***
Чертова зажигалка плюнула на все и пала смертью храбрых окончательно, когда Отабек пытался прикурить сигарету. В голове играли заевшие Би-2, студенты выходили из универа, а Отабек думал только о том, что он бывает тут чаще самих учащихся. Раза три в неделю уж точно. Может стоит потом все-таки сюда поступить, чтобы зря не таскаться? Зажигалка ни каплей огня так и не поделилась, поэтому Отабек страдальчески вздохнул и плюнул на затею. Сигарета вернулась в полупустую пачку дожидаться момента, когда же владелец догадается дойти до магазина. Большая лестница главного входа была усыпана студентами – надо же, опять попал в разгар перерыва. Ловко огибая гигабайты людей, Отабек пропустил вперед пару девчонок с факультета искусств, где преподавал отец, и хотел уже войти в здание, как тут же из дверей вынесся вихрь невысокого роста с копной светлых волос. – Да гребаное блядство. И снова по-русски. Отабек горестно вздохнул, когда вихрь остановился на ступенях, грязно ругаясь и смотря куда-то вниз. Отабек не верил в судьбу и подобную чушь, поэтому мысленно подбросил монетку. Решка – забить. Орел – влезть в хуйню и огрести за это. Мысленно выпал орел. Он отошел от входной двери и развернулся лицом к уродской морде тигра на чужой кожанке. – Эй, помощь нужна? – спросил он на чистом русском. В ответ на него обернулись самые впечатляющие зеленые глаза, которые он когда-либо видел. «Влезть в хуйню» оказалось, сука, пророчеством. Потому что перед ним стоял самый красивый парень, которого он вообще мог придумать в своем воображении. Славянские черты лица, ровный, как мечта пластического хирурга, нос, разлет тонких светлых бровей и высокие скулы. С лица, кажется, только-только сошла подростковая припухлость, но осталось что-то, говорящее о совсем уж юном возрасте. И глаза. Отабек голову готов дать на отсечение, что именно с таким взглядом Александр Македонский собирался завоевать весь мир. – Ты русский знаешь? – парень за секунду меняет запал с «уебу нахуй» до простого удивления и делает шаг вперед. Он оказывается всего на пару сантиметров ниже Алтына, может сто шестьдесят пять от силы в росте. Отабек тоже подходит ближе, просто чтобы не мешать другим студентам заходить внутрь – пара вот-вот начнется. – Да, – просто отвечает он и старается не пялиться. Леопардовые кеды перекатываются, как гондолы, когда парень качается с носка на пятку. Он таращится на Отабека и вдруг кивает, опять становясь воинственным и каким-то грозным. – Нужна помощь, – тараторит так, словно боится передумать или вызов бросает. – Мне в библиотеку надо, а меня не пускают, потому что я не студент. Ну да, кто б пустил-то постороннего? Отабек жмет плечами. – Пошли, проведу тебя. Парень удивленно хлопает светлыми ресницами, словно не ожидал согласия. А потом быстро утвердительно качает головой. Можно подумать, Отабек передумает. – Пойдем тогда. Они преодолевают вестибюль, здороваясь с охранником на проходном пункте. Тот косится на парня с подозрением, но Отабек сразу говорит: – Это со мной, один из ассистентов профессора Бейна. – Так сразу и сказал бы, – ворчит охранник. – Юрий Плисецкий, – представляется парень, получая разрешение на вход и забирая разовый пропуск. Юра. И правда, русский. И чего только забыл в Эдинбурге? На студента по возрасту не тянет, на туриста тоже, те предпочитают шататься по Лондону, если уж так приперло на страну дождей посмотреть. Юра таращится по сторонам, оглядывая и высокие потолки, и широкие лестницы. Отабек все думает, надо ли ему руку для знакомства протянуть, но тот их постоянно в карманах держит. – А ты врунишка, значит, – вдруг весело фыркает Юра и оборачивается на Отабека. Тот мысленно просит его отвернуться, потому что, ну, невозможные же глаза. В ответ на фразу только приподнимает бровь. Юра глаза закатывает так, словно с той стороны мозга есть что-то интересное. – Ну, я как минимум никакой не ассистент, как максимум не знаю никакого Бейна. Отабек же цепляется за другое. – Так ты знаешь английский? – Да, вроде бы, – это как понимать? – просто по-русски как-то материться приятнее. Отабек кивает. – Да без пизды. Юра вдруг принимается хохотать и становится разом каким-то другим – юным и почти нежным. Вот же блядство, думает Отабек. Надо было так вляпаться. Они пересекают перипетии коридоров, поднимаясь на третий этаж, а Отабек поясняет: – Ассистент – это я. Помогаю тому самому профессору Бейну. Преподает здесь на факультете искусств. – Я думал, ты студент, – хмурится Юра. – Нет, мне семнадцать. Юра опять хлопает глазами. Потом отворачивается и говорит: – Выглядишь старше. Отабек на это только кивает, соглашаясь. Меньше двадцати ему никогда не давали, и не понятно, что сыграло свою роль. Вроде азиатов всегда супер-моложавыми называют, но он был исключением из правил. Невысокий рост, но широкоплечая фигура (спасибо тренировкам по боксу), вечно спокойное лицо без эмоций, чернющие глаза и густые черные брови, которые делают его почему-то холодным и грозным. После того, как андеркат остриг, у него вообще паспорт где-либо спрашивать перестали. Уже в пятнадцать сигареты покупал без документов. Ладно, если Отабеку хотелось выглядеть приветливее, то стоило прекращать ходить в байкерских куртках и берцах. А то вечно его за шпану принимают. – Нам сюда, – Отабек заходит в библиотеку, не пропуская Юру вперед. Шестое чувство, в простонародье называемое «жопой чую», подсказывало, что за такое ему и прописать могут. Он в который раз покосился на парня в леопардовых кедах и мысленно вздохнул. М-да, измельчали русские гопники. Юра ошарашенно пялится на гигантскую библиотеку. Студентов тут было человек десять, и те растянулись за рабочими столами в середине зала. Остальное пространство занимали огромные стеллажи с книгами. Стоит сразу сказать, что здесь четыре таких помещения или лучше не стоит? – Минутку, – просит он и отходит к библиотекарю вернуть еще одну найденную у отца книгу. Тот даже не удивляется, просто привык, что у Магнуса Бейна все книги пылятся по полгода. Юра остался стоять, где стоял. Все также держит руки в карманах и озирается напуганной мышью. – Юр? – когда тот развернулся, Отабек спросил: – Тебе что нужно найти? Только учти, с собой ничего не отдадут. – Да мне только почитать, – он морщит нос и цедит сквозь зубы, – по кельтской мифологии что-нибудь. Отабек кивает. Мифология, так мифология. И ведет Юру в соседний зал к одному из стеллажей. Плисецкий все мнется рядом, то ли нервничая, то ли пугаясь скопища книг. Отабек невольно думает, лишь бы это все ему проблем не доставило. Подкатывает большую лестницу и уточняет: – Что конкретно? Демонология, героика, пантеон Богов? – Про Богов, – отвечает Юра снизу. Отабек уже наверху и достает нужные книги. Их оказывается достаточно. Наверняка и переиздания есть, и просто повторяющаяся информация, но это уже не его дело, честно говоря. Выходит семь книг, четыре из которых напоминают краткие сборники. Невольно вспоминает библиотеку отца – там он тоже что-то подходящее видел. Но у Магнуса то все про одно. Про нечисть и темные силы. Не факт, что Юре такое вообще надо. Он сгружает все найденное Плисецкому в руки, чтобы сам до стола дотащил. В целом-то, все. На этом его помощь, вроде как, окончена, но почему-то тоже тащится следом и падает на стул напротив Юры. Тот выглядит воодушевленным. – Подходит? – спрашивает Отабек. Плисецкий жмет плечами и тут же садится, открывая первую книгу. Начинает шарить по оглавлению, словно что-то конкретное ищет. Отабек решает развлечь себя ответами на сообщения от отца, большая часть из которых – просьбы найти те или иные сведения в картотеке. Отабек давно сделал вывод, что его папаша – ленивая задница. Он принимается выполнять поручения, доставая ноутбук и отвлекаясь, наконец, от глади светлых волос. Плисецкий трогает книги осторожно, едва касаясь пальцами. Отабек вообще думает, что тот впервые руки показал, так и держал же в карманах все время. Даже не удивляется светлым, как и лицо, пальцам. Музыкально-длинным и по-девичьи хрупким. Ладно. Алтын вчитывается в запрос отца и вздыхает. «Изгнание заблудшей души, сожженной заживо». Да твою ж мать. Когда выдавали нормальных родителей, он определенно отлучался поссать. Нет, Отабек вовсе не жаловался. При всей той крипоте, которой занимались его родители, их сложно было назвать проблемными. Мать всегда была честной и понимающей. Немного резковатой на язык, но если