Дорогой друг

Воскресенье Аккерман бессовестно провалялся в кровати: прятал больную голову под подушкой и бормотал отборные ругательства, одну за другой растворяя шипучие таблетки в стакане. К вечеру мозги встали на место, и он осознал уровень собственного кретинизма. Леви покрутил в здоровой руке телефон: Микаса продолжала хранить тактичное молчание, и он ее понимал. Друг из него вышел, что надо — взял и смылся, оставив болеть в одиночестве. Вот только иначе поступить не мог: чувствовал, что выдержать выходные в светлой и уютной квартирке ему не по силам. Микаса тоже должно быть что-то ощутила и решила дать ему возможность разобраться — с чем бы то ни было. У нее дружить выходило явно лучше. В понедельник Леви перешел на новую паршивую стадию — банально злился: маялся и скрипел зубами, стараясь не срываться на подчиненных. Оньянкопон, научившийся безошибочно улавливать настроение шефа, молча взял на себя летучку, оставив хмурого Аккермана наедине с планом поездки и ворохом скопившихся за выходные отчетов. Леви преисполнился благодарности и грешным делом даже подумал позвать заместителя к Нойману. Как-нибудь потом. Поторговавшись с самим собой за обедом, все-таки открыл мессенджер: Микаса не виновата в его проблемах, к слову, совершенно нелогичных и по всем признакам надуманных. Я, 13:34 «Как самочувствие?» Она ответила быстро, и Аккерман невольно улыбнулся, представляя, как спокойно и быстро стучат по экрану длинные пальцы с неброским маникюром. Микаса, 13:39 «Здорова. Вторник?» Я, 13:40 «Рад. Вторник» Леви отложил телефон, дожевал свой салат и вернулся к бумажкам — день стремительно становился лучше, и даже мелкий дождик, накрывший мир серостью, уже не раздражал. Ко вторнику настроение выправилось до приемлемого: странное воскресное утро теперь казалось самым обычным, и Аккерман никак не мог взять в толк, что именно спровоцировало его на совершенно дурацкие мысли и крайне некрасивый поступок. К счастью, за обедом Микаса и словом не обмолвилась о выходных. — Помнишь, я рассказывала о двух детях, которых мы забрали у отца-алкоголика? Мы нашли для них хорошую семью, — она довольно жмурилась, наслаждаясь ароматом облепихового чая: Нойман настоял, чтобы налегала на витамины. — Сегодня утром узнала. К концу недели повезу их в новый дом! — Отличные новости, — Леви не смог отказать ей в скупой улыбке. — Ребята заслужили. — Всем нужна семья, — Микаса дернула на себя салфетку и закрутила привычной трубочкой. — Дети не должны оставаться одни. И точно не должны быть несчастны. — Не должны, — кивнул Аккерман. В памяти возникли совсем неуместные картины из прошлого: барак на окраине злачного района, вонь дешевого табака, слишком громкий смех за тонкой стенкой, неизменно переходящий в бесцветные стоны. Он непроизвольно дернул головой и переключился на тонкие длинные пальцы, вертящие бумажку. — Ты молодец. — Это командная работа, — Микаса подлила ему чай и откинулась на спинку кресла. Сегодня на ней был восхитительный темно-красный свитер: совсем простой, но настолько изящный, что глаз не оторвать. — Когда уезжаешь? Леви вздохнул: говорить о командировке во время такого отличного ланча совсем не хотелось, но оттягивать было бессмысленно. — Скоро, — он выудил ключ от квартиры Конни. — Шерстяной на тебе, извини. — Брось. Ты и так меня выручил, — замахала руками она. — Но вообще с этим пора что-то делать. — Согласен. Физиономия Спрингера просит сапога, а этот самодовольный комок — тапка. Прямо по наглой морде. — Самодовольный комок откликается на Саймона, пусть и неохотно. Но вообще у меня появилась идея получше, — подмигнула Микаса. — Угадай кто поселится через два квартала от Конни в конце недели? — Неужели твои ребята? — Именно. Майя и Петер будут забегать после школы и кормить кота, а Конни платить им символическое вознаграждение. Для него мелочь, для них — настоящие карманные. Что думаешь? — Да ты стратег, — Аккерман театрально похлопал в ладоши. — Здорово придумала. — Так когда ты уезжаешь? — Микаса неожиданно нахмурилась. — Уже решил, как будешь добираться? — Нет, не решил, ведь мне двенадцать лет, — прищурился Леви. — У нас три десятка филиалов, это не первая моя командировка. Рейс в пять утра в четверг. — Я тебя провожу. — Исключено. — Провожу, не спорь, — она подалась вперед и стащила еще одну салфетку, моментально превращая бумагу в гору заломов. — Отвезу в аэропорт. Не обсуждается. — Как знал, что не надо говорить, — Аккерман спрятал лицо в ладонях. — Я уже и забыл, какая ты упертая. — Считай, что тебе напомнили. В половину третьего я заеду, — Микаса одарила его торжествующей улыбкой победителя, но быстро посерьезнела, поняв, что ходит по грани. — Прости. Молчу. Одним из многочисленных достоинств Микасы была пунктуальность: ровно в половину третьего она отправила сообщение с парковки. Леви ухмыльнулся и, подхватив чемодан с тростью, щелкнул выключателем. По пустой квартире и консьержу с залаченной шевелюрой скучать он точно не будет, а вот по другим, более приятным вещам и людям… Микаса стояла, облокотившись на капот, и что-то увлеченно печатала в телефоне. — Ну и? — Аккерман погрузил чемодан в багажник и оглядел ее с головы до ног: сна ни в одном глазу, несмотря на ранее пробуждение. — В чем твой секрет? — Ты о чем? — Микаса спрятала гаджет в карман классического серого пальто и обошла гибрид. — О неподдающейся логике бодрости, — усмехнулся он, пристегнувшись на пассажирском. — О, это совсем несложно, — Микаса включила зажигание и выкрутила руль. — Я просто не ложилась. Аккерман только покачал головой: весь оставшийся день она будет неизбежно клевать носом. Из-за него. Нужно было все-таки отстоять свое право на самостоятельную поездку. Вот только отказывать Микасе совсем не хотелось. И спорить с ней тоже не улыбалось: словно вступив в реальную перепалку, он разрушит нечто крайне ценное и не менее хрупкое. Даже мысли о том, что завтра все вернется к началу сентября, когда не было уютных обедов, теплых ужинов, бурбона и шашек, вызывали неприятный зуд под кожей. Леви дернул головой, переключаясь на мрачный пейзаж за окном. Этот ноябрь выдался особенно поганым — ночные заморозки, слякоть, дожди и ни единого солнечного дня. Темные улицы с одинокими пятнами фонарей довершали унылую картину, но альтернативы у Аккермана не было — отвлекать Микасу от дороги он не собирался. — Ты надолго? — сворачивая на шоссе, она неожиданно нарушила молчание. — Как пойдет, — состроил кислую мину Леви. — Если по плану, то вернусь через неделю. — Ни за что не поверю, что у Леви Аккермана что-то может пойти не по плану, — улыбнулась Микаса. — К тому же, я не выдержу больше одной недели без обедов «У Ноймана». — Так обедай, — он покосился на Микасу: ее лицо выглядело спокойно, если не безмятежно, но глаза казались действительно печальными. — Уверяю, Гарет и без меня продолжит открываться по утрам. — Это не то, — помотала головой Микаса. — У Гарета замечательно, но без тебя я не хочу. Леви хотел было заявить, что она несет отборную чушь, но язык не повернулся. И он снова отвернулся к окну: рассветом и не пахло. В отражении на него пялился хмурый, сонный и совершенно растерянный мужик. Микаса занимала в его жизни не последнее место, что тогда, что сейчас, но Аккерман не думал, что и сам может иметь значение. А теперь выходило вот что. Вопреки манерам и здравому смыслу подмывало спросить, где в таком случае она пропадала — ведь жила же, очевидно как-то справляясь и без его компании. — Я преступно много упустила за эти