Хуаляни, алфавит

Се Лянь любил наблюдать за тем, как Хуа Чэн работает. Это было его личное, тихое удовольствие. Ему нравился сосредоточенный взгляд супруга, в том числе его вальяжное поведение в Игорном Доме. Ему нравилось смотреть на острое, насмешливое презрение, граничащее с безразличием, Князя Демонов, когда игроки делали опрометчиво жадные ставки, и на то, как грозность сменялась едва уловимой снисходительностью, когда кто-то за столом был в отчаянии, а игра с градоначальником Призрачного города была его последней надеждой. И хотя в Игорном Доме всегда было шумно, а с присутствием Хуа Чэна — особенно, Се Лянь любил это место. Он даже привык к тому, что все призраки с особым радушием (в глазах принца неоправданно громким) относились к супругу своего градоначальника. К тому же Се Лянь не только проводил время с любимым мужем, но и следил за ставками, а изредка и сам принимал в них участие, если спокойствие в его душе сменялось намёком на любопытство. Чаще всего в Игорный дом приходили за богатством, удачей в торговле и успехах в любовных делах. Люди и призраки ставили на кон всё, что имели, и то, что могли потерять. Алчность и неумение вовремя остановиться некоторых демонов долго приводили Се Ляня в ужас, а на его лице отражалось несвойственное ему, но естественное для ситуации отвращение вкупе с тихим разочарованием. Се Ляня никогда не трогала чужая жадность, граничащая с сумасшествием. Однако иногда в ставках были не только жалкие конечности или вульгарные условия, от подробностей которых уши краснели даже у самых толстокожих, но и что-то занятное. Возможно, такое определение было заложено в голове принца напевным голосом Хуа Чэна. Таким образом Се Лянь заметил явно не местного мужчину преклонного возраста и слегка свёл брови, попытавшись присмотреться через красный полог к артефакту в его руках. Но он был слишком далеко от игрального стола, поэтому не смог ничего разглядеть. Вступать в игру самому и поднимать ещё больший шум не хотелось. Приникнув спиной к трону и рассеяв своё внимание, принц отвлёкся на другую игру. Среди гомона демонической толпы прозвучала негромкая ставка, потонувшая в море бесчисленных криков и голосов. За соседним от центрального столом разворачивался пылкий спор, который в любой момент перейдёт в драку. Тогда Игорный дом заполнят ещё более невежественные и режущие уши возгласы и паре крупных демонов в чёрных одеждах придётся выводить яростно сопротивляющихся смутьянов… Неожиданно в поле зрения Се Ляня что-то появилось. Он повернулся к Хуа Чэну, и его глаза слегка расширились, когда он увидел, что в протянутой к нему руке покоится небольшая курильница, которую не удалось рассмотреть через красный полог и расстояние в сотни выстроенных ступеней. Хуа Чэн улыбнулся: — Мне показалось, что гэгэ заинтересовался этим. Губ Се Ляня тронула улыбка: «И как только Сань Лан заметил?» — хотя вопрос не нуждался в ответе. У Хуа Чэна был слишком узкий центр интересов, поэтому даже малейшие изменения в лице принца не могли обойти его внимание. Всегда. Се Лянь взял артефакт из терпеливо застывшей руки мужа и поднял на него взгляд: — Спасибо, Сань Лан. Хуа Чэн с нежным, но твёрдым в своём убеждении взглядом покачал головой: — Не стоит благодарности, гэгэ. Если тебе что-то приглянётся, не стесняйся сказать об этом. Се Лянь задумчиво кивнул, хотя в уголках его губ по-прежнему была улыбка. Тем временем за крайним столом всё-таки началась драка, в шуме Игорного дома прибавилось криков и неприятных звуков грубых ударов, однако принц уже не обращал на это внимание. Его мысли были сосредоточены на курильнице, которую он вертел в своих пальцах. По форме курильница походила на зверя с телом медведя, слоновьим