Сатору-чан

Помешательство на заведомо безнадежной миссии охватило Мегуми Фушигуро. Он отказывался возвращаться в колледж пока не найдет последний палец, выискивал любой намёк на его местонахождение, теряясь в чужих странах, между перелетами цепляясь за любое дело со странным поведением проклятья, а когда всё-таки нашёл, в Токио уже цвела сакура. Юного главу Зенин встретили с почётом, ведь благодаря ему все пальцы теперь находились или в колледже, или в обозначенных колледжем местах. Мегуми можно было выдохнуть. Расслабиться, пожинать лавры шамана, избавившего всё магическое сообщество от старого зуда когда-то безвозвратно утерянных пальцев Двуликого, пользоваться всеобщим признанием, укреплять своё влияние в Совете Магов. Однако вернувшись, Мегуми отчаянно желал лишь взяться за другое такое же запредельно сложное задание, смыться туда, где не знают его, где не понимают японский. И он бы уехал, если бы не сын Наобито, Наоя, которого долгое отсутствие главы в клане натолкнуло на мысль, что теперь он полноправный хозяин поместья. И ещё несколько недель Фушигуро торчал в клане безвылазно, разрешая все дела, что наворотил его самый молодой дядя. Наоя самовольно восстановил прежнее деление на отряды, уничтожив все усилия, что прилагал Мегуми, чтобы избавиться от этой системы. Он также распечатал вход в дисциплинарную яму, бросив туда ради забавы парочку членов клана, не наделенных техниками, и те бы умерли, если бы не Дзинъичи, который решил, что шутка затянулась. Впрочем, никто не роптал, не противился возвращению старого уклада и не считал нужным сообщить об этом юному главе; клан был похож на колесо, выбившееся из оси, которое вновь нашло свою колею и повезло телегу дальше. О происшествии с дисциплинарной ямой Мегуми узнал от Ранты, тот помогал главе Зенин разместиться в полгода как пустующем доме. Новость мальчишка затронул кратко, сказав между делом, Фушигуро даже не сразу понял о чём идёт речь, заставив объясниться, и Ранта застыл у выхода, пригвожденный колючим взглядом, напряжённо подбирая выражения и дёргая себя за чёрный хвостик. Спокойствие Мегуми ломалось от каждого произнесённого слова, усталость после длительного странствия обернулась безудержной яростью. Склонив потемневшее лицо, невесомой скользящей поступью он вылетел наружу, неуловимо выхватив катану из ножен мальчишки. Уже через минуту на чужом клинке кипели фиолетовые струи, стекая по рукояти и пропитывая кимоно Мегуми до самого локтя. Закончив, парень удовлетворённо выдохнул, тыльной стороной ладони отвёл со лба прилипшие волосы, испачкав лицо в крови истребленных проклятий, и услышал за спиной ехидный тенорок: — Ку-ку-ку, и как нам теперь тренироваться? — Если для тебя это так важно, можешь собственнолично занять освободившийся подвал, — холодно ответил Мегуми и обернулся, ощущая на себе полубезумный сверлящий взгляд, как прицел. — Ну уж нет, мне не пристало, — единственный свет, попадающий в дисциплинарную яму через прямоугольник дверного прохода, был заслонен. В нём черным контуром выделялась высокая фигура, одетая в широкое кимоно. Мегуми хоть и не видел лица, знал, что и без того по-лягушачьему широкий рот Наои сейчас растянут в усмешке. — Я сильнейший маг. — Из Зенин, — добавил Мегуми. — Из Зенин, — повторил Наоя. — Этого достаточно. — Но ты даже не получил особый, — сказал Мегуми, неторопливо восходя по ступеням, — не сравнялся со мной, не сравнялся с Ютой Оккоцу, не сравнялся с Кинджи Хакари из семьи не-магов. — Мне? Состязаться с вами? — его голос сорвался, на пару мгновений приобретя истерическую высоту, но после вернулся к ледяной приторности. — Если ты не Зенин, ты не маг, а если не маг, то и не человек. И существует лишь одно исключение из этого неоспоримого правила. Другой Фушигуро. Но он, в отличие от меня, лежал здесь однажды. Именно тебе подстать жить в подвале. Он твой по праву наследования. — Мой, как и всё остальное здесь до кончика шпиля сторожевой башни, — Мегуми приблизился к Наое и бросил в его руки грязную катану, — отнеси Ранте, и закончим этот бессмысленный разговор. Он перехватил клинок и пропал из виду, по щелчку оказавшись за спиной. «Всё-таки использовал технику», — подумал Мегуми, тщетно пытаясь отследить движение. Техника проекции, предоставляющая её обладателю секунду, разделенную на двадцать четыре кадра, для всех остальных ощущалась как слоу-мо, в котором с нормальной скоростью мог двигаться лишь один человек. Гулким эхо от покатых сводов подвала отразился хлопок по плечу. Мегуми замер на месте, впервые попав под действие остановки внутри анимированного кадра. Уверенный, что Наоя слишком труслив, чтобы выйти за грань обиженных причитаний на жизнь, замаскированных напыщенным высокомерием, он не собирался защищаться, спокойно позволив оказаться вооруженному дяде за своей спиной. — Давай я тебя потренирую, дорогой племянничек. Секунда вышла. — Не нуждаюсь, — Фушигуро взял свой кулак в ладонь и толкнул со всей силы, размашисто ударив локтём. Наоя почти упал с края ступени, в последний момент ухватился за руку Мегуми и повис на ней. Он поднял катану и выставил вперед, прижав острие к спине, без техники вынуждая застыть в одной позе. — А Маки и Май мне никогда не отказывали. Я по ним очень соскучился! Ты же общаешься с Маки? Приводи сюда мою сестричку, и мы окажем клану услугу, исправив недоразумение, которой и является её жизнь. — Ты рехнулся, если думаешь, что я тебе позволю, — Мегуми смотрел в залитый светом коридор, ощущая, как клинок впивается в позвоночник, продавливая слои одежды, — и что Маки тебе по зубам. — Маки — пустое место, а Май — другое дело. Она могла бы стать жемчужиной клана Зенин, ей нужно только избавиться от своей убогой близняшки, чтобы её техника в полной силе проявила себя, не связанная узами души с бракованным придатком. — Наоя почувствовал, как притих Мегуми, внимательно слушая, и рассмеялся: — Ты не знал! Ты ничего не знал об этом! Потому что ты самозванец, подобие Зенин, фальшивка… Не удосужившись опровергать это, подтверждать или спорить, Мегуми призвал неполно воплощённого Орочи, чёрная пасть которого, слитая с тенью, выцепила клинок, а другая схватила край хакамы и утянула Наою вниз. — Оказавшись за моей спиной, ты попал в мою тень, в мои подлинные владения. А теперь лежишь на дне дисциплинарной ямы, — парень столкнул ногой выроненную катану и та зазвенела, покатившись по ступеням. — Верни Ранте, как только сумеешь подняться. Во время ужина стояла душная предгрозовая тяжесть. Склочный Наоя склеил рот, беспорядочно метая через весь стол громовые взоры. Оги опускал свой длинный нос в сакадзуки чаще, чем говорил, а после уснул сидя за столом, сложив руки на груди и прикрыв лицо от света длинными по-зенински черными волосами. Мегуми видел сплошные темные склоненные макушки и ни одного прямого взгляда, только Наоя выделялся — крашенными волосами пшеничного цвета и неугомонный наглостью. Наобито не пришел. С того дня, как Мегуми стал главой, Наобито вообще не спускался со второго этажа своего дома, и Фушигуро прекрасно знал, чем он там занят, запершись в темноте: пьёт пиво и ищет изъяны в анимации недавно вышедшей серии какого-нибудь популярного аниме, затем переделывает как надо — плавно, безупречно — и оставляет материалы неопубликованными. От этого веяло легким сумасшествием, но Мегуми даже завидовал, ведь бывший глава клана ни разу за всю жизнь не тяготился ни скукой, ни заботами. Он жил только ради себя, играючи располагая к себе тех, кто был ему полезен, ко всем остальным