в подростковом возрасте Отабек вел себя как олень, то она имела все права именно так его и называть. В конце концов, какая мать не дала бы по жопе сыну, который связался с мутными байкерами и попробовал портвейн раньше, чем школу окончил. С Магнусом вообще вышло легко – тот не пытался строить из себя примерного папашу. Просто занимался своими делами и давал сыну полную свободу действий здесь, в Эдинбурге. Даже взял на подработку и платил исправно, как и любому другому ассистенту (которых у него не было, потому что Магнус с ними не уживался). Так что Отабек наслаждался вольной жизнью. И никто не пилил его ни за байк, ни за сигареты, ни уж тем более за ориентацию. Юра подал голос, когда Отабек уже разбирался с четвертым запросом и исправно пересылал информацию то отцу, то Алеку. – Ты веришь в Бога? Неожиданно. – Нет, – честно ответил Алтын. Юра, оказывается, уже пролистал пять книг. У него не было ни блокнота под рукой, ни телефона. Даже не записывал ничего. Сидел, поджав губы, а потом поднял глаза. – Ни в одного? Отабек верил, что его отец изгоняет демонов и слышит разговоры неприкаянных душ. Отабек верил, что Бога придумали люди, чтобы манипулировать другими людьми. Отабек верил только в священную силу похуизма, который и стал его религией. – Ни в одного. Юра смотрел на него глазами, в которых плескалась какая-то отчаянная болезненная жалость. Не то от его – Отабека – слов, не то от того, что книги оказались бесполезными. Отабек вздохнул и отложил телефон в сторону. – Слушай, скажи, что ищешь, я знаю, где еще можно поискать информацию. Юра кривится и зло отодвигает книги от себя. – Да нахуй. В пизду это все. Нет такого, что мне нужно! Ни здесь, ни где-либо еще. В какой жопе не ищи! – он грязно ругается и, очевидно, пытается сорвать злость на Отабеке. Тот просто смотрит в ответ. Его и свои-то подростковые закидоны не волновали, так почему должны чужие? – Так что конкретно ты ищешь? Юра теряется от спокойного тона и как-то сдувается весь. Даже не заметил, что со стула соскочил и навис грозно над столом. Тут же одергивает руки от столешницы и запихивает в карманы куртки со стремным тигром. – Прости, – тут же мотает головой и делает глубокий вдох. Отворачивает голову, занавесив лицо волосами. Потом тихо говорит: – Мне нужна информация про Эзуса. Бога огня. В интернете и в этом дерьмище, – кивает на книги, – только общая информация. Внешность и сами мифы. Так. – А что ищешь ты? Узкие плечи опускаются как-то обреченно. – Понятия не имею. Отабек может сказать, что ничем не поможет. Отабек может сказать, что Гугл Юре в помощь. Отабек может вообще ничего не говорить, потому что какое ему дело до Юры Плисецкого. Отабек говорит: – Запиши мой номер, сходим завтра в одно место. Посмотрим, сможем ли разузнать что-то, что тебе подойдет.***
Юра стоит у каменной стены. В тумане его рассмотреть получается не сразу, обзор в Эдинбурге нет-нет да сужается до радиуса в один метр. Все та же кожанка на плечах, леопардовые кеды. Волосы закрывают обзор сбоку и падают на глаза, Юра их нервно сдувает, но один хер не помогает. Рук из карманов не достает, чтоб за уши заправить. Отабеку остается только поражаться такому упрямству. Он вздыхает. Это, определенно, будет очень длинный день. – О, Отабек! – Юра растягивает губы в улыбке и перекатывается с носка на пятку. – Так куда мы пойдем? Ты вчера так и не… Алтын прерывает его взмахом ладони. Юра аж слова забывает. Отабек кивает на вывеску «Лазарета». – Сначала кофе. Плисецкий фыркает, вглядываясь в лицо и, очевидно, замечая так и не сошедший след от подушки на щеке. Отабек никогда не был жаворонком. – М-да, тебя как будто каток переехал. – Не всем повезло родиться с лицом, сошедшим с обложки «Все звезды». Юра хмурится, словно пытаясь вспомнить, а потом пораженно вздыхает. – Ебать ты дед, конечно. Тебе точно семнадцать? Отабек на это ничего не отвечает, проходя в кофейню и слыша привычное: – Добро пожаловать в «Лазарет»! За прилавком оказывается новичок, он приветливо улыбается и говорит: – Есть вероятность, что кофе будет так себе. Тики покурить вышел. Отабек фыркает и трет лицо ладонью. – Вперед, я готов сегодня ко всему. Белобрысый бариста в ответ усмехается: – Рисковый ты парень. Умирать чур за пределами кофейни, Тики терпеть не может бардак. Алтын кивает с серьезным лицом и оборачивается. – Юр, что пьешь? – спрашивает он по-русски. Плисецкий жмет плечами. – Я на мели. – А пьешь-то что обычно? Он хлопает светлыми ресницами и тут же отвечает: – Что-нибудь сладкое с молоком. Отабек кивает и диктует: – Флет уайт и что-нибудь сладкое с молоком. Бариста принимается неловко готовить. Отабек почти уверен, что Тики взял парня работать только за потрясную мордашку и красивые глаза. Он оборачивается, чтобы уточнить, не голоден ли Юра, но тот стоит, отвернувшись. Его внимание привлекла, кажется, картина на стене. «...герои романа Достоевского: униженные и оскорбленные». Поразительная хуйня, конечно, по-любому бешеных денег стоит. Современное искусство, епта. – А мы с ней похожи, – задумчиво тянет Юра и оборачивается, когда отвлекает сильный кофейный запах. Отабек удивленно оглядывается, пытаясь понять, с кем себя Плисецкий сравнивает. Но за столиками напротив только пара парней да одна смуглая посетительница в возрасте. – С кем? – Да с девочкой, – отмахивается Юра, когда бариста протягивает ему стаканчик с кофе. – Ну, светлые волосы и по глазам видно, что ее тоже все заебало. Отабек уже открыл рот, чтобы попросить пояснений, но кофе впихнули прямо ему в руки. Бариста обворожительно улыбнулся. – Если кофе – говно, то оставьте это при себе. Я очень плохо воспринимаю критику и шутки про рост. Алтын фыркнул и протянул карту для оплаты. Классный все-таки пацан, Отабек бы точно влюбился, не стой рядом с ним Юра Плисецкий. – Унесем эту тайну в могилу. Они выходят из кофейни, и Плисецкий отпивает из своего стаканчика. – Прибедняется, чтобы пофлиртовать. И глаза свои невозможные закатывает. Отабек приподнимает бровь и вздыхает. М-да, сложно будет. – Даже если ты прав, то у него не получилось. – Кофе? – Флирт. Пошли, Юр, нам надо на Лористон Плейс выйти. Юра от смены темы теряется и семенит следом сквозь туман. Он явно психует и бесится: не видно ни зги, хотя к обеду обычно растягивает. Люди появляются словно из ниоткуда, заставляют внимательнее смотреть перед собой и жаться к друг другу. От Плисецкого веет злостью и раздражением, а Отабек в который раз задумывается, на кой оно ему надо было. – Через дорогу, – командует Отабек и присматривается – фар сквозь туман не видно, значит можно переходить. На автомате цепляет пальцами рукав Юриной кожанки, чтобы поближе к себе держать, а тот дергает рукой раздраженно. – Я тебе собака, что ли?! – Юр, – Алтын миролюбиво смотрит на него, чтобы успокоить. А потому не замечает, как бликует свет фар совсем рядом. Слышит только визг шин, которые никогда оперативно не тормозят на влажной брусчатке. Наверное, Юра просто успевает быстрее, выскакивая вперед. Отабек только понимает, что его закрывают собой и тянут ниже к земле так, что он падает на колени. А потом машина замирает прямо перед вытянутой Юриной рукой. Их толкает, но лишь слегка, ноги скользят, и Отабек заваливается на бок, таща Юру за собой. Тот охает и перепугано лупит глазами. Соскакивает, упирается ладонями в дорогу по бокам от головы Отабека. Кончики светлых волос мажут ему по щекам. – Эй, ты как?! Бек! Алтыну нужно пару секунд на осознание, что все в порядке. Машина успела затормозить. Он отодвигает Юру в сторону и кричит водиле, что они целы. Пять секунд, и они уйдут. А сам смотрит на красный нос машины и отмечает, что не впервой этой тачке не везет – металл прям на бампере по центру был оплавлен и вдавлен. – Сам как? – спрашивает Алтын и помогает Юре подняться. – Испугался, – отвечает Юра и оглядывается, со страхом смотря на красный бампер. – Твою мать… Отабек только оттаскивает его в сторону и вспоминает про кофе. Стаканчики валяются на брусчатке – открытые и вытекшие. Попили, блин, кофейка. Машина уезжает, когда они оказываются на обочине. Надо бы промолчать, но не получается. – Больше никогда так не делай. – Что?! – рявкает Плисецкий, и его раздражение, кажется, достигает пика. – Ты не ахуел ли? Надо было, чтобы тебя сбили?! – Нет, – отвечает Алтын спокойно, – но не было бы лучше, если бы сбили тебя. Юра злится и поднимает воротник кожанки. Кажется, только