хоботом, глазами носорога, хвостом быка и тигриными лапами. Брюхо курильницы служило печью для возжигания ароматных трав, во время чего, судя по нехитрой конструкции, дым должен выходить через пасть диковинного зверя. Се Лянь не чувствовал от курильницы ничего, что могло вызвать хоть какое-то негодование в его душе, поэтому вернулся в реальность и повернул голову в сторону Хуа Чэна: — Давай зажжём в ней травы, когда вернёмся домой? Я не чувствую тёмной энергии или жажды убийства, но это явно не простая курильница. Хуа Чэн так же повернулся в сторону принца: — Если это интересно гэгэ, — он легко улыбнулся Его Высочеству и опустил задумчивый взгляд на курильницу. — Я тоже заметил, что с ней что-то не так. Раньше мне доводилось видеть только что-то отдалённо похожее. Се Лянь кивнул и, отставив фигурку странного зверя в сторону, ответил: — Значит, зажжём её дома. В Игорном доме жизнь продолжала кипеть. Со всех сторон слышались разной цены и ценности ставки, нередко звучали грязные и возмутительные даже для некоторых призраков ругательства. В этот день было много неординарных ставок, по крайней мере, на фоне того, что обычно вываливается на игральные столы, поэтому глаз Хуа Чэна был слегка прищурен. Что-то в более агрессивных линиях его расслабленной позы, в интонации голоса, в тихом, почти неслышном хм выдавало его небольшую тлеющую страсть. Не такую, конечно, как при взгляде на Его Высочество, даже не на тысячную долю, однако демоны, столпившиеся внизу, всё равно не могли удержаться от восторга: — Сегодня градоначальник в прекрасном расположении духа! — Градоначальник в этот вечер особенно красив! — Градоначальник так добр, потому что с ним Старший дядюшка! То есть, кхм-кхм… его супруг! Хуа Чэна подобные реплики не заботили, Се Ляня они заставляли слегка улыбаться. Градоначальник в самом деле был в этот вечер особенно красив. Хуа Чэн был в своём истинном облике, и Се Лянь не преминул оставить на его соколином профиле как можно больше взглядов, впитывая острые черты идеального лица, придающие его виду мужественность и холодную, непоколебимую уверенность. Хуа Чэн в любом облике был крайне привлекательным, и хотя истинный был любимым Се Ляня, взгляд принца периодически стремился к курильнице, которую он отставил в сторону. Ему так не терпелось изучить её свойства, однако и Хуа Чэна отвлекать не хотелось. К счастью принца, тот вскоре рассмеялся и сам предложил: — Гэгэ, куда бы ты хотел отправиться домой? Се Ляня несколько позабавила и согрела такая формулировка, и всё же он подумал, что в данный момент нет никакой разницы, поэтому произнёс с вежливой задумчивостью: — Я думаю, Дом Блаженства был бы неплохим вариантом? — Дом Блаженства был бы отличным вариантом, — поддержал его Хуа Чэн, прежде чем подняться со своего места и протянуть Се Ляню руку. И хотя Се Лянь не нуждался в помощи, он с радостью вложил свою ладонь в ладонь супруга, после чего отправился с ним к двери, где было нарисовано поле Сжатия тысячи ли. Уже в спальне Се Лянь приготовил любимые благовония Хуа Чэна (хотя тот долго не сознавался, что имеет предпочтения на этот счёт) и подошёл к низкому столику, где, с намёком на интерес, но без особого энтузиазма, рассматривая курильницу, сидел его муж. — Как ты думаешь, какое у неё может быть действие? — спросил принц, заполняя брюхо курильницы травами. В глазу Хуа Чэна промелькнула задумчивость, когда он неторопливо произнёс: — Так как гэгэ уже отметил отсутствие демонической энергии, я осмелюсь сказать, что курильница не проклята и не рождена чьим-то страданием или кровью. Скорее всего, её создал совершенствующийся для какой-нибудь духовной практики, но об этом, я полагаю, тебе больше известно, гэгэ. На