же относился с тем бесстыдством, которое можно было допустить лишь наедине с собой или с животными. Из всех собравшихся Фушигуро уважал только Дзинъичи. Увидев его в первое посещение клана, маленький Мегуми оробел: из-за грубого шерстяного кимоно, растрепанных неровно стриженных волос и крестообразного шрама во весь лоб, Дзинъичи напоминал ему дикаря-северянина. Он тогда тренировал детей и подростков во внутреннем дворе поместья, вовсе не считаясь с юностью и неопытностью, поэтому спарринги выглядели грязно, как настоящие драки, разве что до серьёзных ран не доходило. Усмирив свой страх перед суровым видом и равнодушным взглядом, Мегуми попросил Дзинъичи обучить его пользоваться катаной. Тот апатично поднял брови, собирая шрам на лбу в мясистые складки. «В шесть лет не уметь держать клинок?», — читалось на лице всякого, на кого бы Мегуми ни взглянул. Но Дзинъичи научил. И к концу августовских каникул будущий глава клана участвовал в спаррингах с остальной малышней на равных. Присущие обоим отстраненность и молчаливость не позволили завести им тёплую дружбу, однако именно из-за этой схожести характеров Мегуми ощущал с Дзинъичи родство, мог ему доверять и на него полагаться. У него он научился гордости мужчины и бесстрашию. Именно к нему он пришёл, когда сомневался к чему может привести дружба с Сатору, и получил лаконичный, до безразличия объективный ответ: «У тебя появился шанс восстановить отношения с кланом Годжо». Они разговаривали всегда коротко, всегда по делу, всегда наедине. А на общих собраниях Дзинъичи или одобрительно хмыкал, или в неудовольствии поднимал один уголок рта. Большего от него нельзя было добиться. Остальная тьма родственников — кровных и некровных, близких и дальних — Мегуми не трогала. Мужчины ожидали команд и приказов, женщины сторонились. Как отсюда уехали Маки и Май, не осталось ни одной девушки, которая не смотрела бы в пол при появлении главы. Из-за всего этого поместье Зенин было для Фушигуро скучнейшим местом на земле. Уже вернувшись в свою спальню, Мегуми занялся докладом о миссии, искусно выводя иероглифы каллиграфическим почерком, но мыслями то и дело возвращался к Наое. Его склочность никого уже не удивляла. Порой казалось, что ему нравится быть объектом нападок, он подогревал всеобщую ненависть к себе, потому что она ему льстила. Но впервые он решился на открытый конфликт. Мегуми не знал, можно ли это считать покушением на главу? Применить дисциплинарные меры? «Бросить в яму?», — закончил он вереницу мыслей и в невеселой усмешке скривил рот. Наоя из занозы превратился в неожиданную и неясную проблему, а хуже всего было, что почему-то клан его негласно поддержал. Мегуми бы допустил двоевластие, если бы мог оставить внутреннее управление кланом на кого-то рассудительного и справедливого, как Дзинъичи, но даже от мысли, что можно разделить полномочия с Наоей, мутило до рези в висках. Половицы энгавы едва слышно заскрипели, и Мегуми оторвался от письма, поставив расплывшуюся точку. «Вспомнишь о чёрте, он тут как тут», — пронеслось в уме Фушигуро, и он повернул голову к двери. Но за сёдзи стоял человек куда ниже, он молчал с той продолжительностью, которая вызывала абсурдные догадки о визите, а после наконец заговорил: — Фушигуро-сан, Вы спите? — Нет, Ранта. Ты можешь войти. — Я ненадолго, поэтому постою здесь. — У тебя ко мне какой-то вопрос? — Фушигуро-сан, Вы будете ещё уезжать надолго? — Вероятно, — ответил Мегуми уклончиво. Разговор через сёдзи был донельзя странным. — Это всё, что я хотел узнать. В ответе мальчишки сквозила такая грустная смиренность, что когда он побежал с крыльца, Мегуми догнал его на лестнице и схватил за плечо: — А что? В чём дело? Ты кого-то опасаешься? Наоя тебе угрожал? — Все в порядке, Фушигуро-сан! — воскликнул Ранта испуганно, пораженный точной догадкой Мегуми. — Мне никто не угрожал! — Пойдем ко мне, всё расскажешь. Они сели на татами друг напротив друга, поджав под себя ноги, и Ранта признался, что когда Наоя зашел к нему, чтобы вернуть клинок, то пообещал «разобраться с крысами» и сказал, что он сам хуже любого проклятья: — Фушигуро-сан, теперь я перед всеми виноват, потому что рассказал Вам о случае с дисциплинарной ямой. — Виноват не ты, что сказал, а Наоя, что сделал. И почему перед всеми? Ранта промолчал, не зная как объяснить настолько очевидный факт. Мегуми прочитал непреодолимое замешательство на его лице и отпустил со словами: — Не переживай о Наое, он ничего тебе не сделает, пока здесь я и Дзинъичи. Ты можешь на него положиться. — Хорошо, — Ранта поклонился, положив руки на колени, и, немного успокоенный, ушел к себе. Мегуми настоятельно попросил Дзинъичи следить за кланом в отсутствии главы, а сам размышлял, как разобраться с Наоей, чтобы тот больше не путался под ногами. Первой мыслью было сослать, второй изгнать, но вдалеке он бы представлял большую опасность, чем здесь, где каждый его шаг известен. И снова получалась полумера. Разозленный, что кровные узы делают его бессильным и вынуждают терпеть рядом гадкого слизняка, Мегуми дошёл до той точки, что только и ждал, когда Наоя даст ему повод. Но тот внезапно присмирел. Шелковым его назвать ни у кого из клана язык бы не повернулся, но было заметно, что он находился в одном из тех своих редких настроений, когда нарциссическая концентрация на себе оказывалась сильнее, чем ненависть к ближним. Пока Мегуми следил за Наоей и всеми причастными, его собственная жизнь неуклонно скатывалась в рутину: ранний подъем, до кофе, до душа, до всего на свете — пробежка, километров пять-десять вокруг озера вместе с Гончими, после неё Мегуми готовил себе завтрак, салат с тунцом и шпинатом, варил доппио и уходил на террасу, а там целый день читал книги. Он готовил выступление перед старейшинами и неожиданно пристрастился к литературе о синтоизме, находя странным и нелепым, что вся страна издревле знает и о шаманах, и о проклятьях, пусть и в искаженном виде, и всё-таки магическому миру приходится скрываться, существуя между строк, пока не-маги скупают нэцкэ, веря, что фигурки защитят их от ёкаев. Кохаи подросли: Хакари получил заслуженный особый, а Кирара первый. «Талантливых магов становится больше, скоро надобность в моей работе магом вовсе отпадёт», — лёжа на шезлонге своей террасы, подумал Мегуми, укрепляясь в мысли, что чтобы не сойти с ума, ему как можно скорее нужно найти хобби. — «Может, снова заняться фрирайдом? Экстремальным дайвингом? Или записаться в книжный клуб?». Выступление о необходимости сплочения магического сообщества и внедрения коллективной ответственности, обучения всех магов в колледже, в первую очередь тех, кто относится к Великим кланам, встретили с настороженным любопытством, всем стало ясно, что интересы Зенин неузнаваемо изменились с приходом нового главы. Для остальных игроков политической арены это стало крайне неудобной переменой, как если бы в середине партии ханафуды добавилось ещё три масти. Но после собрания кланов это мало волновало Мегуми, ведь мысли о Сатору-чане приняли особо назойливый характер. Сначала парень впечатлился разумностью и силой воли Годжо, когда за месяц не поступило ни СМС, ни звонка. После ещё одного месяца в том же духе, Мегуми был оглушён молчанием. Не то чтобы он хотел, чтобы у Сатору-чана кончилось терпение, но он заранее приготовился к тому, что одного разговора не хватит. И радость, что всё-таки хватило, смешивалась с горечью, к которой Мегуми не хотел приближаться. Душевную броню он выстраивал умело, опыт научил, но даже