для того, чтобы его не видеть. Отабек потирает лицо. Вот теперь точно проснулся. Когда они сворачивают на Лористон Плейс, он говорит: – Спасибо. Двухэтажный дом встречает их полумраком. Отабек считает, что его отец – чертова показушница. Еще бы свечи везде расставил для антуража. Юра удивленно оглядывается и даже кривится. За время пути они больше не сказали друг другу ни слова. – Я что, на «Битве экстрасенсов»? – Хуже, – возможно, он вложил в голос слишком много драматизма, потому что Плисецкий тут же ощетинивается. – Если ты собрался меня тут в жертву приносить, то пошел ты нахер! Отабек не сдерживается и фыркает. Очень хочется пошутить про кровь девственниц, но он все-таки серьезный взрослый человек, воспитанный шаманами и чернокнижниками. Он определенно выше этого. – Пошли, – просто отвечает Алтын и надеется не попасться Юре под горячую руку. – Никто тебя не тронет, Юр. Мой отец… Ну, вот что он должен сказать? Долбоеб? Вызывает духов на свиданке со своим парнем? Хранит куриные ноги в холодосе рядом с йогуртом? Кстати, а интересно, если Магнус с Александром при контакте друг с другом начинают видеть и слышать призраков, то как часто те комментируют их секс? – Мой отец прикалывается по всяким оккультным и магическим темам. У него целая библиотека, и сто процентов есть книги по кельтским Богам. Уверен, что он может рассказать тебе об Эзусе все, что тебя интересует. Юра, по мнению Отабека, должен был придирчиво скривиться, но у того по лицу пробегает какая-то тень надежды. – Он здесь? – Отец? – Нет, блин, Эзус. Бек, не тупи. Отабек качает головой и проводит Плисецкого через гостиную в сторону подвала. Сейчас Юра опять посчитает себя жертвой маньяка, всечет ему и сбежит. Поэтому Отабек сразу говорит: – Под домом большое помещение. И, так как бабушкины закрутки у нас не в моде, отец решил сюда свою библиотеку перевезти на днях. Он там. Юра кивает. – Быстренько ты меня с родаками решил познакомить. Шутка была неизбежна. – Четыре дня назад он познакомил меня со своим новым парнем, который едва ли старше меня. Хочу тоже его шокировать. Плисецкий гогочет и выглядит при этом удивительно мило. Отабек по-идиотски радуется тому, что смог Юру рассмешить. – Хочешь, скажем, что мне тринадцать? Достойно отомстишь. Так. Наверное, у него говорящее выражение лица, потому что Плисецкий фыркает. – Да разжимай ягодичные мышцы, мне почти шестнадцать. Алтын качает головой и спускается в библиотеку. Там шуршит книгами Алек где-то в закромах, а Магнус приподнимает глаза от фолианта, лежащего на столе, и удивленно выгибает бровь. Юру если и шокирует вид мужика под сорок со смоки айс, то он держит себя в руках и никак не комментирует. Остается стоять за плечом Отабека и как-то неуверенно оглядывается. – Мог и постучать, – с нажимом говорит отец. – Если бы вы занимались сексом, я бы услышал, – парирует Отабек. Александр где-то там в углу роняет книгу. Магнус вздыхает так, словно взрастил чудовище. Он устало потирает переносицу. – Я же вообще не люблю детей, почему сейчас вокруг меня их трое? – Воздаяние за грехи, пап. Или мамино казахское проклятье. – Твоя мать – чудесная женщина, она бы так не поступила. Это отец просто не видел, как она порчу на соседей насылала, когда ее задолбал мусор на лестничной клетке. Он разворачивается и кивает Юре, мол, давай. Трогать принципиально не стал, хватило уже сегодня. Алтын был человеком, который уважает личные границы. У Плисецкого так дыбятся карманы куртки, словно он сжимает руки в кулаки. – Вы знаете что-нибудь о кельтских Богах? – спрашивает Юра по-английски. У Отабека, по идее, не должно стоять на русский акцент. Да он пятнадцать лет прожил среди русскоговорящих, и подобной хуйни за ним не замечалось. Он смиренно принимает все происходящее и падает на диван у входа, вытягивая ноги в берцах. Магнус заинтересованно склоняет голову. – И кто именно тебя интересует, юноша? Юра весь какой-то подобравшийся. Отабеку в голову приходит сравнение: «бей и беги». Он вообще заметил за Юрой такое: помимо взрывного характера и манеры трансформироваться из просто мрачного гопника в ахуевшего гопника, готового вдарить с вертухи, за 0,2 секунды, он все время был на измене. На взводе. Все у него как-то с надрывом. Словно злится без остановки, но пытается это подавить, чтобы не срываться. Алтына это и восхищало, и удивляло одновременно. Утомительно, наверное, столько энергии и времени тратить на гнев. – Эзус, – отвечает Юра и смотрит зверем. Магнус выходит из-за стола и театрально начинает мерить шагами помещение, то подходя ближе, то отдаляясь. – Судьба шепчет воину: «Ты не можешь бороться с бурей». Воин шепчет в ответ: «Я и есть буря», – цитирует отец. – Бог огня, Бог-господин и предводитель всех гневных войн. Тот, кто всегда жаждет крови. Юра кивает. Отец прищуривается и оглядывает Плисецкого с ног до головы, игнорируя то, как самого Юру это бесит. – Ты не похож на верующего, – он говорит это так, словно собирается закончить разговор здесь и сейчас. Да, Магнус не любит тратить свое время впустую. Но Отабек надеялся, что уж его личную протекцию он не станет игнорировать. Зря. – Ошибаетесь. Магнус оборачивается. Юра поднимает глаза. – Я очень верю в Богов. И ведь Отабеку Юра задавал такой вопрос. «Ты веришь?..» – И почему же? – Магнус фыркает. Вот какая же свинья, а. Плисецкий с него не сводит глаз. А потом вытаскивает руку из кармана, и в его ладони разгорается алое пламя. – Потому что Эзус – это я. Что ж, думает Отабек, я определенно достойно отомстил.***
– Бек, хватит выдумывать хуйню! – Добро пожаловать в «Лазарет»! – Юр, я кофе хочу, и меня мало волнует мнение человека в кошко-прикиде. Плисецкий гневно сопит. Очень (очень!) хочется пошутить про то, что он сейчас задымится, но у Отабека еще есть инстинкт самосохранения. – Твой папаша меня выгнал! – Потому что зассал. Дай ему переварить, и он от тебя не отцепится. – Понятия не имею, что пугает меня больше. – Что будете заказывать? – И у меня не кошко-прикид! Ты ахуел? Отабек очень жалобно стонет и смотрит на Тики как на последний оплот человеческой адекватности. Тот, как и всегда, сверкает улыбкой аки голливудская звезда, от чего Отабеку хочется самую малость зарезаться. – Сложный день? – Жизнь у меня сложная, – отвечает Алтын. – Флет уайт и что-нибудь сладкое с сиропом. – И две булки с корицей, – добавляет Юра рядом, а потом смотрит на Отабека злобным взглядом. – Чувак в кошко-прикиде собирается тебя разорить. Алтын точно пожалеет обо всем этом. Сто процентов. Телефон пиликает сообщением. От кого: Отец «Если полезешь в штаны к своему парню, то убедись, что он не опалит тебе руку по локоть» Отабек считает до десяти и планирует игнорировать отца ближайшие года три. Телефон пиликает снова. От кого: Отец «Знаешь, я думаю, что мы вырастили тебя нарциссом, потому что ты буквально встречаешься с Богом? Чем тебя простые смертные не устраивали?» И следом… От кого: Отец «Ах да, огонька такого не было бы» Интересно, еще не поздно стать сиротой? Кому: Отец «Прекрати быть такой паскудной сволотой и поищи инфу про Эзуса!» От кого: Отец «Ладно, не дуйся. Я поищу, а вы пока постарайтесь не нарожать маленьких злобных эзусят» – Это твой отец? – спрашивает Юра, когда они садятся за столик. – Он нашел что-нибудь? – Нет, – честно отвечает Отабек, убирая телефон в карман. – Сейчас он выплеснет весь свой талант стэндапера и поищет. Он обещал. Плисецкий кивает и злобно вгрызается в коричную булку. Наверное, Алтыну следовало бы более драматично отреагировать на то, что Юра может что-то воспламенить, но, по правде говоря, он скорее успокоился, потому что это дало ответы на многие недопонимания. Про характер Юры. Зачем ему инфа про кельтский пантеон Богов. Руки в карманах. Машина, в конце концов. Отабек пьет кофе и интересуется: – Это ты бампер машины помял? Юра давится булкой и болезненно сглатывает огромный кусок. Потом кивает. – Мне кажется, почти все, что находится в моих руках, превращается в оружие. Машина не остановилась бы. Я ее затормозил. Отабек кивает. – Не шутить по кошко-прикид. Юра под столом пинает его в лодыжку. – Слышь, коты охуенные. Да кто ж спорит-то. На Юре и ободок с кошачьими ушами смотрелся бы воинственно. Отабек оглаживает взглядом его толстовку в леопардовый принт и гадает, в какой момент он так вмазался. Еще в первую встречу? – Ну что, расскажешь? Плисецкий облизывает крошки с пальцев и вскидывает зеленые