Ты пахнешь как любовь

Чимин просыпается на следующее утро в восемь от противной трели будильника. В комнате темно, как ночью, и голова тяжёлая. Разлеплять склеившиеся веки и рано вставать на заслуженных каникулах совершенно не хочется. Они вчера долго разговаривали с Юнги обо всём и ни о чем, пока Намджун не прислал сообщение, что все необходимые для готовки ингредиенты куплены и оставлены на кухне этажа альф. Решено было расходиться, чтобы выспаться перед сложным днём, и снова бодрыми собраться уже утром. Бодрыми, кажется, не получится. Ливень хлещет будто за окном не декабрь вовсе, и ветер стучит ветками по стёклам. Вдобавок к этому в комнате как-то по-противному прохладно, будто коммунальщики понизили градус отопления. При таких обстоятельствах хочется только крепко обнимать подушку под тёплым одеялом и спать, спать, спать, несмотря на то, как рано ты лёг накануне. Чимин соскребает себя с кровати только силой воли и думает, что в Пусане у них в это время обычно снег по колено, а тут им даже и не пахнет. Это нагоняет даже какую-то тоску по дому, несмотря на то, что Сеул ему всё же больше нравится. Он наскоро одевается и умывается, трясясь от озноба. Быстро хрустит кукурузными хлопьями с холодным молоком и спускается на этаж ниже, к альфам на кухню. — Доброе утро, хён, — Чимин поджимает губы, пытаясь проглотить улыбку от вида Юнги в милом, цвета мяты, фартуке с изображением большой умилительной печеньки, тянущей ладошки куда-то в сторону. Ему кажется, что просто смотря на альфу он согревается, все внутренности будто окутывает теплом. — Привет, — Юнги перестаёт суетиться и расставлять ингредиенты на столе, предусмотрительно передвинутому от окна к центру комнаты, и ловит взгляд Чимина, тут же закатывая глаза. — Ну давай. Смейся. Чимин слабо хихикает в ладонь, подходя вплотную к столу. — Где ты его взял, хëн? — На столе. В пакетах вместе с продуктами лежал. Думаю, это Намджун позаботился о нас, — он отходит к столешнице у плиты, заваленной ещë неразобранными пакетами и шумно роется в одном из них. — О нас? — Чимин не успевает даже как следует удивиться, когда Юнги со своего места бросает ему в руки что-то, выуженное из пакета. Хорошо, что у беты превосходная реакция, иначе было бы неловко. — Теперь настала моя очередь смеяться, верно? — Юнги фыркает и опирается о столешницу бёдрами, с явным интересом ожидая, когда Чимин вскроет полупрозрачный пакет с чем-то цвета персиков внутри. Бета не медлит. Торопливо разрывает запаянный целлофан и достает оттуда фартук, на котором нарисована упаковка молока с глазками и ротиком. Та тоже, как и печенька Юнги, тянется своими палочками-ручками к краю передника. Чимин не сразу понимает, что за флешмоб у рисунков, и куда они пытаются дотянуться, пока не надевает на себя фартук. Он сверлит взглядом сначала печеньку на груди у Юнги, потом своё молоко... Те явно тянутся друг к другу. Если бы Юнги и Чимин сейчас стояли плечом к плечу, это было бы очевидно. — Хён, они же парные, — Чимин пытается понять свои эмоции, вызванные этим фактом. Вроде бы пустяк — посмеяться и забыть. А вроде и волнительно. Влюблённость делает его слишком уязвимым к мелочам. — Ага. Ну разве не прелесть? — Юнги улыбается довольно и отталкивается бёдрами от столешницы, подходя ближе. — Скажем спасибо Намджуну позже. Нам пора начинать готовить. Фартуки их не спасают. Спустя час после начала готовки, они измазывают в муке руки, лица и немного всё же одежду, но хотя бы замешивают на вид вполне удачное тесто с соблюдением всех пропорций по рецепту. Юнги раскатывает его до нужной толщины и передаёт готовые пласты Чимину. Тот первые несколько минут усердно пытается выдавить ровные ёлочки, звёздочки и варежки, но вскоре сдаётся. — Чимин-а, зачем ты прорезаешь края ножом? — бета дёргается, пойманный с поличным, и сконфуженно поднимает глаза на Юнги, что стоит