Святая простота

      Тихо шуршащее на столе радио окрашивало Женину дремоту в яркие оттенки. Хриплый голос Цоя помог представить себя той самой девчонкой, которая идёт рядом с красавцем. А он, куря сигарету, смотрит на неё влюблённым взглядом. Обязательно высокий, с широкой, доброй улыбкой. В идеале с хриплым смехом. В её мечтах рядом с таким парнем нелюбимый запах табачного дыма становился по-особенному приятным.       Он бы обязательно находил, что ответить даже на самую глупую её фразу. Придавал значения мелочам. Не боялся бы рассказывать о своих приключениях, друзьях и планах. Каждая прогулка под фонарями становилась бы особенной. И ей не было бы противно, если бы его губы пропахли горькими папиросами…       Слова песни и мысли сложились в весьма конкретный образ, который моментально уничтожил приятное настроение. У этого проклятого Турбо тоже была широкая улыбка. И дымил он чаще паровоза. Да и рост что надо… Пошёл к черту! Жене его много в повседневности. Не хватало, чтобы своим присутствием отравлял ещё и воздушные замки!       Она поднялась с кровати, быстро выключила радио. Спасибо, нафантазировалась. Женя прекрасно понимала, что внешнее сходство с её идеальным типажом никогда не заменит внутренних качеств, которых (она в этом бесповоротно уверена) у Турбо нет и в помине. Даже бассейн «Москва» не смог бы вместить его эго. Нахальством и верой в свои (весьма сомнительные для неё) идеалы пацан возвёл огромный забор вокруг собственной души. И у Жени не было никакого желания даже пытаться через него перелезть. Чего ради? Ведь на той стороне наверняка её ждёт разочарование. Туркин выглядел как человек, зацикленный на своей персоне. Упрямый, вредный мальчишка. Он как раз тот, кто «многозначительно молчит» в ответ. А редко проявляемая доброта… Случайность. Не больше.       Поток размышлений оборвался тишиной. Звенящей, настолько же редкой, как и желанной. Женя нахмурилась, проверила время. Чтобы в семь вечера дом был пуст?..       Она обошла всю квартиру. От радости сердце лихорадочно. Сколько же манящих перспектив на эти краткие минуты свободы! Сначала в голову полезла всякая чепуха. Слишком несерьёзная для девушки её возраста. Потом Женя постаралась придумать, чего она не могла бы сделать в присутствии родителей. Ни под каким предлогом. Ответ нашёлся быстро, но смелости для воплощения в реальность ей не хватало. Это слишком… А что, если не получится. А если получится?!       Женя нерешительно подняла телефонную трубку. Пальцы помнили номер наизусть, но за долгие полгода она так и не решилась его набрать. От волнения на щеках расплылись крупные розовые пятна. Нонна Альбертовна же не забыла её голос, правда?.. Как она отреагирует на заикание? Или врываться спустя столько времени неблагодарного молчания — плохая идея?       Трубку на том конце не поднимали так долго, что Женя успела отчаяться. А что если в следующий раз, если такой вообще представится, она просто не решится! Ведь вопреки родительским желаниям, она должна была набраться храбрости для одного единственного звонка, чтобы поблагодарить учительницу. На её месте Женя бы страшно обиделась на подобное хамство.       Но, когда девушка услышала знакомая гнусавое «да-да?», душа озарилась сотнями лампочек. — Добрейшего, Нонна Альбертовна, — стеснительно сказала Женя. Она до боли сжала губы.       Женщина на том конце взвизгнула от счастья, и тут же рассмеялась от глупости своей реакции. Ненужный балласт в виде вины и переживаний моментально отцепился от девушки. От широты улыбки сводило щёки. — Какие люди по мою душу! Я-то успела тебя пожурить, мол забыла свою Нонночку Альбертовну. Женёчек, дорогая, что за невоспитанность! — В её радостном голосе не было и намёка на обвинения и недовольства. — Я ждала-ждала звонка, а его всё не было и не было. Безобразие!       Женщина всё тараторила, изредка посмеиваясь. На девушку нахлынули тёплые воспоминания. Она мельком глянула на дверь, надеясь, что её пребывание в уединении продлится хотя бы часок. Меньше по телефону Нонна Альбертовна никогда не разговаривала. Поразительная черта характера серьёзной женщины. — Адаптация здесь слишком тяжёлая. Я хотела позвонить, честно. — Верю-верю. Поругать я тебя всегда успею. Ты мне лучше расскажи про своё житьё-бытьё. Как одноклассники? Всех на олимпиаде умыла? — Какой там. Здесь физика не так ценится. — Безобразие! Меня бы на полгодика в вашу школу… Ты же не забросила?! — Разумеется нет! Как можно? — Со всей искренностью удивилась Женя. Нонна Альбертовна довольно расхохоталась. — Вот и правильно! Зря что ли столько лет учили? Давай рассказывай. — Мне немного неудобно… — Неудобно, когда туфли не того размера. Что там у тебя такого случилось?       Ей не хотелось омрачать их разговор своими злоключениями. О прошлом она всегда сможет погоревать наедине с собой. А будущее обсудить не с кем. Точно не с родителями. Однозначно не с Игорем. Собрав всю решительность в кулак, Женя сказала: — Я хочу поступать в Москву. Понятия не имею куда, но, чтобы это обязательно было связано с физикой. — Ожидаемая тишина. Внутри что-то дрогнуло, будто впервые озвученное признание стало материальным, обрело вес и значимость. — Поможете придумать?       Нонна Альбертовна молчала. Одно дело, когда ты подтягиваешь любимую ученицу по своему предмету, и совсем другое, когда на тебя прикладывают груз ответственности за выбор будущего. Женя это прекрасно понимала, потому не требовала мгновенного ответа. И, если совсем уж откровенно, она была уверена, что учительница поможет. Если не выбором, то советом. — Сложный вопрос, — лёгкость уступила место озадаченности. Скользящее в словах сомнение заставило Женю напрячься. — А чего ты хочешь? Решать задачки, перейти на квантовый уровень или попробовать себя в инженерном деле? — Честно? — Понятия не имеешь, — констатировала Нонна Альбертовна. Она знала свою лучшую ученицу как облупленную, а потому без труда определила её настроение. — Поступим следующим образом: иди в ближайшую библиотеку, смотри все направления физики. Потом скажешь, что понравилось. Уже после этого и будем решать, что делать. — Я могу рассчитывать на вашу помощь? — Женёчек, ну глупые вопросы не задаём. Куда я от тебя денусь-то? Голову лишними мыслями не забивай, сделай, что я попросила. И ничего не стесняйся, не бойся. Что ты теряешь, если попытаешься? — Фраза откликнулась в Жене крохотной искрой. Приятным, позабыты чувством зарождающейся вдохновением. — Вас же молодёжь главное направить. А дальше сами разбираться будете. — Я сделаю в самое ближайшее!.. — Две недели на всё про всё, — перебила учительница. — С этим разобрались. Теперь давай про Казань.       Сорок минут пролетели предательски быстро. Женя успела забыть, каково это — не чувствовать времени, растворившись в радости. С этой женщиной по-другому быть и не могло. В ней Женя находила всё необходимое для смелых шагов по неровной дороге жизни. Пусть идти было страшно, но, опираясь на столь желанную поддержку педагога, она продолжала путь.       На душу легла лёгкая вуаль грусти. Ведь если бы не психи отца при любом упоминании Москвы и физики, она вполне могла продолжить общаться с Нонной Альбертовной. Также находила бы в ней поддержку, а может, и что-то больше (родительскую заботу, например). Наставница не стремилась стать частью Жениной семьи, не настраивала девочку против родных. Но её доброжелательности и внимания было более чем достаточно, чтобы ребёнок сделал выводы и накрепко привязался к ней.       