глаза. – Что именно? – Все, Юр. Ладони обхватывают стаканчик с кофе, а Отабек вспоминает о том, как в этой маленькой нежной руке вспыхивало пламя. Есть в его взгляде что-то печальное и болезненное. А еще в нем сквозило одиночество. – Я не помню своего детства, – проговорил после паузы Юра. – Знаю многие вещи, знаю русский и английский язык. Но ничего не помню о себе. Каким был человеком, чем занимался, есть ли у меня родственники. Я просто словно пришел в себя три года назад около Торнхилла. Как очнулся. И сразу знал, что я… Ну, он. Словно это было само собой разумеющееся. Но ничего о его прошлом, о моем, как это произошло, родился ли я таким или это случилось в ту самую минуту. Про огонь узнал, когда разозлился. Просто вспыхнули руки… Кофта тогда опалилась. Еле угомонил. С тех пор ищу хоть что-то, что можно узнать. Катался по Шотландии автостопом и обшаривал библиотеки. Искал в интернете что-то о себе. Документы-то были с собой. Я точно «Юрий Плисецкий». Страниц в соцсетях нет, в розыск никто не подавал. Подрабатывал мойщиком все это время, жил в хостелах. А все остальное время искал. Вот, добрался до Эдинбурга. Хотелось просто понять, ну, а нахуя, собственно, это. Зачем эта сила нужна. Зачем Эзус вообще существует. Страшно, знаешь, быть тем, кто может разрушить весь мир. Отабек не прерывал его и пытался понять. Но нет, невозможно, конечно, прочувствовать каково это – быть Богом. И какого быть настолько одному. Не знать даже, ищет ли тебя кто-то? И сгорать от гнева ежедневно. Первое, что делает Отабек, это протягивает руку. Юра отшатывается так, словно боится. Причинить вред, конечно же. Теперь Отабек понимает. Ему не неприятны были прикосновения. Юра просто боится обжечь. Он загнанно смотрит на Алтына, а тот спрашивает: – Будешь моим другом? Юра боится и совершенно этого не скрывает. Отабек думает, что перед ним сидит самый честный на эмоции человек на свете. – Обожжешься, – шепчет Юра. Отабек жмет плечами. – Давай проверим? Юра сглатывает и осторожно вкладывает дрожащую ладонь в его. Отабек ее пожимает и улыбается. Пальцы у Плисецкого по-человечески теплые. И лицо вновь озаряется по-детски яркой счастливой улыбкой. – Ладно, придурок. Давай дружить. Но если что… – Ага, запасусь Пантенолом. Ответом Алтыну служит заливистый смех.***
Отабек ждет Юру на скамейке около дома. Он как последний идиот радовался новой зажигалке, пока она после трех сигарет с утра не начала давать заднюю. В целом, Алтын начинал думать, что с данным видом техники у него никогда отношения не сложатся. Колесико надрывно скрипит. Отабек чувствует себя преданным. Он катает сигарету из одного угла рта в другой и всерьез подумывает перейти на жевательный табак. Юру он замечает почти сразу. Сложно не заметить красную толстовку под кожаной курткой. Отабек надеется, что Плисецкого не обидели шутки про кото-шмотки, и он еще наденет свою леопардовую худи. Честно говоря, Отабек был немного в восторге от Юриного стиля в одежде. Плисецкий лыбится оскалом и машет рукой. – Йоу. Чего кислый такой? Отабек кривится и вздыхает, а в ответ кидает Юре свою нерабочую зажигалку. Плисецкий закатывает глаза и, подойдя вплотную, поджигает сигарету с пальцев. Кончик вспыхивает с тихим треском, а Юра просто падает жопой на лавочку рядом, закидывая ногу на ногу. Зажигалка точным броском отправляется в мусорку. Отабек, кажется, немножко влюблен. – Видел бы свое лицо, – ржет Плисецкий. Алтын фыркает и глубоко затягивается. – Я только что уверовал, дай мне время прийти в себя. Юра фыркает, откидывается на спинку лавочки и глядит вверх, довольно прикрыв глаза. Отабек развлекает себя разглядыванием ровного профиля и спрашивает: – Часто так делаешь? – Не очень, – Юра закидывает руки за голову, – но в одном хостеле не работал газ, а из еды были два яйца и одна сосиска. В общем, использовал руку вместо плиты, а потом три часа отдраивал опаленную казенную сковородку. Отабек определенно влюблен. Наверное, он выглядит весьма драматично, раз Юра опять принимается хохотать. – О, ты, и правда, уверовал. Алтын пихает его в бок и докуривает в пару затяжек. – Не будь засранцем. Пошли, – он поднимается и неожиданно даже для самого себя протягивает руку, – покопаемся в твоем прошлом. Плисецкий все еще воспринимает жест с опаской, но после легкой заминки вкладывает свою ладонь в пальцы Отабека и поднимается с лавочки, чтобы зайти в дом. Библиотека встречает их привычным полумраком, а Магнус вопросом: – Это ты спалил Лондон в шестьдесят шестом в семнадцатом веке? Юра запинается о последнюю ступеньку и не падает только благодаря Отабеку, который успел подхватить его за торс. Он выглядит оскорбленным. – Чего? Блять, нет, конечно! Мне пятнадцать! Отец растягивает губы в милой улыбке. – В таком случае проходи и располагайся. Юра не то, чтоб психует, но явно слегка закипает. Странно это ощущается – легкой волной жара от чужого тела. Алтын вовремя убирает руки и кивает Юре на диван. – Вы собираетесь обвинять меня во всех актах геноцида? Он забирается с ногами явно из вредности и желания отомстить. Отабек падает рядом, готовый в случае чего притормозить товарняк на полной скорости под названием «сарказм Магнуса Бейна». – Теперь планирую пробежаться только по последним пятнадцати годам, – отвечает отец и швыряет Юре что-то в руки. Чем-то оказывается кривое древнее кольцо серого цвета. – Вольфрам, – опережая вопросы, говорит он торжественно. – Расплавишь? Юра вздергивает бровь и вытягивает руку с кольцом подальше от дивана. В этот раз Отабек может рассмотреть огонь с гораздо ближнего расстояния. И это… завораживает. Всю ладонь охватывает алым пламенем, Юра только рукав толстовки и куртки повыше вздергивает, оголяя тонкое запястье. И что-то в его лице меняется, оно становится более острым и хищным. А потом радужка и зрачок пропадают, оставляя только белые белки. И вот это действительно жутко. Кольцо начинает шипеть и таять, а Алтын понимает, что Юра даже не моргает. Жидкий, как вода, металл почти катится к пальцам, чтобы соскользнуть на пол, когда огонь потухает. Плисецкий шумно выдыхает через рот, прикрыв веки. Когда он их распахивает, Отабек может видеть зеленые глаза. Юра сжимает вновь твердеющий металл в кулаке и кидает Магнусу обратно. Тот отскакивает в сторону, давая кривому шарику упасть на пол. – Сдурел? Он же горячий! – Откуда мне знать? – пакостно интересуется Плисецкий. Отец хмыкает и явно начинает продумывать план мести. Но все же резюмирует: – Это самый тугоплавкий металл на планете. В твоих маленьких детских ручках только что была температура больше трех тысяч градусов. Юра поджимает губы. Очевидно, раньше у него не было возможности проверить способности с огнем по максимуму. Но он вот только что просто поджигал сигарету. Плисецкий определенно справляется с тем, чтобы контролировать огонь и его температуру. Иначе Отабек как минимум остался бы без бровей. – И что это значит? – спрашивает Юра. Отабек чувствует в его голосе раздражение. Он просто закидывает руку на спинку дивана прямо за плечами Юры. Так, чтобы прикосновение к спине ощущалось хотя бы какой-то поддержкой. – Ничего не значит, – Магнус пожимает плечами. – Это просто говорит о том, что ты – маленькая атомная бомба, если сбросить тебя с самолета. В целом, ты постарался на славу. И скажу тебе так: все, что ты мог найти о себе, ты уже нашел. Информации про Эзуса просто изначально чертовски мало. Уверен, что Лукана ты знаешь почти наизусть. Ну, все это мракобесие про жертвоприношения, чтобы задобрить Бога-господина и бла-бла-бла. Так вот, раз уж ты в курсе всей этой истории, то я не понимаю, что ты вообще пытаешься найти. Юра опускает плечи и становится весь как-то мельче. У Отабека немного в голове не укладывалось, как такая мощь может скрываться в таком беззащитном теле. Рассмотреть выражение лица за светлыми прядями невозможно, но голос и без того дает понять, насколько Плисецкому… больно. – Да я просто понять хочу… А что, если это как со всадниками Апокалипсиса? Что, если Эзус здесь для того, чтобы уничтожить все живое? Я не хочу стать причиной, по которой мир рухнет. Я вообще не хочу, – он запинается, – боль кому-то причинять. Отабеку очень хочется его обнять. Он думает о том, насколько разумным выбором Юры было остановить ту машину настолько безболезненно для водителя? С какой силой он мог отшвырнуть автомобиль с перепугу? Магнус вздыхает. Отабек тут же переводит на