по левую руку от него. Щëки Чимина слегка краснеют, но он надеется, что хëн подумает будто это из-за духоты в кухне. — Чтобы печенье получилось нужной формы, — Чимин начинает беспокойно покусывать нижнюю губу. Ему неловко и немного стыдно, что в свои девятнадцать ему почему-то не хватает силы, чтобы как следует надавить на вырубку для печенья, и тем самым получить необходимую форму сладости. Приходится отделять лишние кусочки теста от фигурки ножом. Юнги задумчиво трëт согнутыми костяшками пальцев свою щëку, ещё больше растирая муку по лицу, и переводит взгляд на формочку, лишь слегка утопающую в тесте под пальцами Чимина. Бета думает, что если бы Юнги катал тесто чуть потоньше, то у него бы, возможно, получалось справляться с заготовками и без ножа. Но альфе, кажется, в голову приходит идея, куда более эффективная. Потому что он откладывает скалку в сторону и вплотную подходит к Чимину со спины. — Давай попробуем вместе, — он говорит негромко, потому что они стоят близко-близко. Настолько, что дыхание альфы оседает в коротких волосах Чимина на затылке. И такая сильная дрожь пробирает бету. Он застывает на грани эйфории и паники, которая нервными импульсами заставляет подрагивать кончики пальцев. Никогда ещё альфа не был к нему настолько близко. Юнги нерешительно тянет свою ладонь к руке Чимина. Аккуратно касается тыльной стороны его запястья указательным пальцем, плавно двигается вниз, несмело накрывая уже всю ладонь беты своей, а затем скользит между фалангами и сплетает их с Чимином пальцы вместе. Бета видит всё точно в слоу мо. Он до конца не верит, что это происходит не в его очередном сне, а наяву. Юнги действительно держит его за руку. И неважно, что это происходит не перед первым поцелуем или не в тёмном кинотеатре, как он видел во снах, а из-за того, что Чимин не справляется с приготовлением рождественского печенья. Момент настолько интимный и долгожданный для него, что ему плевать на причину. Он наслаждается им, растворяется в нëм, не замечая, как сердце закашливается от сумасшедших оборотов в груди, а щëки краснеют ещё сильнее. — Я буду надавливать на форму вместе с тобой. Думаю, так тебе не придётся пользоваться ножом, и мы справимся быстрее, — всё так же шепчет в самую нежную кожу на шее беты Юнги. Чимин же мысленно с ним не соглашается. Он считает, что так они наоборот только растянут процесс ещë больше, но вслух этого не говорит, а согласно тихонько мычит, заставляя Юнги нажать на его ладонь. Форма тут же проваливается в тесто, удачно отрезая лишние кусочки и слегка врезаясь металлическими краями в пухлые пальцы Чимина. Не больно. Его нервная система будто отказывается считывать плохие эмоции, когда нравящийся альфа настолько близко. Возможно, будь Чимин омегой, сейчас бы он источал самый вкусный и яркий аромат от восторга. Юнги улыбается, видимо, довольный удачно проделанной работой, и Чимин чувствует его улыбку почти кожей. Бету ведёт от этого ощущения как от крепкого алкоголя. Ему кажется, что его тело вибрирует ощутимо, неконтролируемо. Он готов обмякнуть прямо здесь и сейчас, откинуться на грудь Юнги, покрытую фартуком со смешной печенькой, свалиться в его объятья, как в нужный момент складывается марионетка в умелых руках кукловода. Юнги же то ли не чувствует всего того, что происходит с бетой, то ли умело делает вид, что не замечает. Он всё так же непринуждённо поднимает их сплетённые вместе ладони с крепко зажатой в них формой ёлочки, и переставляет на нетронутый пласт теста. Чимин слышит, как хëн глубоко втягивает воздух носом у него прямо за ухом, когда ещё раз надавливает на его ладонь. Форма снова крепко врезается в тесто, отсекает ненужное. Но вдруг альфа застывает. Неожиданно. Всем телом. Даже будто переставая дышать. — Чимин... — и оттого, как это произнесено, Чимин напрягается. Сквозь пелену своих эмоций чувствует — что-то