её начало разъедать, когда на собрании кланов Фушигуро увидел только родителей Годжо: маму, стройную и высокую, облачённую в голубое кимоно, подчёркивающее цвет глаз и кипенность волос, и отца, поджарого, чуть ли не на полголовы ниже жены, с самурайской густой бородой, среди белизны которой пробивались седые нити. Ни для кого не являлось секретом, что они оба Годжо с рождения. Брак внутри клана был заключен неимоверно удачно, ведь результатом стал Шестиглазый с Бесконечностью. Мегуми многое бы отдал лишь бы пересечься с ним взглядом, ещё раз заглянуть в высокие небеса, которым не чета лазурь глаз Годжо-сан, а потом издалека незаметно кивнуть друг другу. Но мальчишки нигде не было, и глава клана Зенин начал подозревать, что дело именно в его присутствии. Однако ни косых взглядов, ни замаскированных угроз, уколов или тем более скандала. Его родители вежливо поклонились, пройдя церемонию знакомства, и так же вежливо отдалились, предсказуемо предпочтя общество других магов. Едва дождавшись окончания собрания, Фушигуро ринулся на служебной машине в колледж, взял папку дела с нападением на него и Сатору-чана в торговом центре, горя желанием достать из-под земли ту загадочную даму со шрамом на лбу, где бы она ни была и как бы ни скрывалась. И именно когда Мегуми просматривал записи камер видеонаблюдения со всего района, датированные тем днём, его телефон наперебой начали атаковать звонки. Первая, ожидаемо, дозвонилась Нобара: — Хакари уволился из колледжа! — Что? — Мегуми нажал на стоп, пытаясь осознать это известие. — И Хоши-чан тоже! Они сегодня ушли в один день! — Почему? — Если бы они ещё объяснили! Не отвечают никому, видимо, подгадали время, когда здесь никого не будет, тихонько уволились и сменили номера. Теперь им даже не дозвониться! — Какого чёрта им это взбрело в голову? — Мегуми вскочил со стула. — А Юта-сан знает? — он увидел входящий от Маки по второй линии. — Подожди минуту, — не дождавшись ответа сказал он Нобаре и переключился. — Говорю. — Слышал про этих идиотов, ваших кохаев? — Кугисаки только что сказала. Не называй их идиотами, Юта-сан в них души не чает. — Вот именно что! Это подлость! Они не предупредили даже его, просто слиняли, как крысы! — Юта-сан в курсе? — Он сейчас в командировке в Йокогаме. Представляю, в каком он будет восторге, когда узнает, что его подопечные попросту пропали с радаров! — Как вы вообще узнали? — Кусакабэ сказал. — А разве он не должен был их отговорить? Хакари получил особый уровень, его способности незаменимы, а теперь с ним даже не связаться, да и Кирара талантливый маг. — Я ему это тоже сказала, правда в другой форме, на что он мне ответил: «Это их личное дело». Чёрт подери, личное дело! — Не говори об этом Юте-сану, он ведь стал преподавателем только из-за его просьб. — Да-а-а, — Маки тяжело вздохнула. — он сам всё узнает, когда колледж наполнится слухами до краёв. А ты там что? Сидишь в поместье? — Да. Заняться нечем, вот взял себе дело из архива. — Как там мои..? — она всегда пропускала это слово, но почему-то продолжала спрашивать. — Чуть ли не дымились, когда тебе был присвоен первый. — Хах, — лишь хмыкнула она. — А знают про намеченную свадьбу с Ютой? — Я не говорил. Скорее всего до них дойдет уже после. — Не советую тебе появляться в поместье в это время. Будет порвана не одна сёдзи, когда они узнают, что благодаря мне они стали дальними родственниками Годжо. И хоть в её голосе сквозило садисткое удовольствие, Мегуми видел только затянувшийся подростковый бунт, который, он надеялся, она оставит в прошлом хотя бы после замужества. — А Май… — Ты так ими интересуешься, как не делаю я, находясь в поместье. Может заедешь в гости и сама всё узнаешь? — Ещё чего! Лучше ты оттуда выбирайся, — сказала она и отключилась. Мегуми взглянул на экран телефона и увидел, что Нобара не стала его дожидаться, но отправила СМС: «Встретимся в семь в том новом итальянском ресторанчике в Шибуе?». «Окей», — ответил он коротко и вернулся к видеозаписям. Голова перестала соображать вовсе.

***

Нобара помахала Мегуми свободной от покупок рукой, пройдя мимо панорамного окна ко входу. Можно было предвидеть наверняка, что Фушигуро уже внутри, выбрал столик и сделал заказ для них обоих, ведь он всегда приходил заранее, потому что ненавидел заставлять других ждать. До встречи с ним Нобара не знала, что люди могут быть настолько цельными и самодостаточными. И хоть в первый день учёбы ей показалось, что он надутый гордец, с ярлыком «будущий глава Великого Клана» на лбу, позже Мегуми открылся ей и с других сторон. Или она «открыла» его, ведь в Токио у Нобары никого не было, кроме однокурсника, который, несмотря на свою чопорность, соглашался сопровождать её по всем делам, больше напоминая молчаливого охранника, нежели друга. Перед летними каникулами, когда они по-настоящему поладили, Нобара спросила, почему он все-таки таскался за ней, и Мегуми, смеясь, признался, что боялся, что она потеряется в токийском метро, сядет на электричку и уедет в неведомый пригород. При всей близости, они, затянувшейся шуткой лучших друзей, продолжали называть друг друга по фамилиям, что порождало смятение в школьных слухах об их отношениях. — Фушигуро, рада тебя видеть, — сказала Нобара, поставив свои покупки на свободный стул. — Я принесла тебе подарок, — она пошарила в длинном картонном пакете, выудила книгу, запечатанную в целлофан, и передала прямо в руки, — держи! «Dude, you’re fag», — прочитал название Мегуми и, сведя брови, поднял негодующий взгляд на подругу. — Подожди, прежде чем насылать на меня Махорагу возле императорского дворца, я объясню с самого начала! — Ты уж постарайся, — Мегуми скептически скрестил руки на груди. — У тебя в последний раз была девушка ещё в Мориоке… — И что ты хочешь вывести из этого? — И в колледже ты ни с кем не завёл отношений… — А должен был? — возмутился Мегуми, намекая на то, что претендентками были лишь Нобара, его тетя и Кирара, и все они подходили ему в пару, как васаби к тайяки. — Ты свёл с ума всех девчонок на нынешних курсах, но отбоя они не дают почему-то мне, а не тебе! Всё время спрашивают, чем ты занимаешься, что любишь, где проводишь свободное время. — И что ты отвечаешь? — Увиливаю, как могу… Из-за этого они уверены, что мы тайно встречаемся, я боюсь, что скоро они меня проклянут! Фушигуро, не смейся! — В чем проблема? Скажи обращаться ко мне, я буду игнорировать их лично. — В том-то и дело! Почему ты ни одной девушке не даёшь подступиться? Разве не видишь, как они бегают за тобой, лишь бы взглянуть лишний раз? Мне их даже жалко, что они повлюблялись в такого чурбана! Фушигуро закатил глаза и скучающе вздохнул: — Может и вижу. Но они слишком… маленькие. Я на них смотрю и думаю: «Неужели я сам был таким в их возрасте?». Нобара потупила взгляд, и Мегуми почувствовал неладное: — Ты надеялась меня с кем-то свести? Или составила список будущих невест с номерами и фотками? А претендентки из средних школ будут? — Фушигуро, не бесись, ничего я не составляла, я же не сошла с ума. Просто на четырнадцатое февраля почти весь шоколад улетел в мусорку. — Я тут при чём? Я вообще не люблю шоколад. Меня даже в стране не было. — Все очень запущено… — пробормотала Нобара, почувствовав, что их разговор неумолимо заходит в тупик. — Ты что-нибудь заказал? — Себе пиццу, тебе твою любимую пасту и воду с лимоном, скоро принесут. — Во-о-от, вот видишь! — Нобара воскликнула так, будто загнала Мегуми в угол, но тот даже не понял, к чему это она. — Поэтому я решила подарить