годы, — прошептала Микаса, останавливаясь на светофоре. — Но больше такой ошибки не совершу. Аккерман отказался поворачивать голову, думая, как она умудрилась прочитать его мысли и дать такой ответ, что не придерешься. — Понял, — кивнул он, провожая взглядом редкие машины. — Значит, Орвуд? Я слышала, у них самый большой ледовый стадион в стране, — Микаса переключила разговор, как рычаг передач. — Должно быть, он действительно огромный. — Мой отель недалеко от какой-то хоккейной коробки, — проворчал Аккерман, вспоминая карту. — Если буду рядом, гляну. — А фото сделаешь? — Микаса подмигнула через зеркало заднего вида. — Обязательно, — закатил глаза Леви и поднял ладонь, изображая туристов, прилаживающих свои конечности ко всем достопримечательностям для «оригинальных» кадров. — Вот так. И видео запишу. — Смеешься, а мне действительно интересно, — поджала губы она. — Интересно ей, как же, — пробормотал Леви, с удивлением замечая дорожный указатель аэропорта: ехали всего ничего, а уже на месте. Покидать теплый салон и перебираться в самолет не хотелось — его всегда усаживали рядом с крикливыми бабенками или болтливыми брокерами. — До встречи? — Микаса не стала выходить из машины — только взглянула из-под ресниц и улыбнулась. — До встречи, — бросил он и вышел в осеннюю прохладу. — Не кисни. — Есть, — она шутливо отсалютовала и открыла багажник. Колесики небольшого чемодана шуршали, трость ритмично постукивала по гладкой плитке, сонные пассажиры негромко переговаривались, грея руки о дымящиеся бумажные стаканчики. Аккерман без проблем прошел регистрацию, взглянул на часы и, недолго думая, отправился за кофе. В голове мелькнула запоздалая мысль, что они могли провести оставшиеся в запасе полчаса вместе. Пить крепкий эспрессо и провожать глазами самолеты. Микаса всегда любила небо: пока другие, давя рвотные позывы, тряслись в десантной кабине, спокойно смотрела перед собой. Она была подобна птице: двигалась в воздухе так естественно, словно не падала с двух тысяч, а действительно летела. Леви невольно улыбнулся: в те моменты думал только о выполнении задачи, рассчитывал варианты, следил за рядовыми. Высоких мыслей не было в помине, но теперь, вспоминая любой из прыжков, понимал — если свобода и существовала, то именно тогда. Аккерман успел допить кофе за пару минут до объявления рейса. По другую сторону огромного окна заходил на посадку небольшой бизнес-джет. В памяти всплыл один из разговоров с Нойманом: приятель Гарета зарабатывал, поднимая парашютистов. По дороге к гейту Леви достал телефон и забил в календарь напоминалку — надо будет выяснить у Ноймана, работает ли еще этот, кажется, Томас, и если да, то взять номер. Вопреки ожиданиям, соседом Аккермана оказался спокойный банкир: еще до взлета, упакованный в дорогой серый костюм усач надел маску и мирно проспал все четыре часа. Себе Леви позволить такой роскоши не мог: до обеда нужно провести две встречи, а после — приступить к проверке здания. Времена, когда хватало пары часов на отдых, давно прошли, теперь короткая дрема сулила лишь мигрень и дурное настроение. Впрочем, первый день в Орвуде доставил ему столько головной боли, что сон в самолете не сыграл бы большой роли. К вечеру Аккерман так скрипел зубами, что те, казалось, вот-вот сотрутся в пыль. Камеры видеонаблюдения были поставлены так, словно их налепили дети, а половина личных дел на поверку оказалась куцыми резюме. В номер Леви завалился ближе к полуночи — уставший, потный и злой. Идеально выстроенный план сыпался, как карточный домик, а такого не случалось очень давно. Леви глубоко вдохнул, потер переносицу и пошаркал в ванную: решить проблемы системы безопасности и кадров сейчас он все равно не сможет, а вот смыть тяжелый день — запросто. Лет сто назад, когда Аккерман был еще совсем зеленым, Смит сказал, что человек в принципе не способен решить все и сразу, и это нормально: «Найди то, что можешь сделать сейчас, и сделай. Потом найди что-то еще, и сделай это тоже. Все становится очень простым, если не усложнять». — Легко тебе говорить, — стоя под теплыми каплями воды, пробормотал Леви. — С твоими мозгами что угодно покажется простым, да? Аккерман заказал ужин в номер и выудил из портфеля папки с личными делами: спать расхотелось, и он погрузился в чтение, делая пометки на полях. Разобрать файлы он точно сможет. А потом начертит новую схему размещения камер — это ему тоже по силам. За беготней и недовольным покачиванием головой на встречах пролетела и половина пятницы — Леви опомнился только к обеду, и лишь потому, что шеф местной полиции, в обществе которого он проводил утро, ненавязчиво намекнул на перерыв. Аккерман поборол желание закатить глаза и вежливо пригласил копа в хороший ресторан. За ланчем выяснилось, что полицейский на редкость толковый малый — хоть сейчас назначай собеседование. — Мы подключим вас к ближайшему участку, вот этому, — попивая кофе, Марис указал на бумажную карту. — Время реагирования будет составлять максимум шесть минут. В центре спокойно, вы выбрали отличное место. Но в дни игр бывает шумно, а большая часть патрулей работает в западной части, так что усиливайте охрану. — Игр? — нахмурился Леви. — Мы традиционно принимаем все крупные хоккейные матчи. В нашем городе… — Самый большой ледовый стадион, — закончил Аккерман. — Принято. Спасибо. — Мы хоккейный город, — широко улыбнулся Марис, явно обрадованный возможности похвастаться. — У нас лучший клуб. Почти все местные в детстве гоняли шайбу, и любительских команд много. Вы играете? — У меня неподходящая клюшка, — Леви кивнул на трость. — Простите, не подумал, — полицейский тут же посерьезнел. — Все в порядке, — отмахнулся Аккерман. — Значит, во время хоккея мы усиливаем защиту. А как у вас с праздниками? До Рождества мы не откроемся, но я хочу понимать ситуацию заранее… Вторая половина оставалась свободной от деловых встреч: тратить вечер пятницы не хотел никто, и Леви неожиданно осознал, что заняться ему совершенно нечем. Вспомнив разговор с Марисом, забил в навигаторе ледовую арену и неспешно двинулся по узким улочкам. Осеннее небо стремительно темнело, и вскоре Орвуд засиял сотнями фонарей. Ветер гасился о фасады, и вечер даже можно было назвать теплым. Неспешным шагом Аккерман добрался до места меньше чем за час. Ледовый стадион и правда оказался огромным — чтобы окинуть его взглядом даже издалека, приходилось вертеть головой. Игры сегодня явно не было, но здание все равно освещалось мощными прожекторами и переливалось огнями подсветки. Недолго думая, Леви достал телефон и сделал снимок. Получилось так себе, но изгаляться он не собирался: на открытой местности ветер гулял вовсю. Поежившись, вызвал такси — программа знакомства с достопримечательностями выполнена. Уже в отеле, разобравшись с остатками личных дел и проверив список задач на субботу, Аккерман неосознанно открыл галерею. Стадион действительно выглядел впечатляюще. Почесав колючую щеку, Леви отправил фото Микасе. Микаса, 22:43 «Как красиво!» Я, 22:44 «Сносно» Аккерман пожевал губами и добавил: Я, 22:44 «Они здесь все помешаны на хоккее» Микаса, 22:45 «Это же Орвуд! Мне, кстати, тоже нравится хоккей» Я, 22:46 «Приезжай. Тебе точно будут рады» Микаса, 22:46 «Собираю чемодан» Леви усмехнулся, представив Микасу на улочках старого города: в своем классическом сером пальто она бы невероятно органично смотрелась у маленьких пабов и магазинчиков. Я, 22:50 «За кого болеешь?» Микаса, 22:51 «За «Гигантов». Второй сезон подряд первые» Микаса, 22:52 «Могу позвонить?» Аккерман долго сверлил взглядом экран телефона: они никогда не разговаривали. Переговоры по рациям в далеком прошлом не в счет. Поднявшись, он прошел к большому панорамному окну: с высоты Орвуд казался скоплением огней — красиво. Словно там, внизу, не суетились припозднившиеся работяги, не шатались пятничные выпивохи, не мигали маячками врачи и пожарные. Если не думать о сотнях людей двадцатью этажами ниже, словно и не было никакой жизни, одно электрическое волшебство. Микаса живет на четвертом — может рассмотреть лицо любого прохожего или номер машины. Микаса чертовски далеко. Леви потер переносицу и быстро набрал ответ, чтобы точно не передумать. Я, 23:02 «Конечно» Спустя пару минут раздался звонок. Аккерман глубоко вдохнул, прокашлялся и провел пальцем по экрану. — Ну привет. — Здравствуй, — мягкий голос Микасы не могли испортить даже радиоволны. — Как прошел твой день? — Сойдет, — Леви неосознанно покосился на гору документов. — Дисциплина хромает, но бывало и хуже. Как у тебя? Перевезла ребят? — Ты запомнил! — она наверняка улыбнулась. — Да, все прошло отлично. Им очень понравились и район, и дом, и их комнаты. Они пока… зажаты, но детский разум гибок, уверена, они быстро придут в норму. А ты как, осваиваешься? — Сплюнь, — поморщился Аккерман, вспомнив, что ему придется наслаждаться обществом хоккеистов минимум до среды. — Прости, не удержалась. Но я все-таки уверена, что в Орвуде не так уж и плохо. Пару раз я даже думала съездить на игру. Должно быть, у них очень здорово в это время. — Кому как. Мне уже посоветовали подстраиваться под их календарь и усиливать охрану, — проворчал Леви. — Учитывая, что все местные, ребята будут в восторге. — Никому не хочется работать, когда любимая команда играет в родном городе, — резонно заметила Микаса. — Придется премировать. — Перебьются, — буркнул он. Микаса рассмеялась: так легко и непринужденно, что Леви не удержался и подхватил, представив, как охранники вытягивают спички и спорят, чья очередь жертвовать хоккейным вечером ради работы. Они проболтали до полуночи — обсуждали какую-то чушь, шутили и придумывали изощренные рождественские подарки для Спрингера. Аккерман взглянул на часы, когда из трубки начали слышаться плохо скрываемые зевки — завтра суббота, но график у Микасы все-таки ненормированный. — Все, отбой, — Леви мысленно отругал себя за невнимательность. — Спи. — Так точно, — выдохнула она. — Доброй ночи, Леви. — Доброй, Микаса. Все выходные Аккерман провел за бумагами: читал отчеты Оньянкопона из главного офиса и бубнил под нос незлые тихие слова, а еще с завидной регулярностью косился на экран смартфона. С пятничного разговора они с Микасой не общались, и раньше это его совсем бы не удивило — три года справлялся вполне успешно. Вот только теперь, распробовав, уже не мог представить день без коротких, ни к чему не обязывающих сообщений. С прежней Микасой было просто спокойно — сказывались схожие характеры и подход к делу. Новая Микаса была иной — могла позволить себе пошутить, а пару раз, разогревшись бурбоном из лучших запасов Ноймана, даже набралась наглости подколоть бывшего капитана. Наблюдать за такой Микасой было удивительно и волнительно. В поле или казарме он всегда знал, чего от нее ожидать, но сейчас словно проверял новую локацию: внимательно осматривался, ступал бесшумно и держал палец на курке. Ощущения будоражили, и ему чертовски хотелось продлить эту разведмиссию, хотя в глубине души отчетливо осознавал — впереди не ждет ничего хорошего. Привыкнуть к Орвуду, пусть и со скрипом, все же вышло: щербато улыбающиеся с рекламных щитов хоккеисты уже не раздражали, а постоянные упоминания самой сильной команды в стране слились фоновым шумом. Леви и сам не заметил, как успокоился. И это пошло на пользу — дело спорилось, камеры ставились, штат комплектовался. В среду, наблюдая со своего двадцатого этажа за засыпающим городом, Аккерман выдохнул: командировку можно смело считать успешной. Совсем скоро он будет смаковать бурбон в компании Ноймана и Микасы. Утром она попыталась выведать, во сколько именно он прилетает, чтобы встретить, но называть номер рейса Аккерман наотрез отказался — не маленький, в конце концов. А еще не глупый: представив Микасу, ждущую его в аэропорту, Леви вновь испытал странную смесь чувств. Представил, как она улыбается, едва заметно, неуловимо, но эта спокойная мягкая улыбка способна осветить полмира. Представил, как она склоняет голову на бок, оценивая помятого после самолета бывшего капитана, ровно и уверенно держит руль, бросая короткие взгляды через зеркало заднего вида. Он контуженый, а не безмозглый, и способен понять, что такую дружескую встречу не вывезет. С Микасой было слишком хорошо, и он, сам того не заметив, подпустил ее слишком близко. И привык. Тоже слишком. Телефон в руке вибрировал, огни Орвуда расплывались перед глазами, а сердце билось быстрее обычного. Пара дней, и они будут пить у Ноймана — он справится. Другого выхода нет. Аккерман потряс головой и потер переносицу, задвигая лишние мысли и эмоции подальше, в такой темный угол, чтобы даже улыбка Микасы не дотянулась. Вдохнув поглубже, Леви смахнул блокировку и усмехнулся — ну конечно. Микаса, 23:05 «Доброй ночи. До завтра» Я, 23:05 «Завтра четверг. Мы встречаемся по вторникам и пятницам, забыла?» Микаса, 23:06 «Ты мне задолжал, разве нет?» Я, 23:07 «Буду уставший и злой. Оно тебе надо?» Микаса, 23:07 «Необходимо» Я, 23:07 «Все в порядке?» Микаса, 23:07 «Да» Это «да» Аккерману совершенно не понравилась. В голове начали роиться недобрые мысли. Перебирая все причины — от пустячных до серьезных, он даже не заметил, как ткнул в кнопку вызова. Опомниться удалось, когда из трубки уже послышались длинные гудки. Леви было потянулся к «сбросу», но Микаса его опередила. — Прости. Не нужно было так писать. Ты, наверное, решил, что что-то случилось? — Решил, — вздохнул Аккерман, мысленно кляня себя за совершенно несвойственную импульсивность. — Что у тебя? — Сложный случай на работе… — немного помолчав, тихо ответила она. — Молодая женщина может умереть. Я знаю, что люди бывают хуже зверей, но каждый раз удивляюсь. — Это хорошо, — Леви посмотрел на свое отражение в стекле. На миг показалось, что напротив стоит не угрюмый мужик с мутным глазом, а тощий пацан в линялой безразмерной футболке — оба глаза целы, но сквозят пустотой. Этот щенок прекрасно понимал, о чем говорит Микаса. — Это хорошо. Как только человеческая жестокость перестанет тебя удивлять, пиши пропало. — Думаешь? — прошептала она. — Уверен. Погрусти немного, а потом реши, как именно можешь помочь. И помоги. — Да… Ты прав, — голос Микасы потеплел. — Как всегда прав. Спасибо. — Пустяк, — Аккерман поморщился и почесал затылок, резко почувствовав себя незаслуженно награжденным. — Нет, это не пустяк. Ты позвонил. И выслушал. — Микаса сглотнула на другом конце повода. — Извини, что вывалила все это на тебя. Еще и перед сном. Спасибо… — Все в порядке. Зачем еще нужны друзья, да? — слова отдались на языке сладковатой горечью, а пальцы вновь потянулись к переносице: Леви официально попрощался с надеждой избежать мигрени. — А теперь отбой. — Доброй ночи, Леви. — Доброй… Аккерман растворил в воде шипучку, залпом опрокинул стакан и рухнул в кровать. Через пять часов он должен стоять у здания аэропорта. Пять часов без сна наедине с головной болью и тошнотой. — Доброй, — прошептал он, прикрывая глаза. — Доброй ночи, Микаса. Дома было странно: пусто сильнее обычного. Гулко: