смеется, делая щепотку из пальцев:
- Если быть точным, то точность - это вежливость королей, а я – ма-а-а-аленький директор.
Хорошее настроение шефа волнами разливается по холлу и я, чуть склонив голову набок, весело морщу нос - какое прекрасное начало рабочего утра! Наумыч заключает меня в объятия:
- Ну, привет, красавица! Здравствуй, здравствуй….
- Здрасьте, Борис Наумыч.
Отстранившись, шеф немного наклоняется, заботливо бросая взгляд вниз:
- Как, нога?
Сцепив руки у живота, ограничиваю кругозор и пытаюсь уйти от обсуждения синих и желтых разводов вокруг колена:
- Да, ничего, нормально.
Мы медленно продвигаемся к кабинету, но напоминание о больной ноге заставляет ступать на нее осторожней. Егоров это замечает и придерживает за локоть:
- Нет, если человек хромает, то это не нормально.
- Борис Наумыч, я завтра про нее даже не вспомню.
- Ну, дай бог! Ну, если что, имей в виду - у меня есть опытный хирург.
- Спасибо, я буду иметь в виду.
Егоров вдруг восхищенно закатывает глаза:
- Ох, я как вспомню твой последний гол…
Зажмурившись, он ритмично размахивает руками и раскачивается из стороны в сторону, словно опять вернувшись к кромке поля:
- Меня вот, прямо колбасит всего! Извини за слэнг, но я просто другого слова вообще придумать не могу.
С пенальти? Чего там такого красивого? Покраснев от удовольствия, он, кажется, готов снова броситься обнимать и целовать меня, заставляя крутить головой по сторонам - не смотрит ли кто:
- Как детей разделала. Дай, красавица, еще раз обниму. Ха-ха-ах!
Но приятно, черт возьми! Губы сами растягиваются до ушей:
- Борис Наумыч, сейчас в краску вгоните.
Снова оказываюсь в его объятиях:
- Ничего, красный это тоже наш цвет.
Он гордо оглядывает холл и рубит кулаком воздух, словно с броневика:
- Потому что марксизм-ленинизм еще никто не отменял! Правильно, товарищи, я говорю?
Со смехом он вновь разворачивается ко мне, с умилением разглядывая зардевшееся лицо:
- Ха-ха-ха!
Мне остается смущенно повторить, качая головой:
- Борис Наумыч.
- Красней, не красней, но вот этот твой гол последний…
Его прямо ведет из стороны в сторону, будто и правда на поле – сейчас разбежится и пнет чей-нибудь портфель.
- Красавец просто! В евроголах надо показывать, это точно.
Совсем захвалил. Со смехом мотаю головой, опуская вниз глаза:
- Борис Наумыч, ну!
- Знаешь, что? Умеешь выдерживать критику, умей и дифира-а-амбы…
Он вдруг делает удивленное лицо, тараща глаза:
- Знаешь, в некоторые моменты, твоя техника прямо Гошу напомнила!
Вздыхаю, уже не улыбаясь – увы, напоминать во всем Гошу мне совсем не хочется, особенно рядом с Андреем.
- Смотрю - ну вот точно, как будто Гоша по полю бегает!
Он и бегал.
- Ну да, если честно, Гоша меня на футбол и подсадил.
Егоров снова смотрит на потолок, задрав вверх нос, и кричит туда:
- Молодец…, молодец….Гоша-а-а…Ха-ха-ха! Дальновидный поступок.
Улыбаюсь, качая головой – Наумыч неподражаем. Он снова тянет руки потрогать меня и потискать, но тут же отдергивает их:
- Нет, все, иди, работай!
Шеф отворачивается и сходу набрасывается на ближайшую сотрудницу:
- Ты что здесь делаешь опять?
На пороге кабинета оглядываюсь с усмешкой – все-таки, наш начальник необыкновенный человек, столько в нем непосредственности и неподдельных эмоций. А потом, уже сосредоточившись и оставив веселье снаружи, захожу в кабинет – хватит пряников, пора приниматься за рутину.