Разговор оборвался с возвращением тёти Розы. Женя не хотела испытывать судьбу. Она предпочла верить, что тётка на стороне отца и наверняка расскажет ему обо всём услышанном, если Женя сейчас же не повесит трубку. — Я ещё позвоню, — торопливо бросила девушка, стараясь не смотреть в сторону тётки. — Куда ты денешься! Всё, чтоб завтра пошла в библиотеку! — Как скажете. Всего доброго. — Давай-давай, голубушка. Спокойной ночи.       Она повесила трубку. Женя судорожно вздохнула, приготовившись оправдываться, повернулась к тёте. К её удивлению, Розе Петровне было откровенно наплевать на происходящее, что она продемонстрировала поглощённостью собственными делами. Девушка никогда не думала, что игнорирование семьёй может быть настолько полезным.       Воодушевления от разговора с Нонной Альбертовной хватило на несколько дней. Под ногами ощущалась дорога, ведущая вперёд. В будущее, где она сможет найти своё место. Где она будет счастливой.       Женю окрылили перспективы и планы настолько, что даже Казанская серость показалась ей весьма живописной. Редкие насмешки в школе утратили свою значимость.       Но главным показателем прилива сил стала пьянящая смелость. Женя посмотрела правде в глаза касательно всей ситуации с Турбо и пришла к неутешительному, лежащему на поверхности, выводу: её водят за нос. Как минимум пацан тянул время и деньги, прикрываясь отговорками, а как максимум — понятия не имел, что творил. Она заметила это ещё на третьей тренировке, но на высказывания недовольства не хватало решимости. По крайней мере, Женя так думала. Если бы девушка решилась признаться себе в том, что Турбо волнует её куда больше, чем ей того хотелось, она бы точно заметила свои жалкие попытки оправдать его поведение. Найти, за что можно зацепиться и убедить собственный разум в его неправильных выводах касательно пацана.       Вот и сейчас, руководствуясь желанием прояснить ситуацию, Женя досрочно завершила свою пробежку и пошла прямиком к Турбо. Она искала в его лице намёк на честность. Крохотную деталь, которая точно докажет, что предположение касательно его вранья окажется неверным. Ведь, в конце концов, лучше жалеть о сделанном. — Хочу научиться драться, — ответила девушка на его молчаливый кивок. Пацан в одно мгновение превратился в олицетворение слова «раздражение». — Я уже говорил… — Вернёмся к твоей методе, если я что-нибудь сломаю, — уверенно, но без нажима, перебила девушка. Она подошла ближе к удивлённому Турбо. — Обещаю, я тебе слова не скажу. А сейчас, давай драться. — Ты с чего вдруг осмелеть решила? — Деньги не бесконечные. Желание тоже. — Женя видела, что аргументированные ответы бесполезны и слегка опасны. Пацан начинал закипать. Чуть помедлив, она сказала куда мягче: — Турбо, пожалуйста. Знаю, тебя это волновать не должно, но войди в моё положение. Мне не на кого больше надеяться…       Вдруг она заметила в его взгляде нечто неуловимое. Женя не сразу распознала блеск самолюбия. Видимо, её чуть дрожащий голос и потерянный вид дали пацану почувствовать себя кем-то всемогущим. Способным решить любую проблему. Не сказать, что ей было очень приятно, но если этот подход поможет… Так и быть. — Научишь? — Она подошла совсем близко и состроила жалобное личико (в уговорах брата оно всегда ускоряло процесс убеждения). — Ты же не отъебёшься? — он обречённо вздохнул. Женя с нескрываемой радостью замахала головой. — Бегом на поле.       Она ловко перемахнула через ограждение, не сдерживая широченную улыбку. Внутри всё трепетало. У неё получилось! А самое главное пацан не стал отпираться. Значит, его действия были продиктованы желанием выполнить свою часть сделки. Ему можно доверять.       Турбо не понимал столь бурной радости с её стороны. Он неторопливо зашёл на поле, попутно разминая пальцы и кисти. Пацан кивнул девушке на свои движения мол: «повторяй». Женя моментально принялась делать. — Это чтобы пальцы не выбить, — пояснил пацан. — Перед реальным махачем такую хрень сделать не успеешь. Но раз не срочно, можно и размяться. — А ты сам долго учился? — Турбо помедлил с ответом. Жене хватило несколько мгновений, чтобы понять: задета слишком тяжёлая тема. Из тона пропала весёлость, надменный блеск в глазах улетучился, словно его и не было, когда парень пробормотал: — Не знаю.       Никогда прежде она не видела столь потерянного выражения лица. Всё её естество заполнило сочувствие. Однако Женя запретила себе его проявлять. Гордый нрав тренера этого не выдержит.       На миловидном лице появилась натянутая, до боли похожая на настоящую, улыбка. Жене стало тяжело на душе, будто она совершила преступление. — Я учился в драках. Чем сильнее врежешь, тем дальше убежишь. Такая вот наука. — Каждое брошенное им слово порождало уйму вопросов, вот только задать их она не решалась. Не хотела снова смотреть в его опустевшие глаза. Девушка бросила с едва слышным смешком: — Меня будешь учить так же? — Ну нет. Ты же баба, значит, гораздо слабее. Тут особый подход нужен. — Женя прыснула со смеха. — Вот уж спасибо!       Турбо до боли сжал губы, не желая показывать своей улыбки. А она так и просилась выскользнуть в мир вслед за Жениным смехом. Звонким, искренним, очаровательным, немного детским. — Опа-опа-о-папа! — от знакомой до тошноты распевки Кощея внутри всё перевернулось. Турбо не хотел смотреть в сторону звука. А ведь было так хорошо…       Женя понятия не имела, почему ей стало не по себе. Всего лишь мужчина. Такой же, как и те, кого она каждый день встречала на улице: молодой, прилично одет, под мышкой нёс букет красных гвоздик. Желанный принц всех девчонок, достигших возраста невест. Но было в его лице что-то настораживающее. Если Турбо выглядел как хитрый мальчишка, главным злодеянием которого могла стать подлая подножка, то этот мужчина больше походил на сумасшедшего, для которого предательство человека, и поход за хлебом были примерно одинаковым действием.       Пытаясь понять, как стоит относиться к незнакомцу, она глянула на Турбо. Легче не стало. Пацан будто увидел свой оживший ночной кошмар. Он ощетинился, сделал шаг вперёд, закрывая собой девчонку. — А чёй-то у нас получается? Драс-сте, барышня, — мужчина растянул губы в ядовитой улыбке, кивая Жене. Она не смела пошевелиться.       Старший поманил Турбо. Пацан незаметно махнул Жене рукой, чтобы та стояла на месте. Он пошёл к мужчине. Заставлять ждать Кощея — себе дороже. Гадать, что пришло ему в голову — и того хуже. Но одно было ясно совершенно точно — старший искал повод, чтобы докопаться.       Турбо старался выглядеть спокойным, хотя внутри всё сжалось в комок. Он боялся не человека, но того, что он мог сделать. — Скорлупу строил, а сам с девки спрашиваешь? Так получается? — Мужчина опустил голову и с улыбкой глянул на пацана из-под бровей. Жутко. — В глаза смотри. — Я с неё не спрашивал.       Удар в подбородок был быстрым и чертовски болезненным. Женя взвизгнула, тут же зажала рот руками. Боялась своими действиями сделать ещё хуже.       