Ежедневник

      Рано или поздно этот день должен был настать. Любому циклу свойственно заканчиваться, и беременность Одина не была исключением. Стыд и позор, который Всеотец прятал от всех, скрываясь подальше от любопытных глаз асов, ванов, ётунов и всех остальных разумных и не очень тварей. И лишь одна живая душа была в курсе, и Один снова и снова прожигал Ньёрда мрачным тяжёлым взглядом.       Это было идиотское стечение обстоятельств. Один практиковался в магии (тоже тайно и подальше от любопытных глаз, а то ж не мужское магия дело!), а Ньёрд был вусмерть пьян. Вот и принял Всеотца за горячую красотку-ведьму и не удержался от соблазна соблазнить её. Хороший вопрос, конечно, чем в тот момент думал сам Один, но напор Ньёрда был таким уверенным, что Всеотец просто не смог устоять перед ним. А что?! Так, вообще-то, он ещё никого не возбуждал! Равно как и так его ещё никто не уламывал переспать.       Всю прискорбность ситуации конунги двух народов, у которых и без того были довольно натянутые отношения, осознали лишь поутру. Казалось, хуже позора для обоих быть не может, но где-то примерно спустя месяц после этого увлекательного приключения, Один огорошил Ньёрда новостью о своей беременности. Что, вообще-то, было шоком не только для ванского богача, но и для самого Всеотца. — Когда я, прости Имир, рожу, мы делаем вид, что ничего не было, ясно?! — прожигая Ньёрда очень мрачным взглядом, растирая ноющую поясницу, прошипел Один. Норны совершенно точно над ним издевались, потому что в довершение ко всему позору ещё и послали ему двойню. — Но что я скажу детям об их матери? — Ньёрд в ответ посмотрел на Всеотца (теперь ещё и в самом буквальном смысле) растерянным взглядом, на что тот язвительно фыркнул: — Скажи, что она была твоей сестрой и померла в родах — вы же, ваны, практикуете инцест, — поймав предупреждающий взгляд, Один раздражённо дёрнул плечом: — Ну или сам придумай что-нибудь — в конце концов, всё это твоя вина!       Поспорить, даже если очень хотелось, Ньёрд не мог. Именно он так настойчиво уламывал Одина переспать, как и именно он вытворял с ним такое, чем даже с женой стыдно заниматься. Поэтому и ответственность за свои действия должен был нести именно он, и Ньёрд, в общем-то, был с этим согласен. Впрочем, быть не согласным было довольно сложно, ведь Один ясно дал понять, что после рождения детей их судьба его будет беспокоить едва ли. И вообще, он делает очень большое одолжение, вынашивая их.       Так вот, время наконец-то подошло разрешиться от бремени, и тут Ньёрд столкнулся с ещё одной проблемой. Один ни в какую не хотел никого к себе подпускать и позволять видеть себя в таком унизительном состоянии, так что когда пришло время родов, помогать ему пришлось тоже Ньёрду. Что, вообще-то, было огромным стрессом, ведь роды были совершенно не мужским делом. Но предостерегающий и очень злобный взгляд Всеотца заставил ванского конунга закрыть рот, едва он его открыл.       Принимать ребёнка оказалось не страшнее, чем ходить в битвы, но Ньёрд честно решил вычеркнуть эти воспоминания из своей памяти. Поэтому очнулся он лишь тогда, когда держал в своих руках кричащих, здоровых и крупных младенцев, а Один на лавке восстанавливал силы после изнурительного мероприятия. В это мгновение всё происходящее показалось Ньёрду ещё большим сюрреализмом, но поздно было удивляться и сетовать на судьбу.       Поэтому он прижал детей к себе поближе, стараясь как можно быстрее смириться с мыслью о том, что он теперь стал отцом.