не так. — Ты... пахнешь? Хорошо, что не Чимин давит на руку Юнги в этот момент, а наоборот. Иначе, бета в этом абсолютно уверен, он бы сжал пальцы хёна слишком сильно от внезапности произнесённых слов. А так он просто снова обретает возможность ощущать боль от впивающегося металла в кожу. Вся эйфория развеивается будто её и не было вовсе. На смену ей приходит шок. — Хён? Что значит "пахну"? — Чимин едва шевелит губами, когда спрашивает. Они оба стоят как застывшие статуи. Каждый боится шелохнуться, вздохнуть, оступиться и утонуть в своих предположениях и догадках. Юнги снова делает крошечный, едва уловимый слухом Чимина, вдох. И тут же глубоко выдыхает, видимо больше не в силах сдерживать дыхание. — Это твой запах. Я чувствую его... — Юнги шепчет как в агонии, как прозревший слепец. А Чимин хлопает ресницами, пустым взглядом смотря на их сцепленные пальцы. Он не понимает, как такое возможно. У него нет никакого запаха и никогда не было. — Чимин... Можно я... Пожалуйста... Мне нужно тебя обнюхать, — Чимину кажется, что Юнги задыхается в своём шёпоте ему прямо в шею. Он то ли пытается не дышать вовсе, то ли наоборот — дышит часто и поверхностно, как будто до этого никогда не дышал и не знает, как это правильно делать. Чимин ловит похожее состояние из-за просьбы Юнги. Обнюхивание — это слишком интимно. Это сокровеннее, чем секс. Обнюхать — значит обменяться феромонами со своей парой. Просто любовники или партнёры на одну ночь этим не занимаются, потому что это приравнивается к метке, только не такой долговечной, — всего на пару часов. Чтобы альфа обнюхивал не свою пару, и уж тем более, бету, — такого Чимин никогда не слышал. Ему кажется, что Юнги сейчас в шаге от того, чтобы совершить опрометчивый поступок. Потому что здравый смысл ему подсказывает — организм альфы, видимо, снова дал сбой, как когда-то в юности, но на этот раз он сработал в ином порядке. Он вернул обоняние из-за разрыва с истинным омегой. Но теперь этот омега — Джинхён. — Тебе нужно позвонить Джинхён-хёну, — Чимин отмирает и ладонь свою с силой выдëргивает из пальцев Юнги. В руках альфы разворачивается, тут же упираясь ягодицами чётко в столешницу, и кулаки прижимает к своей груди. Юнги смотрит на него совершенно дезориентировано. — А лучше сразу поезжай к нему. Чимин разжатыми ладонями надавливает альфе на грудь, пытается заставить его отстраниться и быстрее бежать к своему омеге. Но Юнги с места не двигается. Перехватывает ладони Чимина и чуть подтягивает их к своему лицу. Кадык его дёргается, когда он заметно обильно сглатывает, глубоко потянув воздух легкими. Кажется, что альфа прямо сейчас бы провел носом по пульсирующей венке на запястье Чимина, если бы тот только позволил. — Чимин, ты что, не понимаешь? Мне нужен твой запах. Разреши мне. А Чимин действительно не понимает. Не понимает, как можно хотеть обнюхать бету?! Это ненормально... Если он сейчас разрешит это сделать Юнги, то тот точно об этом пожалеет, причём достаточно скоро. Да и остаться после такого даже добрыми приятелями не получится. Ведь это как переспать с лучшим другом по пьяни. Натянутые улыбочки, отсутствие комфорта в компании друг друга. Стыд. Вот что их ждёт. Так стоит ли оно того? Чимин решается на сделку со своей совестью, открыто смотря в просящие глаза Юнги. "Будь что будет". Всë-таки он сгорал от невзаимных чувств несколько месяцев, впервые влюбившись. Чем новая, предстоящая агония может быть хуже? А может она, наоборот, позволит поскорее всё прекратить? Тогда это даже хороший вариант. Рубануть острым стыдом по сердцу — зато действенно. Раз и всё... Лучше, чем корчиться в судорогах надежды. — Я... Да, ты можешь. Можешь обнюхать меня, альфа, — Юнги широко распахивает глаза, будто до конца не веря, что Чимин ему действительно позволяет сделать это. — Тебе можно, — коротко и тихо добавляет он, понимая, что позволил