Турбо устоял. Боль на мгновение ослепила, но её голос быстро вернул в чувства. Пацан с трудом выпрямился, сплюнул излишки крови. — Ну, молодчик! А! — Кощей наслаждался беспомощностью пацана и ужасом девчонки. — Совсем уже оборзел, на старших скалится! Чё у тебя барышня дорожит, а? Он вас запугал, мамзель? — Женя дёргано мотнула головой. — А чего тогда держите? — Март холодный, — пискнула она. — Вот оно как… Ну-ну, — Кощей подошёл к Турбо и, вцепившись тому в шею, тихо сказал: — Когда пиздишь, что головном воняет, принюхайся. Вдруг от тебя.       Хватка мужчины была настолько сильной, что ногти проткнули кожу. Валера корчился от боли, но взгляд не отводил. В их маленьком мирке подобранное обращение друг другу — своеобразная плата за взаимную защиту, помощь и поддержку. В конце концов, в каждой семье есть правила. И эти далеко не худшие. Стоит только вспомнить слухи о нравах хадишевских…       Кощей звонко шлёпнул пацана по загривку и, попрощавшись с Женей, пошёл к подъезду одного из домов. Он с озорной улыбкой посмотрел вверх и громко свистнул. Девушка, курящая в окно четвёртого этажа, помахала ему рукой.       Женя растерялась. С одной стороны, она с трудом сдерживалась от побега. Куда подальше от этих разборок. С другой, ей хотелось помочь. Турбо стало по-человечески жалко. Удар выглядел подлым, незаслуженным и очень болезненным.       Девушка подошла ближе, аккуратно коснулась его предплечья. Пацана ощутимо потряхивало. — Ты как?       Её вопрос остался неуслышанным. Турбо резко развернулся, схватил её за руку и принялся сгибать пальцы так, чтобы получилась идеальная хватка для удара.       Турбо пугал, но язык не поворачивался сказать что-то против. Дедушка учил избегать таких ситуаций. Говорил, что, когда страх наполняет лёгкие и не позволяет дышать, нужно бежать как можно дальше. Спасаться. Во чтобы то не стало уберечь свою жизнь. Но что делать с негнущимися ногами и дурацким мандражом он не упоминал. — Покажи, что умеешь, — чуть не срываясь на крик, сказал пацан. Он поднял ладонь на уровень плеча, подсказывая девушке, куда нужно бить. — Бей. Со всей силы. — У тебя зубы в крови. — От её заботы он бесился лишь сильнее. Взгляд, голос, даже то, насколько близко Женя подошла… Каждая деталь кричала о том, что девушка видела его слабым. Уязвлённым. Жалким. — Бей блять. — Хрипел он в нетерпении. Голова кружилась от гнева и попыток его сдержать. И Женино упрямство никак не помогало. — Это не нормально! — вдруг возразила она. Девушка предусмотрительно отшагнула. Её тон стал строже: — Если хочешь подраться, почему не ударил того мужика? — В ударе главное точность. Сила — вторичное. — Пацан упрямо сжимал её, кулак, но Женя, разозлившись, выдернула кисть из его цепкой хватки. Турбо потерял последнюю нить, связывающую с реальностью. — Или у вас это в порядке вещей? — горько усмехнулась она, поняв, что пацан её не слышит. — Бить и быть избитыми? Да чё ты доебалась?! Бей. — Женя крикнула: — Нормальные люди стараются избегать боли! — От негодования девушка принялась активно жестикулируя, словно это могло вернуть внимание парня. На его лице появилась жестокая ухмылка. — Тебя будут мордой по асфальту возить, пока ты её боишься. — Ну, конечно. Лучше буду терпеть, как ты…       Редкие птицы двора вспорхнули, напуганные пронзительным криком. Женя, согнувшись пополам, схватилась за правое запястье, что секундной ранее выгнулась в неестественное положение с характерным щелчком. Удар пацана был идеально точным и сильным, но впервые за многие месяцы его это ничуть не обрадовало.       В провонявшем по́том и грязью спортзале универсамовских привычная кутерьма. Представители разных возрастов качались, отрабатывали удары, развивали выносливость. Мир и покой.       На правах старших из присутствующих Турбо и Зима оккупировали небольшую комнату с диваном и креслами. Каждый занимался своими делами. Валера, например, борясь с дремотой, одним глазом следил за Андреем и Маратом. Пацаны били грушу, регулярно отвлекаясь на споры о правильности техники удара. Смешные… Как два разъярённых воробья. Давно ли он сам был таким?       Окутавшая дрёма напомнила Валере запах асфальта. Как же он испугался первых сборов… Это сейчас приятно вспомнить свою первую драку в роли пацана, а тогда, десять лет назад, хотелось хныкать и бежать к матери. И он бы так и сделал, если бы за спиной не стоял получившийся за него Рама. Ему не хотелось терять расположение старшего… поэтому после болезненного удара он поднялся. Дальше стало легче. Хорошие были времена, светлые. Если в нос прилетит, то исключительно за дело. За уважение тогда только формировавшихся устоев — почёт.       Давно это было… Первая ссора с Зимой. Они, два двенадцатилетних сопляка, разругались так, что старшие с трудом смогли их расцепить. Как же им за это влетело… Первый зимний футбол, гол Адидасу; выкуренная с ним же сигарета в подъезде. Первая «стенка» и почин глубоким ножевым в спину.       Каждое воспоминание Валера хранил глубоко в сердце. Обращался к ним редко, в самые поганые времена. Эти моменты маяками освещали бесконечный шторм жизни, не позволяя сбиться с пути. Напоминали, кто он такой и где его место. Что он должен беречь. Кем дорожить.       В этом балагане Валера чувствовал себя на своём месте. Дома. Младшие братья скорлупа бесилась, родители старшие мотались по делам, дабы обеспечить своим мальчишкам безопасность и деньги на нужды. А они с Зимой, ещё не взрослые, но уже не дети, старались удержать этот призрачный баланс между возрастами. Ну и чем они все отличаются от одной большой семьи?.. — А ну, хорош! — оклик Зимы мгновенно прогнал приятные размышления. Вахит встал, ударил друга по плечу. — Чё разлёгся? Пошли разнимать. — Брось меня, дружище, — наигранным страдальческим тоном прохрипел Турбо. — Я на подхвате. Запомни меня молодым. — Да пошёл ты, ленивая жопа.       Валера рассмеялся. Он занял более удобное положение и принялся наблюдать за происходящим. Разнимать малявок уже не по статусу. Конечно, если те взбунтуются против Зимы, он без раздумий впишется. Но пока можно не волноваться.       Мальчишки перебивали друг друга, объясняя ситуацию. Какофония из криков, звуков ударов и хаотичной возни моментально наскучила пацану. Он зевнул, позволяя привычной атмосфере вновь толкнуть его в тёплую дремоту.       И Валера точно уснул, если бы не истеричные возгласы Марата. Недавно сломавшиеся голос чуть-чуть не дотягивал до фальцета, пока мальчишка пытался убедить всех присутствующих в том, что он, в отличие от недавно пришившегося Андрея, точно знает, как нужно бить. Его же учили на секции, да и старший брат со званием мастера спорта, силой вбил правильную технику. — И что? — нестареющий аргумент Андрея лишь сильнее разозлил Марата. — По методичке драться не научишься.       Новый виток драки был остановлен внезапным появлением Турбо. Он внимательно посмотрел на Андрея. — Повтори. — По методичке драться не научишься.       Пацан понимал, что косвенно оскорбил неоспоримого авторитета. Он сжал зубы, готовясь к сильному удару. Но секундная стрелка тикала, а Турбо так и не двинулся с места. — Методичка, говоришь… — Зима тут же возник между Валерой и Андреем. — Спокуха, Вах. Мы, как старшие, что должны делать? Просвещать молодёжь, пра-авильно, — от дружелюбного тона Турбо веяло холодом.       