30 июня 1904 года. Мота. Королевство Натлан.
Проходя меж разрушенных домов портового города Мота, Кэйа совсем не мог понять кто и зачем практически в прах уничтожил город, который мог бы являться отличным экономическим центром для Натлана, настоящим спасением. Тут и ресурсов немерено и выход к морю вблиз к границам. У него было предположение, что это сделали каэнрийские Генералы, но… Он не давал приказ бомбить город где проживало много мирных жителей, судя конечно по трупам. Да и его приближенные не такие безумцы, чтоб идти против решений самого Царя. Тогда кто? Неужели это действительно сами натланцы? Неужели они сами друг друга уничтожают, прямо изнутри, в тихую от мира, и так громко внутри страны. Кэйа наткнулся на очередной труп молодой с виду девушки у которой было вырвано сердце. И такое было везде, каждый без сердца лежит в пыли и грязи, ожидая чужие, бледные лица. Император взглотнул и перешагнул, за ним же следовали и его подчинённые. — Вы точно втайне от меня не дали указа о бомбёжке? — Так точно, Ваше Величество, это же равно настоящему предательству Вас и Отечества! — В торопях отвечал полковник. — Мне нравится ваш ответ. Есть у вас версии того, что, почему и зачем тут всё произошло? — Есть версия, что натланцы действительно в войне против друг друга. Поделились все ну иль же военные бунтуют, так бы если бы действительно разделились может и мужчин местных безоружных не губили, Ваше Величество. В общем, сами себя. — Замечательно. Моя тактика отступления работает? Не задержимся ли, если с юга на столицу пойдём? — Ну, что вы, Государь! Всё идёт прекрасно, ваша тактика идёт по маслу! — И он был прав. Тактика избегания боя была эффективной. Бои шли на границах, но основная армия бежала к столице, избегая всячески своих врагов и копя силы на захват столицы. Идея была именно Верховного Главнокомандующего, то есть самого Императора. — Надеюсь, не лжёшь. Что там с западным фронтом? Как дела у мондштадтцев? — Ну, так, не особо стараются воевать. Продвинулись конечно, но уж неделю на одном месте сидят, обстреливают врагов, а так… Король на фронт не выезжает, все дела Канцлеру поручает, а тот странно, указа наступления и не даёт. Ну, ваш муж. Ох, то-есть, Кронпринц и по совместительству Император Де-факто фронт посещает очень активно, даже вот недавно вашего сына Принца Натаниэля возил! Ну, конечно на споко-… — Куда он возил Натаниэля? — Переспросил довольно-таки холодно Кэйа, внезапно повернувшись к подчинённому, отчего тот даже чуть ли не подпрыгнул. — Н-на фронт, В-Ваше Величество… — Послать телеграмму Королю от моего имени. Хотя нет… От него толку нет, послать сразу Кронпринцу. — Отправившись дальше вперёд, произносил Кэйа. — «Я знаю о ваших проделках и привозах нашего сына в пекло войны. Вы меня разочаровываете и… Я прошу так не делать ради безопасности ребёнка и моего личного спокойствия. Особенно главно первое. Ещё раз, и ребёнок будет отправлен вашей матери на её попечительство либо лично в руки вашего отца, которого вы так не терпите»… Записал? — Так точно, Государь, но не слишком ли… Холодно? — Молчать, Долгоруков. Моя личная жизнь — исключительно моя. Я как родитель обеспокоен данной ситуацией и не хочу, чтобы моего сына возили глазеть на муки страшные. Вот у вас есть ребёнок? — Есть, Ваше Величество! — Ну, а ты бы допустил подобное? — Н-нет, конечно! — Тогда не задавай глупых вопросов, записывай, не спрашивай, а отвечай. Кхм, извини. Призови потом генералов в Мондштадте, начать действовать, а не сидеть и прохлаждаться. Чем активнее они будет, тем быстрее победа окажется в наших руках. Надави ещё на то, что если будут медлить, то девяносто пять процентов всего чего мы добьёмся в Натлане в ходе войны, перейдёт исключительно нам, а они сами знают какие тут богатые ресурсы, и как глупо их терять. — Наконец обойдя все руины, сделав круговую по городу, командующие вернулись к своим коням. Кэйа легко запрыгнул на своего и поправил свою казацкую шинель. — Вас понял, Ваше Величество! Всё… Всё будет непременно сделано! — Надеюсь… Ладно, оставим тут часть войск, пусть ждут прибытия крейсеров, они