самом деле, всё было немного не так. Се Лянь внимательно выслушал Хуа Чэна, обдумал его слова и прикрыл глаза. Он так доверял Хуа Чэну и его знаниям, что, даже если бы захотел, с трудом смог бы найти, что возразить. Спустя несколько мгновений Се Лянь открыл глаза и пожал плечами: — Я думаю, ты прав. Он улыбнулся и, для уверенности встретившись с Хуа Чэном взглядом, зажёг благовония. Из пасти диковинного зверя небольшими клубами начал выходить ароматный дым. Это могло выглядеть впечатляюще и угрожающе, если бы не размер. В действительности это было мило. Се Лянь принял удобную позу рядом с Хуа Чэном и принялся наблюдать за курильницей, ожидая каких-либо изменений в себе или окружающей среде. Однако даже по прошествии некоторого времени ничего не произошло. Благовония догорели, спальня наполнилась неплотным дымом и характерным цветочным запахом. Се Лянь взял ещё сохранившую тепло курильницу в руки, неторопливо повертел её и, не обнаружив ничего примечательного, произнёс: — Могло ли её действие со временем просто сойти на нет? Хуа Чэн немного сменил позу, придвигаясь ближе, но его заинтересованность была скорее в самом Се Ляне, чем в курильнице в его руках. И тем не менее он вдумчиво ответил: — Всё возможно, гэгэ. А может, нам стоит немного подождать. Судя по всему, этот артефакт достаточно древний, поэтому эффект от его использования может наступить не сразу. Се Лянь вздохнул и отставил курильницу обратно на стол: — Думаю, ты прав, — как и всегда. — Подождём и посмотрим, что из этого выйдет. Он сцепил руки в замок и сладко потянулся. Его тело от неподвижной позы упруго запротивилось этому движению до сладкого скрипа в груди. И хотя время было совсем не позднее, его веки сделались удивительно тяжёлыми. Не придав всему этому особого значения, Се Лянь предложил: — Пока мы ждём, предположительно, хоть какого-нибудь эффекта, Сань Лан не откажется провести со мной время за чайной церемонией? Задумчивость на лице Хуа Чэна сменилась умиротворённой улыбкой: — С удовольствием, гэгэ. Он щёлкнул пальцами в воздухе, и через некоторое непродолжительное время в их покоях уже стоял искусно выполненный чайный набор из тонкого, торжественного фарфора. За распитием чая час петуха сменился на час собаки. К этому времени Се Лянь чувствовал себя нестерпимо, почти неприлично сонным, его глаза сделались сухими, а веки непосильно тяжёлыми, поэтому после очередного зевка в ладонь он не выдержал: — Ах, Сань Лан, я… — его грудь снова сдавило в зевоте. — Я пойду спать, хорошо? Мне кажется, сегодня мы уже не дождёмся никакого эффекта от этой курильницы. И хотя Се Лянь чувствовал, что накатившая на него усталость была непривычно внезапной и удивительно сильной, он списал это на насыщенный день. Всё-таки он провёл большую половину дня и несколько часов вечера в Игорном доме, самом оживлённом месте Призрачного города. Казалось, Князя Демонов тоже одолевала сонливость, которую он тщательно подавлял. Этот факт заставил Се Ляня задуматься, однако Хуа Чэн в остальном выглядел и чувствовал себя как обычно, поэтому предположения так и остались неозвученными. Хуа Чэн, чей глаз был сонно и зудяще прищурен, кивнул: — Пойдём, гэгэ. Завтра с утра я всё уберу. Се Лянь бросил взгляд на чайный набор и не стал возражать. Поднявшись, он обнаружил, что у него осталось сил ровно на то, чтобы дойти до кровати, снять верхние одежды и упасть на заправленную постель. Хуа Чэн так же смог раздеться, укрыл Се Ляня свободным краем простыни и без сил повалился рядом с ним. Как только их головы коснулись подушек, оба мгновенно провалились в крепкий сон. Неизвестно, сколько прошло времени, однако, открыв глаза, Се Лянь обнаружил, что находится не в спальне