Он намеренно усыплял бдительность жертвы, чтобы впиться зубами в глотку. Вахит лучше всех знал эту тактику. Каково же было его удивление, когда вместо ожидаемого мордобоя, Валера бросил что-то про «ценность знаний» и, забрав куртку, ушёл. — И чё это было? — шепнул кто-то из младших.       Зима не знал. Никто не знал.       Валера же впервые за долгое время был искренне благодарен детской потасовке.       Ему бы никогда не пришла столь простая в исполнении идея. Если девчонка хочет профессиональных знаний, то он любезно их предоставит!       Всё бывает впервые. В детстве необходимые книги из библиотеки приносила мама. После её ухода и пришива к группировке радости в чтении, а следовательно, и посещении этого заведения Валера не находил. Здесь он был чужим. Неуместным. Это понимал каждый присутствующий, а потому держал ухо востро.       Старушка-библиотекарша окинула парня сдержанным, чуть настороженным взглядом. — Читательский билет имеется? — Чё? А… Нет. Чё сделать, чтобы его завести? — Во-первых, молодой человек, снимите шапку. — Он надменно усмехнулся. — Это прописано в правилах пользования? — В правилах приличия, — спокойно и без лишнего давления заявила женщина.       Их неозвученный спор закончился обоюдной и довольно быстрой победой: шапка отправилась под мышку, читательский билет заведён и бережно убран в специальный архив. Уже через четверть часа Валера сидел за партой и, с видом знатока, листал картинки. Сначала парень не хотел углубляться в текст, ибо был твёрдо уверен в его бесполезности. Но постепенно описания ударов и приёмов затянули Турбо настолько, что он полностью погрузился в рукописную теорию. В голове выстраивались точные схемы, где каждому мускулу была отведена своя роль. Он находил ошибки в своём горе-преподавании, представлял, как сделать тренировки эффективными и больше никогда ей не навредить.       Пацан поморщился, мотнул головой, стараясь отогнать неприятный образ. Заплаканные испуганные глаза уже который день появлялись в его памяти, стоило хоть на секунду остаться наедине со своими мыслями. Они впивались в душу и вместе с жалобным криком резали её тупым ножом. Медленно и беспощадно. Он очень хотел показать себя с другой стороны. Валера точно знал, что есть в нём и хорошее. И для того, чтобы об этом стало известно Жене, он с трудом сконцентрировался на чтении.       Солнце начало медленно клониться к закату. Тени-гиганты, отбрасываемые шкафами, превратились в жалких доходяг под светом люминесцентных ламп. Люди сменяли друг друга, страницы шуршали всё реже. Валера не мог остановиться. Глава за главой, строчка за строчкой. В голове вырисовывались сложнейшие удары, которые ему жуть, как хотелось на ком-нибудь опробовать. И почему он раньше не ходил в библиотеки?       Пацан уже успел спланировать график своих последующих визитов, как вдруг весь его мир схлопнулся. И вновь до неё одной. Он не обращал внимания на бубнёж библиотекарши до тех пор, пока его не разбавил тихий смех. Её смех. Пацан поднял взгляд.       Женя улыбалась, с трудом беря левой рукой несколько книг. Рядом с ней на стойке аккурат лежала стопка (судя по всему) только-только освоенных материалов. — У нас скоро для тебя учебники закончатся, Женечка, — с особой лаской сказала библиотекарша. — Я что-нибудь придумаю. — Какая умница! А не хочешь почитать про любовь взять? Учёба учёбой… — Нет, спасибо, — девушка улыбнулась, смущённо поправив выбившуюся прядь. — Мне пока не до любви. — Библиотекарша кивнула с многозначительной улыбкой.       Женщина огляделась, словно боясь, что её действие будет замечено, и быстро положила перед Женей несколько маленьких предметов. Прищурившись, Турбо узнал золотые обёртки конфет «Ласточка». Он такую фигню не ел, а Женя, судя по её довольной улыбке, любила. И даже очень. — Сладкое полезно для мозга, — тихонько сказала женщина.       Девушка быстро спрятала конфеты в карман и, от всей души поблагодарив, пошла за свободный стол.       Книги забыты, время — условность. Пацан пытался сосредоточиться на чтении, запрещал себе терять концентрацию, но желание смотреть на Женю оказалось сильнее него. Турбо скользил взглядом по тонким нахмуренным бровям. Она была настолько увлечена процессом, что и ему захотелось посмотреть в учебник. Почему её лицо, несмотря на суровость и высшую степень озадаченности, выглядело настолько радостным?       Валера не мог наглядеться. Никогда прежде он не встречал таких, как она. Все были обычными. Шумными, красивыми, весёлыми, ветряными, обаятельными. Лучшими представительницами своего возраста. Но она… Нереально красива в своей строгости, неповторима в увлечённости, очаровательна в упрямстве и воодушевлённости. В непрерывном запале обучения Женя излучала притягательный свет. Хотелось смотреть ещё дольше. Ещё немного. Ещё…       Их взгляды встретились на одно короткое мгновение. Этого оказалось достаточно, чтобы кончиков его ушей коснулся розовый оттенок. Валера не мог осознать всю многогранность чувств, но без них жизнь уже казалась какой-то неполноценной.       С сигаретами было так же. В самом начале они делали больно и даже вызывали лёгкую дурноту. Потом возникло желание распробовать. И вот, не заметив, проходит несколько лет без попыток бросить, потому что ощущения от проникновения табака в организм едва заметно кружится голова. Хочется чаще. Глубже затяжки, чтобы всё стало ярче.       Женя не разделяла его чувств. Она оставила книги, быстро кинула свои вещи в портфель и, на ходу укутавшись в шарф, вышла на улицу.       Он поспешил за ней. — У интеллигенции здороваться не принято? — Женя промолчала. Турбо ускорился, и, поравнявшись с ней, зашагал вперёд спиной. Ему было важно видеть Женино лицо, пусть она и отводила взгляд. Пацан дружелюбно улыбнулся и со смехом спросил: — Да куда погнала? Ты чё, боишься? Не волнуйся, я кусаюсь только, если попросят. — Она резко остановилась. Бледные щёки залились румянцем. Но причиной тому была далеко не симпатия. Валера уловил это настроение. — Оставь меня в покое. — Схренали? — Ты чуть не сломал мне руку из-за собственного психоза. Думаешь, после такого мне хочется с тобой разговаривать? — Турбо до боли стиснул зубы. Слишком неожиданно. Молодец, соплячка, застала врасплох… — Давай будем делать вид, что незнакомы.       Слова и её отстранённость слишком сильно пацана. Он неоднократно ссорился с понравившимися девчонками до громких ссор с упрёками, хлёстких заявлений и проклятий. Они, конечно, ранили, но не настолько, чтобы спирало дыхание.       