должны приплыть дня так через два судя по словам Генерала Авилова. Наша задача присоединиться к войскам на юге. Те, что прибудут с крейсера будут идти напрямую к столице. Встретимся у стен вражеской столицы, обогнув её в раковину улитки. Приказываю сейчас добиться информации о входе в город, положение сторожевых, входы и высоту стен. Все поняли задачи? — Так точно, Ваше Величество! — произнесли хором солдаты и постепенно все стали активно делиться. Основное командование вместе с Кэйей направилось скорее на юг, те что остались стали устраивать себе лагерь в порушенном гнилом месте, облитым кровью и объятым одними страданиями. Жара на пустынной местности была невозможной, как для войска, так и для лошадей, которые будто задыхались уже, но времени на отдых не было. В любой момент может выскочить враг, ему не составит труда переубивать всех кто на глаза попадётся. Даже наверняка самого Императора не пожалеют в бойне, наоборот даже на руку сыграет. Кэйа молчал, пока его подчиненные обменивались историями дабы скрасить скучнейшую поездку. Они поглядывали на карту, потом на дорогу и старались не сбиться и в особенности не потеряться. Запутаешься, и очутишься в том же месте от которого вот ранее отходил, а то хуже и у вражеских лагерей. Не только убьют, но и съедят. После бурного обсуждения один из Генералов подъехал чуть ближе к Государю и обратился к тому: — Ваше Величество, может остановимся и отдохнём чуть, а…? Ну, три часа в жару тащимся, лошади устали похлеще нас! Да и тут вот, водоём рядом, кони попьют, мы умоемся, воды наберём. На пользу же пойдёт, Ваше Величество! — Запыхаясь произнёс Генерал, указывая куда-то пальцем вдаль. — М-м… — Кэйа даже не посмотрел туда, а тем более на Генерала. — Мираж у тебя, Куропаткин. Идём, как идëм, ты вообще фляжками с водой, да и не только с ней увешан, чего ноишь, то? — Ну, Ваше Величество! Ну, правду говорю! Ну, посмотрите только! — Жалобно произнёс тот, Кэйа вздохнул раздражённо, глянул… Ну, вроде реально. — Ладно, даю десять минут. Не более. — И тут же все рванули к водоёму, с возгласами и радостными лицами. Кэйа спрыгнул с лошади и подошёл спокойно к воде… Такая кристальная и чистая… Красота. Император достал из внутреннего кармана казацкой шинели маленькую фотографию своего супруга. Совсем юн, наивен и мил, фотография была сделана до свадьбы Кронпринца на Государе. И вновь открылись воспоминания из прошлого и ох, если бы время не так торопилось и не умер бы так резко отец, Кэйа был бы поистине счастлив. Столько размышлений открылось на вопрос «А если…», что Альберих не уследил за временем и даже перестал на какое-то время слышать окружение. А зря. Альберих очнулся, когда его стали уже конкретно трясти. Кэйа встрепенулся, думал уже наказать подчинённого, но когда увидел, что на них сейчас надвигается целая орда, орущих, страшных лиц на чёрных разъяренных и голодных конях… Он и дар речи потерял. ***30 июня 1905 года. Фичé. Королевство Натлан.
— Я и не думал, что ты осмелишься сюда явиться, отец. — Сказал лаконично Дилюк, смотря в глаза своему отцу. — Хотелось просто увидеть внука… И сына. — Произнёс Крепус, снимая с себя каску, с острием в середине. — Для таких встреч, есть и Вильгельм, разве не так, м? Или вдруг всё изменилось? Ох, понял, неужели Варка придумал план для будущей дружбы со мной, чтобы остаться сидеть на любимом, уютном месте Канцлера Мондштадта? М-м, как мило. — Не хорони меня раньше времени, прошу тебя, Дилюк. Я действительно приехал по собственному, искреннему желанию, хочешь верь, хочешь не верь, но… Это действительно так. Да и как сидеть в столице, когда люди твои гибнут в грязных окопах? — Ты недавно спокойно задницу грел в своём кабинете, не думая о других, а тем более обо мне. Не нужно тут мной пытаться манипулировать и склонить к очередной попытке прощения тебя. Я после того, как ты всем рассказал про болезнь моего младшего сына и выставил моего супруга наивным дураком, тебя больше никогда не прощу. Я тебе всегда доверял, но ты мне нет, так теперь тебе это будет монетой. — Резко развернувшись и отдëрнув от себя бледную, холодную