Путь домой

Длинное приземистое здание полицейского управления Яков отыскал без труда. Внутренне собравшись, сжав волю в кулак, шагнул через порог. Арестантом и то было легче. А вот просителем… Неспешная деловая суета участка вдруг резко, до кома в горле, напомнила ему Затонск. Сквозь небольшие узковатые окна полосами пробивался яркий полуденный свет, баба в темном платке что-то объясняла молоденькому полицейскому, двое мужиков ожидали на лавке. Дежурный тут же обернулся к Якову, выяснил имя, по какому делу явился, и повел за собой. Оставив его перед дверью, дежурный зашел с докладом в кабинет самого исправника – главы всей уездной полиции. На табличке значилось – Зацепин Петр Ильич. Яков нахмурился. Он готовился долго доказывать своё дело кому-то из низших чинов, назначенному принимать просителей. Попытался вспомнить хоть что-то из имеющихся сведений, однако ничего конкретного не вспоминалось. Источников такого уровня у него нынче не было. Долго размышлять ему не пришлось - в коридоре Якова удерживать не стали. Мужчина за массивным, даже на вид дорогим дубовым столом выглядел не менее представительно – квадратное, довольно смуглое лицо, заметная седина на висках, равнодушно-бесстрастный взгляд угольно-черных глаз. Впрочем, у стены держать не стал, указал небрежно – садитесь. Подтянул к себе папку. Яков хорошо знал, что там написано – десять лет каторги за предумышленное убийство. Исходя из тех документов, Яков Штольман, подкравшись незаметно, камнем по голове убил князя, вызвавшего его на дуэль. То был даже не приговор – неприкрытое издевательство. Исправник искоса глянул на Якова: «Чаю?» Тот подобрался мгновенно. Как-то враз стал мешаться суконный кафтан, старым ремнем подпоясанный. «Нет, благодарю». Исправник, не особо обращая на него внимания, рассматривал густо исписанные листы. - Так это вас тут медведь на куски разорвал? Цепкий взгляд наконец-то поднялся, прошелся по посетителю, словно отыскивая оторванные куски. Яков молчал. Здесь была не его игра. Тот продолжал неторопливо: - Свидетельство о смерти я вам выписал, было дело, доклад для отправки в Петербург составил. Едва заметная усмешка всё же мелькнула в глазах: - В подробностях. Так вот, следом, считай, и ответ пришел. Полное помилование, в связи с пересмотром дела по вновь открывшимся обстоятельствам. Самое чуткое ухо не уловило бы в бесстрастном тоне и намека на иронию: - Поздравляю. Только готовность ко всему позволила Якову ни на миг не дрогнуть. На каменно-неподвижном лице жили лишь глаза. Зацепин наблюдал, явно довольный увиденным. Они оба знали – никакое подобное дело не оформляется ни за день, ни за два. А уж ради умершего вовсе никто спешить не стал бы. А значит, распоряжение лежало уже готовое, но наверняка притормозил кто-то. И лишь получив извещение о его гибели, пустил далее по инстанциям. Зацепин продолжал тем же неторопливым, ровным тоном: - Особых распоряжений насчет вас не поступало. Так что временный паспорт по месту вам выпишут, зайдёте через пару дней. Чем вы там промышлять собирались, охотой? Значит, так и запишем. А вот если на большую землю соберетесь… Внимательный взгляд, кивок: - Проездные документы через губернское управление пойдут. Впрочем, в зиму вам всё равно не ехать, а до весны решится. Передадим в губернию нарочным с подходящей оказией. Вопросы? Яков понимал великолепно: его могли, при желании, месяцами гонять по кругу по всем инстанциям. Внешнее благоволение заставляло держаться прямо, не расслабляясь ни на секунду. Но вот чутьё подсказывало – где-то за кажущейся бесстрастностью взгляда у исправника действительно скрывалась доля симпатии. И решал, и оценивал тот прямо здесь и сейчас, по ходу. А ведь классный чин уездного исправника соответствовал чину надворного советника - 7-му классу Табели о рангах. Ирония судьбы. И Яков решился: - У меня невеста тут. Зацепин достал очередной листок: - И что - невеста? Вы более не поднадзорный, девица совершеннолетняя, идите да венчайтесь. И в ответ на его взгляд всё же прорезалась ирония в голосе: - Чей у нас тут не ваш Петербург. Впрочем, как бывшему ссыльному разрешение на брак я вам выпишу. Яков коротким четким движение на миг склонил голову: - Благодарю. И продолжил: - Но ведь придется и опровержение к докладу посылать? Зацепин усмехнулся открыто: - Да господь с вами. В общей сводке пойдет, никто и не глянет. Вы хоть представляете, сколько ссыльных по разным причинам по всей губернии помирает?        