Неужели ситуация, которая лишь слегка взволновала его совесть, настолько важна для девчонки? — Всё сказала? — Всё. — Послезавтра в три на нашем месте, — он развернулся, чтобы уйти. Срочно нужно выдохнуть. Всё хорошенько обдумать. — Не приду. — Турбо обернулся и крикнул: — Да чё я сделал-то? Что я конкретно тебе сделал?! — А ты не слышишь?! — вдруг вскрикнула Женя не то от обиды, не то от отчаяния. — Я не заикаюсь! Ты меня напугал настолько… — Так скажи спасибо! — грубо перебил пацан. — Спасибо, и иди нахрен! — Турбо вдруг схватил её за плечо. — Чё ты исполняешь? Перегнул малясь, бывает. И что, теперь соплями улицу затопишь? — Затоплю! — Крикнула девчонка. Одного ловкого движения хватило, чтобы высвободиться, но платой за это стала резкая боль в руке. Женя зашипела и рефлекторно прижала травмированное запястье к животу. От Турбо не укрылась эти мимолётное действие. — Я тебя боюсь! У тебя разгон до бешенства — полторы секунды, и когда злишься, ты никого не видишь. — Совесть болезненно кольнула эго. Он не осмелился посмотреть ей в глаза, мило всё сказанное — правда. Чистейшая правда, из-за которой он чувствовал себя последней сволочью. — Тебе лишь бы выплеснуть эту злобу и плевать, каким способом. Плевать на кого. — Она позволила нескольким судорожным с хрипом сорваться с губ. Дрожащей рукой Женя вытерла щёки и сказала более внятно: — Мне больно, страшно и обидно, понял? Я не груша для битья! — Геш, стой…       Один взгляд превратился сотни толстых шипов, что моментально впились в его тело, обездвижив. Турбо остановился. Эту лютую злобу и желание вцепиться в глотку он часто замечал в лицах пацанов перед началом бойни. Видеть подобное в эти карих глазах — дико. Осознавать, что ты тому причина — мучительно. — Не вздумай меня так называть. — А то что? — с вызовом бросил он. Этот тон совсем не вязался с выражением стыда, сожаления и горечи на лице. — Иначе я тебе больше слова не скажу. Никогда.       Женя глубоко вздохнула и, игнорируя его, пошла в сторону дома. Турбо не осмелился пойти следом.       Эти несколько минут перевернули всё внутри него вверх дном. Он ушёл домой, поклявшись, что больше никогда не пойдёт на поводу у своих чувств. Попытался играть по правилам, и к чему привело? Мало того, что усилия не были оценены восхищением или как минимум благодарностью, так ещё и заставили сомневаться в себе. К чёрту!       Каждый успокаивает нервы по-своему. Алкоголем, спортом, работой. Жениной панацеей была физика. Прорешывая учебники один за другим, девушка возвращала себе хрупкое ощущение стабильности. Происходящее вокруг вновь выстраивался в чёткую систему. В мире теорем, правил и формул её не пугали трудности, ибо ко всем, даже самым сложным задачам, находились решения. Как жаль, что в жизни не могло быть так же просто, как в физике…       Последние несколько дней даже это проверенное годами средство не помогало избавиться от непрошенной влаги в глазах. Девушка чувствовала себя обманутым ребёнком, который из-за своей вредности не слушался взрослых. Истина, не слишком далёкая от правды…       Тошно. От собственной глупости. От тотальной несправедливости. От с грохотом треснувших надежд. Неужели на людей априори нельзя положиться? И как тогда жить?.. Зачем родители воспитывали в ней эти дурацкие честность и веру в человечество? На кой чёрт дед призывал всегда искать в людях что-то хорошее? Какой в этом смысл, если ей по итогу всегда больно?       Тетрадный лист в очередной раз поменял форму из-за упавших с кончика носа капель. Женя стыдилась этих слёз. Они напоминали о пацане, о его поступке и об унизительных мольбах прекратить.       Стук прервал поток мерзких воспоминаний. Она торопливо вытерла щёки, натянула рукав кофты так, чтобы спрятать яркую гематому. Отец мялся у двери. — Я не кусаюсь, — девушка устало кивнула на софу. Александр Петрович (слишком радостный её доброжелательностью) сел рядом с дочкой. — Ещё не всю школьную программу прошла? — Я к этому и не стремлюсь.       Они неловко замолчали. Женя не знала, куда себя деть, и по отцу было заметно, что он полностью разделяет это чувство. — Ты что-то хотел? — Глаза красные. Что-то случилось? — Слишком долго сижу за физикой. — Небрежно бросила Женя. Ей хотелось как можно быстрее избавиться от непрошенной компании. — Но ты со мной не о ней пришёл поговорить, верно? — Хочу извиниться. — Признание ощущалось исчезновением давящего груза. Как только слова сорвались с губ, плечи мужчины расправились, а лицо посветлело. — В последнее время столько всего навалилось. Работа, Игорь дурит, у тебя в школе бардак. Ане без конца что-то мерещится. Я не успеваю за вами всеми! Понимаешь? — Понимаю.       Женя машинально кивала, отвечала на риторические вопросы повторением их же без вопросительной интонации (и без частицы «не», если в том есть необходимость) и всё чаще поглядывала на часы, надеясь, что заученная ею наизусть исповедь отца вот-вот подойдёт к концу. Она окрестила это состояние автопилотом, как только узнала значение сложного слова.       Сегодня же в привычный сценарий ворвалась фраза, которая моментально прогнала скуку. Девушка округлила глаза от удивления, боясь, что ей послышалось. — Я тебе слово даю, — настойчиво повторил отец. — Только попроси. — Ну… — Всё, что хочешь!       Женя не верила в такие жесты доброй воли. Список желаний был слишком велик и некоторые из них действительно могли быть выполнены, но какой в этом смысл? Как только отец угомонит совесть, купив её прощение, всё вернётся на круги своя. Лицо девушки стало холодным и чуть отстранённым. Лишний раз травить душу надеждами не хотелось. Посмотрев отцу в глаза, она сказала первое, что пришло в голову: — Перестань таскать меня в больницу. — Александр Петрович помрачнел. Женя ожидала подобной реакции, а потому продолжила говорить, втайне надеясь, что папе наскучит игра в щедрость и он уйдёт. — Меня тошнит от всех этих перевязок, крови, органов и прочей дребедени. Вы с дедом и Игорем — практики, а я теоретик. — Чуть помедлив, Женя добавила: — Я люблю физику и после школы буду поступать в Москву.       Женя не ждала понимания и уж тем более одобрения. На бледном лице родителя было написано, что его молчаливый уход в другую комнату — вопрос ближайшего времени. Девушка отвернулась к тетради, прочитала условия следующей задачи. — Ты не заикаешься, — вдруг сказал отец. Женя сдержанно улыбнулась. — Уже пару дней как. — Как? — С лестницы в школе упала. Испугалась сильно. Видимо, из-за этого… — Ударилась? — Женя помедлила, неохотно показала повреждённую руку. Раз отец поверил в наспех придуманную ложь, то почему бы заодно не воспользоваться такой возможностью? Она всё равно не собиралась идти в больницу.       Александр Петрович тянул время, делая вид, что осматривает повреждение. Силком вложенных знаний жене хватило для определения обычного растяжения. Судя по всему, папа не хотел смотреть ей в глаза, потому что не знал, какие аргументы привести, чтобы отказать. Опять. — И какой у тебя план? — после длительного молчания, наконец, осмелился спросить отец. Женя нахмурилась. — Доделаю уроки и… — его взгляд сказал куда больше, чем он сейчас мог бы формулировать. От удивления у неё приоткрылся рот. — Ты серьёзно? — Только если серьёзно ты.       Всё вдруг потеряло значение. Девушка гипнотизирующим взглядом смотрела в глаза родителя, боясь увидеть в них отражение смеха или злости. — Много денег присылать я не смогу, сама понимаешь. Жить будешь с Игорем, никаких общежитий. Звонить раз в два дня. Если тебя это всё устраивает, то, пожалуйста…       Щелчок в голове, скачок, забвение. Она сама не поняла, как повисла у отца на шее с глазами, полными слёз благодарности. Даже если он скажет, что пошутил, то, пожалуйста, пусть даст ей ещё несколько секунд побыть в этом сладком обмане. Нашла минута, другая, а папины объятия оставались такими же крепкими. — Ты не шутишь? — боязливо и робко спросила девушка. Она боялась посмотреть родителю в лицо. А вдруг там она найдёт подтверждение своим опасением? — Сама же говорила, что у меня плохое чувство юмора, — с добродушным укором парировал Александр Петрович. — Геш, я устал с тобой воевать. Не хочешь в медицину, переживу. Главное, чтоб ты на меня не злилась.       