Дома Блаженства, а на лесной поляне, что заливал яркий солнечный свет. Обстановка значительно изменилась, хотя кое-что всё же осталось прежним — Хуа Чэн сидел рядом с принцем. Се Лянь приподнялся и осмотрелся: — Сань Лан, где это мы? Хороший вопрос, учитывая, что они наверняка проснулись с интервалом не больше, чем в пару минут. Хуа Чэн выглядел задумчивым и слегка отрешённым, но не хмурым: — Не знаю, гэгэ. Но это определённо не явь. — Не явь? — переспросил Се Лянь. Между бровей Хуа Чэна залегла неглубокая складка, будто он сомневался в собственных словах, что случалось крайне редко: — Я чувствую это по тому, как ведёт себя моя духовная энергия. А ещё… Послушай, гэгэ, — при этих словах он взял руку принца в свою и приложил его ладонь к собственной груди. Се Лянь почувствовал тепло и ровное, совершенно обычное сердцебиение. В этот момент с его глаз наконец сошла сонная пелена, и он смог внимательно рассмотреть своего супруга. Смоляная свободная коса, блестящий глаз, здоровый румянец на… Молочной коже. Не мертвенно-бледной, не нефритово-сероватой. Хуа Чэн выглядел… Как здоровый, живой человек. Се Лянь с осторожностью обхватил лицо супруга ладонями, погладил мягкую, тёплую кожу: — Ты хорошо себя чувствуешь? Под бережными прикосновениями и встревоженным взглядом на губах Хуа Чэна расцвела улыбка. — Я в полном порядке, гэгэ. Это ощущается почти так же, как в облике Сань Лана, просто… Как будто я это не контролирую. Се Лянь свёл брови: — Это плохо? Хуа Чэн обхватил кисть принца и, повернув голову, прижался губами к его ладони: — Нет, всё хорошо, гэгэ. Просто немного непривычно. — Ты уверен? — Абсолютно. Гэгэ, давай поднимемся и осмотримся? Се Лянь, успокоенный уверенным взглядом и здоровым видом Хуа Чэна, согласно кивнул, и они, встав с примятой травы, огляделись. Ничего примечательного. Густой лес, нагретый солнцем и полный негромким шёпотом природы. На ветках деревьев щебетали птицы, ветер шелестел зелёной листвой. Прислушавшись, Се Лянь кое-что услышал: — Сань Лан, мне кажется… Где-то неподалёку река. Ты же слышишь это? — Слышу, гэгэ. Скорее всего, в чжанах двадцати от нас в самом деле находится река, — ответил Хуа Чэн, смотря в ту же сторону, что и Се Лянь. — Хочешь отправиться туда? Они были в безлюдном незнакомом лесу, без дороги или намёка на тропинку. Разве имело значение, в каком направлении они пойдут? К тому же у Се Ляня не было бамбукового стаканчика для предсказания судьбы, да даже если бы и был, с Хуа Чэном и без проклятых канг принца супругов теперь всегда сопровождала удача. Немного подумав, Се Лянь взял Хуа Чэна за руку: — Да, давай пойдём к реке. Так они спустились с холма, на котором, как оказалось, и располагался лес. Река, до которой они дошли, оказалась самой обычной, а на её берегу не было ни одного человека. На расстоянии нескольких чжанов раздался шорох листвы, который Се Лянь не заметил из-за журчания реки. Зато Хуа Чэн повернул голову на звук и через несколько секунд с облегчением узнавания усмехнулся: — Гэгэ, мне кажется, я знаю, где мы. Се Лянь посмотрел на него и удивлённо приподнял брови: — Да? И что же это за место, Сань Лан? Однако, прежде чем Хуа Чэн успел что-либо ответить, из-за деревьев вышел довольно рослый, однако похожий на «молодой бамбук» юноша, в котором сохранилась лёгкая очаровательная незрелость. Его красная рубаха была закатана до локтей, чёрные, как вороное крыло, волосы были собраны в неаккуратный хвост на боку, в руках он нёс пустую бадью. Се Лянь отреагировал на шум и, повернув голову, вздохнул: — Сань Лан?.. Но юноша на него не отреагировал. Он даже не посмотрел в сторону принца, спустился по берегу к реке и принялся наполнять водой пустую бадью. Его лицо было