an onion for a sweet taste

      Пялясь в тоскливый грязный потолок, он осознает, что это скорее всего неправильно. Что, может быть, это какая-то назойливая гиперфиксая разума, в попытки избежать столкновения лицом к лицу со своими проблемами.       Но он помнит... До того как винные кусты завяли, до того как отчий дом сгорел до тла.       У них не было матери - по крайней мере, она уже давно погибла до его сознательного существования, а всё, что от неё осталось - блеклые портреты, что уже давным давно превратились в пепел.       И поэтому, когда в канун Рождества ему посчастливилось слечь с лихорадкой, вместо мамы, что кормила его супом с ложки - был доктор, что давал лишь горькие настойки. И утешал скупыми фразами.       В то время еще совсем молодой, только-только получивший кое-какое формальное образование - но с теми же мятными волосами и алыми глазами. Тогда он не носил маску каждодневно, но ввиду мутных воспоминаний не мог наверняка вспомнить его лицо.       Но Дилюк мог вспомнить, как он, обязанный соблюдать постельный режим, скользнул вниз по лестнице, чтобы проводить доброго доктора. Доктор был странным взрослым, но его волосы казались воздушной ватой, и он относился к Дилюку как к взрослому - именно поэтому мальчику он очень нравился.        - Останься, доктор, - прозвучал низко голос его отца.       Дилюк неловко замер на верхней ступеньке, скрытый от взора взрослых.        - Моя работа ещё не окончена, - кратко замечает доктор, заканчивая упаковывать многочисленные приборы в кожаный чемодан, - я должен проверить кровь мальца.       Старший Рагнвиндр усмехнулся по-доброму.        - Сколько можно работать? Его состояние стабилизировалось благодаря тебе.       Доктор выпрямился, тяжело вздыхая - видимо они знают друг друга не первый год.       Крепус подошел к нему вплотную, возвышаясь над итак высоким доктором на пару сантиметров. Он коснулся пальцами упавшей из низкого хвоста мятной пряди волос, играясь.        - К тому же у меня завалялась бутылочка отличного выдержанного вина - Château d'Yquem.       Доктор тяжело вздохнул - практически также как когда Дилюк отказывался пить горькое лекарство. Рука отца настойчиво отбирает прижатый к груди портфель доктора и скидывает его на кресло, небрежно - будто в спешке, отчего склянки внутри звенят.        - Как ты любишь - медовый сироп, сладость спелых персиков и кислинка лимона.       Доктор склоняет голову вправо, как диковинная птица, касаясь щекой теплой ладони.        - Ну раз Château d'Yquem...       Ладонь отца скользит по чужому лицу, скрываясь за волосами на затылке, игриво дергает ближе к себе за волосы - властно, странно, Дилюк никогда не видел чтобы отец себя вел так жестоко - грубо, неприлично. Дилюк практически чуть не дернулся из укромного места - всё-таки его воспитали джентльменом и он не мог позволить даже отцу так обращаться с гостями, как вдруг ладонь доктора скользнула по чужим плечами - невесомо, знакомо. Замерла на спине - и прижала ближе.       И огонь камина загорелся на секундочку будто ярче, когда губы мужчин соприкоснулись.              Резкий звук колокольчика вывел Дилюка из полудремы - в этом заведении колокольчик звучал несколько раз в день во всех комнатах. Как и во многих лечебницах дни пациентов были довольно тщательно расписаны.       Подъем-завтрак-обед-работы-ужин-сон. Или подъем-завтрак-работы-сон-обед-работы-ужин? Дилюк уже точно и не помнил. Судя по положению солнца в зарешетенном окне - сейчас обед. Слава богу, Дилюк хотя бы здравый смысл не растерял - ну, минимальный.       Меню на сегодняшний - картофельный пирог, гороховый пуддинг и бледный чай. Блюда не внушали доверия - картофельный пирог разваливался на глазах, гороховый пудинг был похоз на коровий навоз, а чай на воды сточной канализации.       Желудок Дилюка жалко булькнул. Рядом подсели, плечами касаясь по неосторожности его плеч.       Чужой поднос громко стукнул о металлический стол - приборы загремели, а чай чуть не пролился. Незванная компания обернулась в его сторону.        - Меня зовут Альбедо. У тебя тоже шизофрения?       Дилюк было открыл рот, чтобы ответить - что ему даже такое слово неведомо, но молодой человек его сразу же перебил, продолжая говорить.        - Я подозреваю, что у меня глисты. Ну или горячка. И может немного расслоения личности. Бешенство? Ты будешь свой пуддинг?       Юноша, тонкий, как бумага, светловолосый и голубоокий, протянул тоскливую ладонь в сторону его порции и перетащил её на свой поднос недожидаясь разрешения. Дилюк невзначай заметил, как содрогнулось чужое запястье, будто бы поднять тарелку полную еды - невероятно тяжелое занятие.        - Доктор сказал, чтобы выздороветь нужно больше есть, но если больше есть, то червяки внутри тоже будут больше есть! Но Доктор знает лучше, разве не так?       Дилюк был слишком вымотан, чтобы хоть как-то реагировать на странность своего собеседника - к тому же, кто тут не странный? Это даже вполне себе нормальное поведение для такого заведения.        - Кто твой доктор? - он решил вежливо поддержать беседу, отодвигая поднос подальше, лишь бы смрад недоваренной еды не задевал его ноздри.        - Доктор Зандик, конечно, он тут самый компетентный. Что тут, что в институте. У меня кузен как-то опорожнялся червями, то еще зрелише.        - В институте? - решил попробовать он, - ты знал его раньше?       Кажется, он начал привыкать к темпу беседы этого странного персонажа. В блондинистых волосах напротив он взглядом наткнулся на крошки от хлеба с сыром, что подавали вчера.        - Когда был в здравом уме - учился с ним в одной медицинской конторе.       Дилюк поднял брови - неужели Альбедо ровесник Доктора? Да, он определенно выглядел потрепаннее, чем типичный пациент этого госпиталя, но всё равно как-то неверилось. Хотя сколько доктору - 35 от силы?        - Вы одного возраста?        - Нет, я моложе на восемь-семь-пять-или-десять лет. Умный очень. Был. А от большого ума одни проблемы - вот, теперь питаюсь горохом и водянистым чаем. Могло быть хуже.       Странным образом, Альбедо не выглядит грустным по этому поводу. На его месте Дилюк был бы немножко опечаленным своей судьбой, хотя кто он такой чтобы говорить.        - Не расскажешь поподробнее?        - Доктор Зандик другим был - странным, мрачным. Мы, было дело, пищали от восторга, узнав как поставить пиявку страдающему пациенту - доктор держался себя. И своего друга с юридического института. Почему-то нас не учили как лечить червей, что едят тебя изнутри, хм... Или учили? Уже не припомню.       Гороховый пуддинг нелицеприятно стекал по его лицу, будто бы и вовсе отказываясь быть переваренным желудком этого странного тощего мальчишки. Дилюк почувствовал схожее отвращение - ему всегда не нравилось, когда люди чавкали.        - Друга?        - Да, тот вроде улыбчивый-приветливый, но смрадом тянет - наверно, такие у бабки дохлой последнюю монету отберут. Вообще не понимаю, что он с Доктором забыл - Доктор хоть и нелюдим, но он всегда отличался ярким умом, этикой.       Смазанная речь Альбедо прояснилась на несколько моментов - словно он снова тот самый гениальный выпускник с отличными отзывами и оценками. В голосе прослеживалось уважение - как профессионала к профессионалу. Но спустя секунду, его лицо вновь скорчилось.        - Глупо это всё, вспоминать былое. Червякам это не нравится - они простые, живут от обеда к обеду, накрыв поляну в моем желудке. Думаю, они не глупцы. Намного легче и безопаснее забыть, не так ли? Если у тебя тоже будут червяки рекомендую ртуть. Ведь именно червяки порождают отсутствие аппетита, а ты совсем не ешь! И вообще -       Раздался очередной колокольчик - пациентов звали в сад, работать. Альбедо замер будто подстреленная птица и уставился на часы.        - Часы такие громкие, - Альбедо пытался прожевать кашу, громко чавкая, - тик-так. А кролик всё равно опоздал.       Разговор с ним очень вымотал Дилюка, поэтому он решил скоропостижно удалиться.        - Нам пора в сад.       На это Альбедо пожал плечами и продолжил задорно есть гороховый пудинг, заливисто звеня ложкой. Его ноги, недостающие пола, барахтались в воздухе, словно жизнь его была прекрасна, а на столе перед ним - трюфельный пирог.        - Легкий труд идет на пользу расшатанной психики, ты знал?              Труд для больных душевно подаразумевал под собой разные действа, что помогали содержать заведение. На прошлой неделе они драили полы, по позапрошлой - протирали пыль с полок билиотеки, а на этой - пололи грядки во внутреннем садике - что был, даже по меркам Дилюка, огромным.       Он с удовольствием занялся этим делом, потому что всегда был рад физической активности - это было единственное, что разбавляло серость дней. Ну, еще и доктор, но это неважно.       К своему удивлению, краем глаза он заметил рыжеволосого юношу у края грядок. Тот с отрешенным видом мерно выполнял свою часть работы, выдирая крапиву, пока их глаза не встретелись на секунду.       Рыжеволосый юноша будто бы еле сдержался от вздрога, перевел взгляд в пол и что-то пробормотал своему надзирателю. Полный мужчина пожал плечами в ответ и указал на юг сада. Юноша, подхватив пустое ведро, резким шагом удалился в направлении, словно вовсе невзначай решив наполнить ведро водой.       И всё же это было хотя бы слегка подозрительно - поэтому Дилюк снял защитные перчатки и прошмыгнул под носом у своего надзирателя, что уснул на скамейке, следуя по следам незнакомого знакомца.       