скажешь слово, и кажется, что разнесется эхо. Аккерман списал странные ощущения на бессонную ночь и тяжелый перелет — голова раскалывалась, нога заплеталась, отказываясь выполнять базовую функцию, а поврежденный глаз — видеть. Леви покрепче сжал трость и поковылял в ванную — смывать тяжелый день и приходить в себя. Время как всегда играло против. Микаса ждала за барной стойкой: цедила янтарный бурбон и негромко переговаривалась с Нойманом. Гарет расставлял чистые бокалы и недовольно покачивал головой. До острого слуха Леви донесся обрывок: «Обычно я против смертной казни, но не сегодня». — Нойман, Микаса, — Леви кивнул и пригубил услужливо протянутый рокс. — Кого казним? — Никого, — вздохнула Микаса и добавила чуть тише: — К сожалению… — Что у тебя? — Неважно, — отмахнулась она, натягивая фирменную мягкую улыбку. — Рабочие моменты, которые не испортят этот вечер. Расскажи о своей поездке. Мы с мистером Нойманом поспорили, скольким хоккеистам Орвуда ты выбил оставшиеся зубы. Гарет поставил минимум на троих, я же склонна считать, что ты с достоинством выдержал их общество и умудрился никого не покалечить. — На что спорили? — Аккерман ухмыльнулся, заметив лукавый взгляд Ноймана из-за стойки: Микаса определенно понравилась отставному полковнику. Но это было не удивительно — она бы кому угодно понравилась. — Я выиграю в любом случае, не печалься, мой друг, — подмигнул Гарет. — Так что? Орвудцы живы? — Живы, — буркнул Леви. — Но лишь чудом. — Ура! — Микаса отсалютовала Нойману бокалом и поднялась со стула. — Вы продули, сэр. — И ничуть не огорчен, — рассмеялся Гарет. — С удовольствием посмотрю, как ты будешь хвастаться своему капитану выигрышем. Леви действительно устал после перелета — в другой день заметил бы очевидный подвох еще с порога, но сегодня откровенно сплоховал. Долгая дорога, пустая квартира и Микаса с восхитительными пышными локонами, в узких синих джинсах и тонкой серой водолазке ослабили бдительность. — Что у тебя? — устроившись за любимым столиком в углу, проворчал Аккерман. — Выкладывай, я же вижу, что-то задумала. — Утром я говорила с Конни, — она опустила глаза и повертела в пальцах салфетку. — Приезжает Браун. Хочет собраться, говорит, у него важные новости. Для всех. Раньше я бы не пошла… Но теперь… Решила согласиться. И попросила Ноймана закрыть ресторан на один вечер, чтобы были только мы. А он предложил пари. — Нойман не дурак, — Леви покосился на барную стойку, за которой Гарет продолжал невозмутимо протирать бокалы, беззвучно насвистывая какой-то старый марш. — Он уже наверняка прикинул, какой счет набежит у нашего отряда. Если ты не заметила, аншлагами по вечерам здесь и не пахнет. — Думаю, именно к этому Гарет и стремился. Так что, ты согласен? Я понимаю, это твое место… И последнее слово за тобой. — Микаса, это не мое место. Это наше место, — вздохнул Аккерман, подзывая Карла — его бокал опустел и срочно требовалась добавка. — Хочешь встретиться с остальными здесь, значит, встретимся здесь. — Наше, — прошептала она и вновь засветилась. — Как чудесно звучит. У меня раньше никогда не было такого… Особенного места. — Ну а теперь есть, смирись, — буркнул Леви, открывая сумку. — Кстати. Вот. Держи. Гостинец из чертового Орвуда. Он и сам не знал, почему решил потратить вечер перед отлетом на дурацкую поездку к ледовому стадиону. Но руки сами забили адрес в приложении, а ноги отнесли к выходу из отеля. В первый раз, снимая арену для Микасы, он не захотел подходить ближе, а теперь решительно толкнул массивные входные двери. И добрых полчаса бродил по залу славы, считая блестящие кубки, разглядывая фотографии — от старых черно-белых до новых, больших и ярких. Сколько себя помнил, всегда был равнодушен к спорту, искренне считая бесполезной тратой времени эти соревнования и олимпиады. Аккерман банально не видел смысла в матчах, забегах и заплывах, полагая, что было бы куда эффективнее послать каких-нибудь футболистов на настоящее поле — выращивать какую-нибудь картошку. Медали и кубки… За что? За то, что толпа великовозрастных детей быстро бегает и метко бросает мячи или шайбы на потеху толпе? Глупость, да и только. Ворча себе под нос, Леви незаметно дошел до сувенирной лавки: полусонный продавец мигом оживился и с энтузиазмом начал втюхивать все, что было на витринах — от безвкусных кружек до блестящих клюшек. — Дайте мне… — Аккерман поморщился, мысленно проклиная себя за несвойственную спонтанность, и ткнул торговцу за спину. — Толстовку с этими вашими«Гигантами»… И сейчас, тоже морщась, протягивал Микасе бело-голубой сверток. — Поверить не могу! — у нее тут же заблестели глаза и даже задрожали руки. — «Крылья свободы»! Леви! Это восхитительно! Не стоило… Потрясающе! Спасибо! Наблюдая за тем, как Микаса бережно касается эмблемы любимой хоккейной команды, не переставая улыбаться, Аккерман подумал, что поездка в Ледовый дворец прошла не зря, да и вся командировка, пожалуй, тоже. — Прости, но я должна примерить ее прямо сейчас, — Микаса серьезно посмотрела на него через стол и тут же вскочила, прижав к груди толстовку. — Я скоро вернусь. Леви только проводил ее взглядом: ради такой картины — сияющих серых глаз и этой счастливой улыбки — был готов летать в клятый Орвуд хоть каждую неделю и постепенно скупать всю сувенирную лавку в самом большом Ледовом дворце страны. — А что ты привез мне? — вместо Карла к столику незаметно подкрался сам Нойман — ловко расставил выпивку и хлопнул Аккермана по плечу. — Хорошие новости, — буркнул он. — Оплачу закрытие ресторана и счет пьянки, которая здесь состоится в ближайшие дни. — Добавлю пару нулей, — хохотнул Гарет. Леви было не до смеха: перед глазами еще стоял образ Микасы, нежно проводящей тонкими пальцами по «Крыльям свободы». — Есть проблема посерьезнее, — Аккерман осушил рокс и кисло посмотрел на приятеля. — Кажется я вляпался, Нойман. Гарет только тяжело вздохнул и обновил бурбон.

***

Браун спустился на землю к концу ноября — вместе с мелким колючим снегом и ночными морозами. Леви, пришедший в бар первым, не без удивления отметил, что лейтенант стал еще шире в плечах и совершенно точно счастливее в лице. Если раньше Браун выглядел неизменно усталым и излишне суровым, то теперь едва ли не светился. Аккерман вспомнил их далекую мартовскую посиделку с пиццей и тряпками и скупое «Я встретил девушку, на которой хочу жениться», выданное после пяти банок пива. — Капитан, — Райнер широко улыбнулся и огляделся в пустом ресторанчике. — Отличное место, не думал, что в центре может быть так тихо. — Нам сделали одолжение и закрыли заведение на вечер, — Аккерман кивнул в сторону владельца. — Знакомься, Гарет Нойман. — Рад встрече, сэр, — то ли у Ноймана на лбу было написано все военное прошлое, то ли армейские действительно чувствовали товарищей, но Браун моментально понял, что за человек правит баром. — Благодарю за услугу. Позвольте мне открыть счет. — В этом нет необходимости, — Гарет протянул единственную руку и сердечно пожал массивную лапу Райнера. — Ваш щедрый благодетель уже обо всем позаботился. — Капитан! — лейтенант даже присвистнул. — Вот уж не думал! — У нас есть повод, почему бы не отметить. — Леви пожал плечами. — Только дождись всех, чтобы объявить как следует. — И ничего-то от вас не скроется! — Райнер принял кружку темного пенного и осушил в два глотка — Спасибо! От души! — На самом деле, это подкуп, — прищурился Аккерман. — Не тащи меня на мальчишник и не заставляй толкать речь на банкете. Браун тут же скис, но все же