***
В настольном календаре на сегодня ничего необычного - пара встреч по договорам, да подготовить план для наших инвесторов – с предложениями, куда двигаться после кризисных преобразований с Софьей Андреевной. Эльвира приносит для него кое-какие сводные цифры из квартального отчета, и я иду с листком в холл к копиру снять еще пару рабочих экземпляров. Когда возвращаюсь к себе, позади откуда-то сбоку раздается бодрый голос Андрея:
- Марго, доброе утро!
Не прерывая неторопливый ход, оглядываюсь. В выходные он не звонил, мой звонок вчера вечером сбросил и отключил телефон, и сейчас утром, вовсе не спешил пересечься курсами – краем глаза видела, как он торчал в дверях своего кабинета и с напряженным лицом таращился на нас с Егоровым. Даже не знаю, чего теперь и ждать... Но то, что решился заговорить, вселяет осторожную надежду. Наверно, это отражается на моей физиономии - на лице Андрея возникает ответная нервная улыбка.
- Доброе… Честно говоря, после вчерашнего, думала уже не подойдешь.
Сброс моих звонков, говорит о многом. Хорошо хоть не заблокировал. Андрей продолжает изображать жизнерадостность:
- Ну, почему же... Все мы люди, все мы человеки!
Понятно. Вариант с чокнутой дурой, часть вторая. Поджав губы, киваю, не глядя в его сторону:
- М-м-м, значит, то есть, не поверил мне, да?
Калугин усмехается и смотрит в телефон, зажатый в ладони:
- Маргарит, ты меня прости, пожалуйста, но чтобы в это поверить, нужно быть либо ребенком, либо…
Он неопределенно вертит пальцами в воздухе. Сумасшедшей? Или может быть убогой с при*** в башке? Зябко сжавшись и обхватив себя рукой за талию, разворачиваюсь к нему лицом – мне совсем не до смеха и даже обидно:
- Либо? Ну?
Дергаю плечом:
- Ну, кем? Давай, договаривай!
Но Калугин не хочет произносить вслух, что и так легко читается по его глазам. Но сразу заботливо отнекивается, чтобы не покусала или не начала биться в истерике:
- Пожалуйста, не надо.
Спрятать голову в песок и сделать вид, что все само рассосется, конечно, проще.
- Андрей, я все понимаю. Если бы мне, кто-нибудь, рассказал такую историю, я бы сама собственноручно усыпила бы его.
Но есть большое «но», и я обреченно качаю головой. Калугин охотно хватается за мои слова:
- Ну!
- Но ты понимаешь, что я сама через это прошла?
Мой голос крепнет:
- Я сама прошла через…
Калугин пугается:
- Маргарита, все! Пожалуйста, я тебя умоляю, не надо заводиться и раздражаться, ладно?
А ты не заводи. И не бойся – швыряться Люсиными карандашами не стану. Чтобы сдержать себя, поднимаю глаза к потолку и делаю глубокий выдох:
- Андрей, скажи, пожалуйста, что мне нужно сделать, чтоб ты мне поверил?
Калугин только взмахивает телефоном, готовясь что-то сказать:
- Ведь…
Но к нам подбегает Люся:
- Маргарита Александровна, там вас срочно к телефону.
Киваю:
- Я сейчас иду.
- А это сказали очень срочно.
Три минуты потерпят, а я надеюсь получить от Андрея хоть какой-то ответ. Мое раздражение перекидывается на секретаршу:
- А я сказала: иду!
Людмила, развернувшись и взмахнув хвостом, бежит за стойку. Калугин смотрит ей вслед, потом переводит взгляд на меня, но начатый разговор, помявшись, продолжать не желает и тычет рукой в сторону секретарши:
- О, господи… Ну, мне кажется лучше ответить.
Пусть не надеется - у меня нет желания оставлять все как есть. Я не хочу, чтобы он считал мое признание временным помутнением рассудка, о котором следует забыть, прописав прогулки на свежем воздухе, долгий сон и горсточку таблеток для восстановления мозгового кровообращения. Поджав губы, делаю пару шагов мимо, но остановившись, оглядываюсь, оставляя последнее слово за собой:
- Хорошо, но мы не договорили еще.
Андрей кивает:
- Конечно.