руку отца, Кронпринц направился к своеобразному шатру спешным шагом, Король же погнался за ним, пытался ухватить за плечи, но его отпихивал вовсю Дилюк. — Ну, послушай, Люк, я правда хочу исправиться, быть в семье и прочее, просто я не могу так вот освоиться, я… — Это просто не твоё и ты редкостный болван, раз стараешься идти против себя так поздно. Отстань, от меня же! Приближаясь всё ближе и ближе к шатру, возрастала настоящая драка. Один пытался ухватить другого, второй же оттолкнуть и послать куда подальше, отбиваясь от хваток, они остановились только, когда увидели пред собой Натаниэля. Мальчишка стоял, смотря то на одного, то на другого. Повисло настоящее молчание. Крепус стал бояться, что ребёнок не дай Бог устроит целый скандал, закричит, затыкает и полезет внутрь конфликта. Дилюк же боялся, что это запечатлится особо в памяти сына и это станет для него травмой, ведь вот же! Отец замахивался на дедушку и не важно, почему да зачем! Убивал ещё и факт того, что Натаниэль обладает уж слишком хорошей памятью и он любит обычно чуть потом слишком подробно узнавать о ситуациях. Боже, Дилюк не хотел, чтобы сын в нём видел сущего монстра! О Боги… О Боже. Спустя так минуты две, мальчик протягивает свою руку деду в качестве приветствия, быть может как и любой внук любимого дедушки, он бы подбежал к тому, обнял и стал рассказывать тучу всяких историй незатейливых! Но… Нэйту давно стало понятно, что Крепусу это не нравится, он не раз отталкивал внука и видно было как ему становилось стыдно на людях, за поступок внука. Крепус дрожащими руками пожал холодную руку Натаниэля, тот поклонился, как следует Принцу пред Его Величеством и кажется такое не совсем нравилось самому Нэйту. В этом нет теплоты. Утешил же отца Нэйт просто: он спокойно обнял того крепко-крепко и получил поглаживания по голове. Всё так просто и мило. И тут Крепус почувствовал себя неудобно. — Папа, а ты за пульками сходил? — Спросил Нэйт, утыкаясь лицом в тело отца. — Нет, извини, меня твой дед отвлёк просто. — Произнося эти слова, Дилюк всё не сводил своего взгляда, со взгляда своего отца. — М-м, а твои можно? — Ни в коем случае, Ниа, убьёшь же кого-нибудь, ты вот чай хочешь? — Хочу… — Сходи тогда пожалуйста к Райху, у него сахар есть лишний, без него же ты не пьешь, ха-ха… — А? Так точно! Бегу выполнять приказ! — И тут же мальчишка побежал искать королевского подчинённого для того, чтобы скрасть сахара пакет. Крепус посмотрел тупым взглядом на внука, потом на сына и спросил: — Ты всегда так… Няньчишься? — Как иронично звучит из уст человека, который в принципе ни одного дитя не вырастил. — Отметив данный факт, младший Рагнвиндр стал делать чай, пытаясь отвлечься от той мысли, что тут рядом стоит человек, которого он на дух не переносит. Вовремя подоспел солдат, он что-то спешно проговорил Кронпринцу и тот сразу же покинул шатёр, ничего не объяснив… Ну, и на руку. Натаниэля нет, Дилюка нет. Для раскрытия и спасения семьи из дурного влияния безумца с косами, нужно пожертвовать многим. Быстро Крепус распихал по разным частям военных форм Дилюка, фотографии, на которых была запечатлена юная дворцовая фрейлина — Донна. В одну из чаш, Крепус подлил что-то странное и даже чуть размешал. Он намеренно подставил к себе чашку ближе, чтобы подозрений было меньше. Странно, но ладно. Завершив свою операцию, Король отпил из своей фляжки чутка виски, вздохнул и отвернулся, уйдя в раздумья о правильности действий, предложенных любимым Бароном. И вскоре Кронпринц подошёл, взял подходящую чашу и… Отпил. Он ничего не заподозрил и после они сидели в молчании вплоть до прихода Натаниэля. Чувствовал ли какую-то вину Крепус даже перед внуком, которому возможно порушит всю жизнь? Этого мы никогда не узнаем. ***30 июня 1904 года. Дворец Рассвета. Королевство Мондштадт.