бы на самом деле Юнги всё. Юнги, получив разрешение, на удивление, не идёт на поводу у своего внутреннего альфы, и тут же не срывается. Только по-прежнему загнанно дышит и бегает глазами по лицу Чимина стремительно. Будто не знает, с чего начать, как подступиться к бете. Чимин решает, что, как и с разговором днём ранее, он должен направить Юнги, помочь ему. — Запястья. Начни с них. И поднимайся выше. Только медленно, прошу. Юнги коротко облизывает свои губы, как будто собирается пробовать самое вкусное на свете блюдо — аромат Чимина, — и осторожно отпускает одну ладонь беты. Та безвольно повисает вдоль его тела, которое и само всё ещё не прочь повиснуть в объятьях Юнги без чувств от переизбытка эмоций. Чимин прикрывает веки, когда нос альфы утыкается ему в тонкую кожу на запястье. Юнги дышит будто всем собой. Втягивает аромат с кожи основательно, словно хочет заполнить только им всю свою перегоревшую за пять лет библиотеку запахов. Его горячее дыхание одновременно жжёт и щекочет. И это ощущается так приятно и волнительно, что вызывает лёгкие покалывания по всему телу. Альфа медленно ведёт носом вверх и Чимин мысленно благодарит вселенную, что он сегодня утром надел именно футболку. Та открывает Юнги лёгкий доступ к его коже, припорошенной мукой, и сейчас словно плавящейся под узловатыми, чуть дрожащими, пальцами. Они двигаются вслед за изучающим носом альфы и пачкают руку Чимина в муке ещё сильнее. Как и лицо Юнги. Но это никого не беспокоит. На сгибе локтя Юнги останавливается. Его губы слабо касаются руки Чимина, когда он нашëптывает откровенность: — Не могу описать твой запах, но то, как пахнет твоя кожа... Так пахнешь ты. Только ты. Ни пряности, ни фрукты, ни цветы. Ничего в мире. Это твой запах. И он такой потрясающий. Кожа Чимина пульсирует под этими губами, выдыхающими слова, которые хочет услышать каждый. Особенно рождённый бетой. Чимину кажется, что будь они парой, эти слова Юнги можно было бы принять за его искреннее признание в любви. А так... Получается, это просто слова. Чимин даёт себе обещание не принимать их близко к сердцу, тем более что он всё еще не ощущает на себе ответный запах альфы. Значит тот не выпускает свои феромоны и не расценивает его как пару. Альфа не метит его. Чимин старается снова расслабиться, забыться, выкинуть на время все болючие логические выводы из головы. В конце концов, он изначально ни на что и не рассчитывал. Просто слова Юнги его одномоментно обнадëжили. Но необходимо вернуться в реальность, в которой Чимин без обязательств позволяет любимому альфе и дальше скользить уже и губами по его коже вверх. К плечу, затем к ключицам. Медленно, как Чимин и просил. Бета быстро погружается в хмельное состояние всё глубже и глубже. Банальные прикосновения к коже заставляют его разум мутиться, а тело желать, будто до этого его никогда никто не касался вовсе. И Чимин не знает, что на него так влияет — сам Юнги или ритуал обнюхивания. Возможно, оба этих факта. Под их воздействием он совершенно покорно наклоняет голову вбок, открывая альфе больший доступ к коже на шее и самому вкусному месту — около сонной артерии. Притягательно пульсирующему и выдающему весь возбужденный трепет Чимина с головой. Альфа на соблазнительный поворот головы реагирует сразу же. Перестаёт очерчивать впадинку между острых ключиц носом и отстраняется. Смотрит на бету пристально взглядом одурманенным, и пылинки муки со своих губ одним движением языка собирает. Чимин глаза отводит. Смотреть на такого Юнги — лишь распалять фантазию. Юнги устраивает обе свои ладони по бокам от беты, надежно упирая их в стол. Чимин чувствует — они подходят к кульминации, которая возведет его чувства на новый, ранее неизведанный уровень, и тут же погребёт их под обрушившимися останками сердца. Альфа осторожно прислоняется носом к яремной вене. Поначалу только дышит. Не