тебе эту книгу, вообще-то международной почтой заказывала, у нас таких не продают. — Ты записала меня в другой лагерь, — догадался Мегуми и иронично улыбнулся, услышав вслух подобную нелепицу. — Всё-то ты передергиваешь! Лучше прочитай, там очень даже цивильно и научно написано обо всём этом, — на последнем слове она обвела руками сферу в воздухе, и Мегуми начал тихонько посмеиваться оттого, насколько Нобара смущалась заведенной ею же беседы. — Кугисаки, давай начистоту: у меня ведь за четыре года не было ни девушки, ни парня. Я глава Великого клана, одно это ставит крест на личной жизни. Как подумаю, что моя жена, как и я, будет заперта в поместье, хочется себя проклясть за бесчеловечность. Девушке из не-магов не вижу смысла морочить голову, а среди магов я всех знаю, и это скорее плохо, чем хорошо. А если тебе недостаточно этих железных доводов, то вот ещё один: моя жизнь это сплошные командировки и смертельный риск. В довершение ко всему, как ты сама заметила, я чурбан, на меня даже весенняя блажь не действует! Я ужасная кандидатура на роль парня, меня нужно благодарить, что я сам это признаю. Может ты подыщешь мне книгу про идейных безбрачников, а эту подари Хакари. Нет, я не в этом смысле! — быстро добавил Мегуми, увидев удивлённый взгляд Нобары. — В моральном. Он поступил как скотина. Когда найду его, заставлю прочитать от корки до корки. — А мне кажется я знаю, почему они оборвали связи… — Не тяни. — Им постоянно прилетало от старейшин. Хакари ставили ублюдские миссии, чего стоит та, с проклятьем городской канализации. Хоши-чан… Ну ты сам знаешь. Она самый добрый человек из всех магов и не заслужила такого отношения. Взять, например, случай, когда ей отказывались сшить женскую форму до «стерилизации и юридической смены пола». Они ненадолго прервали разговор, пока официант расставлял блюда. — Гм, — даже после заминки Мегуми не нашел, что ответить. Задумчиво потирая затылок, он спросил риторически: — Неужели всё было настолько серьёзно? — Думаю, да, раз они решили, что мы им больше не друзья. Или никогда ими и не были. — И всё же, я бы хотел с ними поговорить. — Дерзай, великий сыщик, потом расскажешь, чем закончилась беседа. «А может это действительно их личное дело?» — вспомнил он слова Кусакабэ. — «То, что Хакари наделён сильной техникой не значит, что он обязан посвятить всю жизнь колледжу». Однако к однозначному выводу Мегуми так и не пришёл, ведь спустя десять минут к их ужину присоединились злая до чёртиков Маки и разбитый Юта-сан. Он был в форме колледжа, но выглядел странно помятым: черную чёлку убрал за ухо, а верхние золотые пуговицы белого кителя расстегнул. Хронические круги под глазами впали, из-за чего казалось, будто все его лицо состоит из них и из печальных глаз. И хоть Оккоцу только вернулся из командировки, Мегуми знал наверняка — ещё ни одно проклятье не возымело той силы, чтобы расстроить привычную собранность Юты-сана. — Я узнал об этом, когда пришёл е-мейл от руководства, что я должен найти Кин-куна и казнить, — поведал Оккоцу и понимающе улыбнулся, лишь подчеркивая абсурдность ситуации. — Но Яга-сан и директор уже что-то сделали, приказ пока заморожен. Если Кин-кун не начнёт подрывать устои магического общества, не станет наёмником или вроде того, то бояться ему нечего. — Кроме меня, — добавила Маки сердито, и Юта устало погладил её по бедру. Мегуми не ожидал приказа о казни, но услышав об этом, совершенно не удивился. Теперь каждый из старейшин боится, что Хакари поймает джекпот с ним в одной подворотне и отомстит за притеснения. Решение было наглым, поспешным, трусливым. В общем, в знакомом стиле. Но одного он понять всё же не мог: — Почему приказ был отдан тебе, а не мне? Ты же был их наставником. — В наказание за то, что плохо справился? — Юта издал сардонический смешок и снова поник. — Ладно, это всё уже неважно, просто я к ним сильно привык. Или к мысли о том, что наша компания действующих магов пополнится. Но я точно что-то недоглядел, поэтому всё пошло наперекосяк. Это моя вина. Я по какой-то причине возомнил, что роль наставника мне по плечу. — Я тоже думал, что у них всё в порядке. Они постоянно куражились, я даже не мог предположить, что на самом деле они ждут выпуска, чтобы свалить! — Это всё дурацкое недопонимание! — добавила Нобара после слов своего однокурсника. Маки пыталась сдержаться, но всё же выпалила: — Ты что, должен был их мысли читать? Юта не ответил. Тогда Мегуми позвал официанта и заказал виски. На второй бутылке Оккоцу начал засыпать, потому что разговаривал меньше всех, почти не ел, а пил не останавливаясь. Маки подхватила его под плечо, пропустив мимо ушей предложение подруги: «Возьми на ручки! Я же знаю, ты можешь! Да никто не посмотрит, всем без разницы!». Когда несчастные помолвленные уехали домой, Мегуми перевёл взгляд на Нобару: — Заказать тебе такси? — Завязывай, я вообще-то независимая женщина! — она рассмеялась и прикрыла глаза рукой. — Давно не пила, хочу проветриться. Пройдусь по парку Ёёги и поеду на метро. Без слов Мегуми снял пальто с её стула и помог надеть. Выйдя, он взглянул на мигающую вывеску ресторана, и в «Eataly» ему померещилось горящее «Fatally». — Кугисаки, пообещай мне, если уйдешь, то хотя бы не так. — Почему ты решил, что я куда-то собираюсь? — ответила девушка, завязывая пояс на ходу. — Ты говорила, что пошла в колледж, чтобы переехать в столицу. — Я тогда серьёзно к работе мага не относилась, а потом прониклась. Платят неплохо, да и прикипела я ко всем. Куда вы без меня? Поэтому можешь не переживать, никудашеньки я не денусь. Даже прогнать не получится! — девушка игриво высунула кончик языка. Увидев её обычное ребячество, Мегуми потеплел и невольно улыбнулся. Весь вечер он никак не мог подступиться к тревожащей его теме, но виски всё же развязал язык: — Э-э-эм, помнишь Сато-чана? — Ты о Сатору Годжо? — Кугисаки вскинула брови и многозначительно усмехнулась. — Конечно. — Да. — Что с ним? — спросила Нобара, когда молчание затянулось и стало понятно, что Мегуми не собирается дополнять ответ. Её друг не начал бы праздный разговор, поэтому ситуация представлялась ещё страннее. — Мы не общаемся уже несколько месяцев. Оказалось, всё это время его родители были ни сном ни духом, но когда узнали, разумеется, стали против. — Ох, это убивает, что в нашем обществе все ещё процветает клановая вражда. — Да, — бегло согласился Мегуми, чтобы скорее продолжить, — и недавно прошло годовое собрание, а его там не было. Хотя Наобито говорил раньше, что видел «шестиглазика», родители брали его каждый год. — Может в этот раз не получилось. Мало ли. Объяснение было разумным, и Мегуми бы давно и сам принял его, но внутри продолжали бороться рассудительность и интуиция, и он не мог взять в толк почему в каждом раунде с разгромом побеждала последняя. — У тебя бывает такое, что сердце просто не на месте? В груди такое странное свербящее ощущение? Прямо в костях? Брови Нобары поползли ещё выше, и она отвернулась, разглядывая фонтан, чтобы своим нескрываемым удивлением не спугнуть неслыханную откровенность друга. — Мы как-то особенно поладили, — попытался Мегуми объяснить, заранее зная, что у него не получится, но надеясь, что подруга поймет его и так. — Он эсэмэсил мне о любой мелочи, а я звонил, чтобы просто узнать как дела. Даже в командировках. И я хорошо его знаю, ни за что бы он не смирился с чужим решением, если оно противоречит его желаниям. В наш последний разговор я его расстроил… Неужели он настолько зол на меня? Или каждое