***
Звонят, оказывается, рекламщики и просят сдвинуть встречу на более позднее время. Позже, так позже. Правда и обедать придется тоже позже обычного. Прошу Людмилу сделать мне кофе с бутербродами, а сама, все-таки, берусь за обещанный инвесторам план. Так вприкуску и работаю – один глаз косит в монитор, а другой контролирует, как я кладу надкусанный бутерброд с колбасой на тарелку. Обтерев одну руку о другую, беру чашку с блюдца и едва подношу ее ко рту, как раздается стук в дверь, прерывая мою трапезу. Это Калугин:
- Марго, можно?
Кивнув, делаю глоток и отставляю чашку в сторону. Зайдя внутрь, Андрей, развернувшись, тут же прикрывает за собой дверь - видимо, не хочет чужих ушей:
- Спасибо.
И идет через комнату:
- Э-э-э…, приятного аппетита.
- Спасибо.
Разряжая обстановку, показываю на откусанный бутерброд, вспоминая мороженое для брата Митьки:
- Хочешь?
Калугин шутку не воспринимает, отрицательно машет рукой:
- Не, не, не… Кушай, кушай.
Он отходит к окну, задумчиво почесывая верхнюю губу костяшкой согнутого пальца с зажатым в руке телефоном. В преддверии серьезного разговора, чувствую себя неуютно с набитым ртом:
- Андрей я сейчас закончу, и мы поговорим, ладно?
Калугин мой дискомфорт пресекает:
- Так! Ты спокойно ешь, мы потом поговорим. Давай…
Он отворачивается, разглядывая улицу сквозь приоткрытую жалюзи. Быстренько доедая и допивая, осторожно наблюдаю за ним поверх чашки. Видимо, за последний час, Андрей пришел к какому-то внутреннему консенсусу, и сейчас хочет выложить мне свою последнюю позицию к происходящему. Отставляю блюдце в сторону:
- Н-н-н… В принципе, я уже закончила.
Поднимаюсь из-за стола, расправляя юбку – к оглашению приговора хочу стоять лицом к лицу:
- Я готова.
Калугин делает шаг от окна:
- Да-а-а…ОК!
Дожевываю остатки бутерброда, уже стоя, и Андрей вдруг просит:
- Можно глоточек?
Понимаю его волнение и кидаю быстрый взгляд в чашку: там действительно еще что-то плещется на дне:
- Да, конечно.
Передвигаю ее поближе к Андрею, и он хватает чашку, быстро допивая содержимое:
- Фу-ух, спасибо.
Калугину трудно начать и я, сглотнув комок в горле, пытаюсь сделать это первой, неуверенно отведя взгляд в сторону:
- Андрей… Я вижу у тебя много вопросов ко мне. Так что, ты-ы-ы … Задавай, не стесняйся!
Склонив голову на бок, осторожно кошусь на Андрея и ловлю на себе его напряженный взгляд, который тут же уходит вниз, в пол:
- Н-н-ну, да.
Я готова слушать и готова сказать сама. Неосознанно и нервно потирая пальцами крышку стола, исподлобья гляжу на мнущегося Калугина - даже не знаю, что меня сейчас ждет, но подозреваю, что с уже озвученными позициями, он не стал бы так нервничать.
- Марго, послушай, я… Ну, в общем, я…
Он садится на край стола и отводит глаза. Что? Что ты? Не мигая, слежу за лицом Андрея.
- Пытаюсь…Э-э-э… Приблизить это к себе, что ты мне сказала,… Но на мой расклад… Это очень тяжело и…
Долгая прелюдия не продвигает нас ни на шаг. Он замолкает, вынуждая подталкивать его к продолжению сумбурной речи:
- И-и-и?…
Изучающе смотрю в лицо Андрея, пытаясь поймать взгляд…. Похоже, он пришел не с вопросами... Похоже, по-прежнему, не верит и мямлит, прежде чем озвучить неутешительный вердикт. Меня это его топтание заставляет скептически скривить приоткрытые губы. Калугин мотает головой:
- И поверь: мне очень трудно и тяжело эту информацию переварить одному…. И-и-и….
Не понимаю, к чему он пытается меня подвести, но явно к чему-то ведет. Набычившись, смотрю не мигая:
- И-и-и?