него взгляд – резкий и злой, чтобы даже не вздумал шутить. Но отец и не собирался. По глазам видно, что ему Юру просто-напросто жалко. Плисецкий ведет плечами и приваливается посильнее к ладони Отабека, зажимая ее между собой и спинкой дивана. – Да с чего ты взял, что Богам все это не осточертело? – Что? – даже Отабек вливается в диалог, не поверив своим ушам. – А что тебя удивляет, мой самый резвый сперматозоид? Подумайте сами, детки. Сколько лет Эзусу? Целиком. Без твоих «мне пятнадцать», Юрий. Ты не первое и не последнее перерождение. Ты думаешь, хоти он уничтожить весь мир, то принял бы форму, ну, объективно, тщедушного подростка? Вместо ответа Плисецкий молча приподнимает ногу и опускает на пол так, что пыль вздымается, а каменный пол идет глубокими трещинами под леопардовым кедом. – Вандал, – констатирует отец. – И ты понял, что я имею ввиду. Ладно… Он потирает переносицу и отходит к столу, чтобы потом вернуться с какими-то распечатками. На них… фотографии людей. Магнус всовывает фото Юре в руки и тыкает пальцем в первое. На ней была группа людей и красным маркером обведен один мужчина восточной внешности. Худощавый, с залихватской улыбкой и длинными вьющимися волосами. – Знакомься, Джамал Рамид. А еще можешь называть его Анубисом. Он работает в похоронном агентстве недалеко от Гизы. Отабек подсаживается ближе, ладонью накрывая острую коленку, чтобы держаться за что-то осязаемое. Потому что все это выглядит очень дико. Юра даже не замечает, дрожащими пальцами перелистывает фото. Там совсем мутная фотка, зерно на зерне. Но можно выхватить ладную фигуру в темном костюме и ворох рыжих волос под полями шляпы-трилби. – Это Арахабаки. Японский Бог разрушения. Или предотвращения разрушений, хрен этих японцев разберет с их пантеоном. В общем, почти твой родственничек. Ошивается где-то под Токио, в Йокогаме. Юра перелистывает еще фото. А Магнус рассказывает о новом Боге на нем. И, кто бы мог поверить, что изображен на нем будет известный всему миру актер. Отабек в шоке переводит взгляд на отца. – Где ты все это нарыл? – Интернет, умник. Наш маленький божок с горящей попкой гуглил о себе, а стоило о других. Верно? Плисецкий заторможенно кивает. А потом дрожащим голосом спрашивает: – Так я не единственный?.. Магнус вздыхает. – Да мне страшно представить, сколько вас таких по миру шляется. Так что расслабься, дорогуша, ты не вестник Апокалипсиса или что ты там успел себе надумать. Нет у тебя никаких целей. И никого ты не уничтожишь. – Серьезно, блять? – закипает, наконец, Юра, и Алтына обжигает волной жара. Плисецкий вскакивает на ноги, а ладони идут рябью от едва заметного пламени. Отабек мысленно думает, что очень близко находится к радиусу поражения, но все равно не сдвигается ни на сантиметр. От Юры фонит жаром и злобой. Да, он определенно должен от этого уставать. Алтыну его по-человечески жалко. – Да откуда вам знать, – рычит Юра утробным голосом, словно принадлежащим не ему. – Как вы можете судить, если также, как и я, не знаете нихуя? Вы даже представить себе не можете, что это за сила и чего мне стоит держать ее в узде! Три тысячи градусов? Что будет, когда вся эта мощь вырвется наружу? Как, черт возьми, вы тогда станете меня называть? Откуда у вас доказательства, что я, – он срывается, – не монстр?! Отец выглядит серьезным. Он смотрит на то, как пол его библиотеки дрожит и идет трещинами. Отабек чувствует, как поднимается температура в помещении: по спине катится пот, а волосы липнут ко взмокшему лбу. Но даже пошевелиться не может, потому что все, на что тратит свои извилины прямо в этот момент – это мысль о том, что Юра, и правда, считает себя гребаным чудовищем. Магнус смотрит на загнанно дышащего подростка и отвечает: – Если ты не собираешься устраивать третью мировую, то у меня есть все поводы не считать тебя монстром. Плисецкий, словно опомнившись, смотрит на языки пламени, что лижут ему пальцы. Он чертыхается и вылетает прочь из библиотеки. Отабек слышит, как шарахает входная дверь. Грохота дальше не последовало – она как минимум осталась на петлях, поэтому данный факт его не волновал совершенно. Отец трет устало глаза, не заботясь о черной подводке и туши на ресницах. Он смотрит на Алтына такими глазами, словно хочет извиниться. – Ты слишком громко молчишь, – говорит он. Отабек жмет плечами и поднимается, примерно прикидывая, во сколько обойдется отремонтировать испорченные каменные плиты на полу. В том месте, куда Юра наступил ногой, образовался маленький, но внушительный кратер. Хлопает по карманам в поисках сигарет и выходит на улицу, предварительно поджигая ее от свечи на столе отца. Если он громко молчит, то Юра слишком тихо кричал. Отабек пытается понять, насколько это был глубокий крик о помощи, и выходит на улицу, чтобы покурить.***
Проходит почти неделя с тех пор, как Юра перестает игнорировать его звонки и сообщения. Около университета его больше не было видно, и в «Лазарете» он не объявлялся. Новенький бариста – Аллен, как оказалось, – сказал, что тот не заходил ни разу. Ну да, Юра ведь говорил, что на мели. Вряд ли он из тех людей, кто в свои пятнадцать может спокойно устроиться на работу. Вот куда ему идти с воспламеняющимися руками? В грилльмэны? Телефон оживает сообщением среди буднего дня. От кого: Юра «У МЕНЯ ЧП ПОМОГИ» Отабек редко склонен к панике, но в этот раз, зная контекст, несется к месту встречи на всех порах, сетуя, что байк пылится в гараже уже три месяца – брошенный и забытый. Сейчас он был бы как нельзя кстати. Алтын сам не заметил, как перешел на бег, чтобы как можно скорее оказаться около Брантсфилд Линкс. Юра написал, что будет ждать у самого парка со стороны Марчмонт-стрит. Погода, кстати, в этот раз была не туманной, а то Отабека точно бы пару раз сбило машиной. С несвойственным излишним драматизмом перед глазами так и представали картины сожженного в пепел парка. Парк стоял целый и невредимый. А Юра Плисецкий, перепуганный и озирающийся по сторонам, нашелся около дороги рядом с ним с коробкой из-под обуви в руках. Он увидел Отабека и тут же зашагал вперед, почти влетая в руки, обхватившие его за плечи. – Ты в порядке?! – Алтын пытался рассмотреть его со всех сторон, но никаких видимых повреждений не заметил. Только позже сообразил, что, случись что, травмы стоило бы искать не на Юре. Тот, тараща свои невозможные глазищи, поднял коробку на уровень глаз Отабека. Алтын моргнул. На него смотрели три пары пищащих кошачьих морд. – Это что? – Коты. Отабек кивнул. Резонно. Юра опустил коробку ниже и затараторил с раздражением в голосе: – Их выкинул мой сосед снизу! Прикинь, мудак какой? Аллергия у него. На совесть, блядь, походу дела. Я их подобрал, а что делать с ними не знаю. Смотри, – он поочередно ткнул пальцем в каждую кошачью макушку между ушами, – это Пума, это Тигр, а это Скорпион. Котята пищали в ответ. Отабеку потребовалось пару секунд, чтобы зафиксировать информацию, а потом тяжело выдохнуть и понять, что Юра ничего не сжег, никого не убил и ничего случайно не разрушил. Он просто нашел трех котят. – Еб твою мать, Юр… – протянул он, проводя ладонью по лицу. – Не нравятся? – нахмурился Плисецкий оскорбленно. – Нравятся, – кивнул Алтын. Потом смирился с неизбежным. – Сам назвал? – Ага. Скажи, ахуенно. У Отабека нет иммунитета к широченной Юриной улыбке, тот даже глаза от удовольствия прикрывает. Поэтому отвечает: – Ахуенно. У Юры разве может быть по-другому? – Их пристроить куда-нибудь надо, потому что их со мной опасно держать. Я котов очень люблю, – как будто это было не заметно, – но я же им… навредить могу. И сник разом весь. Даже плечи, укрытые кожанкой, как-то опустились. Ну, вот и что с ним таким делать? Отабек, конечно, не планировал в кото-няньки записываться, но шансов отказать Юре не было никаких. К тому же, этим троим орущим малышам, которые так и норовили вылезти из коробки, стоило сказать спасибо. Не ясно, сколько бы Плисецкий и дальше играл в молчанку. Отабек поймал пытающегося выпрыгнуть Скорпиона и запихал обратно к братьям. – Пошли, я, кажется, знаю, что можно сделать. – Добро пожаловать в «Лазарет»! – прокричал Тики из-за прилавка. Ответили вместо Отабека коты, распищавшиеся в руках. Юра придержал дверь, а Алтын торжественно вошел в помещение кофейни. – Парни, нет, – тут же сказал Тики с расширившимися глазами. – Парни, да! – восторженно проорал Аллен и выскочил к ним, перемахнув через стойку и