его действие теперь контролируют, и я в этом тоже виноват? Я ведь его не блокировал. Это было бы чудовищно с моей стороны. — Ты очень к нему привязался, — отметила Нобара осторожно, не придумав, что ещё сказать, и опустилась на скамейку, ведь они всё равно никуда не шли. — Это тут при чём? — Мегуми вспылил внезапно и тут же, ища извинения, раскаянно взглянул на подругу. Та и не думала обижаться, в её теплых карих глазах отражалось ни то сострадание, ни то соболезнование. Сев рядом с ней, парень согнулся и просунул скреплённые ладони между вытянутых ног. — Я не знаю что мне делать… — А что ты ему сказал? О чём вы говорили? — Был его день рождения, и он не хотел его отмечать, на него напала какая-то несвойственная ему хандра. Я с ним поговорил и убедил не портить свой день, а потом он позвонил поздно ночью, спросил, дружу ли я с ним, чтобы влиять на его клан. Так оказалось, что его родители не знали о нашем общении. Я всегда удивлялся, как легко они ему позволили, даже ждал официального знакомства, потому что думал они тех же миротворческих взглядов, как и я. И вот, когда узнали, то запретили Сатору-чану. Я сказал, что нам нельзя провоцировать усиление вражды, придется прервать общение, но потом я всё равно хотел бы с ним дружить, когда появится возможность. — Здесь не из-за чего на тебя злиться, не накручивай себя! А ты ему сам писал или звонил? — Нет, ты что! Как я мог? — Напиши ему прямо сейчас. От одного сообщения не начнется клановая война! — Я буду выглядеть как человек, который меняет свое мнение семь раз на неделе! — Зато перестанешь выглядеть как робот. Мегуми задержал ладонь возле кармана, потом нехотя достал телефон, открыл иконку с письмом и с тяжким вздохом спросил: — Ну и что я могу написать? «Привет-как-дела-давненько-не-списывались»? — Фушигуро, ты иногда такой балбес! В этом нет ничего дурного. Посидев какое-то время над сообщением, набирая слова и стирая, Мегуми убрал телефон и повернулся к успевшей озябнуть Нобаре: — Дома напишу, сейчас ничего в голову не идёт. — Эй! Знаю я тебя, пиши сейчас. Искать новую отговорку означало бы играть главную роль в жалком зрелище, поэтому Фушигуро послушно вернулся к панели сообщения, скроил лучшие из лоскутов своих мыслей и отправил: «Сато-чан, здравствуй! Мы все ещё не должны общаться, но изредка я бы хотел узнавать, как идут твои дела». Тут же пришел ответ: «Сообщение не может быть отправлено на несуществующий номер». Нобара заглянула через плечо и прочитала сама. — Наверное, родители сменили ему телефон, а этот заблокировали. И на собрание не взяли, чтобы вы больше не виделись. Они, конечно, говнюки, но зато предсказуемые. — Да, ты права, это логично с их стороны, — Мегуми немного заразился уверенностью, поэтому не стал озвучивать конец своей мысли: «Но я всё равно хотел бы узнать, всё ли в порядке с Сато-чаном». — Пойдём, я провожу тебя, а то метро скоро закроется. После ужина он собирался рухнуть в постель и спать до утреннего ритуала, первое он сделал, а второе никак не удавалось. Полночи он крутился на футоне, как если бы покоя не давал грохот мыслей, но на самом деле думать было не о чем. Голову захватила пустота, без ключа запертая в черепе. Светало. «Через пару часов нужно будет собираться на пробежку», — подумал Мегуми, глядя на показавшиеся серыми очертаниями силуэты мебели. Он встал тихонько, словно боялся кого-то разбудить, накинул домашнее кимоно, достал ноутбук и положил себе на колени. Смирившись, что сегодня поспать не удастся, Фушигуро продолжил просматривать записи с камеры. И вдруг он заметил кого-то, кто крался по пожарной лестнице на стене торгового центра. Разобрать было сложно, и что-то явно смущало Фушигуро, пока он не понял, что это ребенок. Сато-чан, возвращающийся к нему! Чтобы убедиться наверняка, он открыл папку с файлами на своем телефоне и впервые за всё время взглянул на фото с Сатору. Да, то же лавандовое худи, что было на нём надето, и безошибочно узнаваемые волосы, сверкнувшие белом пятном, как только на них попал свет горящих вывесок, тут же скрывшиеся за поворотом. Незачем было это делать, но Мегуми перебрал диски и нашел с подписью «парковка у третьего входа». Перемотал до того же времени, на котором остановился на прошлой записи, и увидел, как мальчик выбегает из-за угла, а после растворяется среди толпы. Несколько минут проходит, прежде чем она рассеивается, и вот на парковке остаются две фигуры: вытянутая и маленькая. Они идут к единственной оставшейся машине. Захлопнув крышку ноутбука, Мегуми выскочил во двор, намереваясь узнать всё у Дзинъичи, но увидев бледную полоску рассвета, вспомнил, что все ещё спят. Все, кроме одного. Мегуми взглянул на окна предыдущего главы клана, которые были то темны, то вспыхивали белым, а это значило, что тот неустанно занят тем же, чем и всегда. — Какой адрес у поместья Годжо? — спросил Фушигуро, взбежав по лестнице на второй этаж. Неторопливо развернувшись, Наобито взглянул на Мегуми из-под сведённых кустистых бровей. Под седыми усами заиграл злой и весёлый оскал: — Задумал покушение, как в прежние времена? — Я задал вопрос. — А ты думаешь, у их поместья есть адрес? — Наобито расхохотался, поперхнулся пивом и отставил бутылку. — Даже с Нуэ не увидишь, там мо-о-ощный барьер. — Но ты-то знаешь, где поместье. В шкафу, набитом дисками, Наобито откопал бумажную карту Токио и его окрестностей, долго приглядывался к лесам на западе, недалеко от колледжа, потом считал сантиметры от разных точек и наконец ткнул карандашом в местность без обозначений: — Вот тут. Вызовешь, если понадобится советник в составлении плана. Есть у меня пара весьма интересных идеек. Даже не думал, что они могут пригодиться в столь мирные времена… — Говори сейчас. — Ходит слушок, который на самом деле чистая правда, что большая часть клана Годжо живёт в южной своей резиденции. А здесь только глава, его жена и их драгоценный шестиглазик. Соответственно, слуг у них много и не все из шаманов. Хотя, вероятно, посвящены под особым договором. И либо для них снимают барьер, либо барьер с тем условием, что любой не-маг может через него пройти. Есть у тебя знакомые не-маги? Отправь туда, пусть проверят. — И это всё? — Дальнейший план зависит от исходных данных. Но и ты включи голову, раз сам затеял. Авось придумаешь что-нибудь… — Наобито смерил Мегуми одобрительным взглядом. — Не ожидал от тебя. Столько времени прикидывался Фушигуро, а на деле оказался истинный Зенин. — Спасибо за сведения. Можешь забыть об этом разговоре. Разочарованно хмыкнув, Наобито поправил кимоно, оголившее грудь, и вернулся к раскадровке, не давая ни единого намёка на былое участие. Хоть это чувство было необъяснимо и беспочвенно, иногда Мегуми всё же жалел старика. Не его задетую гордость, а то, что никак иначе общаться с ним было нельзя, и он сам в этом виноват. Даже вежливость он принимал за слабость, а Мегуми беспредельно уважал лишь оттого, что сейчас тот был бесспорно самый сильный маг. Самый сильный маг, владелец девяти из Десяти теней. Самый сильный маг — глава Зенин. Вот и всё, что нужно было, чтобы Наобито стал послушным, как верный пёс. Все они. И ещё кое-что: самый сильный маг, единственный, кто сможет защитить клан от некогда изгнанного родственника. Впрочем, советом Наобито Мегуми не пренебрег, судя по рассказам Сато-чана, дело и вправду обстояло так, однако найти подходящего не-мага оказалось непросто. Во-первых, Мегуми не должен был беспокоиться о безопасности кандидата; во-вторых, кандидат должен уметь постоять за