Любопытно, что он придумал на этот раз. Даже боюсь представить. Нетерпеливо поведя головой, все больше наполняюсь скепсисом. И точно - он беспомощно протягивает ко мне руки:
- Ну, и я подумал, может нам, все-таки, нужна помощь?
Нам? Помощь? Кроме Аньки никого предложить в помощники не могу. Или он опять про психолога? Продираемся, как в джунглях без мачете – в час по чайной ложке. Вариант с задурившей бабой, по-видимому, для Калугина милее всех других. А вот у меня от этих его вокруг и около, уже начинает внутри бурлить и подниматься раздражение:
- Чья?
Калугин прячет глаза и продолжает невнятно выкручиваться:
- Может, все-таки, обратиться к…
Помогаю:
- К психологу, да?
Тот виновато улыбается:
- Ну, у психолога мы уже были…, там…
Отвернувшись, несколько раз мелко киваю – да, были, и что нового он нам может сказать? К кому еще? Доктору Самойлову?
- Андрей, ты давай, не ходи вокруг да около. Говори, я тебя слушаю.
Калугин вздыхает:
- Ну, короче… У меня есть мой друг.
Он тычет рукой в себя:
- Друг мой, понимаешь?
Опустив голову, вожу кончиками пальцев по столу и киваю: да, понимаю, есть друг, с которым хочется посоветоваться. Только чем этот друг нам поможет? Ничем. И где найти слова, чтобы этот друг не счел все сумасшедшим бредом и не позвонил в психушку? Андрей поднимает на меня страдальческий виноватый взгляд и выдавливает из себя:
- Он очень хороший человек... Он психиатр.
Ка-пец. Все-таки, Калугин поставил мне диагноз! Как Анька и предсказывала. Вот и поговорили, ответили на вопросы. Аж, взвиваюсь от возмущения:
- Чего-о-о???… Психиатр?!
Калугин торопится закончить:
- Да, психиатр! Марго, он готов нам искренне помочь.
Что, значит, готов? То есть Калугин ему все выложил? Про меня, про превращение, про колдунью? И знает все это со слов Андрея, который не верит мне ни на грош и считает сумасшедшей?
- Так, стоп - машина!
Я растеряна и ошарашена… Все, что я делала и как выживала все эти месяцы, все теперь рухнет и развалится из-за какого-то болтуна и его приятеля? Завтра, сегодня, через минуту… Меня поставят на учет, уволят с работы... Господи, зачем я только доверилась этому…, этому… Даже не знаю, кому! Такая подлость! Выскочив из-за стола, отступаю к окну. Что… Что мне теперь делать? Такая подстава и от кого! До конца не веря, трясу недоуменно головой, и голос срывается на жалобный вскрик:
- Андрей…, ты говорил же… Ты мне обещал, что никому не расскажешь!
Калугин слезает со стола, увещевая словно больную:
- Марго, ты не понимаешь? Я что, охранникам все здесь рассказал? Это врач!
И что? Да хоть ФСБ-шник с тремя буквами «С». Надо трендеть налево и направо? Сто раз попросила поклясться и он поклялся! Вцепившись в спинку кресла, возмущенно пожимаю плечами:
- Да какая разница: врач или летчик? Ты же мне обещал!
Он касается моего плеча, а голос становиться еще более вкрадчивым:
- Марго, послушай, все, что я делаю, это только лишь для того, чтобы нам было хорошо.
Да кто сказал, что отправка в дурку благое дело!? Уж точно не для меня. Обиженная до слез, негодующе веду головой из стороны в сторону:
- А-а-а… М-м-м..., А нам, это мне, да?
Кручу пальцем у виска:
- То есть это же я тут фью-фью, того!
Иду мимо Калугина, в центр кабинета и тот тащится следом:
- Марго, я этого не говорил.
- Не говорил, зато подумал!
Хватит оправдываться, выкручиваться и кривить душой. Есть только два варианта – либо Андрей мне верит, либо не верит. Либо принимает, либо не принимает и исчезает из моей жизни. Как он не поймет, что третьего варианта, с заботливым Калугиным, с психологами и психиатрами не существует!
- Андрей я тебе еще раз повторяю: мне поменяли тело, понимаешь? А голова у меня осталась та жа!