Яков ожидал на лавке в ближайшем скверике, кривыми березами более всего напоминавшем не дорубанный кусок дикого леса. Смотрел прямо перед собой и думал. Ему, не задав при этом ни единого вопроса, и ни одного шанса не оставив просить о чем то, только что прямым текстом пообещали оформить все необходимые документы именем и влиянием уездной полиции. При этом ненавязчиво намекнув, что появляться в губернии Штольману самому – не в их общих интересах. Даже если у Зацепина и были во всём этом свои резоны – Яков их в упор не видел. Не считать же за причину нежелание привлекать внимание к пересмотру рядового дела – максимум, чем это могло окончиться – взысканием одному из низших чинов. Что ж, подорожную до Петербурга ему должны выписать, а уж там как карта ляжет. Зато ближайшие планы теперь можно будет подкорректировать в гораздо более оптимистичную сторону.        Зацепин грозным взглядом сверлил стоящего напротив мужика – артельного старосту Сеньку Кривого, пришедшего как раз с обозом. - Так это у тебя, стервец, медведи людей на куски разрывают? А после, видать, склеивают? Я ж тебя за подлог самого сгною! Ты за кого, стервец, полицию держишь? Сейчас должна была последовать давно известная реакция: от «недосмотрел, прощения просим», до «не виноват я, бес попутал». Мужик глянул прямо и размашисто перекрестился: - Помер он, ваше высокоблагородие, вот как есть - помер! Зацепин вовсе разъярился: - И мертвым за документами пришел? Мужик лишь руками развел: - Сам видел, вот вам крест! А что пришел – так то ж всё ведьма его. Она ж и медведя видать, на него навела. А не сумел бы – так что ж. Кто ведь по беровой тропе не пройдет – тому с шаманкою не бывать. Бером местные звали медведя, но не всякого, а того, кто самой Лесной Хозяйке служит. Исправник хмыкнул про себя, и грозно перечислил очередные кары, с оттенком пренебрежения глядя на старосту. Мысли о том, как воля местных божков должна была бы сочетаться со строгими устоями старообрядческой деревни, выходившей пострадавшего, в умную голову Сеньки явно не приходили. - Ладно, а охотился он как? - Так это, стрелял то хорошо, а охотник вовсе никакой. Зацепин лишь головой покачал: - И как же охотой жить собрался? Сенька, явно поняв, что гроза миновала, выдохнул с облегчением и пояснил: - Так то ж раньше так было.        Зацепин вернулся в кабинет, опустился за стол. С явной иронией на папку взглянул. И придумают же: шаманка и её воин. Что жена травы собирает, это понятно – семейные бабы всегда собирают. Зимовала уже здесь, местные рецепты узнала. Но ведь сообразила, и вместо того, чтобы репутацию ведьминской избушки опровергать, травы стала заготавливать в таких количествах, что и на полк хватит – и вот это уже интересным было. Может, и получится что-то у них. А ведь повезло всё же Штольману. Бывшему дворянину, да еще и служившему в полиции, никогда бы не прижиться в здешней общине. Под медведя его уже раз подставили. Но теперь любое прошлое, этого, как его там – идущего по беровой тропе, не будет уже интересовать никого. Местные суеверия неистребимы. Подумал, ухмыльнулся едва заметно, подвинул к себе лист бумаги, взял перо. Пожалуй, пускай у этого Штольмана белая полоса и дальше идёт.        Анна остановилась на полянке, наклонившись к очередному кустику. Первые дни у неё в глазах всё мелькало, голова кружиться начинала. Но бабушка Аглая шла рядом, неутомимо нагибаясь за очередным листочком: - И вот это возьми, девонька. Непросто сейчас найти, да ничего, соберем. Мужика своего как раз за зиму отпоишь, надо ему. И Анна упрямо поднималась и шла дальше. - Еще материнки листики возьми. Тебе тоже надо. Яков (а кто бы её отпустил в лес одну?) положил в заплечный мешок очередную охапку травы, взвесил в руке: - И куда нам столько? Лошадь вновь заводить будем? - Несите, несите, Яков Платонович, - строго повелела Анна. И добавила с нарочитой интонацией бабушки Аглаи: - Зимой всё пригодится. Яков задумчиво растирал в пальцах листочек: - Анна Викторовна, а откуда вы это всё знаете? Анна вскинулась, собираясь что-то доказывать. Осеклась. Едва заметная улыбка таилась в уголках его губ, а глаза глядели так серьёзно-серьёзно. Анна чуть нахмурилась и ответила с укоризной: - Яша, ты опять дразнишься. И как тебе не стыдно? Он лишь головой качнул, улыбаясь. Ему никак не было стыдно. Анна вскинула кулачок, собираясь ударить чуть-чуть – а пусть не дразнится. В последний момент передумала и погладила легко его плечи. Вновь провела руками, уже сминая рубашку. Вот за что его нынешняя одежда ей нравилась – в отличии от пальто или сюртука под ней так ясно и сильно ощущалось тело. Он ждал целый долгий миг, прежде чем обхватить за талию и притянуть поближе. Анна позволила себе притянуться и скользнула руками под рубаху. Разумеется, ничего большего здесь и сейчас не будет. И место не подходящее, и земля уже не по-летнему холодная, да и одежду новокупленную беречь нужно. Но безнаказанность – это же так сладко...