двигается. Потом размыкает губы со вздохом, заставляя Чимина вздрогнуть и вздыбить собственную кожу мурашками. Юнги все их собирает губами. Движется по только ему доступному шлейфу запаха Чимина к месту его наибольшей концентрации. По пути легко сцеловывает родинки, заставляя бету ëрзать ягодицами и бороться с желанием забраться на стол. Чимину так невозможно сильно хочется думать, что Юнги его именно целует, но голос разума ни на секунду не затыкается. Твердит эхом в голове, что на самом деле альфа в таком состоянии просто недостаточно контролирует себя, не поджимает губы, поэтому совершенно случайно касается ими нуждающегося, влюблённого Чимина. И бета верит разуму больше, чем сердцу. Чтобы от ключиц Чимина добраться до самого ароматного местечка под его челюстью, у Юнги уходит пара минут. Чтобы бездумно широко лизнуть его там, попробовать запах беты на вкус, — секунда. Чтобы не сдержать собственного стона — требуется меньше мгновения. И не понять точно, кто именно издал этот звук. Оба слишком погружены в происходящее. Чимин за это короткое время успевает окончательно потеряться в своём исступлённо-восторженном состоянии и таки скользнуть ягодицами на поверхность стола, столкнув при этом пачку с мукой на пол. Та падает с глухим неприятным звуком, требуя оторваться друг от друга, и обратить на неё внимание. И Юнги, и Чимин на звук реагируют остро, как на оглушительный выстрел. Тут же отстраняются и совершенно осоловело смотрят на образовавшийся бардак. Мука припорошила собой тёмный пол кухни. Ровным слоем легла недалеко от стола и стала манить белизной, вызывая своим видом какой-то, по-знакомому особенный, трепет в груди Чимина. — Красиво. На снег похоже, — распутывает наконец вереницу ассоциаций в своей голове из муки и заметённого пургой родного Пусана Чимин. Он прочищает горло, пытаясь спрятать за этой фразой одномоментно свалившуюся на него неловкость от случившегося. И зуд в губах от желания целоваться. — Да, и судя по погоде за окном, это единственный снег, который нам светит в этом году, — Юнги подхватывает его настроение, присаживаясь на корточки перед теперь уже испорченной мукой. — Ну ни хрена себе, — Намджун появляется в кухонном проёме совершенно неожиданно, заставляя Чимина встрепенуться и больно удариться об угол стола. — Так, вообще-то, и я мог с готовкой справиться... Чимину и Юнги больше не дают остаться наедине. Уже довольно бодрый Хосок объявляется следом за Намджуном. Болтает, как всегда, без умолку, вызывается украшать печеньки кондитерской посыпкой или проговаривает вслух, что пишет в очередной открытке, сидя рядом с Намджуном за другим столом. Бета думает, что это к лучшему. Что с помощью присутствия друзей они с Юнги спасаются от скованности и стыда. Неизбежных в будущем, но сейчас легко подавляемых. Разбредаются они по своим комнатам совершенно вымотанные и уставшие до дрожи в руках и ногах, когда часы показывают время спать, а подарки для детей наконец готовы. Чимин чувствует только гул от переутомления в теле и приятную пустоту в голове. Ни единой мысли. Пока он не заходит в Инстаграм перед сном и не натыкается на новую историю Юнги. Там горка неудавшегося подгоревшего печенья, что они проворонили в самом начале готовки, и подпись "сегодня я ещё раз понял, насколько сильна любовь". И Чимин разбивается об эти слова. Любовь и печенье. Это точно слова для него. Ему. Только ему. "Ты очень милый. И красивый. Ну-у и ещё немного наивный". Наивный. Память услужливо подбрасывает Чимину воспоминание о словах Юнги в день их знакомства, и вся надежда беты на взаимность чувств тут же рассыпается. "Ну уж нет". Чимин зарекается: настолько наивным, чтобы поверить, что Юнги любит его, он не будет. Полностью разрушенный и опустошённый, бета погружается в беспокойный сон, так и не увидев сообщение в Инстаграме от Юнги, которое тот под утро удаляет.