Женя хотелось кричать от радости. Плевать на все проблемы, боль и прочие мелочи жизни. С проклятой медициной покончено. Можно сосредоточиться на выборе будущего без страха неприятия со стороны отца. — Ладно, пойдём ужинать, — чуть потрепав её по голове, сказал Александр Петрович. — Мама там какой-то вкусный пирог испекла. — Идём, — совсем тихо отозвалась Женя.       Они оба не верили в сказанное и услышанное, но изменение их взаимоотношений подсказывало — слова были подобраны верно.       Первые два дня прошли в относительном спокойствии. Пацан успешно отвлекал себя ни к чему не принуждающими разговорами с приятелями по группировке, общими сборами и тренировками. На четвёртый день он обратил внимание на своё более жестокое отношение к чушпанам. Если раньше всё ограничивалось отбиранием денег, то теперь ему было мало одного удара. Он избивал мальчишек до кровавых соплей. К шестому дню многие обратили внимание на ненасытность Турбо. Сколько бы ударов он ни наносил, не мог насытиться. Валера пришёл в себя лишь на десятый день, когда увидел толпу хадишевцев. Те привычно гуляли по своей территории, не подозревая, что член вражеской группировки пришёл в поисках жестокой драки. Пацану удалось ускользнуть незамеченным. Стараясь игнорировать болезненно быстрое сердцебиение, он направился прямиком к самому близкому другу, ибо происходящее уже не просто напрягало. От собственной безбашености кровь стыла в жилах, и, он понимал, трагичный исход — вопрос времени.       Зима был лучшим по части вставления мозгов на место. Турбо не раз пользовался этим его умением. Ведь когда сам пытаешься разобраться в себе, что-то обязательно или намеренно упустишь. А Вахит всегда шёл до последнего, не то в силу характера, не то ведомый любопытством.       Пацаны смогли скрыться в комнате только после добровольно-принудительного обеда в компании тёти Луизы. Втайне Валера был чертовски признателен ей за принципиальность в отношении еды. Думать на полный желудок, да ещё и после приятной беседы куда легче. — Коротко и без прелюдий, — потянувшись, сказал Зима. Он подобно довольному сытому коту развалился в стареньком кресле. Турбо плюхнулся на диван и, тяжело вздохнув, сказал: — Я проебал Женю. — брови Вахита изогнулись в немом удивлении. — Интересно девки пляшут. Давай подробнее.       И Валера рассказал. Всё, за исключением своих переживаний. Он никогда этого не делал. Не умел и учиться не собирался. Слёзы, сопли, истерики — бабская прерогатива, ему априори недоступная. Да и на что они могли повлиять? — Ебать ты дурак, — заключил Зима, прервав молчание. — Да что я сделал?! — Здесь важнее, чего ты не сделал. — Валера бросил на друга хмурый взгляд, но тот его и не заметил. — Она тебе напрямую всё сказала, а ты даже не извинился. — Да за что? — Бедная Женя, — Зима покачал головой. — И как её угораздило влюбить в себя такого оленя? — Какой я тебе олень?! — Глухой, судя по всему, — Зима усмехнулся. — Или ты уже не отрицаешь своей влюблённости?       Валера словно окаменел. Произойди этот разговор двумя неделями ранее, он наверняка послал бы друга куда подальше с таким заявлением. А сейчас заявление не просто не резануло слух, но вовсе проскользнуло мимо него. Ой, не к добру…       Зима с удовольствием наблюдал за мыслительным процессом, отражающимся на лице Турбо. Валера то хмурился, то удивлялся, поднимая брови до середины лба, то качал головой. И сколько бы Вахита ни забавляло это зрелище, тянуть дальше не было смысла. Нельзя разбрасываться возможностью объяснить другу всё то, от чего он так долго отмахивался. — Давай так: я задаю вопросы, ты отвечаешь только «да» или «нет». Максимально честно. Займётано? — Валера кивнул. Звучало несложно. — Ты шуганул её так, что она тебя знать не хочет, верно? — Да. — Ты ударил, а потом ещё минут двадцать орал на неё, хотя вмазать хотел Кощею? — Турбо оскалился и уже открыл рот, чтобы сказать что-то резкое, но под тяжестью многозначительного взгляда сник. Понимал, что любое оскорбление приведёт к прекращению разговора. Признавать этого не хотелось до чёртиков, но, отведя взгляд, Валера прошипел сквозь сжатые зубы: — Да. — Тебе будет нормально, если Женя перестанет с тобой общаться?       Вопрос слишком сложный. Настолько, что пришлось залезть в дебри чувств и мыслей, чего Валера не хотел делать долгие десять дней. Он боялся смотреть правде в глаза. А ответ, между тем, уже давно лежал на поверхности. Горделивая и свободолюбивая натура не позволяла его рассмотреть. Вахит ждал, чтобы одобрительно улыбнуться на тихое: — Нет. — Готов через себя переступить, чтобы её вернуть? — Да.       На пару минут комнату заполнила тишина. Зима подобно хирургу, добрался до серьёзной травмы. И что делать? Если оставить всё как есть, пациент выживет и, возможно, у него получится жить как раньше, с небольшим напоминанием о болезненной ситуации в виде аккуратного шрама. Вероятность благоприятного исхода высока, но… Может рискнуть и довести дело до конца? Вырезать опухоль в виде сомнений и помочь пациенту с восстановлением? Ведь в случае успеха его помощь мало того, что не понадобится, так ещё и продлит жизнь больному на долгие годы. Сложный вопрос. Не менее сложное решение. Зима, морально подготовившись к драке, спросил: — А через пацанские законы? — Валера умолк.       Грустно, но ничего не поделаешь. Такова реальность, в которой им приходилось существовать. Не все могут лавировать и искать лазейки из правил. А Турбо не то что не хотел, даже не рассматривал подобную возможность. Законы улицы для него — святое. То единственное, на что он мог опереться в этой жизни. Зима всё понимал и не смел судить. — Да. — Вахит подумал, что ослышался. Он переспросил и смог поверить, лишь получив более уверенный ответ.       Лицо пацана просияло от гордости, но он предпочёл это скрыть, дабы не смутить друга. Подобные решения не принимаются за долю секунды. Что именно стало причиной такого ответа, Вахит не знал. Но смотреть, как непробиваемый человек меняет свою жизнь без давления болезненных обстоятельств, чертовски приятно. Настолько, что на душе сделалось так легко и радостно, что эмоциям было мало места в худом теле. — Извинись, расскажи, какой бес тебя попутал, а там видно будет. — А можно вариант, где она меня сразу прощает? — Нет, — хохотнул Зима. — Она те чё, кукла? К живому человеку и подход нужен соответствующий. — А если не простит? — В голосе мелькнула неуверенность, граничащая со страхом. — Значит попросишь прощения ещё раз. — Валера поднялся в порыве злости, сделал несколько торопливых шагов из стороны в сторону и вновь плюхнулся на диван. От быстрого глубокого дыхания слегка закружилась голова. — Тебе чё важнее — быть пацаном или с ней? — Спроси чё попроще. — Зима пожал плечами. — Тут уже сам думай.       Всё естество Турбо кричало об уже принятом решении. Вахит не настаивал, предоставив другу место для размышлений. Всё потому, что знал — Валера уже принял решение (и пока не мог себе в этом признаться), а потому переживать за резкое изменение планов не стоило.       