Ставлю в разговоре жирную точку, даже специально повышая голос:
- Мне не нужен никакой психиатр!
Возвратившись назад к окну и сложив руки на груди, утыкаюсь носом в жалюзи - на душе плохо и гадко, и хочется плакать. Моего плеча сзади касается рука Калугина, и над ухом раздается его тихий вкрадчивый голос:
- Хорошо, Маргарит, пожалуйста, выслушай меня.
А что мне остается? Развернувшись лицом к лицу, молчу, уставившись мимо, в пространство, невидящими глазами.
- Ну, вот как это звучит, со стороны? Да… Вот, просто вслушайся!
Он энергично взмахивает рукой:
- «Андрей мне поменяли тело».
Не спорю, звучит как в фантастическом кино. Но я же все рассказала и разложила по полочкам! Прикрыв глаза, снова веду головой из стороны в сторону, потом смотрю на Калугина:
- Значит, ты мне не веришь, да?
Он укоризненно соглашается:
- Марго.
Ну, значит, второй вариант – разбежимся и забудем. Раздраженно проношусь мимо уныло стоящего Андрея, выбираясь на свободное пространство:
- Ну и черт с тобой!
Все равно ты никому ничего не докажешь, а я уже больше не буду дурой, чтобы распускать язык! Выскакиваю из кабинета, слыша сзади затихающее:
- Маргарит, ну подожди! Марго, ну подожди ты, ну.
***
Пометавшись по редакции, возвращаюсь в кабинет - работа не идет, аппетита нет, даже обедать не хочется. И Анька на звонки не откликается. Кое-как убиваю время, отвлекаясь то на одно, то на другое, но оно все равно тащится долго, нудно и черепашьими шагами.
К четырем я уже опять вся в пессимизме и грустных размышлениях – стою у окна, одной рукой обхватив себя за талию, а другой задумчиво проводя пальцем по жалюзи сверху вниз, сверху вниз и мое отвратительное настроение, кажется, не исправит даже известие, будто «Спартак» выиграл Лигу чемпионов... Да и как не пребывать в унынии – Андрей мне не верит, все выболтал первому встречному, да еще и психиатру, да еще хочет отвести меня к нему для демонстрации тяжелого случая шизофрении. Сзади слышится стук и скрип открываемой двери. И голос Андрея:
- Марго, можно?
Если пришел уговаривать сдаваться в психушку, то напрасно. Поворачиваюсь не сразу:
- Сколько угодно.
Калугин закрывает дверь и, вздыхая, решительным шагом идет ко мне, щелкнув по пути пальцами по стопке бумаг на столе:
- Маргарит.
Обреченно кидаю в пространство:
- Что?
Андрей подходит вплотную:
- Э-э-э… Послушай меня, пожалуйста.
Ничего хорошего не жду и молчу, опустив глаза вниз, в сторону. Или он пришел сказать, что согласен разбежаться по углам? Типа останемся друзьями?
- Марго.
Приходится повернуться и посмотреть ему в лицо. Исподлобья, устало и измученно.
- Послушай, меня, пожалуйста.
Да слушаю я, слушаю.... Какие еще варианты? Приехали санитары с его приятелем? А может, пришел посоветовать уволиться и не мозолить глаза?
- В общем, мне по барабану, кем ты там была в прошлой жизни.
К-как? Хочется ущипнуть себя и побольнее. Калугин берет меня за запястья, разворачивая к себе:
- Мужчиной или женщиной… Мне…Все…Равно! Я тебя люблю, понимаешь?
Недоверчиво смотрю на него, но с каждым словом в меня словно вливают ведро живой воды! Это правда? Он мне поверил?! Что такое произошло за эту пару часов, я не знаю, не понимаю произошедшей перемены, но ловлю и впитываю в себя каждое слово.
- Люблю тебя как человека.
Мне все равно, откуда и почему, снизошло это озарение – может быть, он тоже понял, что третьего не дано. Надо принять, как есть, и потихоньку вместе выползать, выбираться из этого колдовского болота. Мои глаза наполняются счастливыми слезами, и губы растягиваются в улыбку. Андрей добавляет:
- Люблю тебя как женщину.
Господи, как же мне хочется поверить!