сосредоточенным и отстранённым, с намёком на нежность, будто он делал что-то очень важное или думал о приятном. За спиной Се Ляня тем временем раздался ответ на ранее озвученный вопрос: — Я думаю, мы в моём сне, гэгэ. — О, — Се Ляню потребовалось мгновение, — это интересно. Только… Ты не против, что мы вот так… — он не знал, как закончить вопрос. Его взгляд всё ещё был обращён к молодому облику Сань Лана. Чем он занимался? Подглядывал? Его занятие действительно было чем-то похоже на подглядывание. Однако считалось ли это, когда настоящий Хуа Чэн сейчас стоял прямо за его спиной, точно так же, как и принц, не спеша покидать собственное сновидение? И хотя вопрос не был озвучен до конца, Хуа Чэн всё понял и расслабленно улыбнулся: — Не думаю, что сюжет этого сна будет увлекательным. Однако, если гэгэ в самом деле интересно, мы можем посмотреть. Се Лянь воодушевлённо улыбнулся и согласно качнул головой. «Сань Лан» тем временем закончил набирать воду и, взяв наполненную бадью в одну из рук, отправился туда, откуда пришёл. Се Лянь вместе с Хуа Чэном отправились за ним. Спустя время «Сань Лан» пришёл к монастырю Водных каштанов, поставил бадью с водой на крыльце и отправился внутрь святилища. Он оставил дверь открытой, поэтому через неё в монастырь проникал солнечный свет, а также без труда прошли не видимые для героев сна Се Лянь и Хуа Чэн. Монастырь был в точности таким же, как и в действительности. Се Лянь даже улыбнулся тому, какой у Хуа Чэна детальный сон. «Сань Лан» тем временем прошёл во внутреннюю часть святилища и склонился над кроватью, где спал его принц. Руки юноши кончиками пальцев невесомыми бабочками коснулись щёк, заправили за уши выбившиеся из ночной причёски волосы, провели по прямому идеальному носу. Под ненавязчивыми ласками «Се Лянь» медленно открыл глаза, его лицо тут же озарилось солнечной, тёплой улыбкой. Настоящий Се Лянь со странным чувством в груди смотрел, как лицо «Сань Лана» смягчается нескрываемой нежностью. Когда «Сань Лан», наклонился к своему «Се Ляню» для поцелуя, настоящий принц повернулся к Хуа Чэну и улыбнулся: — Тебе правда снятся такие сны? Казалось, Хуа Чэн был немного смущён. С его скул не сходил едва заметный румянец, однако на губах была улыбка: — Я уже говорил, гэгэ, этот сон не очень интересный. Если ты хочешь, мы можем пойти куда-нибудь, пока он не закончится. Но Се Лянь лишь покачал головой: — Нет, нет, мне всё нравится. Давай посмотрим дальше. После недолгих простых и неторопливых ласк «Се Лянь» окончательно проснулся, хотя его щёки стали нежно-розовыми, придавая ему вид ещё более сонный и растрёпанный, чем раньше. «Сань Лан» с очаровательной улыбкой повёл своего принца умываться. — Ты же не завтракал, Сань Лан? Я хочу приготовить кашу «Начало лучшего дня», — произнёс «Се Лянь» во время омовения. Настоящий Се Лянь обернулся к стоящему за его спиной Хуа Чэну и изумился: — Ты запомнил название? Я же готовил это блюдо всего один раз. Хуа Чэн легко улыбнулся, будто его следующие слова были самой очевидной вещью на свете: — Я запоминаю всё, что говорил или делал гэгэ. «Сань Лан», как будто вторя за Хуа Чэном из яви, протянул своему принцу полотенце: — Отличная идея, гэгэ. Оба Се Ляня ласково улыбнулись своим супругам. Когда Хуа Чэн говорил, что его сон не включает ничего «интересного или увлекательного», он не соврал. В общепринятом понимании. Се Лянь увидел обычный день в монастыре Водных каштанов, в котором «он» готовил и завтракал вместе с «Сань Ланом», а после мытья посуды они вдвоём спустились к деревне, чтобы прикупить продуктов. Даже лица жителей были Се Ляню знакомы. С каждой такой «мелочью» он мог только поражаться тому, какой у Хуа Чэна спокойный и в то же