даже не слушая возмущенный вопль коллеги. – Это котятки! Отабеку стало чутка стыдно. Лицо Тики приняло выражение очень заебавшегося человека. Аллен уже запихал в коробку руки и вытащил букет из котят, светясь от восторга. Но к Тики он развернулся с таким выражением лица, словно вот-вот расплачется. Даже серые глаза стали мокрыми и стеклянными. – Ты не выгонишь этих малышей! Посмотри, они совсем крошки, замерзли, проголодались и очень напуганы. Я уверен, что у них была тяжелая судьба. Они не заслужили быть брошенными сиротками и умирать от голода на улице. Бариста вздохнул. – Ты из меня веревки вьешь, малыш, – по тону было ясно, что отказывать Тики не станет. Аллен фыркнул, тут же становясь привычно-нахальным и наклоняясь к Отабеку. – А то я не знаю. Отабек подхватил котят обратно в коробку и, развернувшись, подмигнул Юре. Тот притерся поближе и по привычке спрятал руки в карманы. Если уж где и найдутся новые хозяева для брошенных котят, то точно в месте для униженных и оскорбленных. Тигр прыгал за Юриными веревками на капюшоне толстовки и радостно пищал, носясь по всему подоконнику: от коленей Плисецкого до Отабека и обратно. До этого прорывался, правда, забраться на столик, но игра отлично отвлекла от желания напакостить. У Отабека все пальцы были в мелких царапинах, но его это совершенно не волновало. Один вид довольного счастливого Юры, который к вечеру смог пристроить двух котят, того стоил. Скорпиона забрала одна из постоянных посетительниц – девушка всегда приходила одна, как сказал Тики, и, кажется, поняла, как может скрасить свое одиночество. Буквально через два часа на телефон Отабека уже пришли фотографии заморыша, нападающего на игрушечную мышь, в окружении покупок из зоомагазина. Пуму Юра торжественно вручил женатой паре, которые настолько влюбились в его полосатый маленький хвост, что даже не раздумывали. Отабек смотрел на играющего с ушастым бандитом Юру, дотянулся до своего уже остывшего кофе и сделал глоток. За окном опускались сумерки и зажигались фонари, отражаясь на мокрой брусчатке желтыми бликами. В кофейне играла музыка, пахло только что выставленной свежей выпечкой, а Алтын чувствовал себя немного придурком из-за того, как хорошо ему было. – Не будешь больше меня игнорировать? – спросил он. Плисецкий не поднял головы, но замер. Тигр воспользовался моментом, чтобы цапнуть его за палец. Он помолчал, жуя губу, потом мотнул копной волос отрицательно. – Не буду. Извини. Я это… Что «это» – можно было не уточнять. Злился и психовал. И Отабек не смог ему помочь. Никакой новой информации об Эзусе они так и не нашли, что с Юриной силой делать тоже не определили. По сути, наверное, Алтын Плисецкому и не нужен был. Пользы-то ноль. Отабек в итоге сбросил берцы и забрался на подоконник, усаживаясь по-турецки и зеркаля позу Юры, упираясь коленями в чужие колени. Тигр решил заодно укусить и шов на джинсах Отабека. – Спасибо тебе, – вдруг сказал Юра. Приподнял все-таки голову и посмотрел в глаза. – Я сам бы не догадался поискать других таких же, как и я. Это… немного успокаивает. То, что я не один. – Но этого мало? Потому что Плисецкий искал ведь не это. Юра вздыхает и уже смотрит, не отрывая взгляда, только машинально продолжает играть шнурком с Тигром. Отабек тоже от его лица взгляд не отводит – не смог бы, даже если бы захотел. Потому что, ну, нельзя же быть таким красивым. Юным, эмоциональным, честным на все-все эмоции. Как хорошие, так и плохие. Иметь такие чистые глаза травяного светлого оттенка. Быть воплощением Бога огня и войн, но при этом оставаться тем, кто подбирает беспризорных котят. – Не может так быть, чтобы Эзус пришел просто так. Сидел внутри меня, соглашаясь на то, что я, как долбоеб, нахожу клининговую работу, таскаю кошко-прикиды, – Юра фыркает, повторяя описание своих шмоток словами Отабека, – выгляжу как девка и всеми силами его сдерживаю. Не может же Бог прийти сюда без какого-то умысла? Он же, блин, Бог войны. Я… Это я Бог войны. Отабек улавливает мысль, но все равно принимает решение с ней не соглашаться. – Лично я вижу перед собой совсем юного парня, который уже знает, что такое зарабатывать самостоятельно тяжелым трудом. У которого потрясный вкус в одежде и хватает храбрости даже кошко-шмотки носить в любом гопарском районе Шотландии. Юра фыркает и начинает тихо смеяться. Часть лица занавешивает волосами, но все равно видно, как розовыми пятнами щека идет. – И то, что ты красивый, не делает тебя девкой, Юр. – Ладно-ладно, понял, – он скидывает Отабеку на колени Тигра, кажется, просто для того, чтобы самого Алтына отвлечь. Чтобы прекратил пялиться. Отабек поддается, переводит взгляд на котенка на собственной коленке, который неловко заваливается на бок, цепляет когтями штаны и оставляет зацепки. И кое-что понимает. – Так ты смысл жизни Эзуса ищешь? Юра задумывается. А потом кивает. – Знаешь, кажется, да. Потому что если я пойму, чего он хочет, то смогу понять, как мне остановить… его предназначение делать всем вокруг больно. Отабек кивает тоже. Ладно, у него есть для Юры ответ, но чуточку позже. Не хочется сейчас заводить неприятные темы, которые приведут к злости, вспышке гнева и поднятию температуры в радиусе пары метров. Хорошо же сидят. И Юра совсем не бесится. Растекается по подоконнику, откидываясь на окно, светлые волосы забавно магнитятся к стеклу, и тянется пальцами к кошачьему уху, трепля мягкую шерсть. – Юр, хочу тебя кое-куда сводить завтра, если у тебя планов нет. «Если ты не надумаешь снова меня отталкивать» – остается невысказанным. Плисецкий склоняет голову и отвечает: – Хорошо. Сходим, Бек. А потом вдруг подается вперед, и по щеке Отабека мажут теплые губы. Он даже понять-то толком не успевает, что произошло, а Юра уже уселся обратно, словно ничего и не было. Только румянец на его лице становится чуть краснее. Хочет занавеситься волосами, но Отабек успевает быстрее. Заправляет светлые длинные пряди за ухо и улыбается. На звук шагов они оборачиваются одновременно, когда к ним подходит незнакомый парень. – Эй, бариста сказал, что вы тут друзей найти помогаете? Тигр довольно мяукает в ответ и несется к незнакомцу, едва не теряя равновесие.***
– Слушай, не спрашивал никогда, – начинает Юра, когда они вышли из парка. – Твой отец ведь не просто прикалывается по оккультизму, да? Ну, он выглядит немного… – Немного чем-то средним между травести-дивой и черным магом? Плисецкий фыркает и пытается сдержать смех. – Я хотел выразиться корректнее. Отабек даже удивляется и пихает его в бок. – Что-то на тебя не похоже. – Эй! Я не хамло! Смотрите на него, оскорбился. – Юра, ты хамло. Плисецкий вздыхает. – Ладно, да, тот, кто когда-то занимался моим воспитанием, явно проебался по всем фронтам. Отабек достает сигарету из пачки и склоняется к Плисецкому, зажав ее зубами. Юра от наглости даже слова забывает. Но потом все равно подносит пальцы и щелкает ими, давая прикурить. Алтын в таком восторге, что его едва не распирает. – Никто, мать твою, Бек, не использовал эту силу так утилитарно. – Брось, я помню, что ты жарил яичницу на божественном огне. – Это была попытка выжить! – Кстати, мою мать тоже не стоит трогать, – смеется Отабек и с удовольствием затягивается. – Она вроде как шаман и немножко увлекается порчей. Плисецкий едва не запинается о собственные ноги. – То есть ты реально дитя казахской династии черных магов? Еб твою мать, только я мог напороться на такую дичь. – Казахско-марокканской. Отец из Идриса родом. – Вообще не меняет сути дела! Какого хера тогда ты… Ну, хэзэ, – он вертит в воздухе руками что-то неописуемое, – не посыпаешь там солью все вокруг? Осиновый кол с собой не носишь? В ответ Отабек закатывает глаза и перехватывает Юрину ладонь, чтобы не мельтешила перед носом. Плисецкий затыкается и сразу становится послушной кисой: плетется рядом и сжимает пальцами руку Отабека сильнее. Кажется, пацану нужно пару секунд на осознание. А Алтын что? Не он первым полез лобызаться. – Я к этому вообще никакого отношения не имею, – жмет плечами Отабек, возвращаясь к разговору. – Меня не пытались привлечь к этой хуйне. Ну, разве что отчасти. Мать только по магазам гоняла за всякими травками, а отец вообще решил меня не трогать. Я сам вызвался помочь с его картотекой. В итоге Магнус взял меня ассистентом. Юра удивленно брови приподнял и поинтересовался весьма тактично, словно не вытягивает информацию: – Зовешь его по имени? – Иногда, – для