кивнул, принимая позицию капитана. — Но вы хотя бы придете? — Приду, — Леви только закатил глаза. — И даже куплю какой-нибудь дорогой подарок из списка. Главное, никаких тостов. — А Микаса будет? — Райнер еще раз огляделся, убеждаясь, что они пока одни. — За все время виделись только пару раз, да и то мельком… — Микаса и выбрала это место, — Аккерман с ужасом понял, что губы сами собой складываются в скупую улыбку. — Скоро будет, по пятницам у нее обычно много работы. Если Браун и хотел прокомментировать такую осведомленность, то сдержался, предпочтя многозначительно ухмыльнуться. А уже через пятнадцать минут у Ноймана стало шумно: Спрингер и Кирштайн пришли вместе, выяснили, что вечер уже оплачен, и устроили полноценный хаос, решив перепробовать весь алкоголь из обширных запасов Гарета. Микаса, появившаяся в ресторане к концу часа, едва не упала под натиском успевшего нализаться Конни, и только укоризненно покачала головой. Гарет и Николо превзошли себя, готовясь к приему отставных солдат — большой стол ломился от дичи, горячих и холодных закусок, овощей и спелых фруктов. Аккерман с наслаждением расправлялся с перепелками, вполуха слушая шутливые перебранки и нехитрые тосты «за встречу», а сидящая напротив Микаса тихо смеялась, охотно чокалась и выглядела совершенно восхитительно в новой бело-голубой толстовке. — Друзья, — красный Райнер с шумом встал и поднял рюмку. — Спасибо, что согласились прийти. Должен признаться, что собрал вас не просто так. Хочу, чтобы вы узнали одними из первых… — У-у-у! Сейчас Браун раскроет страшную тайну! — театральным шепотом перебил Жан. — Ну, давай! Удиви нас! Расскажи скорее, что женишься! — Как вы догадались? — расстроенный Райнер осел и покачал головой. — Я же никому не говорил! — Как ее зовут? — Микаса пришла на выручку первой. — И как вы познакомились? — Ее зовут Криста, — в голосе лейтенанта запела такая нежность, какую совсем не ждешь от огромного сурового мужика. — Познакомились на работе. Она стюардесса. Она как… божество. — Вот это да! — заулюлюкал Спрингер, но, получив от Аккермана ощутимый толчок под столом, тут же успокоился. — Дату назначили? — Да. Церемония тридцатого марта. Официальные приглашения вы получите после Рождества, отмечать будем в загородном клубе… Браун говорил что-то еще, но Леви уже не слышал: со смесью беспокойства и тоски смотрел, как побледневшая Микаса крутит в пальцах салфетку — вяжет узелок, распускает, рвет, достает еще и принимается заново. Аккерман прекрасно помнил личные дела своих солдат, и дату, названную Райнером, тоже помнил. Скорее всего, Браун выбирал число и месяц вместе с невестой, а определившись, даже не подумал проверить для подстраховки. Это понимала и Микаса, дежурно улыбнувшаяся на какой-то вопрос Кирштайна. Вот только легче не стало. Через бесконечно долгие пятнадцать минут она тактично извинилась и встала из-за стола. Обняла счастливого жениха и, скомканно попрощавшись с товарищами, была такова. На Аккермана она даже не взглянула. — Видите, капитан? — полушепотом спросил Спрингер, когда входная дверь закрылась. — Вижу, — нахмурился Леви. С того вечера, когда он признался себе в отнюдь не дружеских чувствах к Микасе, прошло достаточно времени. И этого хватило, чтобы отодвинуть лишние эмоции подальше. Как влип, так и выплывет, думал он, и погружался в работу так, что под вечер мог осилить только душ. И вот сейчас чертов Спрингер, сам того не зная, ковырял перочинным едва зажившую рану. — Простите, что обманул вас тогда, просто я уже… не представлял, что делать. Она так мастерски спрятала всех своих демонов в шкафу, что и не подкопаешься… — Конни опрокинул рюмку и поморщился. — Решил, что только на вас надежда и осталась. — Зря, — Аккерман покосился на Райнера и Жана, сердечно обнимающихся у стойки. — Шутите? — Спрингер потянулся за бутылкой, но передумал. — Всего за три месяца вы вытащили ее на общую встречу. И не просто вытащили! Ставлю руку, что пару раз она улыбнулась вполне искренне. Знаете, когда умерла… — Конни запнулся, нервно сглотнул, но все же продолжил: — Когда Саши не стало, а потом еще случился тот ад, я два месяца провел у мамы. Два месяца не выходил из своей старой комнаты. Просто лежал и смотрел в потолок. У меня там эти дурацкие детские обои, знаете, со звездным небом. Лежал и считал звезды. Каждый день, пока цифра не стала одинаковой. Думал, с ума сойду, честное слово. А потом понял… Она бы этого не хотела. Она хотела, чтобы я жил. Как все. Мне понадобилось два месяца и восемьсот пятьдесят четыре звезды… Микасе тоже это нужно — найти свой потолок. Просто я не могу ей помочь. А вы — можете. — Сомневаюсь, — сжал челюсть Леви. — Меня там не было, капитан, — Конни налил себе виски и выпил залпом. — Я не знаю, что именно произошло. Но вы там были. Вы пережили это вместе. Если кто и сможет ее спасти, то только вы. Простите, что поставил в такое положение, в конце концов, у вас своя жизнь, и вы не обязаны… Спрингер посмотрел на Кирштайна, ревущего в широкое плечо Брауна. Лейтенант тоже утирал крокодильи слезы и бурчал что-то про любовь, товарищество и уважение. — Я просто не выдержу, если с кем-то из наших случится беда. Хватит с нас, мы заслужили покой… — добавил Конни. Аккерман тяжело вздохнул и потянулся за часами — почти два. Они снова засиделись. — Я тебя понял, Спрингер, — кивнул Леви и вытащил телефон. — А теперь давай-ка ты начнешь мне диктовать адреса. Нойману, в отличие от нас, еще тут все приводить в порядок. Пора и честь знать. Конни тепло улыбнулся и без запинки назвал три улицы. Такси Аккерман вызывал трижды — разъезжаться Райнер и Жан категорически отказывались. Ближе к трем часам Леви пришлось включить офицерские манеры. Сработало безотказно. Микаса дала о себе знать на следующее утро — извинилась за сумбурное прощание и предложила встретиться. Леви почесал колючую щеку и решил, что настало самое время расширять пресловутую зону комфорта. Я, 9:43 «В музее Имир какая-то выставка» Микаса, 9:43 «Хочешь пойти на выставку?» Аккерман на выставку хотел меньше всего, но музей был единственной идеей, пришедшей в усталую после ночной попойки голову, и дать заднюю он не мог. Я, 9:44 «Да» Микаса, 9:44 «Принято. А мы сможем заехать в одно место? Ненадолго» Я, 9:45 «Конечно» Микаса, 9:45 «Отлично. В 15:00 буду у твоего дома, подходит?» Леви ответил согласием, допил кофе и направился в ванную — щетина никуда не годилась. Бесспорным плюсом спонтанного воскресного досуга оказалась возможность сменить опостылевший костюм-тройку на джинсы и свитер. Аккерман уже и не помнил, когда выбирался из дома не по делу… или не к Нойману. Ощущение показалось определенно приятным. Так, за нехитрыми сборами и вялыми попытками поработать над отчетами прошло утро. Микаса появилась на парковке минута в минуту — Леви специально вышел заранее и смог лично наблюдать образец безупречной пунктуальности. — И как тебе удается? — пристегиваясь, он покосился на часы. — Если бы приезжала раньше, я бы еще понял, но чтобы так точно. — Я десять минут стояла за углом, — совершенно серьезно ответила Микаса. — Вот и весь секрет. — Тогда надо было подняться, — вздохнул Леви. — Мы договорились на пятнадцать, — пожала плечами она, ловко вписываясь в поток машин. — Тем более, ты никогда не приглашал меня к себе. — Понял, — кивнул он, всматриваясь в неприветливое свинцовое небо: через два дня официально наступит зима, и мир ясно давал это понять. — Когда в следующий раз ты приедешь раньше, поднимайся. Мое место на подземной парковке 