себя; в-третьих, не быть подозрительным. На чёрном рынке услуг Фушигуро подобрал несколько подходящих, но все они пропадали, когда чувствовали, что их заказчик темнит и ввязывает их в чёрти что, отправляя «посмотреть, что в лесу». В конце концов, отвалив круглую сумму, парень нашел ребят, которые без разбора брали любое задание. Прикинувшись кадастровыми инженерами, они подъехали к назначенному месту, стояли на повороте, сколько могли, пока не были изгнаны взашей мнительной охраной. Так у Мегуми появилась первая зацепка: пожилая женщина, записанная на автомобильный регистратор подосланных шпионов. Это было везением или следствием таланта, но её Фушигуро быстро нашел на странице компании элитного клининга. Вот оно! Оставалось придумать, как у неё вызнать, что с Сато-чаном. Обманом, в крайнем случае подкупом. С горничной Мегуми вёл длительные переговоры, якобы желая нанять. Работница была добродушной и открытой, но не давала и крупицы косвенной информации, обходя ответом ровно по краю того, что желал узнать Фушигуро. Вскоре она перестала брать трубку вовсе. Не желая казаться слишком назойливым, а вследствие подозрительным, Мегуми принялся искать другой источник. Подойти с иной стороны. О Сато-чане могли знать в среде кланов, и хоть Фушигуро никогда не поддерживал светских знакомств, пришлось прикинуться, словно посещать гости в его обыкновении. Стоило колоссального труда делать из своей безрадостной мины подобие вежливой улыбки, поддерживать разговоры, незаметно их то и дело сводя к пересудам о Годжо. Фушигуро был готов прослыть сплетником, всё равно не был намерен крутиться в этом обществе, но даже это не принесло никаких результатов. «Наобито бы давно всё разузнал, для них он свой, не то что я», — задумался Фушигуро, уезжая с очередного ужина. Какой огромный маленький Токио, где никак не найти теперь одного поразительно приметного человечка! Какой огромный и какой пустой… Уехав в короткую командировку, Мегуми тем не менее не прекратил искать. Он снова связался с наёмниками, которые отправлялись к поместью в прошлый раз, а сам занялся заданием, ожидая итогов второй их попытки. Телефон весь день молчал. Закрались подозрения, что они решили соскочить в этот раз, у нечистых на руку людей правил нет, но ближе к полуночи раздался звонок с незнакомого номера: — Перестаньте подсылать к нам странных людей, это нарушает наше право на приватность. Кроме того, мы можем подумать, что вы затеваете что-то нехорошее. — Не понимаю, о чём Вы, — ответил Мегуми, хотя уже узнал голос мамы Сатору, Годжо-сан. — А кадастровые инженеры понимают. Как думаете, им еще понадобятся зубы или жалеть незачем, если всё равно к старости выпадут? — её вопрос звучал буднично, словно она выбирала что съесть на завтрак — эклер или круассан. — Отпустите их, — мгновенно сдался Мегуми. Прямолинейность всегда была ему ближе, и наконец пробившись к тому, кто мог бы дать ответ, Фушигуро не желал тратить время на нелепую игру и множить жертвы клановой войны. — Я их подкупил, они никто, обычные не-маги с видеокамерой, и я не затевал ничего против вашей семьи. Просто хотел узнать, как дела у Сатору. Некоторое время молчание было настолько тихим, что Мегуми даже подумал, будто Годжо-сан сбросила звонок, но после всё же послышался голос, пропитанный холодной вежливостью: — Если это заставит Вас перестать следить за нами, то я отвечу: с Сатору всё в порядке и не может быть по-другому. — Почему его не было на собрании? — Он сам не захотел туда идти. Думаю, ему это несколько надоело. Мы не настаивали, потому что в будущем его ждёт ещё много таких встреч. — Спасибо за ответ, Годжо-сан. — Больше его не ищите, если не хотите поставить под угрозу шаткий мир. В этот раз звонок действительно прекратился, когда началась тишина. Мегуми сразу же зашёл в журнал вызовов и забил номер в Yahoo — звонили из токийского таксофона. Но вдруг парень осёкся. Поиск окончен. С Сатору ничего не приключилось. Он рос где-то там, тренировался, учился, гулял, играл, уже, наверное, завёл с десяток новых хобби, половину бросил, другую половину освоил в совершенстве, а Мегуми нужно просто остановиться. Ничего не делать, не кликать беду. Прекратить поток мыслей было не легче, чем сорвавшийся с рельс поезд, и голова начала гудеть. Налив себе воды со льдом, Мегуми решил деться хоть куда-то из Токио, уехать в Мориоку хотя бы на неделю. «С ним всё в порядке», — повторил он про себя, откинувшись на спинку кресла, и внезапно рассмеялся. Сам прекратил общение во благо и сам чуть не спровоцировал войну! Но ответа добился. Это можно было бы считать успехом по всем пунктам, однако Мегуми не чувствовал и капли удовлетворения. На следующий день он сдал билеты до Токио, взял в Мориоку и предупредил директора, что уезжает проведать родных. Тот ворчливо напомнил, что от командировок и миссий Фушигуро не освобождается, где бы он ни был. Парень послушно согласился и, ощутив опустошение вместо спокойствия, отправился домой.

***

Задолго до свадьбы, ещё в приглашениях, Маки и Юта предупредили, что не желают собирать конверты с деньгами и от немногочисленных гостей хотят в подарок памятные вещи. Мегуми оказалось сложнее всего, он был и родственником невесте, и другом жениха, и так как свадьбу проводили в колледже, без синтоистской церемонии, Маки обязала племянника найти для неё что-то новое, что-то старое, что-то синее, что-то чужое и монету, чтобы положить в туфлю. Почему-то Мегуми начал с последнего, обменял сотню йен на медный доллар и сразу забеспокоился, что с таким оригинальным подходом ко всем пунктам на выбор основного подарка совершенно не останется времени. После банка он поспешил в магазин украшений, желая выбрать классическое ожерелье, но его взгляд упал на черепаховый гребень в виде бабочки. Мегуми понятия не имел, какую вообще прическу можно сделать с гребнем и подойдет ли он остальному наряду, но тот будто был создан для тёмных волос с изумрудным отливом, и яшма на расписанных крыльях благородно бы сверкала на церемонии в лучах закатного солнца. Выбор совершился сам собой. За чем-то старым Фушигуро обратился к коллекции Зенин. Ему сразу же своим малым размером приглянулся сюрикен в форме креста, выкованный ещё в эпохе Эдо. Пусть аксессуар не совсем праздничный, возможно неженственный, но зато в духе невесты. Оставалось надеяться, что настроение на свадьбе у неё будет достаточно благодушным, чтобы она его ни в кого не метнула, остальное было неважно. На чём-то синем Мегуми сдулся, уже представляя, как чем-то чужим выберет свой галстук и затянет его на шее Маки прямо во время праздника. — Почему именно мне нужно всё это искать? Подружка невесты ведь Кугисаки, а не я! — позвонил он тете, сломав себе голову над последними пунктами. — Постыдился бы! На Нобаре столько всего: она продумала декорации, обходила со мной все свадебные салоны, помогла выбрать торт. А ты сидел в Мориоке до последнего. — Скажи хоть какого цвета у тебя платье! — Белое, гений! И у меня не платье, а брючный костюм, — добавила она, немного замявшись. — А Юта? — Юта в чёрном. Это очевидно. — Платье? — Очень смешно, Фушигуро, но мне серьёзно некогда с тобой болтать. Свадьба совсем скоро, внезапно увеличилось число гостей втрое! Мои нервы на пределе. Я знаю, что ты не подведёшь. Поэтому до скорого. — А Кугисаки..? — Пока! Вообразив перед собой черную и белую фигурки жениха и невесты, но в брючном костюме, в голову Мегуми пришла отчаянная мысль. Чтобы найти ту самую вещь, он перерыл всё поместье, а затем отправился в ателье.