Сквозь густой яблоневый сад он шёл на звук, пока не перееоценил свои навыки навигации и не оказался лицом к лицу со стеной зелени, а по праву руку - с ещё одной. В середине сада был лабиринт из живых растений, которому уже десятки лет.       Дилюк недовольно цыкнул - вновь провал в попытке поговорить с тем молодым человеком. И уже было хотел повернуться на пятках и с позором вернуться к копошению в земле, когда учуял сладковатый запах табака.       У него засосало под ложечкой - как давно он не вдыхал дым. Словно завороженный он свернул налево, глубже в лабиринт, с удивление обнаруживая человека, которого бы он никогда и не смог бы представить курящим в иной ситуации.       Приспустив маску, доктор задумчиво затягивался сигаретой. Тонкая, наполненная табаком, обычно в их время приписанная женщинам, вместо грубой мужской трубки или сигары, невероятно шла доктору.       Он стоял в тени, слегка прислонившись к зелёной ограде и задумчиво смотрел вдаль.       Обнаженное лицо доктора почему-то заставило Дилюка почувствовать себя неловко - словно он прерывал своим присутствием какой-то глубоко личный момент. Но Доктор был красивым - на его лице даже не успели еще образоваться морщинки. Даже на удивление типично красивое лицо, а вместо ожидаемого ужасаемого шрама, о котором Дилюк догадывался - раз уж доктор был всегда в маске, был лишь заживший ожог на правой части челюсти.       Розовые губы, мягко обхватывающие сигарету, выпускающие колечки дыма, приоткрытые и блестящие от слюны-        - Дилюк.       Юноша сморгнул наваждение, напряженно переводя взгляд в алые глаза. Он боялся, что переступил границы, что его доктор зол - ему бы этого очень не хотелось. Дилюк уже хотел было просить прощения и падать на колени, но.        - Не смотри на меня такими глазами, - это было всё, что он сказал.       Всё, что ему требовалось сказать, чтобы Дилюк понял, что пациент для него - открытая книга.       Его доктор не был зол, он смотрел внимательно, совсем как на их приемах, но в то же время это воспринималось совсем по-другом. Может быть, дело было в тонкой сигарете в бледных руках, спущенной маске - а может в растегнутой рубашке, через ворот который можно было увидеть ключицы. Которых можно было коснуться. От возможностей у Дилюка закололись кончики пальцев.        - Я смотрю на вас как всегда, не понимаю о чем вы.       Неправда. Оба знают. Если он поцелует доктора, то ему станет ясно, почему его отец целовал Доктора? То он покажет Доктору, что он лучше отца?       То Доктор ответит на его поцелуй?       Правая бровь доктора насмешливо прогнулась - конечно, он знает, что Дилюк врет. Тот чувствует как потеют ладони. Между ними - несколько метров. Его практически физически засасывает в орбиту доктора.        - То, что ты испытываешь - трансференция. Ты чувствуешь ко мне невысказанную любовь к своей семье.        - Я никогда не хотел поцеловать своего отца или брата.       На это доктор молчит. Дилюк подходит к нему осторожно, словно боясь спугнуть, хотя он явно не тот, кого будет доктор бояться. Он скользит рукой в чужую ладонь и успешно перехватывает зажженую сигарету. Спрашивает, смотря в рубиных глаз напротив:       - Можно?       Доктор развеселенно приподнимает брови - в конце концов это госпиталь для душевнобольных, а не от болезний легких.       Дилюк затягивается, чувствуя как приятная дрожь пробегает по позвонку - от никотина, но также и от адреналина, потому что в следующую секунду он фиксирует доктора за челюсть и выдыхает дым в поцелуе. Они такие же мягкие как и казались на вид.       По инерции доктор дергается, но деваться некуда - лишь царапает рубашку о шипы кустарника. Брови вздымаются в вспышке гнева за нарушение личного пространства, но он даже не может прокашляться от внезапного попадания дыма в горло - чужие горячие руки крепко держат его челюсть не давая отстраниться ни на секунду.       Дилюк отпускает только когда в обычно безэмоциональные глаза накатывают слёзы от кашля - словно они - физическое подтверждение того, что он больше не слабый малец с простудой, умирающий от легкой температуры, которого доктор насильно поил горькими микстурами.        - Спасибо, доктор. Я скучал по табаку.       Он ретируется спешно, оставляя докторая откашливаться, под набат адреналина в собственной голове.       Почему-то вспоминается из диалог, когда Дилюк только-только попал в этот госпиталь.        - Доктор, вы помните помните моего отца?        - Помню, юноша, как же его можно забыть? Он был хорошим человеком.              Дилюк бы согласился в хороший день, но сегодня в горле комком табачного дыма отцовские руки на чужой талии.