24А, номер квартиры тот же. Консьерж будет предупрежден. Запомнила? — Запомнила… — она неотрывно смотрела за дорогой, но Аккерман прекрасно видел, как потеплели ее глаза, а бледные щеки порозовели: ей было приятно. — Спасибо. — Было бы за что, — буркнул он, изо всех сил скрывая довольную улыбку. — Куда мы едем? — В больницу, — Микаса мигом потемнела. — Это быстро, тебе не обязательно идти со мной. К тому же картина… не из приятных. — Переживу, — вздохнул он, мысленно представляя, что именно предстоит увидеть в стерильных стенах гражданского госпиталя. За десять лет службы он вдоволь насмотрелся на боль и смерть — оторванные руки, выбитые глаза, выпущенные наружу кишки. Но то были солдаты — люди, знающие, на что идут, и почти всегда готовые к последствиям выбора. Пациентка центральной больницы Лорел Ботт, выходя замуж, к палате интенсивной терапии наверняка не готовилась. Аккерман по-честному попытался разглядеть в уродливом месиве черты женского лица, но не смог. Скулы и щеки были покрыты аккуратными белыми швами, как сеткой, перебитый нос смотрел в сторону, а закрытые глаза прятались под налитыми сине-желтыми пятнами. — Его задержали? — Аккерман скривился, заметив торчащий из-под одеяла гипс. — К сожалению, нет, — покачала головой Микаса, бегло читая медицинский отчет. — Я приехала слишком поздно. — Не слишком, если она жива, — вздохнул Леви. — Врачи не уверены, — Микаса протянула белую папку, заполненную каракулями. — Внутричерепное кровотечение, шесть сломанных ребер, пробитое легкое, ушиб печени, почек… проще сказать, какие органы остались целы. К тому же, у нее несколько серьезных хронических заболеваний. Аккерман не знал, что на это ответить и просто спрятался в бумажках, пока Микаса тихо переговаривалась с подошедшим медиком. — Как мальчик? — прошептала она, поправляя одеяло. — Не знаю, мисс Аккерман. Вам нужно уточнить у сотрудников детского отделения, — развел руками доктор. — Но я могу договориться, чтобы вас к нему пустили. — Это было бы замечательно, — слабо улыбнулась Микаса. — Сувенирная лавка… на первом этаже, я правильно помню? Следующие минуты Леви наблюдал, как она выбирает плюшевую игрушку, спокойно и уверенно нажимает кнопки в лифтах и пересекает широкие коридоры. Микаса определенно была частым посетителем в этой больнице, и от этого осознания на душе у Аккермана заскребли кошки: она пережила ад, чтобы… что? Найти себе другой? — У нас больше побед, чем поражений, поверь, — Микаса осторожно толкнула стеклянную дверь в детское крыло. — Так далеко не всегда. Леви предпочел промолчать. Семилетний Марко Ботт мирно спал. Правая сторона лица была покрыта синяками, левая — веснушками, и Аккерман старался смотреть только на них. Веснушки были нежными и легкими, словно кто-то бережно нарисовал каждое пятнышко солнечными лучами. Под пышным одеялом мальчишка казался совсем крошечным и до боли беззащитным. Леви невольно сглотнул, пока Микаса осторожно клала на подушку мишку с глазками-пуговками. — Это моя вина, — шмыгнула носом она. — Я должна была найти более безопасное место. Следить лучше. Уговорить переехать на другой конец страны… Отыскать правильные слова, но не смогла. Леви не придумал ничего лучше, чем протянуть руку и легонько сжать ее пальцы. — Ты не виновата, — прошептал Аккерман. Пальцы у Микасы были совсем ледяными, и он накрыл их второй рукой. — Виноват скот, который сделал это со своей семьей, поняла? — Я испортила тебе воскресенье… — она отвернулась от мальчика и посмотрела на Леви с такой тоской, что заныло под ребрами. — Прости. — Нет, не испортила. Но план меняется, — он сделал шаг назад и потянул ее за собой. — К черту музей. Микаса замерла на миг, но руку не выпустила. А потом позволила Леви довести себя до парковки и послушно включила зажигание. Она не задавала вопросов — только спокойно рулила, изредка сверяясь с навигатором. Идея, неожиданно пришедшая Леви в голову, была не самой удачной, но точно получше унылой выставки в центре. Не сводя глаз со столбов вдоль дороги, Аккерман считал смены, прикидывая, кто именно сегодня дежурит за неприметным забором в центре промышленного района. — Что это за место? — Микаса указала на массивный серый шлагбаум и темную будку контрольно-пропускного пункта, из которой вышел вооруженный до зубов человек в черном. — Скоро узнаешь, — бросил Аккерман и опустил стекло. — Мистер Аккерман, сэр, — охранник ничем не выдал натуральную панику, но в голосе отчетливо слышалась растерянность. — У нас внеплановая? — Вольно, Шуберт, — махнул рукой Леви. — Я в испытательную. — Мне понадобится удостоверение вашей… гостьи, — Шуберт едва уловимо выдохнул. О внеплановых проверках начальника служба безопасности говорила исключительно шепотом: истории неожиданных визитов пересказывались, как страшилки у костра. Леви Аккерман мог нагрянуть под утро во время пересменки и устроить локальный апокалипсис: сверял записи, пересчитывал боеприпасы, дергал ремешки амуниции и гонял по каждому из трех сотен пунктов внутреннего устава. Однажды шеф даже прикинулся бездомным: напялил обноски, вымазался в грязи и, заходясь надрывным кашлем, попросил у охранника воды. Сердобольный служащий плюнул на правила и пустил бродягу на пост погреться, а спустя пару минут уже сидел, скованный собственными наручниками, под дулом «Глока» и недовольным взглядом. Микаса покосилась на Леви и, получив в ответ спокойный кивок, протянула охраннику права. — Минутку, мисс… Аккерман… — Шуберт округлил глаза, но быстро взял себя в руки. — Я внесу вас в журнал регистрации. Посмотрите в мою нагрудную камеру, пожалуйста, она сделает снимок. Спустя пять минут гибрид Микасы уже шуршал по мелкой щебенке между одинаковыми серыми зданиями без окон. — Я точно выберусь отсюда живой? — паркуясь у бетонной коробки без видимых опознавательных знаков, она изобразила на лице испуг. — Не факт, — усмехнулся Леви и вылез наружу. — Все зависит от тебя. Приложив левую ладонь к неприметной панели, он достал телефон и подтвердил свое присутствие. — Твоя работа? — спросила Микаса, бросив короткий взгляд на иконку приложения. — Раньше они вводили код, — фыркнул Аккерман. — Четырехзначный. — Только не говори, что его меняли раз в неделю… — она картинно охнула и приложила пальцы к губам. Леви выразительно закатил глаза и толкнул тяжелую дверь: — Добро пожаловать. Они оказались на краю огромного крытого испытательного полигона — десятки узких коридоров, сотни опасных углов и мигающий свет. — Помимо прочего, мы конструируем и производим оружие, — Леви бросил трость на небольшой кожаный диванчик, снял трубку внутреннего телефона и набрал короткий номер: — Приветствую, Шульц. Это Аккерман. Запускай через пять минут. Благодарю. Повернувшись ко все еще растерянной Микасе, указал на длинные стойки с пистолетами и автоматами. — Выбирай, проверяй. Готовность пять. — Ты хочешь, чтобы я стреляла? — она помрачнела и прикусила губу. — Я… не уверена. — Я уверен. Шевелись, фору не дам. Аккерман быстро прошагал к стойкам, надел жилет и прищурился, прикидывая, сколько пушек ему понадобится на полноценный забег. Он уже тянулся к легкому удобному полуавтомату и мысленно пинал себя за необдуманный поступок, как пушку перехватили. Все еще бледная и мрачная, но совершенно точно собранная Микаса забрала оружие и, уверенным движением проверив обойму, перешла к другим образцам. — Тренировочные? — Естественно, — ухмыльнулся он. — Трупы здесь не нужны. Но если попадешь в меня, спасибо не скажу. — Поняла, — она только кивнула и