время продуманный сон. После прогулки по деревне «Сань Лан» вместе с «Се Лянем» вернулись в святилище, где разложили продукты, после чего юноша предложил своему принцу заплести его растрепавшиеся за время прогулки волосы. Тот, разумеется, согласился. В какой-то момент Хуа Чэн предупредил: — Это длинный сон, гэгэ. Если тебе наскучит, скажи, и я найду, чем мы могли бы заняться. Се Лянь к этому моменту успел догадаться, что попал в чужое сновидение надолго, однако лишь улыбнулся: — В этом нет необходимости, Сань Лан. Мне нравится твой сон. Хуа Чэн ответил ему расслабленной улыбкой с намёком на скромность. Се Лянь снисходительно вздохнул; ему на самом деле нравилось происходящее. Однако было ещё кое-что, почему принц не хотел никуда уходить. Не прекращая улыбаться, он мог выглядеть немного отстранённым, но на самом деле был поражён и тихо счастлив, будто в его грудь погрузили целое солнце. Его душа пела оттого, что Хуа Чэну, у которого была такая насыщенная и ранее жестокая, полная сражений и крови, жизнь, снился такой умиротворённый сон. В грёзах Князя Демонов была тихая и полная приятных бытовых хлопот жизнь в деревне Водных каштанов вместе со своим богом. День юноши вместе с даосом выглядел поразительно беззаботно: они убирались на территории монастыря, спускались в деревню к жителям, готовили завтрак и обед, ходили купаться к реке. Под конец дня «Сань Лан» и «Се Лянь» из сна принялись лепить горшки. Настоящий Се Лянь слегка улыбнулся, даже не оборачиваясь на своего мужа: — Сань Лан, почему именно горшки? Мы же никогда этим не занимались. Хуа Чэн положил подбородок принцу на плечо и обвил руками его талию: — Не могу ответить однозначно, гэгэ. Думаю, это занятие показалось мне уместным для столь безмятежной жизни. К слову, сон скоро закончится. Се Лянь кивнул и, не показывая лёгкой разочарованности, начал покачиваться в руках супруга: — А ты… Хотел бы проводить так время? Не только во сне? Глубоко в душе Се Лянь знал ответ на этот вопрос. За его плечами, как и за плечами Хуа Чэна, прошлым волочились восемь столетий одиноких скитаний, неприятное время которых не хотелось вспоминать. Разумеется, как у Князя Демонов, градоначальника Призрачного города, так и Бога войны были свои обязанности, которые оба воспринимали как естественную часть своей вечности. Однако было в этом сне… Что-то притягательное. Эти грёзы о беззаботной жизни были как капли росы. Кристально чистые и завораживающие, но неуловимые. Спустя некоторое время умиротворённой тишины Хуа Чэн ответил: — Гэгэ наблюдал за Сань Ланом весь день. Ты в самом деле сомневаешься, был ли он счастлив? — его голос звучал расслабленно и нежно, но немного невнятно, потому что его подбородок по-прежнему покоился у принца на плече. — Если гэгэ кажется такая жизнь тоскливой, этот Сань Лан ни на что не претендует, — добавил он легко, как всегда искренне и беспечно в отношении самого себя. Се Лянь не ожидал такого ответа. Обдумывая, что сказать, он прикрыл глаза, сквозь ресницы полуопущенных век продолжая наблюдать за событиями сна. Спустя какое-то время Се Лянь всё-таки произнёс: — Думаю, мы могли бы больше времени проводить в деревне Водных каштанов. Руки на его талии сомкнулись немного крепче. Как только горшки были вылеплены и отставлены на крыльцо высыхать, «Се Лянь» потянулся к своему Сань Лану и, прильнув к нему всем телом, с нежностью поцеловал. На этом моменте сон превратился в дым и вскоре рассеялся. Оказавшись в постели в объятьях своего возлюбленного, Се Лянь хрипло пробормотал: — Сань Лан, давай… Вернёмся к этому разговору утром… В уголках его губ в напылении сна играла расслабленная бессознательная улыбка. Хуа Чэн что-то согласно промычал в шею принца и