В саду у небольшого озера отдыхала Вдовствующая Императрица, покачиваясь на кресле качалке, та что-то вязала и поглядывала на внуков. Последний месяц ей дался особенно трудно. Её сын отправился на войну, несмотря на мольбы этого не делать, дочь младшая чуть в родах не умерла и старший внук на фронт отправился вслед за отцом. Внуку она каждый день слала тонну писем с простыми до боли вопросами, как дела, здоровье и так далее. Фрэнсис очень переживала за того, ведь куда ему такому маленькому на кровь и сплошное горе смотреть? Ну, куда? У берега озерка игрались Цесаревич Ларс и его младший брат Принц Эрен. Как обычно они играли в матросов, бегали, скакали, веселились. Ну, в прочем типичные веселения ребятни. Рядом с ними был «дядька» Цесаревича — боцман Деревенько. Кто же такой «дядька» Цесаревича? А это был представленный матрос, что обязан был следить за безопасностью Ларса. Как известно, Цесаревич был болен гемофилией и имея данную болезнь, он всё равно вырос очень гиперактивным мальчишкой. За таким ребёнком поспеть было невозможно простым слугам, а в случае чего, если случится травма и последует кровоизлияние, никто ребенка не спасёт. Бабушка Цесаревича уже не так молода, чтобы бегать туда сюда за таким ребёнком, Царь и Кронпринц не могут из-за своих должностных обязанностей, у слуг и так забот полно. Ну, вот и выделили такую особую должность «дядьки». Ну, няньки есть, будет и дядьки. Оба мальчика этого дядьку любили, ну, он то матрос! А они очень хотели быть такими же, как и он. Они его много расспрашивали о бытовой жизни матросов, обязанностях и много чего прочего оттого и интересней было. И даже в этот момент, он их наставлял, рассказывал различные факты из быта морского, августейшие дети повторяли что-то и вот, увидев лодку не большую, возникла идея… Боцман Деревенько залез в воду, прошелся чуть к лодке и двинул к детям, после же сразу вернулся на берег. В эту лодку сразу же запрыгнул Принц Эрен. Он конечно же уселся удобнее, но лодка чуть поплыла назад от берега, прыжок то вызвал движение. Цесаревич Ларс времени терять не стал и решил запрыгнуть туда же с разбега, боцман поначалу намерений Наследника совершенно не осознавал. И вот Цесаревич уже ринулся бежать с оврага и он это делает, он бежит и прыгает, в этот же момент боцмана отвлекает другой слуга двора по какой-то мелочной ситуации и… Слышится на всю округу очень громкий всплеск воды. По воде стали плыть две бескозырки, одна Наследника другая Принца. Боцман встал в ступор, но после понял, лодка перевернулась и перевернулась на весьма большой глубине для детей. Как только эта мысль появилась в голове «дядьки» он побежал спасать детей. Вдовствующая Императрица не сразу всё увидела, по началу она вообще подумала, что боцман там упал дабы детей развеселить как обычно, но… Ни смеха не слышно и детей не видно, только плывущие по воде их бескозырки. И тогда у неё сердце чуть не остановилось. С больными ногами, побросав всё, она так же рванула скорее к детям. В бегу Фрэнсис уже проклинала себя же, что так особо доверилась чужим людям в вопросе детей! При ней такого Натаниэль на пару с Викторией никогда не проворачивали, а тут! В бегу она и крестилась, моля Бога о том, чтобы всё с мальчиками было хорошо! Детей из воды боцман достал, оба мальчика были безумно напуганы… Эрен рыдал из-за того, что очень испугался, Ларс же… От неописуемых болей в области внутренней стороны бедра и у самого паха. Несчастный маленький страдал ужасно. Боли схватывали его спазмами и он то и дело, что жалобно простанывал, всеми знакомое «Мама»… Наследника скорее унесли во дворец, за ним последовал весь дворцовый персонал, подключились конечно и придворные медики. От жалобных стонов из кабинета отцовского вышла Принцесса Виктория, которая вот недавно занималась со своим учителем арифметикой. И сердце её сильно кольнуло от мысли той, что её брату сейчас будет куда труднее справляться с болезнью, ведь родители далеко-далеко. Никто не утешит Ларса так, как это делает Кэйа. Никто его так не обнимет и не проявит ласки, как он. Никто… Абсолютно никто. В бесчисленном окружении врачей, Цесаревич чувствовал себя только хуже. В каждом он искал родное лицо, но его нигде не было. Нигде и не будет. Ларс посмотрел вверх и увидел висящий над своей кроватью лик с иконы и он скорее только нагнетал. Взгляд казался тяжелым и даже страшным, таким же, каким был у самого