закрепила на жилете запасную обойму. Спустя пару минут по щелчку невидимого дирижера здание погрузилось в опасную тень — только редкие огни слабо светились в лабиринте коридоров. А следом все пространство затопил звук сирены. Аккерман быстро вошел в первую дверь, крепко сжимая пистолет. Острый слух уловил, как за спиной выдохнула Микаса. А потом мир качнулся: глаза видели только мишени, палец то и дело давил на курок, а в голове остались лишь простые короткие мысли. Решаясь заменить музей полигоном, Леви не был до конца уверен, что поступает разумно, но сейчас ничуть не сомневался в правильности выбора. В ушах бил пульс, а ноги сами несли в нужную сторону, и Аккерман был готов поставить годовое жалование на то, что Микаса чувствует ровно то же самое — только чистый адреналин без посторонних примесей вины и тоски. Может, она действительно изменилась, вот только Леви слишком хорошо знал ее суть. А еще она все-таки его подстрелила — не больно, в жилет, но ощутимо. И, придя в себя, долго извинялась и порывалась задрать свитер, чтобы оценить масштаб проблемы. Аккерман только недовольно закатывал глаза и легонько бил по длинным теплым пальцам. После ужина — для разнообразия не «У Ноймана» — она привезла его к высотке и совершенно искренне улыбнулась: — Спасибо. Было непривычно. И очень страшно. Но оказалось, это именно то, чего мне не хватало. — Пустяк, — отмахнулся Аккерман, отстегивая ремень безопасности. — Нет, не пустяк. Ты… делаешь удивительные вещи. Включаешь свет, наполняешь мою жизнь. Это не пустяк, поверь, — Микаса чуть сжала его руку в своей и опустила глаза. — Я не заслуживаю такого друга. — Точно. Ты заслуживаешь друга получше, — слова вышли резкими, совсем неподходящими мягкой сердечной атмосфере, но Леви попросту растерялся от такой откровенности. Нет, это не он наполнял ее жизнь, не он делал удивительные вещи. Это все она: накрывала волной, лишала воздуха и координации. Творила какую-то непостижимую магию, а он только наблюдал, как мир вокруг дрожит и переворачивается с ног на голову. Впервые за три с лишним года Леви было по-настоящему страшно. — Все, бывай, — сглотнув, буркнул он и хлопнул дверью. Микаса точно заслуживала друга получше, а он и вовсе был недостоен ее дружбы. Вот только выбора ему не оставили. До чертовой благотворительной вечеринки Леви доскрипел каким-то чудом. Когда соглашался и заказывал костюм, не знал, какой сюрприз ему готовила зловредная судьба. И теперь, неустанно ворча, заканчивал возню со смокингом, полировал трость и по пятому кругу начищал ботинки. Микаса, к ее чести, не была одной из тех жестоких женщин, что сутки напролет таскают полуживых приятелей по магазинам, где примеряют десятки платьев, чтобы остаться недовольными и разводить нытье на долгие часы. Накануне злосчастного приема Аккерман получил великолепное сообщение: Микаса, 20:39 «Коллеги напрасно меня пугали предпраздничным хаосом. Я управилась за полчаса. Платье есть» Леви ухмыльнулся, представив, как Микаса быстро выбирает наряд, скрывается в примерочной, и уже через пару минут оплачивает покупку на кассе. Ничего другого от нее он и не ожидал. Я, 20:41 «Поздравляю. Заеду за тобой в 19:20» Микаса, 20:41 «О, это совсем не обязательно. Ты и так меня спасаешь» Я, 20:42 «Жди завтра в 19:20» Микаса, 20:42 «Принято. Спасибо!» На следующий вечер она встречала его на крыльце. Леви опустил стекло и выставил руку из машины, на этот раз без «шашечек» — подумалось, что Микаса в платье заслуживает сопровождения получше стандартного такси. — Вот это да, — охнула она, забираясь в просторный салон. — Вот это да, — прошептал он, не в силах отвести взгляд от бессовестно длинной стройной ноги, на миг показавшейся в разрезе юбки. — План простой, — на подъезде к музею, по совпадению тому самому, куда он думал ее затащить, Микаса поправила короткое меховое манто. — Здороваемся со всеми, улыбаемся и тактически отступаем. — Это будет ужасно, но недолго. — Понял, — кивнул Леви, усердно изучая свои черные матовые запонки. — Говорить обязательно? — Тебе — нет, — вздохнула она. — А вот мне придется кривить рот и делать вид, что я согласна с их бредовыми идеями. Гадость… — Эй, — он быстро коснулся мехового рукава. — Дыши. Если что, я подстрахую. — Только не бей никого, — Микаса сделала страшные глаза и шутливо погрозила пальцем. — Нам очень нужны деньги этих напыщенных болванов. — Ладно, — проворчал Леви и переключился на водителя. — Предварительная готовность два часа, я сообщу, когда мы будем собираться обратно. — Да, сэр. Машина подъехала ко входу, и водитель собрался выйти, чтобы открыть перед Микасой дверь, но Аккерман его остановил: распахнул сам и подал трехпалую руку. Микаса только опустила глаза и вложила в ладонь теплые изящные пальцы. В который раз за последние недели Леви мысленно показал небесному садисту неприличный жест и глубоко вздохнул, готовясь отыгрывать отведенную роль «серьезного» спутника. Притвориться на вечер не другом, а партнером — пустяк, ведь другом он притворялся куда дольше. Притвориться на вечер не другом, а партнером — непосильная задача, ведь в гардеробе Микаса сбросила с себя манто, и Леви прибило невидимым снарядом. На ней было облегающее черное платье в пол — совершенно закрытое, но стоило сделать шаг, как открывался невообразимо высокий разрез до середины бедра, с лихвой компенсирующий сдержанный образ. Забирая у нее накидку, Аккерман пожалел, что его не контузило с концами, и мысленно поблагодарил портного за безупречно отшитые брюки. К восьми часам в просторном залитом праздничными огнями зале уже собралась толпа элегантных туалетов: элита искала благородный способ списать немного налогов и невероятно гордилась своим альтруизмом. Аккерман вежливо кивал банкирам, бизнесменам и политикам, неосознанно поглаживая пальцы Микасы, крепко держащей его под руку. — Какое счастье видеть вас здесь! — очередной толстосум отсалютовал бокалом и поспешил к ним через толпу. Леви почувствовал, как усилилась хватка Микасы, и успокаивающе очертил косточку на ее запястье. — Вильям Форстер, — завернутый в помпезный фрак полноватый мужчина произнес свое имя, словно титул. — Великолепный вечер, не находите? — Леви Аккерман, — он невозмутимо выпустил руку Микасы и протянул увечную ладонь, не без удовольствия отмечая, как вздрогнул Форстер. — Аккерман? — кожа у Форстера была холодной и влажной, а рукопожатие вялым. Леви словно коснулся дохлой рыбы. — Как интересно… — Мистер Форстер — один из наших самых щедрых меценатов. Именно благодаря его поддержке в этом году мы смогли закончить строительство дома для оставшихся без жилья семей, — Микаса улыбнулась и вновь схватилась за Аккермана. — Помнишь, я говорила? — Закрытый поселок в восточной части города. Дом на дюжину семей, — Микаса действительно рассказывала, а Леви и правда запомнил. — Замечательный проект. Вы делаете очень важную работу. — Ну что вы, — картинно отмахнулся Форстер. — Я лишь скромный промышленник с чековой книжкой! Вы же… Как и Микаса, полагаю, в свое время делали по-настоящему важную работу. Меценат недвусмысленно посмотрел на шрамы и трость Аккермана. За годы работы в крупной компании Леви не раз сталкивался с такими взглядами на пышных вечерах для правления — безупречно выстроенной системой безопасности хвастались, как каким-то научным прорывом, а не базовой необходимостью. На однотипные вопросы о программном обеспечении и принципах отбора сотрудников Леви отвечал спокойно; на бесцеремонные, о боевом прошлом или травмах — с плохо