- Ты, серьезно?
- Ну что, это похоже на шутку, да?
Калугин тянется поправить прядку волос упавшую мне на лоб, и я уже не могу сдержаться, переполняемая нежностью к любимому мужчине:
- Андрюша!
Готова расплакаться, и повиснуть у него на шее, но Андрей останавливает мой порыв:
- Подожди, послушай меня, пожалуйста. Я предлагаю тебе расслабиться, все это забыть и переключиться, м-м-м?
Да все что угодно, лишь бы с тобой! Он мне поверил, и теперь все будет хорошо. Чувство благодарности переполняет меня, и я приникаю к мужской груди:
- О, господи!
Чувствую, как его руки обнимают, прижимают меня к себе. Все позади!
- Господи, как я от всего этого устала! Андрю-ю-юш, спасибо тебе!
Как приятно чувствовать крепкие объятия, ласковые поглаживания, любимое дыхание и удовлетворенный вздох:
- Фу-ух.
Я тоже обвиваю рукой его талию:
- Я каждый день, каждую секунду, каждую минуту... Эта мысль сверлит меня как бормашина! Я даже ночью не могу расслабиться, представляешь?
- Угу, представляю.
Ничего ты не представляешь, глупенький. Отстранившись, с любовью всматриваюсь в родное лицо:
- Андрюш!
Слезы так и лезут, готовые брызнуть и я отворачиваюсь, слыша шепот над ухом:
- Ну-ну, все, все…
Он заботливо вытирает слезинку с моей щеки, а я все никак не могу прийти в себя от взлета моей фортуны, как все изменилось за часы, за минуты! Сморщившись, с мокрыми глазами, смотрю на Андрюшку, качая недоверчиво головой:
- Ну, какой же ты хороший!
Он берет в ладони мое лицо и целует нежно в губы:
- Все!
А потом прижимает к груди и вздыхает, гладя по щеке, плечам. Господи, хорошо-то, как! Устроившись на широкой груди, счастливо улыбаюсь, расслабившись и обвиснув:
- Действительно, надо как-то переключиться, ты прав.
- Да я прав, поэтому у меня есть предложение подкупающее своей новизной – давай поужинаем… М-м-м, давай?
Конечно, да. Отстранившись, смотрю ему в глаза, и Андрей снова утирает слезинки на моих щеках. Ничего не успеваю ответить, как у него новая идея:
- Или нет, вот я забыл...
Он предупреждающе поднимает палец:
- У меня есть предложение лучше!
Какое? Мы тихонько продвигаемся по кабинету, и я жду продолжения. Приходит мысль - а на что я теперь готова? Ну, после ужина? Теперь я наверно уже не смогу отказать Андрею. Да и надо ли?
- Давай, в покер поиграем!
Предложение совершенно неожиданное и непривычное. Калугин меня сегодня не перестает удивлять. Даже останавливаюсь:
- В покер?
- Ну да! Ты же любишь играть в покер?
Люблю. А откуда он знает? Или он про Игоря? Неважно. Мои глаза вмиг загораются азартом:
- Я обожаю! А далеко?
Он приобнимает меня за талию:
- В Москве же все рядом, ты же знаешь.
Это просто чудеса какие-то. Все никак не могу оправиться от радости, и снова с нежностью смотрю на Андрея:
- Какой же ты…
Он трется своим носом о мой:
- Какой?
И мы опять целуемся.
***
До конца рабочего времени всего пара часов, а сидеть и изображать работу, после таких счастливых кульбитов в моей жизни, совершенно не хочется. Подхватив вещи, я уже готова бежать за Андрюшкой на край света, но пока иду первой на выход, вешая сумку на плечо. Необыкновенный день продолжается! Во мне бурлят восторг, возбуждение и конечно любопытство – никогда не думала, что Калугин умеет играть в покер. Выскакиваю из кабинета, оглядываясь:
- Слушай, а мы там…
Столько нюансов. Что там будет? Стад, омаха, холдем? Хорошо бы «русский покер» - у меня и фишки для него есть. А лимиты фиксированные? И еще я хочу выиграть! Пить, так пить, любить так королеву! Возбужденно помогаю себе руками:
- Фиксированные ставки или нет?