Отабека это вообще ни разу не было больной темой. А еще он ценил честность Юры во всем, поэтому планировал отвечать тем же. – Я знал о существовании отца, но у них с матерью всегда были отношения на расстоянии. Каждый занимался своим делом там, где им было комфортнее. Мать притянула родная земля, а отец нашел себя в преподавании здесь. Он всегда участвовал в моем воспитании посильной финансовой помощью и подарками на дни рождения. Для меня это было стандартом. Да, отец никогда не приезжал меня няньчить, но лично меня все устраивало. В отличие от многих других папаш он не скрывался от алиментов. Это не было его вынужденной мерой, он сам всегда с удовольствием помогал. Не думаю, что у них с матерью там великая любовь и все такое, вовсе нет. Почти уверен, что зачали меня случайно после какого-нибудь очередного всратого обряда, поддавшись романтическому моменту. Надеюсь, они хотя бы очередную пентаграмму с пола стерли перед сексом, – Отабек хохотнул. – Мы познакомились с отцом два года назад, когда я переехал в Эдинбург. Мать не хотела, чтобы я в Алматы прозябал. Мол, мир надо посмотреть и все такое. В общем, – он стряхнул пепел на дорогу, – отец никогда не пытался меня опекать. Он для меня что-то среднее между работодателем и ебанутым старшим другом, с закидонами которого проще смириться. Юра улыбается. – Звучит вполне прикольно. Но все равно мне… стремно. Ну, за то, что я на него наорал. Раз уж мы… Ну, это. Это он продемонстрировал, приподняв их сцепленные ладони. Отабек фыркает. – Юр, я вроде как чутка фанатею от мысли, что ты его отхуесосил. – Чего? – Это было горячо. Плисецкий извернулся так, чтобы дать ему поджопник. – Какой же ты засранец! Они выходят к университету только после того, как перехватили в стрит-фудном вагончике по мясному бургеру и обожрались до отвала. Плисецкий, как паскудная сволота, запил эту холестериновую бомбу холодной колой, вызывая у Отабека мурашки и тошноту. Сам он цедил свой флет, изменив «Лазарету» с одной именитой кофейней. Юра, если и удивился тому, что Отабек спокойно провел его на футбольное поле университета, виду не подал. Там заканчивалась пара по физре. Плисецкий забрался на седьмой ряд трибун, сначала усаживаясь прямо с ногами, а потом и вытягивая их на спинку сидушки перед собой. Алтын не должен так радоваться его гоповским замашкам, но именно это он, блять, и делал. А еще был в восторге от его красных кед в леопардовые бардовые пятна. – Так ты… – Юра кашлянул, скрывая смущение, а потом выдохнул и продолжил, набравшись смелости, – типа на свидание меня позвал? Типа. Умора. – Да нет, на самом деле я тебе показать кое-что хотел. – М-м, – прозвучало обиженно. – Юр? – Чего надо? – Обернешься? Плисецкий воспринимает просьбу как вызов. Оборачивается с дикими глазами Бога войны и готовится, наверное, поругаться. Вместо этого Алтын мягко целует его в губы, просто прикасается, сминая. Юра весь застывает, а Отабек чувствует, как на секунду вспыхнувшее жаром раздражение развеивается. Юра просто замирает с распахнутыми огромными глазами и хлопает ресницами. С опозданием в пару секунд розовые пятна расползаются по лицу. Отабек не отстраняется, так и держится рядом, словно вот-вот опять поцелует. – Если понравилось, то будет свиданием. Но я вообще-то хотел сначала тебе помочь, а потом уже решать, что дальше делать. – Это в смысле? Типа если я пойму, что Эзус, и правда, собирается спалить все живое, то ты отморозишься и начнешь меня динамить? – Нет, это на тот случай, если ты решишь, например, поездить по миру и пообщаться с другими найденными Богами, то я постараюсь не кидаться в отношения на расстоянии с головой, а сначала попытаюсь обдумать и понять, хочу ли я того же. Просто решаю вопросы по мере их поступления. Слово «проблемы» не использовал целенаправленно, потому что ни отношения с Юрой, ни его сила таковым не являлись. Плисецкий выдохнул и коротко кивнул, мол, понял и принял. Убедившись, что температура его тела не собиралась повышаться, Отабек отодвинулся. На поле преподаватель громким свистком оповестил студентов об окончании пары. С гомоном и разговорами те поспешили в раздевалки, оставляя после себя только блаженную тишину. Юра задумался, а после все-таки сказал: – Я тоже потом погуглил. Понимаешь, все эти Боги занимаются чем-то, что связано с их предназначением. Анубис продолжает работать с трупами в похоронном бюро. Тот скандинавский божок обмана работает актером, где, в общем-то, продолжает наебывать людей. – Но это ведь не во вред? Людей в любом случае нужно хоронить, от этого никто и никогда не убежит. Анубис просто занимается тем, что умеет. Может, ему с мертвыми привычнее и комфортнее, чем с живыми. А что касательно актера… Если Бог обмана получит Оскар, то это будет весьма иронично, но тоже никому не сделает хуже. – Да, вот только… Тот Арахабаки. Про него сложнее всего было найти инфу. Я, помимо того фото от твоего отца, нашел только еще одно. Он, короче… Это новостные сводки были. Что-то о разборках с контрабандистами в порту Йокогамы. Знаешь, десяток трупов. Разрушенные в крошку судна. Все такое. Он, походу, бандит. Преступник. Не знаю точно. Отабек понял, к чему он клонит. Юра не хочет верить в мирные дела Богов, потому что некоторые из них свернули на кривую дорожку. – Не думал, что это не выбор Арахабаки? Плисецкий подбирается весь и усаживается нормально. Отабеку приходится боком развернуться и ногу под себя поджать, чтобы видеть Юрино лицо. На стадионе зажигают фонари, потому что вечер накрывает Эдинбург синевой. Юра смотрит своими глазищами и жует щеку изнутри. – Думаешь, его из-за силы кто-то заставил? – Нет, – Отабек жмет плечами, – просто вдруг это выбор не Арахабаки, а носителя? Плисецкий хмурится и теряется весь. Отабек поясняет: – Не думал, что в связке между Богом и носителем главный вовсе не Бог? Юра опускает взгляд на свою ладонь. По пальцам медленно катится пламя. Облизывает кожу, словно пытается опалить, но ничего у огня не выходит. Белые тонкие пальцы не поддаются. Они не жертва. Они – создатель. – Арахабаки мог вообще не иметь к этому решению никакого отношения. Ты ведь даже не знаешь того парня. Может, он с самого начала был склонен к криминалу? Может, он там свое место нашел. Как Локи нашел себя в актерстве. Юр, это просто… выбор. Не предназначение. А выбор делает не Бог. Сила не может быть первопричиной. Она – следствие. Огонь на его ладонях кажется не обжигающим сейчас, скорее теплым. Поэтому Отабек протягивает руку и накрывает его пальцы своими. Плисецкий успевает испугаться, но как только кожи касается кожа, огонь потухает. Не опаливает, светлые пальцы просто греют. – Но предназначение причинять боль… Я ведь постоянно злюсь, меня реально все время что-то бесит, – хмурится Юра. Отабек думает о том, что Плисецкий на самом деле – просто маленькая злобная язва. И Эзус тут вообще не при чем. Но вслух не произносит. Не хочется схлопотать по уху и разрушить момент. Они оба вздрагивают от неожиданности, когда начинают доноситься голоса с поля. Отабек сверяется со временем на телефоне. Отлично. – Посмотри вниз. Плисецкий слушается и переводит взгляд на поле, где на беговую дорожку выходят двое. Отабек сталкивается глазами со своим тренером по боксу, коротко кивает и получает аналогичный ответ. А потом Дерек даже не смотрит в их сторону, занимаясь тем, что принимается гонять по дорожке очередного подопечного. И вот именно из-за него они здесь, из-за этого парня, что всегда в одно и то же время тащится в университет, даже не будучи здесь студентом. Тот, в красной олимпийке. И у которого всегда, черт побери, хватало на лице отметин. Юра во все глаза смотрит на парня. У того по скуле разливается бордовый синяк. Плисецкий даже не замечает, с какой силой начинает сжимать ладонь Отабека. И все смотрит вниз. Потому что отсюда видит и зашитую бровь, и содранную губу. – Юр, – зовет Алтын негромко, – это ведь делают не Боги. А люди. Какой-то конкретный человек, которому не нужны силы Бога разрушения или войны, чтобы сделать кому-то больно. Ты не монстр, – наконец произносит он. – Ты таскаешься с бездомными котятами, чтобы найти им дом, ты спасаешь малознакомого парня от автомобильной аварии. Ты работаешь, чтобы выживать, а не громишь банки, хотя тебе достаточно лишь единожды ударить по стене, чтобы обвалилось все здание. Плисецкий заторможенно переводит на него взгляд: сначала оборачивается голова, а потом уже глаза. В них стоит стеклянная морось. Отабек добивает: – Чтобы быть монстром, не нужны силы. Это люди разрушают других людей. И это тоже всего лишь их выбор. А еще, – он наклоняется и прислоняется своим лбом ко лбу Юры, – огонь ведь не только про разрушение. Это еще и про тепло. Плисецкий выдыхает так – рвано и нервно, словно всеми силами пытается не заплакать. Он прикрывает глаза и кивает. Притирается ближе, дышит одним воздухом на двоих. Он молчит, переваривает и пытается усвоить. Отабек готов дать ему столько времени, сколько потребуется. Если этот восхитительный и честный человек наконец перестанет считать себя чудовищем. Юра отвечает лишь спустя время: – Пусть это все-таки будет свидание, ладно? Отабек растягивает губы в улыбке. – Пускай, Юр. А потом забывает про людей на поле. И склоняется ниже, чтобы поцеловать.***