***

Ко всеобщему облегчению наступила торжественная дата — восьмое августа две тысячи восьмого года. Гости потихоньку собирались в саду колледжа, украшенном гирляндами, свечами и вазами со свежими цветами. На вымощенной площадке были приготовлены столы, накрытые белыми скатертями, и Мегуми отметил, как много посадочных мест, усомнившись, что Юта и Маки успели завести столько друзей за время его отсутствия. Но эта загадка быстро решилась, когда появились маги из Киотского, а затем и из Фукуокского отделения. «Напросились, что ли?» — угрюмо предположил Мегуми, высматривая Май. Но среди всех знакомых лиц не было только её. «Кто их всех сюда позвал?», — вернулся к мысли Мегуми. — «Неужели Маки стала настолько кроткой? Или её кто-то накачал транквилизаторами?». Это нужно было проверить лично, прежде чем отдавать сюрикен, поэтому друг жениха пошёл в женское общежитие, чем вызвал немеренные визги: — Юта!!! — Нет, Фушигуро. — Один? Тогда заходи, — расслабившись, пригласила Маки. Отворив дверь, Мегуми увидел невесту лишь со спины, сидящую на кресле, возле неё колдующую над укладкой Нобару и несколько девчонок с нынешних курсов. Спальня общежития превратилась в закулисье театра: сюда с соседних комнат перенесли столы и стулья, и все они были заняты коробочками, баночками, украшениями, палетками и кисточками, а на полу валялись упаковки от них, которые, видимо, уже никто не собирался убирать. — Почему без стука? — шутя ударила в плечо пришедшего друга Кугисаки и вернулась к подготовке невесты. — А почему вы так кричали, подумав, что идёт Юта-сан? — Он с самого утра рвётся к Маки, каждый раз забывая, что им вообще-то нельзя видеться, — объяснила Нобара, накручивая темно-зелёные локоны на стайлер. — Ещё какие-то там традиции? — закатил глаза Мегуми. — Ещё да, — передразнила его тон Маки. — Насчет традиций. Ты принёс что нужно? — Да. Только не жалуйся, ты сама меня выбрала. Он выложил на кровать долларовую монету, черепаховый гребень, старинный сюрикен и синий мешочек на изысканном пояске. Кинув косой короткий взгляд, невеста заметила: — Чего-то не хватает, должно быть пять. — Этот синий мешочек для того, чтобы ты могла нести сюрикен на поясе, как самурай. Но он не просто подходит по цвету. Я сшил его на заказ из моей студенческой формы. Удивленные лица повернулись к кровати и сидящему на ней Мегуми. Комната стала, как враз утихший улей, только Кугисаки ойкнула от жара, выругалась и отложила плойку. Все забросили свои дела и собрались вокруг принесённых предметов, внимательно их разглядывая. — Этот гребень… — Говорить искренне было сложно, особенно когда младшие ловят каждое слово с открытом ртом, но Мегуми постарался ради Маки: — Он мне напомнил тебя, поэтому я его выбрал. Кугисаки, ты сможешь сделать с ним какую-нибудь прическу? — Конечно! — Нобара взяла его в руки, оценивая тонкую работу на расписанных крыльях. — Даже если бы не умела, прямо сейчас бы научилась! У меня под тоналкой круги больше, чем у Оккоцу, хочешь верь, хочешь нет. Свадьба обязана быть идеальной! Маки пару раз подкинула сюрикен в воздух, ловя между пальцев, после чего перевела тёплый взгляд на племянника: — Спасибо за всё, — и неожиданно порозовела. Впервые Мегуми вогнал её в краску! — Я знала, что на тебя можно положиться. Не хватало ещё внезапных слёз! Чтобы избежать других свадебных сантиментов и не отвлекать больше группу поддержки, парень нашёл предлог поскорее удалиться и достал из кармана синюю ленту: — Я заказал бабочку для жениха, чтобы у вас сочеталась одежда. Пойду найду его. Встретимся потом, когда всё начнётся. — Фушигуро, ну ты… — Нобара осеклась, чтобы не сказать лишнего. Даже рядовая похвала из её уст в адрес Мегуми могла задеть девушек, которые всё ещё страдали от безответных чувств. — Иди уже. Оккоцу сидел на барной тумбе в столовой, одной ногой раскачивая стул. Вокруг жениха собрались мужчины в одинаковых фраках, в котором был и сам Фушигуро, и ему пришла в голову странная мысль, что он спешит на встречу к франтоватым пингвинам. Седой Кусакабэ курил, Яга наконец подровнял бороду, отпущенную после развода, и даже выглядел бы аккуратно, если бы не пиджак, который едва не лопался в плечах. Масамичи уже глушил виски, услужливо разлитый для всех Иджичи, предлагая нервному Юте со словами «не нервничай ты, это же не первый твой брак», но тот мягко, но упорно отказывался, выставляя ладони вперед: — Да как я могу? Мы целый день не виделись, и в первую встречу свадебного дня я надышу на неё спиртным? Фушигуро, наконец-то! Ты был у Маки? Видел её? Мегуми слегка поклонился всем присутствующим и ответил скромно, смутившись от откровенного волнения Юты-сана: — Да, с ней всё в порядке. — Слава небесам! Я не могу дождаться момента, когда смогу её увидеть и назвать женой, — неловко поёрзав, чтобы освободить прижатую рукой Яги фалду, Оккоцу спрыгнул и поспешил к выходу. — Хочу подышать свежим воздухом. — Постой! — Мегуми догнал его. — Я с тобой! — они вышли на площадку, и гости, увидев жениха, захлопали в ладоши. «Да что с ними со всеми сегодня?» — пронеслось в голове у Мегуми. Юта сдержанно помахал рукой, растерянно улыбнувшись. Он тоже ничего не понимал и ждал конца дня, как конца света, — лишь бы брак вступил в силу, больше его ничего не волновало. — Юта, — отвлёк его от переживаний Мегуми, — Маки попросила меня приготовить что-то новое, что-то старое, что-то синее, что-то чужое и монету, — как старинное заклинание проговорил друг жениха. — Что-то синее и чужое я решил объединить и сшил ей мешочек для сюрикена из своей студенческой формы. А тебе из неё же заказал бабочку, чтобы у вас были сочетающиеся аксессуары. — Для чего Маки понадобился сюрикен? — если Оккоцу и слушал, то до него долетала лишь половина слов. — Ладно, забудь. Я принёс тебе новую бабочку. Держи, — Мегуми сунул в руку синюю ленту. — Пойдём к зеркалу. Они зашли в уборную, и Оккоцу развязал свою нынешнюю, одним движением вытянул из-под воротника, принялся завязывать новую, но его пальцы так явно дрожали и путались, что Фушигуро взял ленту из его рук и завязал сам. Жених даже не сопротивлялся. — Юта-сан, могу я тебя спросить? Почему ты сейчас так взволнован? Даже на сложнейших заданиях ты был для меня примером спокойствия и оптимизма. Жених сполоснул руки под прохладной водой и протёр лоб: — Потому что это не миссия, а моя Маки. Она всегда так на меня действовала, я целый год ходил вокруг да около неё, хотя влюбился почти сразу. Сегодня я будто вновь с ней познакомился и немедля женюсь. Всё внутри трепещет, вряд ли скоро утихнет, хотя мне этого не хочется — я бы предпочёл всю жизнь любить её так безумно. Ответ оказался донельзя очевидный — любовь. Но Мегуми хотя услышал его, всё равно не был способен в должной мере понять: сам он ни разу не влюблялся за почти двадцать лет, разве что испытывал сильную симпатию, что было сравнимо с чувствами Юты, как бумажный фонарик с медным колоколом. Может Оккоцу был романтиком, одарённым в высшем чувстве, ведь даже свою проклятую технику он получил от любви? Тогда, получается, Фушигуро просто не дано. Как ни прискорбно, но он встречал людей, которые не умеют любить, и поэтому страшился, что принадлежит к их числу. Чтобы доказать, что ещё не всё потеряно, сердце Мегуми нетерпеливо нуждалось в этом чувстве, и не меньшем, чем у его молодого наставника. Немного постояв в тишине, поправив прически, бабочки и запонки, они переждали остатки суматохи и вышли чуть раньше официального начала, чтобы не опоздать на появление невесты.