Последний раз школьные стены видели его тень, когда Валере не исполнилось и шестнадцати. Учение, безусловно, свет. Только теоремам мальчишка предпочитал драки и выбивание денег.       За углом коридора стояли двое. Пацан, переодевшись в батин пиджак, чтобы лишний раз не выделяться, судорожно ждал звонка с урока. Рядом с ним стоял пятиклассник и нервно притопывал ногой. Лежащая на его плече рука со сбитыми костяшками внушала в настоящий ужас. — Запомнил, как выглядит? — Мальчишка судорожно закивал.       Турбо всё ещё сомневался в правильности своей идеи. Может, тогда, разговаривая с Зимой, он и был готов пойти на всё… Сейчас же пацан ощутил всю тяжесть своего решения. Ведь он поставил девчонку (в отговорки про деньги и интерес он давно не верил) на одну ступень значимости с улицей. Невероятно, но факт.       Тучные мысли развеялись, стоило звонку ударить по ушам. Турбо прижался к стене, не желая попасться ей на глаза. Прежде чем просить прощение, стоило выяснить степень серьёзности Жениной обиды. Он проклинал себя за такую мягкотелость.       Пацан наблюдал за неспешно выплывающими из класса учениками. Как только её уставшее лицо мелькнуть в его поле зрения, на сердце приятно потянуло. Он всматривался в едва заметные веснушки на горделиво вздёрнутом носике, боялся (но очень хотел…) поймать взгляд сонных глазах, надеялся прикоснуться к бледным щекам. Её обаяние пленяло, как шлейф дорогих духов. Во рту пересохло. Пацана повело от желания ощутить на себе скольжение вдумчивого взгляда. Слишком рано!       Тонкие брови удивлённо изогнулись в ответ на торопливые слова пятиклассника. В лучах утреннего солнца тускло блеснула золотая обёртка конфеты. Женя огляделась, стараясь найти отправителя сладости. Турбо переполняемый довольством, поспешил уйти из цитадели знаний. На сегодня ему хватило смущённой полуулыбки на девичьем лице. Но только на сегодня.       Валера терпеливо ждал неделю. Искал предлоги, чтобы пойти к школе. Часами ждал её на их коробке. Бродил в окрестностях Жениного дома и всё думал, думал, думал… Почему она?       Своим планом по передачи конфет Турбо пользовался недолго. Когда ему надоело кошмарить школьников, было принято решение найти Женин класс и оставить презент прямо на парте. Небольших ухищрений и трёх представителей скорлупы в числе учащихся хватило для осуществления идеи. И, поскольку руководство школы не замечало шныряющего тут и там взрослого парня, Турбо охотно пользовался предоставленной возможностью, чтобы порадовать себя наблюдением за реакцией адресата.       Поначалу Жене было приятно получать незатейливые проявления внимания. Но вскоре всё это прекрасно в удушающий интерес. Она постоянно оглядывалась, стараясь найти малейшую подсказку. Малейший намёк. Кто? Зачем? Почему сейчас?       И вот в один из последних дней марта случайность всё расставила на свои места. Валера, стоявший у входа в класс, чуть замешкался и не успел отвернуться. Его взгляд, направленный на несколько конфет в её руках, дали девушке достаточно информации для резкого жеста, полного отвращения. Сладости отлетели на край парты. Женя окатила его взглядом полным холодного гнева и демонстративно отвернулась. Пацан выругался и ушёл, надеясь, что эта выходка была не больше, чем единоразовым показательным выступлением. Ошибся… Женя с готовностью пресекала каждую последующую попытку наладить отношения.       Турбо бесился, срывался на неповинной груше в зале и всё не мог понять, что делать дальше. Такой расклад его не устраивал. Пацаны, ко всеобщему облегчению, додумались не лезть под горячую руку. Мало ли что ему взбредёт?       И ему взбрело. Больная идея, нежели продуманный план.       Это произошло на первой неделе апреля. Женя заняла своё место в кабинете биологии, достала письменные принадлежности и уже была готова перекинуться с соседом по парте парой дружеских фраз. Место непривычно пустовало. Значения она этому не предала до тех пор, пока боковое зрение не уловило движение сбоку. — Думала ты не… — Женя не знала, какая эмоция главенствует: удивление, гнев или желание истерично рассмеяться. Белая рубашка была ему чуть мала в отличие от широкого, потрёпанного временем, пиджака. Вечно растрёпанные волосы словно в наказание за попытку их расчесать забавно распушились и теперь напоминали одуванчик. Туркин с озорной улыбкой наклонился к парте, дабы вошедшая в класс учительницы его не заметила. — Ты что здесь забыл? — Пришёл подтянуть знания, — как ни в чём не бывало ответил Валера. — А что ещё делать в школе? — Последние мозги отшибли? — ошарашенно зашептала Женя. Она испуганно огляделась, будто выходка пацана грозила ей самыми неприятными последствиями. — А как ещё с тобой поговорить? Конфеты не берёшь, от меня драпаешь. — Интересная попытка меня купить. Жаль провальная. — Грозно шепнула девушка, по инерции наклонившись. — Я не хочу с тобой разговаривать! — От его шаловливой улыбки внутри всё трепетало, а глупость ситуации пробирала на смех. Женя пыталась разозлиться, но, когда его лицо так близко, когда в глазах завораживающе плясали шаловливые искорки, не получалось. — Тогда говорить буду я. — Мягко парировал пацан. — Послушай… — Не собираюсь, — процедила Женя. Она выпрямилась и размашистым жестом открыла тетрадь, делая вид, что на свете нет ничего важнее урока. Валера, подперев голову рукой, со снисхождением наблюдал за её жалкими попытками игнорировать его.       Время, казалось, предательски замедлило ход. Женя не могла сосредоточиться на монотонном бубнеже старушки-учительницы из-за долгого, изучающего взгляд пацана. Лукавые светлые глаза медленно скользили по её скулам, задерживались на нервно подрагивающих ресницах и плотно сжатым губам. Она знала, что Турбо наслаждается происходящим. Бесит. — Ну прости, — едва слышно шепнул он, предварительно оперевшись на другую руку так, чтобы его голова была ближе к Жениному плечу. — Ты была ни при чём. Меня Кощей… — Мария Павловна, — вдруг окликнула Женя. Учительница с недоумением подняла на неё взгляд поверх толстых очков. — У меня был вопрос по домашнему заданию. — Ну-с, подойди.       Женя схватила тетрадку и поспешила к доске, про себя радуясь возможности нарушить план Турбо. Пусть побудет в её шкуре.       Девушка с особым злорадством издевалась над пацаном. Выслушивать его не хотелось. А вот позлить… На уроке он связан по рукам и ногам ситуацией, а дожидаться окончания учебного дня не станет в силу гордости и усталости. Женя позволяла его неловким попыткам подобраться к сути извинений, и как только чувствовала, что он собрался извиниться, без зазрения совести прерывала душевный порыв внезапными вопросами учителю и одноклассникам, поисками в портфеле какой-то ерунды и прочими мелочами.       Во-первых, Жене было интересно посмотреть, как пацан будет выкручиваться из ситуации, в которую непременно загонит себя, взорвавшись от гнева. Во-вторых, ей жуть, как хотелось отыграться. За пролитые слёзы, страх поссориться с семьёй, если те увидят травму, за неудобства и ещё длинный список негативных последствий его необдуманных действий. Женя знала, что очень скоро Турбо всё это надоест, и он отстанет, плюнув на дурацкие попытки.       