Ежедневник

      Когда всё заканчивается, прятаться бессмысленно — по крайней мере перед этой девочкой. Тирис сопровождала его в непростом путешествии и была рядом; ещё ранее одарила бесценным даром, вполне искренне отдав ему свою привязанность и симпатию. Почитала не только как мастера и патрона, но как близкое и важное существо, и для Вершителя Неотвратимого это было так… странно. Но на эту девочку всегда можно было положиться в меру её хрупких сил и способностей, разумеется — это он понял ещё в далёкие дни её жизни, когда впервые, неожиданно для самого себя сделал шаг навстречу. И каждый раз, когда он обращался к ней, она всегда приходила и была рядом.       Поэтому перед ней прятаться было бессмысленно. Всё закончилось, и дверь оказалась закрыта навсегда. И он откидывает вуаль, скрывающую лицо, и спокойные усталые чёрные глаза терпеливо смотрят на хрупкую тонкую женскую фигурку.       Тирис видела его в воспоминаниях и на нескольких чудом уцелевших изображениях, но всё равно внимательно всматривалась в резкие, острые, чёткие линии мужского лица. Смерть наложила на них отпечаток, заострив и вытянув ещё сильнее, добавляя мрачной благородной красоты в и без того идеальный облик. И Тирис улыбнулась, слегка склонив голову, демонстрируя искреннюю благодарность за оказанное доверие. — Ты очень красив, мой господин, — не то чтобы она верила, что Вершителя до сих пор заботили такие вопросы, но ей захотелось выразить своё почтение и восхищение, озвучить его словами, даже если они звучали банально и очевидно. — На самом деле, ты прекрасен, — улыбнулась с искренней теплотой и любовью, и Чернокрылый ощутил давно забытое смятение, переходящее в лёгкое смущение. — По меркам моего народа, я был вполне обыденной посредственностью, — голос тоже больше можно было не прятать, и Тирис улыбнулась, ощущая тёплую радость и трепет. Её господин пронёс столько горя и страданий, и ей искренне хотелось помочь ему и разделить тяжёлый груз. Он заслужил много любви и принятия, и Тирис гордилась и радовалась словно ребёнок от того, что мастер открывался ей и позволял быть рядом. — Не знаю, не знаю, — она лукаво улыбнулась, сделав шаг навстречу. — Для меня ты самый лучший. И самый прекрасный, — в глазах мелькнуло умиление и мягкий смешок, когда заметила гораздо более явное смущение на мужском лице. Переживать эмоции и чувствовать чувства мастер тоже заслужил, и Тирис с удовольствием разделит с ним эти хрупкие мгновения. — Твоё внимание… приятно, но не будет ли твой супруг ревновать тебя? — едва различимое замешательство послышалось в могучем голосе, на что женщина прикрыла глаза, тихо посмеявшись. — Не будет, господин мой, — она сделала ещё шаг и аккуратно коснулась холодной руки. — Мой супруг знает о моей исключительной любви и привязанности к тебе. Но эта любовь совсем иного толка, и скорее мой отец, если бы мы были с ним близки при жизни и после неё, мог бы ревновать, но не мой муж. Ведь именно отца ты заменил для меня, именно его фигуру вытеснил в моём сознании. Обучил меня и не оставляешь до сих пор, продолжая присматривать и позволяя присматривать, в меру моих скромных возможностей, за собой. На тебя всегда можно положиться, надёжный друг и соратник, и рядом с тобой я чувствую покой и радость. Ты важен и близок будто и вправду являешься моим отцом, и наверно, от этого чувства я уже никогда не смогу избавиться, — Тирис улыбнулась скромно, и под конец её речи смущение послышалось в её собственных словах. Не перешла ли она черту дозволенного? И не тяготит ли мастера такое внимание и эмоциональная привязанность с её стороны?       Не то чтобы слова этой девочки стали для Вершителя неожиданностью, ведь за столько веков взаимодействия он давно понял это и не раз мог убедиться в их проявлениях. Однако осознавать это всё ещё было несколько странно и удивительно, ведь едва ли слуга Смерти подходил для подобной роли. Да и сам он как личность в принципе — детей при жизни у него никогда не было, как не было ни одной женщины, что хотела бы и была бы согласна создать с ним семью. Но теперь появилась эта девочка, и Чернокрылый сам не понял, когда, как и почему она заняла прочное и особенное место в его сердце.       Он сделал ответный шаг навстречу, и свободная рука легко легла на острое женское плечо. Слабо приобнял Тирис, выражая симпатию, которую испытывал к ней не только как к одной из многих подопечных, кому выказывал своё покровительство. Ощущал за неё особую ответственность и особую привязанность, и это было очень хрупкое, тёплое и светлое чувство, которое эта девочка каждый раз подпитывала лишь сильнее. И даже сейчас, в такой незначительной мелочи… но она оказалась достаточно важной для них обоих, чтобы разделить её на двоих. — Спасибо, дитя. Я благодарен тебе.