Калугин тянет за собой дверь, прикрывая кабинет, и лицо его немного растеряно. Потом пожимает плечами:
- Да-а-а… На самом деле, как договоримся, так и будет.
Пока идем по холлу, нетерпеливо тереблю в руках пропуск и пытаюсь уточнить у Андрея все, что можно. Сто лет в покер не играла! Заглядываю Калугину в лицо, не желая пропустить даже мелочей:
- А мы за фишками заедем или там будут?
А то у меня есть - тяжелые, двухцветные! Калугин говорит уклончиво:
- Можем и заехать, можем и не заезжать.
Наверно лучше заехать, чтобы не промахнуться. Вдруг замечаю Аньку, выскакивающую из кабинета шефа и устремляющуюся в ту же сторону, что и мы - к лифту. Летит мимо, даже не замечает. Кричу вслед:
- Ань, Ань, Ань!
Сомова останавливается и хмуро оборачивается:
- Чего?
А потом делает шаг к нам. Что это с ней? И по какому поводу здесь? Я ей полдня по мобиле тарабанила без успеха, а она, можно сказать, прямо под носом. Удивленно хмыкаю:
- Ты чего здесь делаешь?
Сомова переступает с ноги на ногу и, не глядя на нас, недовольно ворчит:
- Чего я здесь делаю? Вот, именно!
Она смотрит в сторону кабинета Егорова и кричит:
- Ноги моей здесь больше не будет!
Тоже смотрю туда. Вот это да! Поссорились, что ли? Но тут же шикаю на Анюту, делая круглые глаза:
- Тише ты… Ты чего, все… Весь народ распугаешь!
Снова оглядываюсь на кабинет шефа:
- У тебя что, с Наумычем проблемы?
Видимо не просто так подруга не отвечала на звонки… Сомова возмущенно топчется, повышая голос:
- Проблемы??? Хэ… А нет никаких проблем!
Она снова переходит на крик, тыкая себе пальцами в уши и изображая свисающие макароны:
- Все, наелась! Уже из ушей лезет!... А ты куда сейчас?
Смотрю на Андрея – даже не знаю, куда он меня собирается везти.
- А..., мы…
К тому же громко объявлять посреди редакции про покер в разгар рабочего дня не очень хочется. Калугин на мой призыв издает что-то невнятное:
- Дэ-э..., м-м-м…
Сомова решительно прерывает его, делая кислое лицо, но не снижая агрессивный тон:
- Слушай, поехали домой! Я сейчас тебе такое рассажу!
Вообще-то, если что-то у нее серьезное, я обойдусь и без карточных игр. Но тогда нужно поговорить с Андрюшкой, чтобы не обижался. Так что пока молчу, лишь кивнув, соглашаясь. Анюта смотрит на меня, потом на Калугина:
- В общем, я тебя у лифта жду, ладно?
И упархивает к лифту. Я же виновато поворачиваюсь к любимому мужчине:
- Андрей, я не могу бросить ее в таком состоянии.
Лицо у него какое-то осунувшееся и неулыбающееся, наверно недоволен, но не слишком сопротивляется:
- Да все понятно, не надо никого бросать, мы же за фишками можем заехать? И-и-и…
Он выжидающе смотрит на меня, видимо намекая на промежуточное решение. А что, отличный вариант! Так что поддерживаю руками и ногами:
- Да, точно, пошли!
И сразу срываюсь вслед Аньке. Сзади Калугин тараторит, останавливаясь:
- Подожди, пожалуйста, быстрый звонок и я догоню, ладно?
Алисе? А, нет, наверно, Ирине Михайловне. На ходу киваю, понимающе поджав губу:
- Ага...
- Спасибо.
Он остается у стойки звонить по мобиле, а я догоняю Сомову, которая тут же утыкается головой мне в грудь, захлебываясь словами, и я обнимаю ее. Так слившись и проходим через пропускной агрегат … Оказывается Каролина, гадина такая, задумала выкупить «Селену» с ее долгами, а Анечкин любимый Егоров совершенно равнодушен к последствиям этого процесса. Совсем близко раздается громкий голос Андрея, и я оглядываюсь, отпуская Аню – он идет к нам, прижимая трубку к уху:
- А, алле, только я тебя очень прошу – Алису забери, ладно?