***

— Поздравляю вас со свадьбой! — выступление Мегуми назначили сразу после Нобары. С речью у него не клеилось ещё на этапе написания, поэтому он принял решение не отходить от традиционного образца, который звучал несколько нелепо для их торжества, но зато был достаточно длинным: — Меня зовут Мегуми Фушигуро, я имею честь быть другом жениха. Лично мы познакомились с Ютой четыре года назад, с Маки намного раньше, но оба они при первой встрече вызвали во мне безмерное уважение и стали впоследствии моими наставниками. Когда я поступил в колледж, я уже знал, что они вместе, и для меня этот факт был естественен как то, что листья растут на деревьях. Однако по-настоящему я понял, что Юта и Маки прекрасная пара только два месяца назад в Иватэ, — сказал Мегуми без уточнений, ведь все были в курсе про землетрясение, вызванное пробуждением подземного духа особого класса. Его проклятая энергия поднималась сквозь тектонические плиты, из-за этого пришлось созвать всех магов, чтобы определить точное местоположение и изгнать. А после шаманы помогали обычным жителям. Дни выдались нелегкие для всех. — Даже тогда вы отбирали друг у друга работу, а когда были на пределе, то находили мгновения, буквально несколько свободных секунд, чтобы оказать поддержку, обнять, отряхнуть, подуть на раны, — в зале тихо, но разборчиво прокомментировала невеста: «Зачем он за нами следил?». У тех, кто её услышал, вырвались добрые смешки. — Я не могу представить себе двух людей, идеальнее подходящих друг другу. Пожалуйста, никогда не забывайте волнение этого дня, помогайте друг другу прожить долгую жизнь и создайте счастливую семью. Опустившись на своё место, Мегуми услышал шёпот Нобары: — Да ты прирождённый оратор! Почему мне речь не написал? — Мне твоя больше понравилась. В ней чувствуется жизнь и искра, а я писал по схеме. — Брось, ты же знаешь, я не терплю жалости. — Молчу похвалой, — пояснил свой жест Мегуми и низко поклонился. Нобара выпрямила друга, взяв за плечо: — Прибереги веселье для танцев. — Думаю, я сбегу до их начала. — Фушигуро, ты трус! Останься и прими танцы с поклонницами, как поединок чести. — Я провалюсь сквозь землю от стыда, если ко мне кто-нибудь подойдет с просьбой. А сам никого звать не хочу. У меня полно дел в офисе, поэтому разберётесь без меня. Мужчин хватает. — И зачем только Маки и Юта решили праздновать в колледже? Чтобы все разбежались после банкета? — Тут красиво, — ответил Мегуми, глядя на свечи и гирлянды, которые делали привычное место волшебным, озаряя летние сумерки. — Это я постаралась. — Я знаю. — Вот сейчас ты должен был меня похвалить! Мегуми вновь низко поклонился, нырнув под стол, и Нобара подавилась в попытке смеяться беззвучно, чтобы не прерывать речь выступающего. Но Фушигуро всё-таки задержался, потому что после вальса молодоженов Маки приказным жестом подозвала племянника к себе. Он нехотя поплёлся: одна часть его безумно не хотела быть в центре внимания, другая думала: «Какая же Маки красивая! Без строгих очков, без сурово поджатых губ. Слегка румяная от сакэ, улыбчивая, в этом своём дурацком брючном костюме с шелковой накидкой, который тем не менее ей потрясающе идет. Сейчас она такая миленькая, что её хоть в кукольном магазине продавай. И всё это из-за Юты-сана». Отчего-то нервно сглотнув, Мегуми положил руку на талию, другой взял ладонь невесты, неожиданно осознавая, что они никогда так не держались, и он даже не представлял, насколько она нежная и маленькая, одним словом — женская. Ведя уверенно, Фушигуро покачивал дорогую невесту из стороны в сторону, неосмотрительно и непоправимо утопая в свадебных сантиментах. Затем он всё же ушел, не дожидаясь, когда освободится Нобара. «Она точно не обидится», — так рассуждал Мегуми, — «даже порадуется за меня». Его потянуло прогуляться по лесу, и ноги сами повели к некогда самому любимому месту в колледже, к дереву, у которого корень принимал удобный изгиб. Даже в темноте различить его оказалось нетрудно: теперь среди других оно выделялось сломанной верхушкой. Фушигуро сел на выступающий корень, прислонился спиной к прохладному гладкому стволу и запрокинул голову, чтобы взглянуть на звёзды: «Ещё прошлым летом Сато-чан все уши прожужжал мне про астрономию и космос, даже днём умудрялся показывать области созвездий. Может, он как и я сейчас смотрит наверх, и мы видим одно и то же небо». Показалось, что эти небеса он запомнит на всю жизнь, даже лучше, чем саму свадьбу, и так он сидел, пока посреди звуков ночного леса не появился шорох неуверенной поступи. Только по слабой энергии, что едва превышала ту, какой владел Иджичи, Мегуми распознал Хану Курусу. Хана в этом году выпустилась из Киотской магической школы. Учась на курс младше Мегуми, она видела его всего пару раз на обмене и однажды задолго до колледжа, в детстве, когда он её спас. Кому бы она ни рассказывала, никто не верил, что её и Мегуми Фушигуро связывает такое удивительное совпадение. Правда, Хана называла это по-другому — судьба. Когда ей было десять, её родителей убило проклятье, а саму её взяло в плен. Этот дух отличался тем, что питался и рос от проклятой энергии, выделяемой от негативных чувств, и животный страх девочки, запертой в квартире с растерзанными телами мамы и папы, вызвал у проклятья зависимость. Вскоре получив зачатки разума, оно даже добывало еду для истощенной умирающей Ханы, вступив в симбиоз, и именно в один из таких разов его заметил и изгнал Мегуми. И он же нашел пленницу, отвёл к врачам, проведывал первое время, пока её не удочерила одна добрейшая пара, очарованная золотыми локонами и весёлым, но покладистым нравом. Однако долгое пребывание во власти сильного проклятья оставило свой след: Хана приобрела свою хоть и не самую сильную, но технику, и умела она проходить через любой барьер с любым условием. Потоптавшись за кустами, она побрела дальше вглубь леса, и Мегуми, всё равно потерявший свой волшебный момент, догнал её, чтобы поинтересоваться: — Ты заблудилась? Фушигуро преследовала невольная ответственность за Курусу, которую он не мог понять, но которой всегда поддавался, потому что считал Хану самым добрым и порядочным человеком из киотских и, на самом деле, слабым магом, который зря не перевёлся в помощники. — Я увидела, что ты уходишь один и пошла за тобой, — прямолинейно ответила девушка, застенчиво укутываясь в прозрачную шаль. — Просто, — она опустила голову, — я давно хотела тебе сказать кое-что. — Курусу, если это снова благодарность, то спасибо, конечно, но тогда я не мог поступить по-другому, в этом нет заслуги или геройства. Здорово, что всё сложилось именно так, но не стоит говорить об этом каждую встречу. — Да? — хрупкая решительность рассыпалась, забирая с собой последнюю надежду. Хана обречённо взглянула на своего спасителя, который был особенно красив в праздничном фраке, как обычно безупречно честен, строг к себе и всё так же неприступен. — Мне кажется, я действительно заблудилась, пока шла за тобой. Мог бы ты меня проводить обратно? — Не оставлю же я тебя стоять посреди леса. Они шли молча, как незнакомцы, которые смущены лишь оттого, что их путь ненадолго совпал. У моста стало светло и очевидно, куда идти дальше, и Хана испугалась, что причина находиться вместе сейчас исчезнет, Мегуми, как обыкновенно, пойдёт к Нобаре или к другим токийским, а она так и не расскажет, кем для неё стал её спаситель. — Постой, пожалуйста! — она выставила руку поперёк парня и он, вырванный из раздумий, оступился и поднял растерянный взгляд. — Выслушай меня. Густым туманом Фушигуро окутало предчувствие, что дело не в благодарности, но он не был настолько самонадеян, чтобы предположить к чему всё клонится. Одним локтём оперевшись на ограждение моста, он ждал, когда Хана начнёт говорить. Торопить её он боялся, словно полагал, что если она хорошенько подумает, то всё обойдется для них обоих и предчувствие окажется напрасным. Девушка же не могла припомнить ни одного слова, что со дня приглашения на свадьбу она повторяла в голове, что этим вечером крепко-накрепко пообещала себе сказать. Она бы справилась с собой, если бы сердце не колотилось так бешено, заглушая мысли, но смелости хватило лишь поднять глаза, и этот взгляд уверил её — она ни с чем не могла спутать это чувство! — она любит Мегуми и любила всю жизнь. Его недосягаемые мысли, его гордую осанку, как держится он со скованной изящностью, скромный и величественный одновременно. — Я с самой первой встречи поняла, какой ты заботливый и нежный, рассудительный, умный, добрый. С самого первого взгляда я знала, что ты моя судьба, даже если моя судьба это любить тебя безответно, я буду ей следовать, потому что нет никого на свете, кто значил бы для меня больше, чем ты. Ты всегда вдохновлял меня своей самоотверженностью. Когда ты спас меня, я узрела смысл в своей жизни, для меня ты — всё, от начала и до конца, — миниатюрная и хрупкая девушка признавалась с трогательным достоинством, — я люблю тебя, Мегуми Фушигуро. Даже шаль не могла скрыть красных пятен, которыми покрылась светлая кожа, залитая луной. «Горит, как от лихорадки», — подумал Мегуми, и ему захотелось ощутить этот жар на себе. Он приблизился нерешительно, все ещё раздумывая, и когда всё же взял лицо в руки и приподнял, заглянул в блестящие от непролитых слёз зелёные глаза, то Хана продолжила: — Я не ожидаю взаимности… Мегуми накрыл её дрожащие губы своими, прерывая ответ. Хана оказалась почти невесомой: поднять её было легко, целовать ещё легче. Они оба, не понимая последствий, сдавались без боя. Она хотела, чтобы однажды он полюбил её, он, к её несчастью, хотел того же. — Мегуми, мой Мегуми, — прошептала она, — что это значит? — Ты завтра улетаешь в Киото? — Если ты захочешь, я останусь. — Нет, я сам полечу с тобой.