Мгновения Мэйлора

- Дорогуша, дай ему хотя бы попробовать. Фредди делает в мою сторону последний отчаянно упрашивающий жест и это выглядит так, будто он уже смирился с моим внезапно проявившимся поистине ослиным упрямством. Роджер тоже взирает на меня неожиданно умоляюще, и даже Джон, до этого сидевший молча смотря в стену, наконец поднимает на меня глаза и я вижу, как он устал от наших воплей. - То, что ты предлагаешь, звучит неплохо, но несколько...- Фредди точно знает, что хочет сказать, но боится меня обидеть. - ...скучно. Прости. Мы словно пионеры у костра - поем хором почти все время на одной ноте. Нам нужна экспрессия! - Ты и так уже уговорил его на кантри, - ухмыляется Джон. - если согласится на Роджера, я поверю в магию Фредди Меркьюри. Парс сверкает на него глазами, пряча улыбку в уголках рта, и в шутку посылает "дорогуше" воздушный поцелуй. Недовольный Роджер стоит напротив них, завершая этот живой бермудский треугольник, в котором на протяжении последних часов бесследно исчезал мой первоначальный, неспешный и лирический замысел песни. И все-таки я заметил, как обеспокоенно ударник косился в мою сторону. Я не знаю, как объяснить Фредди и остальным, почему не хочу слышать фальцет Роджера в своей песне. Не смотря на изменения в звучании с подачи нашего лёгкого на выдумки вокалиста, в этот раз я почти полностью отвоевал собственное видение в исполнении и даже уговорил Фредди уступить мне главную партию, хотя вначале казалось, что будет проще его убить. И вот он - последний фронт, который они не сдадут. Почти безнадёжно качаю головой в ответ на их взгляды. Однажды я уже попался на этот крючок. Фредди притащил в студию наброски "It the lap of the gods". Тогда, в проигрыше, между его вокальными пассажами, я впервые услышал всю силу и красоту тейлоровского голоса. Словно загипнотизированный я стоял посреди студии, чувствуя себя одиноким моряком, очарованным смертельным пением сирены и слепо ведущим свой корабль прямо на скалы. Очень символично. Почти это со мной и произошло. Видение отступило, когда показательное выступление закончилось, и в меня упёрся пристальный изучающий взгляд, казавшийся влажным и глубоким из-за освещения и тени длинных ресниц. После репетиции эта сирена вышла покурить, больно задев меня плечом и не соизволив извиниться. На концерте я не оборачивался, пока Роджер легко, буквально на одном дыхании вытворял голосом те же невероятные вещи, одновременно играя свою партию на ударных. Чертовски верное решение. Выглядел он как та же сирена - я всегда удивлялся ради чего природа наделила этой кукольной внешностью такую занозу как Тейлор - что ничуть не отменяло того факта, что за кулисами он дымил и матерился, целясь палочками мне в голову. Но сейчас все было по-другому. История, которую я записал в песне - личное чувство. Слишком сильная, все ещё трепетно хранимая страсть к науке и космосу, и немного подростковой любви к научной фантастике. Увы, в ней нет места истеричным русалкам, поющим фальцетом, и им придётся это признать. Фредди смотрит пристально своими яркими, горящими после спора глазами, но уже устало, как мать на капризного ребёнка и только поэтому я сдаюсь. - Хорошо, давайте попробуем. Все бесполезно, пока сами не услышите, что он там лишний. Роджер закатывает глаза, а Фредди с Джоном облегчённо выдыхают. Меркьюри ненадолго отводит ударника в сторону, больше мимикой и жестами, нежели словами, объясняет, что именно хочет услышать. Мы снова берёмся за инструменты. Я начинаю с самого начала. Хочу понять, как будет звучать конечный вариант, с фальцетом или без него. Мне нравится звук акустической гитары, нравится петь самому. Нравится, что мы единогласно (почти) отказались от барабанов. Я стараюсь не смотреть ни на кого и все же краем глаза замечаю, что Роджер косится в мою сторону. Во время припева мы все поем хором, почти как единое целое. Начинается проигрыш, и я знаю, что Родж должен вот-вот запеть. Он сразу берёт высокую ноту, но тянет ее так аккуратно и нежно, что на миг меня пронзает зрительно-звуковой диссонанс. Мозг оказывается верить в то, что передо мной сейчас наш шумный и буйный барабанщик, которого невозможно унять, переубедить или хоть как то утихомирить в любое другое время. Но это чувство продолжается всего несколько секунд. Роджер томно и неторопливо тянет своё "Ааааааа" пока не заканчивается воздух. Делает короткую, едва заметную паузу, во время которой успевает наполнить лёгкие кислородом и снова берёт ту же ноту. На этот раз наращивает высоту так же медленно, но теперь я слышу в его голосе и растущее напряжение, которое прерывается лишь с новым лёгким вдохом. Где-то в глубине, по линии от солнечного сплетения до самого ремня брюк, сдавливает и одновременно как будто медленно разгорается новое, но смутно знакомое чувство - то, что я старался спрятать как можно глубже от себя самого. Мысленно проклинаю Тейлора и себя - за то, что согласился это слушать. Третий акт мелодичного роджерова подвывания начинается с того же красивого напряжения и поднимается выше, пока его голос не достигает своего предела, переходя по звучанию в красивый мелодичный вскрик... Мои щёки заливает краска, и я зажмуриваюсь, когда слышу, как с чудовищным фальшивым звуком захлопывается ловушка струн, в которую я сам себя загнал. Чёрт