Старца. Нет-нет… Его точно не хотел видеть перед собой Ларс! Эти холодные, грязные, бледные руки, с длинными, мозолистыми пальцами всегда закрывали очи Наследника и давили, заставляя уснуть. Уснуть в муках, дабы очуться во снах всё тех же страданий и ужаса, после чего и начинался покой. Маленькому мальчику не хотелось этого! Нет! Не хотелось! Он сжал свои глаза, как только врачи коснулись раны. Видимо тогда Наследник упал на лодку так, что не только опрокинул лодку, но и прошёлся торчащим гвоздём по своему молочному бедру. И всё было в крови. Не только одежда и части тела, но и руки врачей, и простыни с одеялами. Кровь ядерно красная, отталкивающая прямо от себя, заставляет противиться всей картине внизу. Она, скапливаясь в замкнутом пространстве сустава лодыжки, вызывала давление на нерв, и от того начинались сильнейшие боли. Попавшая в сустав кровь разрушала кости, сухожилия и ткани. Конечности застывали в согнутом положении. Медленно, но безостановочно, кровь проникала в окружающие мышцы и другие ткани, образовывалась гематома величиной с большое яблоко, кожа утрачивала эластичность и не могла больше растягиваться, давление замедляло кровообращение, в результате чего начиналось образование тромба. Этот процесс заставлял чувствовать Ларса, что сейчас пред ним всё более и более замедляется время, картина вокруг затухает, сердце кажется становится всё медленнее и медленнее биться. Он не может терпеть всё это больше. И тут же вспыхивает знакомый лик Венти. *** Ларс просыпается от ужаснейшего жара. Кажется у него дикая температура под сорок. За окном всё темно, но комната чуть осветлена светом от свечи. Для чего этот свет? Мальчик пытается привстать, но понимает, что его конечности опять сковались из-за болезни. Вдруг в голове проскакивает мысль, что приехал любимый родитель! Это же он обычно ночами сидит у постели Ларса, как только случается беда! Он приехал! Наконец-то! Радостный от такого Цесаревич поворачивает свою голову резко в сторону источника света… И не видит пред собой родителя. Он видит сидящим на коленях перед постелью самого Старца… Улыбка теряется с лица и кажется мальчику всё более становится страшно. Хотелось-бы ущипнуть себя, поверить, что это кошмар, но нет… Это реальность. Его кошмар не закрывает ребёнку глаза. В этот раз он будто намерен поговорить. Его взгляд кидается на стул у кровати, Цесаревич неуверенно кивает, разрешая мужчине сесть как нормальный цивилизованный человек. Это Венти и делает, после беря в свою руку, руку ребёнка. — Ты мне скажи, маленькой, зачем проказничаешь так? Зачем бабушку пугаешь? Неужто обижен на неё за что-то или это всё глупейшие забавы? — Старец поправил одеяло Цесаревича, а после рукою своею холодной стал гладить по голове юного Наследника. — Я не… Я не хотел бабушку пугать… Честно. Я братца хотел удивить, дядюшка. — Неуверенно произнёс Ларс, желая вовсю спрятаться под одеяло. — Но аль ты не знаешь про болезнь свою, маленькой? Тебе папа с матей не говорили? — Говорили, дядюшка, говорили… Я просто не хочу быть калекой и не хочу помнить про неё. Разве ль так нельзя? — Раз не хочешь про неё ты помнить, то помни про слабые сердца родителей твоих и бабушки любимой… Не надо их мучать, маленькой, не надо. Ты же не хочешь, а маленькой? — Не хочу… — Тихо ответил Ларс, поглядя на семейную фотографию, стоящую на комоде. — И не надо. Покажи, маленькой, где твои раны, я их вылечу и душу успокою твою и родных твоих. Ты только смелым, маленькой, будь, аль больно станет, не кричи, а стерпи как подобает будущему Царю, договорились? Набравшись уверенности, Ларс кивнул и Старец, скинул белое одеяло прямо на пол. Во взор рана страшная упала, раздирающая душу Наследника. Опасней чем в прошлые приступы явно, с такой и до могилы рукой подать, но такого Венти не допустит. Он достал неведомым образом свои травы. С комода он взял стакан с тёплой водой, которой видимо хотели поить Ларса, с ней он и заварил лекарства. Взору так-же с комода представились не только фотографии, но и иконки с медальками, Старец повернулся к мальчишке и спросил: — Маленькой, крестик на тебе