покрепче прижал его к себе, прямо как в конце сна. Се Лянь почувствовал, как приземлённая душа вновь начала отделяться от тела. Спальня Дома Блаженства превратилась во что-то неосязаемое, мягкая постель исчезла. Се Лянь, в какой-то момент прогнав бессознательность, открыл глаза и тут же свёл брови. Вокруг не было ничего. Абсолютно ничего, полная темнота. Это и есть его сон? Если так, сон Хуа Чэна был невообразимо интересным и жутко захватывающим. Кто-то неожиданно взял принца за руку. Се Лянь зажёг Пламя-на-ладони свободной руки и увидел рядом с собой очерченное светом лицо Хуа Чэна, поэтому облегчённо вздохнул. Быстро оглядевшись, Се Лянь признался: — Сань Лан, на самом деле, мне уже давно не снились сновидения. Хуа Чэн поднял свою изящную бровь: — Мм? Почему, гэгэ? — Думаю, это потому, что моя душа спокойна при погружении в сон? — на губах Се Ляня была мягкая улыбка, но он вдруг запнулся. — Или… Потому что я вымотан, — закончил он на тон тише. Хуа Чэн хмыкнул. Пламя на ладони осветило его понятливую улыбку. Ну конечно, кому, как не ему, знать, почему принц вымотан в их постели? — Хорошо, гэгэ. И всё же я думаю, что мы пока просто не очутились в твоём сне, — спустя недолгую паузу произнёс Хуа Чэн. — Как думаешь, куда бы мы могли попасть? Есть какой-нибудь сон, который в последнее время… или раньше снился тебе чаще всего? В вопросе Хуа Чэна не было совершено ничего, что могло бы смутить или напугать. Однако Се Лянь внезапно переменился в лице, им овладела не поддающаяся описанию эмоция, когда он странным голосом произнёс: — Гроб. Хуа Чэн тяжело вздохнул и немедленно заключил принца в свои объятия. Однако, прежде чем он успел что-либо сказать, межпространственная темнота вокруг них начала рассеиваться. Чтобы смениться на другую, тесную и неожиданно жаркую темноту. Теперь мужчины были плотно прижаты друг к другу, переплетясь ногами и руками. Они лежали в узком пространстве. До слуха донёсся шум волн. Ситуация была обоим хорошо знакома. Се Лянь почувствовал, как вмиг загорелись его щёки, а голова от прилива крови закружилась. Хуа Чэн молчал. Казалось, его потрясло перемещения в этот гроб. Когда он заговорил, в его голосе была несдержанная улыбка: — Гэгэ, мне кажется, здесь жарче, чем было в наш первый раз. Се Лянь сокрушённо уронил голову Хуа Чэну на грудь. Ему совершенно не хотелось говорить и как-то комментировать происходящее. Почему они сами оказались в гробу? Почему не наблюдали с берега, как с ним играет огромный костяной дракон? И почему нога Хуа Чэна так сильно прижимается к предательски неконтролируемой части его тела? Сколько бы времени ни прошло, Се Лянь будет испытывать зудящее волнение в груди, вспоминая события в Чёрных водах. Даже если Хуа Чэн понимающе массирует его затылок. — Я чувствую, как кожа на голове гэгэ горит огнём. Значит ли это, что он… Не успел Хуа Чэн договорить, как по стенке гроба пришёлся яростный удар. Гроб закрутился, вода с оглушающим всплеском ударила о дерево. Теперь Се Лянь чувствовал, как тяжёлое тело Хуа Чэна лежало на нём сверху. С губ Се Ляня сорвался позорный вздох выбитого из груди накалённого воздуха. Почему, почему здесь так тесно? Будто прочитав мысли принца, Хуа Чэн пробормотал в его волосы: — Гэгэ, мне кажется, мы делали гроб не настолько узким. Се Лянь прикрыл глаза, его ресницы трепетали. Ему было слишком неловко произнести хоть слово, поэтому он молчал. Возможно, если сделать вид, будто в гробу два покойника, будет легче… — Тебе кажется, — всё же процедил он, прежде чем гроб просел в воду. Очередной неистовый толчок вновь перевернул гроб. Ещё раз. И ещё раз. Костяной дракон играл с гробом, как ребёнок с погремушкой. Двух людей, находящихся в этой «большой