возьми, я запутался в собственных пальцах. В воздухе ещё дребезжит последний неверно взятый аккорд, пока Фредди удивленно переглядывается с Джоном. Должно быть оба поражены моему внезапному косяку на такой простой мелодии. Тейлор смотрит прямо на меня и у него сейчас непередаваемое выражение лица - смесь испуга и превосходства. Неужели догадывается?.. Я не слишком аккуратно ставлю гитару в угол и направляюсь к выходу. «Пойду подышу.» Меня провожает единогласная тишина. Уже с другой стороны двери слышу заглушенный хлопок и голос Фредди: "Перекур, дамы!" Открытая курилка с торца здания - прекрасное место для размышлений, пусть я и не курю. Уединённо, тесно и холодно. Первую минуту я просто глубоко вдыхаю опасно холодный и влажный воздух, стараясь не думать. Потом заходишь ты. - Это что за херня была? - звучит непривычно и резонансно тихо, едва ли не заботливо. Я не думал, что ты пойдёшь за мной. Наверное, поэтому и пришёл сюда. Я усмехаюсь тому, какой неудачливый из меня беглец. Ты, кажется, принимаешь это на свой счёт. - Что происходит, Брайан? Тебе мой голос не нравится? Недостаточно хорош для твоей всратой космической баллады?! - Мне очень нравится твой голос, Родж. Я чувствую себя внезапно очень уставшим и раздраженным. Я не хотел тебя видеть и у меня нет сил с тобой спорить, но тебе все равно. Ты злишься, хотя злиться должен я. Это ты достаешь меня в гримерке. Ты вечно играешь на моих нервах. Это из-за тебя я сбился... - Дай мне сигарету. Весь твой бешеный запал как ветром сдуло. Ты смотришь на меня удивлённо, приоткрыв рот, моргая своими огромными совиными глазами. Я стараюсь не смотреть на тебя, только на мгновение перевожу взгляд на твои пальцы, когда ты наконец протягиваешь мне пачку. Наклоняюсь к твоим рукам, когда ты прикуриваешь мне, закрывая слабый огонёк ладонью. Немного неловко, но уверенно затягиваюсь. Не удержавшись, поднимаю на тебя глаза, перехватывая изумленный и как будто восхищённый взгляд. Смотрю долго, в упор, сквозь лёгкую завесу медленно выдыхаемого дыма как подрагивают безумно длинные ресницы, веером прикрывающие расширенные зрачки - и только потом выпрямляюсь в полный рост. Чувствую как покалывает кончики пальцев. Мне страшно и азартно, и то, как ты смотришь на меня сейчас, только усиливает этот азарт. Я делаю ещё одну медленную затяжку, изучая унылый пейзаж заднего двора. Краем глаза замечаю, что ты нервничаешь. - Скажи уже что-нибудь. - Например? - Например, что тебя бесит мой фальцет. Ты непривычно серьезен. Я знаю, как на самом деле тебя задевает критика, поэтому молчу. Но дело не в этом. Мне нечего сказать, кроме лжи, которою я не хочу произносить, и правды, которую не могу. Я дал себе честное слово даже не думать об этом и у меня почти получилось. Я снова затягиваюсь. - Тоже считаешь, что я похож на девчонку? - нервная усмешка пробегает по твоим пересохшим губам. Я намеренно избегают твоего взгляда, только стряхиваю пепел себе под ноги. Площадь курилки без преувеличения равняется четырём шагам Брайана Мэя, но ты видимо считаешь, что и этого много, когда я опять не отвечаю. Ты слишком близко, почти вжимаешь меня в железные решетки-перила, и мне некуда отступать. - Скажи, Брайан, почему тебя раздражает, когда я пою? Ты чуть прищуриваешься, издевательски поднимаются уголки губ, но ты подходишь еще ближе и я чувствую твое напряжение. - Сейчас и когда мы записывали "It the lap". Видел бы ты тогда своё лицо, Брай. Я эту чертову песню чуть не возненавидел из-за твоей перекошенной физиономии, гребаный астролог! Думаешь, я не вижу, как тебя каждый раз воротит?! Недокуренная сигарета ломается в моих пальцах и летит за борт нашей подводной лодки. Всего мгновение - и теперь уже я прижимаю тебя к стене, упираясь руками в холодный кирпич по обе стороны. Мои пальцы как лёд, но в груди все буквально горит. Мне хочется выкрикнуть тебе в лицо, как ты бесишь меня, иногда просто до одури, своим мерзким характером, нахальными взглядами и словами, и девчачьей внешностью, и особенно - да, своим чертовым голосом. Но среди тысячи фраз я нахожу одну-единственную, ту самую мысль, которая пронзила мозг, горячо отрекошетив куда-то в низ живота, там, в студии... Медленно наклонясь к твоему уху, я, кажется, вбиваю последний гвоздь в крышку своего гроба, размеренно и чётко произнося: - Нет, Родж, я думал, что такие звуки из тебя можно только вытрахивать. Только и всего. Когда смысл сказанного доходит до тебя, ты обмякаешь и смотришь так, будто впервые меня видишь. Невозможно представить твою следующую реакцию, хотя по степени разрушения она наверняка получит высший балл, так что теперь я, пожалуй, обречён, и все-таки мне смешно видеть тебя таким. У меня улыбка безумца и тяжёлое дыхание, которое касается твоих приоткрытых губ. Несколько мгновений я удерживаю взгляд на этом завораживающем зрелище, затем упруго отталкиваюсь от стены за твоей спиной и ухожу обратно в тепло лестничных пролетов. Вечером мы будем отмечать запись новой песни и дар убеждения Фредди. Роджер до конца записи и даже в течение вечера так ничего мне и не скажет. Но когда пьяный в стельку и бодро шатающийся Фред пойдёт провожать домой сонного Дикки, я узнаю все, что Родж думает о моих словах. И те звуки, что я буду вытрахивать из него этой ночью, не сравнятся ни с одной нашей песней.