Валера её настроя не разделял. Он неумело сдерживался, и медленно, но верно шёл к поставленной цели. Сложность заключалась лишь в нежелании девушки разговаривать. Заслуженно. Но так просто сдаваться пацан не привык и, раз она не хочет по-хорошему, придётся действовать по-своему.       Турбо выждал объявления обещанной контрольной. Мария Павловна вместе с несколькими мальчиками скрылась в каморке с оборудованием. Валера встал, протянул руку Жене. Все взгляды моментально впились в его фигуру. — Давай поговорим. — Класс зашумел в предвкушении интересной сцены. Девушка смущённо откашлялась, уткнулась взглядом в тетрадь. — Я знаю, что ты скажешь. — Не знаешь. — Знаю. — Так… Понятно, — на тяжёлом выдохе сказал пацан.       Он аккуратно схватил её под локоть, быстрым движением поднял и, прежде чем Женя успела договорить очередную колкость, закинул девушку себе на плечо. Её визг утонул в смехе и овациях класса. Турбо было плевать на взгляды, выкрики и прочие бредни. Им надо поговорить, и они поговорят! Он вышел, не замечая её жалких попыток высвободиться. — Да поставь ты меня! — кричала Женя, колотя пацана по спине. — Нет, пока не выслушаешь. Ори погромче. Нам же нужно больше публики.       Женя испуганно огляделась. А ведь ей только-только удалось избавиться от раздражающих слухов о любовном треугольнике, в котором она, якобы, принимала непосредственное участие. Теперь благодаря этому придурку придётся выслушивать очередной поток небылиц!.. Да что за наказание?! — Я должен был сдержаться, — между тем сказал пацан, заворачивая за угол. К счастью, коридоры были пусты, и Женины одноклассники додумались пойти следом. — И срываться на тебя — говно идея. Я виноват. — Мне плевать! — Валера остановился, чуть наклонился вперёд. Жене успело почудиться, что он её опустит, но пацан лишь удобнее перехватил её ноги. Девушка жалобно заскулила. — У меня юбка задралась! В чём смысл извинений, если ты опять доставляешь мне неудобства? — Сама не захотела нормально говорить. — Пацан прижал вторую руку к её бёдрам так, чтобы злосчастное платье не отвлекало Женю от разговора. Да и перспектива показывать девичьи прелести каждому встречному его мало радовала. — Чё ещё делать? — Отстать от меня, например? — Не канает. Слишком просто. — Женя от злости принялась махать ногами и изо всех сил бить пацана по копчику. Ему это не шибко нравилось, но уступать упрямству девчонки Турбо не хотел. — Хватит, мышь. Прекрати говорю! Я хочу твоего прощения и возобновления занятий. — Женя засмеялась с издёвкой и раздражением. — Ты делаешь это всё из-за денег?! — Нет. — Тогда вообще не понимаю. На кой я тебе сдалась? Да пусти ты! Туркин, ты меня уронишь! — Красивых девчонок носить на руках легко и приятно. — Она наигранно рассмеялась. — И сколько дур на это купилось?       Валера шлёпнул её по бедру. Звон удара переплёлся с её возмущённым писком. Турбо, не скрывая наслаждения, ускорил шаг. Лишние зрители, на которых девушка могла сослаться (и впоследствии сбежать под шумок), ему не нужны.       Пацан подошёл к лестнице и, наконец, поставил девушку на две ступеньки выше. Так, чтобы она могла смотреть ему в глаза. Женя мгновенно предприняла попытку уйти, но крепкая хватка на плечах не позволила ей сделать и шага.       Она смотрела на него с высшей степенью раздражения. В девичьей душе кипел вулкан эмоций. И с каждой секундой пацан своим поведением приближался к лицезрению извержения. — Я уже всё это слышала, — как можно спокойнее сказала Женя. Она попыталась сбросить его руки. Не вышло. Его хватка стала более мягкой, будто Турбо не удерживал её против воли, а настраивал на приятный разговор, ласково поглаживая плечи. — Вот уж хрен. Пацаны не извиняются, — с усмешкой протянул он. — Ну и дураки.       Впервые за долгие годы Женя нашла применение длинному языку и вспыльчивости. Гложущие сомнения точно исчезнут, стоит ей вывести пацана из себя (сделать это, к счастью, нетрудно). Одного удара будет достаточно, чтобы навсегда вычеркнуть его из своей жизни. — Мне с высокой колокольни на твои пацанские дела и прочую хрень. — Турбо стиснул зубы. Женя видела перемены в его лице. Отлично! — Хочешь вести себя хуже животного — вперёд. А от меня держись подальше. — Всё сказала? — Всё! — Ты права.       Они оба замерли. Турбо — от ужаса. Чтобы признание вырвалось с такой лёгкостью?.. И ведь он сказал это не ради Жени или её прощения, но… почему? С чем конкретно он согласился? Или осмелился сказать что-то против пацанских законов и сам этого не понял?!       Женя — от неверия. Всё пошло не по плану, и теперь она с растерянностью смотрела на столь же растерянного парня. Ну зачем он так не вовремя начал играть в хорошего человека?! Одной грубости с лихвой хватило бы, чтобы задушить всё то положительное, что девушка смогла в нём рассмотреть через призму ещё не убитой симпатии. А что теперь?! Она же решила, что никогда не простит такое поведение… Эти сомнения, и споры пустили корни в её теле, перекрывая путь воздуху, болезненной лозой оплели сердце и желудок. Чёртов Турбо… — Я обосрался. До меня, когда дошло, что ты из-за меня рыдала, захотелось себе руку отгрызть, зуб даю! — Женя прыснула от смеха, но быстро вернула себе самообладание. Турбо не стал обольщаться. Опустив голову, он продолжил говорить тихо и уверенно. Так, чтобы она точно слышала. — Мне нужны деньги, пиздеть не буду. Но слышать, как ты меня подкалываешь, нужнее. Короче, если не хочешь, давай не будем заниматься, но… может, в кино что ли сходим? — Мне, по-твоему, одного растяжения мало? — Турбо покосился на Женю в полном недоумении. — А чё ты думал? С грустными глазёнками извинишься, и я растаю? — По его удивлённой физиономии девушка поняла, что примерно такого плана пацан и придерживался. — Не надейся, Туркин. — Больше не боишься говорить всё в лицо? — У меня был хороший учитель. — Где-то в глубине коридора послышались торопливые шаги. Девушка отступила и уже хотела пойти навстречу идущему, но была остановлена цепкой хватка чуть выше локтя. — Я всё учёл. Один шанс. — Нет. — Дай мне слово сдержать! — Какое из? — с готовностью парировала Женя. Она сильно нервничала, но Валера не собирался отступать. — Научу драться. Без всякой фигни. Геш, я не отстану. — Сказала же так меня не называть! — Она резко отшатнулась. Сумев высвободиться, Женя быстрой походкой направилась к классу. — Вот и вред мне за это, когда научишься! — Сказал Турбо, встав у неё на пути. — Ты баран?! — Жду завтра на нашем месте. — У меня рука не зажила. — Значит в кино пойдём. — С пацанами не гуляю, — чуть вздёрнув нос, ответила Женя. — Это мы ещё посмотрим. Бывай, злюка.       Подмигнув, Турбо впихнул ей в ладонь несколько золотистых конфет и стремглав бросился из школы. Где-то вдалеке слышались причитания учителей, злые окрики и возбуждённые голоса учеников, но все они меркли на фоне её молчания. Женя ничего не ответила, что, в его голове, приравнивалось к шансу, который он ни за что не упустит. — Женечка, ты знаешь, кто это? — взволнованно кудахтала одна из учительниц, поочерёдно прикладывая ладони к красным щекам. — У ребёнка температура! Мария Павловна, в медпункт! Срочно!       У Жени и правда кружилась голова, лихорадочно билось сердце и слегка подкашивались колени. Но причиной тому была вовсе не зябкая погода межсезонья.