скрываемым раздражением. И сейчас, стоя перед пузырем в неприлично дорогом фраке, собирал все моральные силы — подводить Микасу хотелось меньше всего. — Слышал, на севере снова неспокойно, — Форстер, казалось, не замечал, как густеет воздух. — Неудивительно, ведь профессиональные военные занимаются чем угодно, только не тем, чем должны. Сильнейшие воины перестали сражаться. Не подумайте, господин Аккерман, я понимаю, как важна помощь детям… Но наша свобода, принципы, наши идеи — без них нет смысла. Микаса резко замерла, и Леви осознал, что беспокоиться ему надо совсем не за себя. Чувствовал кожей, что еще пара секунд, и она голыми руками порвет болвана на шелковые лоскуты. С начала вечера они выпили ровно по бокалу шампанского — Леви не хотел терять бдительность во вражеском лагере, Микаса тоже опасалась расслабляться. Посему выходило, что она прекрасно отдавала отчет собственным действиям — знала, что вот-вот сорвется, но останавливаться не собиралась. — Вы служили, господин Форстер? — Аккерман ощутимо сжал ее пальцы и спокойно взглянул на собеседника: в Вильяме было не меньше метра восьмидесяти, но Леви прекрасно умел смотреть на людей свысока. — Вижу, что нет. Не огорчайтесь, сейчас это уже не считается позором. На самом деле, нет смысла сражаться за что-то… Ему плевать, оно неживое. А вот люди — они как раз живые. По последним данным Департамента семьи и детства, пятнадцать процентов семей живут за чертой бедности, и в восьмидесяти процентах из них нередки случаи домашнего насилия. Я всего лишь отставной капитан, но, полагаю, мы не имеем права говорить о свободе, принципах и идеях, пока страдают дети. Как считаете? На лице Форстера стремительно менялись цвета — на такую картину смотреть было скорее, противно, чем приятно. Леви повернулся к Микасе. Час назад она жаловалась на вынужденную необходимость натягивать приветливую маску, а теперь силилась сдержать настоящую улыбку. — Думаю, мы можем позволить себе танец, — услышав приятный мотив, он потянул ее в центр, бросив последний взгляд на пыхтящего мецената. — Мистер Форстер, всего доброго. Вы совершенно правы, вечер великолепен. — Ты уверен? — прошептала Микаса, прикусывая губу. — Уверен, — ухмыльнулся он, протягивая трость внимательному официанту. — Это всего лишь танго. Микаса глубоко вдохнула и положила руку ему на плечо. Скрипки и виолончели взорвали зал, и Аккерман сделал шаг. Последний раз он танцевал года четыре назад. Тогда им дали короткую суточную увольнительную: на поездку по домам времени было слишком мало, и отряд отправился в маленький приграничный городок. Они сняли номера в заштатной гостинице и завалились отсыпаться. А вечером вышли в центр: молодняк решил напиться, капитан — присмотреть. К середине ночи в местном пабе Конни толкнул к Леви вымотанную Микасу, заявив, что та танцевала со всеми, кроме капитана, и двое Аккерманов просто обязаны показать класс. Микаса покраснела так, что было заметно даже в полутьме дешевой забегаловки. Леви потер переносицу, а потом поднялся и крепко сжал ее руку. — Не дрейфь, это всего лишь танго, — бросил он, когда легкая попса неожиданно сменилась настоящей музыкой. — Всего лишь танго? — прошептала Микаса, деревенея. — Я совсем не умею… — Тогда просто держись. А потом наподдай Спрингеру как следует. Сделаю вид, что ничего не заметил. И он закружил ее под восхищенными взглядами пьянчужек. В одном Конни оказался прав — Аккерманы действительно должны были станцевать хотя бы раз. Хотя бы для того, чтобы капитан окончательно укрепился в мысли: Микаса — находка. Не скажи, что не умеет, Леви бы ни за что не поверил: она двигалась настолько легко и естественно, словно танцевала всю жизнь. — Поздравляю, — шепнул он, когда музыка стихла, и кивнул в сторону стола, на котором уютно пристроились сопящая косматая голова. — По большей части его, конечно. — Как вы узнали? — Микаса сделала большие глаза. — Мы еще никому не говорили. — Вам и не надо, — ухмыльнулся Леви. — Когда контракты истекут, бегите отсюда со всех ног. Женитесь и живите как следует, поняла меня? — Есть, — серьезно кивнула она. — Мы так и планируем. Всего полгода осталось… Тогда полгода казались чем-то мелким, незначительным. Но вышло иначе: за шесть месяцев изменилось все. От отряда осталась только пятерка морально-физических калек, да сухая бездушная комбинация цифр и букв на толстой папке под грифом «секретно». И вот теперь, спустя столько лет, уже не капитан кружил уже не рядовую под помпезной хрустальной люстрой и десятками удивленных взглядов. Квартет выдавал свой академический максимум, Аккерман — свой физический, а Микаса только смотрела своими огромными серыми глазами, крепко сжимая его руку. — Надо… На воздух, — когда струнные затихли, Микаса прижала пальцы к губам. — Там… Балкон. От гибкого стройного тела исходил такой жар, что Леви грешным делом подумал, что еще немного, и черное платье вспыхнет. — Понял, — Леви и сам с трудом переводил дух: слишком заигрался и забыл, что эта невероятная женщина с безбожно длинными ногами, блестящими волосами и восхитительным румянцем на щеках — не его. Аккерман подхватил услужливо поданную трость и, ни разу на нее не оперевшись, последовал за стремительной фигурой. На балконе действительно стало легче, и он шумно вдохнул декабрьский мороз. По спине тут же пробежали мурашки. Леви нашарил глазами гору пышных пледов на скамейке, и недолго думая, накинул один на дрожащие плечи Микасы, а сам встал спиной к городу, облокотившись на каменные перила. — Извини за эту выходку с Форстером, — пробормотал Леви, пересчитывая ветки спрятавшейся в углу туи. В темноте кустарник казался похожим на бесформенного монстра с десятком горящих глаз-огоньков. — Он же не перестанет вас спонсировать? — Не думаю, — отрешенно бросила Микаса. — Сейчас точно не перестанет, это будет выглядеть слишком мелочно. Но вообще он злопамятный. — Не проблема, — Аккерман потер переносицу. — Наш генеральный постоянно ищет способ списать пару налоговых миллионов. При встрече намекну, вдруг выгорит. — Это было бы здорово, — прошептала она. — Но не стоит. Ты и так… делаешь для меня слишком много. — Это… — начал было Леви, но был бесцеремонно прерван. — Это не пустяк, — Микаса оттолкнулась от массивного ограждения и встала напротив, не сводя потемневших глаз. — Я хочу, чтобы ты услышал: то, что ты для меня делаешь — бесценно. Скажи, что веришь мне. — Верю, — прохрипел он, чувствуя, как вновь начинает терять опору под ногами и связь с реальностью. — Я тебе верю. Микаса стояла непозволительно близко, и он мог пересчитать редкие снежинки на длинных пушистых ресницах. Она резала его без ножа и даже не понимала этого. Под ребрами вновь закололо, и Леви шумно выдохнул, силясь вернуть контроль. Но на Микасе все еще было это ужасное платье. Достаточно протянуть руку: смять струящуюся черную ткань, рвануть с треском бессовестный разрез, запустить пальцы и ощутить жар шелковой кожи, прижать к себе… Но все, что сделал Аккерман — сжал кулак и едва подался вперед, неуловимо касаясь губами успевшей побледнеть щеки. Микаса застыла, не сводя с него огромных глаз, в которых искрил неподдельный ужас. А потом дернулась, как ошпаренная, и вылетела с балкона так быстро, что он даже не понял, в какую сторону бежать. Вот только бежать Аккерман не собирался. Он медленно развернулся лицом к городу — там внизу плясали огни и блестели осколки неумелой дружбы, которую он разнес одним грубым необдуманным жестом. — Вот и все, — прошептал Леви и медленно выдохнул.