висит? — Висит, дядюшка. Его же нельзя снимать вообще, даже если мешает… — То-то же, правильно тебя наставили, правильно… Позволишь мне его ликам святым открыть? — В ответ лишь кивок, пуговки были сняты и маленький серебряный крестик наконец открылся с груди Ларса. Старец перекрестился по каэнрийским обычаям, достал из вещиц своих бутылек кажется с водой. Раскрыв его, комнату яркий окутал запах спирта... Видимо не совсем уж и вода. Этой водой, Старец стал постепенно разглаживать малолетнего Цесаревича. Омывал грудь, омывал руки, шею, а после и место ран. Несмотря на дикие боли, последовавших за касаниями области ранения, Ларс мужественно держался и даже по лику его было трудно сказать, что мальчику было дико больно. В параллель с омыванием ран, Венти поднёс к губам ребенка свой отвар и конечно же Ларсу пришлось его принять. На вкус был как типичный чай из трав и потому и было легче его выпить. После долгих процедур, Венти закрыл наконец ребенку глаза, проговорил молитву и поглаживая волосы Наследника произнёс: — Спи, Ларсюша, спи... Не тревожь ты больше бабушку свою, не тревожь ты папашу своего, ни матю... Всё у тебя будет хорошо. Ты станешь добрым, великим Царём... Царём справедливым и праведным... Но всё это будет только при мне. ***1 июля 1904 года. Пустыня Херикистоси-Моти. Королевство Натлан.
В ночь с тридцатого июня на первое июля Главнокомандующие всеми каэнрийскими войсками наконец добрались до южных частей армии. Главнокомандующие были ужасно истощены, погоня от вражеских сил была кровавой. В бегу, враги резали командующих, попали даже по Государю. Кажется им действительно стоило изначально послушать его, а не сидеть у воды, отдыхая. Некоторые командующие остались без лошадей и их в бегу подбирали товарищи, несмотря на огромную вероятность того, что и их зарубят. Сейчас вся армия сидела у костра, обстановка на юге была куда более спокойнее. Молодой поручик Алоизий Голицын подбежал к Императору с вестью о том, что в округе никого не видно и что всё действительно хорошо. В это время Императору обрабатывали правую руку, если бы он её тогда в бегу вовремя не отдернул, он бы скорее всего вовсе остался без неё, но ему повезло, правда его всё равно задело. Обрабатывали раны водкой, пили её тоже, хоть вода и была вблизи. В армии не было запрета на алкоголь. Налили и Кэйе, но тот лишь посматривал на неё в полном молчании. Его старший сын на фронте с супругом, несмотря на запрет туда в принципе вылазить, матушка сидит в одиночестве следит за Викторией, Ларсом и Эреном... За первой уследить труда не надо, Виктория — девочка спокойная, на неё можно положиться, но вот младшие дети... Эрен без контроля раззадорить Ларса, а там до травмы и недалеко. А кто Ларса утешит в случае чего? Он же не может без Кэйи... И сердца что-то подсказывает, что там дома не очень хорошо обстоят дела, но и вернуться он не может. Слишком опасно, не только просто для положения на фронте, но и просто выбираясь оттуда. Кэйа ненавидит свою нерешительность. Голову пробивают головные боли, которые стали мешаться с болями от травмы руки. Его разбивает каждый раз эта двойная жизнь, но теперь уже и тройная: Главнокомандующего, Императора и родителя большой семьи. Он не понимал как отец мог держать всё в таком идеальном балансе и находить время на такой эе идеальный отдых, хотя при его правлении был и голод и кризис и полное изменении структуры страны после страшного убийства деда. Кэйа начинал по-тихоньку и проклинать отца. Отец оставил его без всяких знаний о том, как править страной, что с ней попросту делать. Андраса он с рождения того наставлял, буквально замучивал политикой, а его? А его то что? Даже после смерти Андраса, Ю-Янг всё так-же оставил Кэйю без ничего. Оставил сына со страной в которой нужно всё опять координально менять и теперь ещё оказывается и защищать. Кэйа не поступит так с собственным сыном, когда придет время. Великий Князь Дайнслейф же наконец находит Императора и передаёт тому письмо от самого Короля Мондштадта. Кэйа раскрывает его, читает и содержимое заставляет его сердце остановиться. Да будет проклят этот Король.