Так я и думала. Снова пытаюсь заглянуть в лицо повесившей голову Сомовой и подбодрить ее. Над ухом звучит:
- Угу, спасибо, целую, пока!
Оглядываюсь, похлопывая пропуском по ладони:
- Все в порядке?
- Да, все нормально, можем ехать.
Калугин проводит пропуском по агрегату, вызывая писк, и одновременно открываются двери лифта. А мы его даже не вызывали! Не могу сдержать возгласа:
- О!
И первая лезу внутрь. Прислонютая к стенке Сомова отлипает от нее и следует за мной, потом Андрей.
***
Домой едем по отдельности, Анька на своей машине, мы с Андреем на моей, так что отвлекаться от дороги и слушать Анютины ахи и охи не приходится. А потом вообще не до того. Открыв дверь и пройдя вглубь квартиры, приглашая остальных, от представшего взору вида на кухне, аж застываю:
- Капец.
Там ужас - из раковины полной грязной посуды струйками стекает вода на пол, создавая там настоящее болото. Откуда такая гора тарелок? Блин, Сомова, она тут что, табун гостей принимала, что ли? В ухо уже сопит сама виновница моего негодования:
- Что такое?
- Ань, ну опять потекло, блин! Только этого нам не хватало!
Прошлой осенью такое уже было, когда горячие трубы перед зимним наполнением продували. И вот, снова. Капец, могли бы и объявление внизу повесить. Андрей сзади свистит:
- Фю-ю-ю… Да-а-а.
Анькин голос не добавляет оптимизма:
- Приплыли.
Выдвинув средний ящик тумбы, возле раковины, извлекаю сложенную в несколько слоев тряпку – хорошо хоть с работы пораньше ушли, а то бы соседи снизу такой бы хай подняли из-за протечки... Наверняка с милицией и вскрытием квартиры! Калугин отвлекает от горестных мыслей, пытаясь взять инициативу на себя:
- Так, стоп, стоп, стоп, без паники! Телефон у вас этого…, ЖЭСа…, есть? Позвонить.
Какой еще паники… У меня, что рук нет, что ли? Игорь в эти службы век не обращался. Развернув тряпку и согнувшись, стелю ее на пол:
- Да какой, ЖЭС? До них никогда не дозвонишься.
Усердно промокаю лужу, стараясь побыстрей впитать болото:
- Давайте, сейчас, этот потоп ликвидируем, а там посмотрим.
- Нет, ну потоп, мы ликвидируем, не вопрос. Но, все-таки, Марго, лучше вызвать специалиста.
Специалиста в чем? Кран закрутить? Прокладку в нем поменять? Открыв дверцу шкафа под ванной, рассматриваю внутри подводящие трубы - по ним вроде не течет. Сверху слышится Анютин голос:
- Андрюш, не надо никого вызывать, у нас Марго за всех специалист - она и сантехник, и электрик.
Раз вода сверху из раковины текла, значит, что-то в самом смесителе случилась – какая-то из прокладок екнула. Потрогав на всякий случай трубы, и закрутив на них вентили, вылезаю наружу, поднимаясь и отряхивая руки:
- Так… Ну, что вы стоите? Давай, несите Ань инструменты... Там ключи, пассатижи.
Пусть все несет. Снова приседаю, заглядывая в шкаф под раковиной – главное муфты на трубах сухие, остальное мелочи. Сомова меня удивляет:
- А где это?
Приходится снова вылезать, чтобы ткнуть носом, махнув рукой в сторону Анькиной комнаты:
- Как где? В кладовке.
Сто раз туда любопытный нос совала, а все равно «где это?». Сомова срывается с места:
- А, сейчас.
Снова опускаюсь на корточки, подлезая под раковину с другой стороны и трогая снизу горячую трубу. Блин, влажная. Или это сверху, с раковины накапало?
- Вот черт, а? Прилетело, откуда не ждали.
Отряхнув ладони одну о другую, хватаюсь за тряпку на полу - она уже сырая, хоть отжимай, нужно еще таз какой-нибудь принести из ванной или ведро. И, наверно, переодеться попроще.