– Добро пожаловать в «Лазарет»! – в один голос кричат Аллен и Тики. Кофейня встречает Отабека теплым светом ламп и привычным уже новостным радио. Посетители переговариваются, создавая какой-то единодушный гомон. А за барной стойкой находится знакомая спина в леопардовой толстовке. Отабек подходит ближе, стряхивая первый ноябрьский снег с подошвы берцев. Влажные от снега волосы приходится зачесать пальцами назад, чтобы в глаза не лезли. Он подходит к стойке, дает «пять» Тики и наклоняется к увлеченному чем-то на ноутбуке Плисецкому. Светлая макушка удобно устраивается в ладони, а Юра издает какой-то удивленный звук, когда Алтын разворачивает его за шею к себе, чтобы чмокнуть в губы. – Бек, – удивленно восклицает он и тут же солнечно улыбается. – Привет, Юр. Он усаживается рядом и заказывает флет уайт. – Аллен покормил меня вишневым пирогом, как в Твин Пикс. – Вау, а я думал, что я у Аллена любимчик, – трагично вздыхает Отабек, за что тут же получает локтем в бок. – Акстись, козлина, я отобью у тебя всех парней на районе. Ну, или побью. Как дело пойдет. Алтын примирительно поднимает ладони вверх в жесте «сдаюсь». – Понял, не флиртовать с симпотными парнями. – То-то же, – фыркает Плисецкий, а потом доверительно шепчет: – Понятия не имею, что такое Твин Пикс, если честно. – Сериал, который вышел, кажется, до твоего рождения, поэтому не бери в голову. Это точно не ты убил Лору Палмер. – Боже, – Юра закатывает глаза, – ты такой дед-инсайд. Тебе точно семнадцать? Отабек тихо смеется и принимает из рук Тики свою кружку с терпким кофе. Юра только сейчас, кажется, замечает на плечах Алтына снег, который только-только начал подтаивать. Он коварно лыбится и, не давая Отабеку опомниться, приваливается своим боком к его и… теплеет. Весь. Всем телом. Никакого огня, просто вдруг вспыхнувшее тепло. Отабека окутывает совершенно безболезненным жаром, но он чувствует, как до этого мокрая шея под воротником просыхает. Он шокировано оборачивается, а Плисецкий подмигивает. – Новая фича. Угар, скажи? – Угар, – кивает Отабек. – Ты же сказал про тепло, и я решил попробовать. Для меня раньше вроде как нормально было воспринимать огонь как… разрушение. Но все получилось. – Ты поэтому такой сухой? Юра склоняется и доверительно шепчет на ухо: – Снег до меня даже не долетает. Прикинь, могу делать что-то вроде теплового поля вокруг себя. С ума сойти. Отабек не может влюбляться сильнее, но он определенно делает именно это. – Ах ты читер, – шепчет он, а сам гадает, как вообще умудрился захомутать Бога огня. – Переезжай ко мне, а то не представляешь, как холодно без отопления. Юра опасно прищуривается. – Я тебе сейчас всеку, Бек. Не беси парня в кошко-прикиде, я тебе не батарея. Вместо ответа Отабек ерошит ему волосы и, притянув к себе, целует в макушку. Юра бесится и раздраженно сопит. Но тут же забывает обо всех обидах, когда Тики и перед ним ставит новую кружку с кофе. И выглядит при этом смертельно расстроенным. – Ты чего? – спрашивает Отабек. Бариста чешет копну кудрявых черных волос и вздыхает: – Песочница сдохла. Гости заказали турецкий кофе, а я даже турку разогреть не могу. О, нет. Плисецкий выглядит, как чертова лиса. Он тянется через всю барную стойку до турки с залитым в нее кофе со специями и воровато оглядывается по сторонам. Отабеку остается только развернуться так, чтобы закрыть Юру от посторонних глаз, когда тот ставит турку на свою ладонь. Тики открывает рот, но тут же его закрывает, вообще не понимая, что происходит. А потом вода в турке начинает закипать, медленно пенясь. Запах муската и кардамона терпко ударяет Отабеку в нос, и он едва не чихает, когда к нему примешивается и запах красного перца чили. Тики выглядит так, словно только что уверовал. О, Отабек его так чертовски понимает. Кофе поднимается почти до краев, когда Юра ставит турку на барную стоку и довольно пододвигает ее к Тики. На немигающий взгляд жмет плечами и улыбается, как падла последняя. – Что? Бек говорит, что я горячий парень. Бариста трет переносицу. – Я вообще ничего знать не хочу. Умоляю, не приходите больше. Никто из вас, – и тыкает в них пальцем. Он забирает турку с готовым кофе и отворачивается, чтобы доготовить заказ. А Юра и Отабек переглядываются и начинают гнусно посмеиваться. Алтын вне себя от чувств. И этот человек на полном серьезе считал себя монстром? Вот этот, который всегда бросается на помощь другим людям? Аллен, выслушав что-то от Тики, тут же разворачивается к ним с распахнутыми глазами. Наверное, у него тоже миллион вопросов, но он задает только один: – Эй, не хочешь у нас поработать? Юра мотает головой и тянется в карман за резинкой для волос, чтобы перехватить мешающиеся волосы в хвостик на затылке. – Заманчиво, конечно, чувак, – отвечает он, доводя Отабека до горящих ушей русским акцентом, – но у меня немного другие планы. О чем он? Аллен жмет плечами и все равно говорит, что пусть имеет ввиду такой вариант. Отабек дожидается, пока они останутся наедине, чтобы вопросительно приподнять бровь: – Я чего-то не знаю? Юра подтягивает поближе ноутбук и открывает свернутые до этого вкладки. – Я подумал над твоими словами. Ты сказал, что я главный. И что выбор на самом деле за мной. Получается, что мне нужно искать не предназначение Эзуса, а мое собственное, так? Отабек кивает, переживая, что Плисецкий понял его слова слишком буквально. Вообще-то, он пытался донести мысль, что тот вообще никому и ничего не должен. – Ну, не сказать, что это обязательно, Юр. Люди до самой смерти могут искать предназначение, если оно вообще существует. Поиск смысла жизни пару философов довел до гробовой доски. Ты просто можешь заниматься всем, чем хочешь. – Например, устроиться сюда бариста? А почему нет? – Можно и так. А можно и по-другому. Ты можешь заняться вообще чем угодно. Заказывать с Алишки и перепродавать кошачьи шмотки, заняться фигурным катанием и взять золотую медаль. Или вон, – Алтын кивает на картину позади себя, – рисовать всякую мазню и продавать как современное искусство. Та все твердила об униженных и оскорбленных. Юра прыскает. – О, идея с фигуркой мне нравится. У меня как раз растяжка подходящая. Сто восемьдесят градусов в развороте. Отабек точно не хочет знать об этом. Определенно нет. Он не станет думать о растяжке Юры. – Бек, краснеешь. Вот же падла. – Заткнись нафиг, Юр. Тот только паскудно хихикает, но возвращается к диалогу: – Вообще-то, я тут подумал, где может пригодиться моя способность. Он развернул ноутбук к Отабеку. Там была раскрыта страница допотопного такого сайта, создатель которого никогда в жизни не сталкивался со словом «дизайн». Он читает текст и удивленно приподнимает брови. Это… гениально. Юра выглядит очень довольным собой. Он тожественно произносит: – Ювелирка. Я же могу плавить металлы! Если уж мне поддался вольфрам, то с золотом и серебром проблем точно не будет. Что думаешь? На самом деле Отабек думает, что он идиот, раз не догадался о таком решении сам. Сайт пестрил предложением пройти обучение на ювелира по драгоценным металлам. Он оборачивается к Юре и хмыкает: – Мой отец от тебя не отстанет, пока ты не сделаешь ему пару крутых колец. Юра вздыхает. – Сначала мне надо будет пол в вашей библиотеке отремонтировать… А то мало ли, вдруг твой папаша меня проклянет. – О, не переживай, этим только моя мать занимается. – Эй! Ты не помогаешь! Ты постоянно будешь меня кошмарить своей чернокнижной семейкой? Вместо ответа Отабек прижимается боком к Юре, подтягивая его поближе. А потом тянется к ноутбуку и нажимает на сайте кнопку: «Купить».