игрушке», толкало от стенки к стенке. Они плотно переплелись, сжав друг друга в горячих объятьях. Голова Се Ляня была прижата к мерной груди Хуа Чэна. Принц слышал, как собственное сердцебиение разносится диким стуком по телу демона. Тревога сковало его, будто под ним находился не любимый супруг, а Хуа Чэн, что бессмертно влюблён в своего человека, а Се Лянь ничего не знает о личности этой яшмовый ветви. Напоследок костяной дракон подбросил «свою игрушку» высокого в воздух и отступил. Приземлившись в воду, гроб вызвал громкий всплеск, но вскоре начал спокойно покачиваться на волнах. Хуа Чэн оказался сверху на принце. После свирепых кульбитов вес демона придавил Се Ляня так, что он с трудом мог дышать. Воды вокруг гроба успокоились, по дереву забарабанил мелкий дождь. В конце концов, Хуа Чэн не выдержал и прервал гробовую тишину: — И часто гэгэ снятся такие сны? Он всего лишь вернул фразу, сказанную принцем в сновидении демона. Тогда почему от его улыбки в голосе так сильно колотится сердце? Се Лянь в самоуничижительном негодовании воскликнул: — Сань Лан! И почему, если тогда ты промолчал, то сейчас… Вдруг Хуа Чэн поднял колено повыше, из-за чего Се Лянь поперхнулся, и низко рассмеялся: — Потому что тогда я очень жалел, что ничего не мог сделать. В гробу было не развернуться. И, возможно, он в самом деле был несколько меньше, чем тогда, в реальности, но не слишком значительно. Хуа Чэн, как и в тот раз, говорил в волосы Се Ляня. Его томный голос отразился от деревянных стенок, принцу показалось, что в гробу стало жарче, чем мгновения назад, хотя его грудь горела с самого начала. Хуа Чэн рукой, что защищал затылок Се Ляня, помассировал кожу головы и как бы невзначай поинтересовался: — Как долго длится этот сон гэгэ? Сон самого Хуа Чэна длился до логического завершения — то есть с утра и до конца дня. И если вне сна прошло каких-то пару часов, то внутри время длилось так же, как и в реальной жизни. Се Лянь потёрся влажным лбом о грудь демона. Его голос был приглушён чужим ханьфу: — Пока ты не… То есть я не… Сань Лан! Я не буду это говорить! В этот момент принц напоминал самого себя несколько лет назад, когда был так встревожен и смущён случайной близостью с Хуа Чэном, что убегал от него стремительнее, чем заяц под прицелом стрелы. Хуа Чэн оставил на макушке Се Ляня поцелуй и ласково усмехнулся: — Хорошо, гэгэ. Знаешь, если бы ты принял женский облик, нам было бы не так тесно. Се Лянь недолго помолчал и, ничего не ответив, будто не понял намёк своего мужа, превратился в девушку. Хуа Чэн, чтобы не придавить его, напрягся, удерживая свой вес на локте руки, что была под лопатками Его Высочества. В темноте прозвучало задумчивое «хм», и гроб внезапно плавно перевернулся так, что Се Лянь оказался сверху. Его мягкие округлости прижались к груди Князя Демонов, сам он распахнул глаза и, открыв рот, попытался приподняться. Хуа Чэн прервал эту попытку, надавив на лопатки принца, и мягко, искоренив ненужную беспечность, произнёс: — Я подумал, что так будет удобнее, гэгэ. Но если тебе покажется, что раньше было лучше, просто скажи об этом. Се Лянь, так ничего и не сказав, закрыл рот. Он смежил веки и тихо вздохнул, когда ладонь мужа, расправив складки на его спине, скользнула ниже и принялась за пояс. Как только ханьфу расслабилось, Се Лянь перестал испытывать трудности с дыханием из-за женских особенностей, для которых мужская одежда была слишком мала, и, даже несколько расслабившись, благодарно улыбнулся: — Спасибо, Сань Лан. Хуа Чэн нежно погладил изгиб поясницы под своей ладонью: — Всё в порядке, гэгэ, — возможно, это не было ответом на благодарность. Костяной дракон больше не появлялся, гроб дрейфовал по Чёрным водам. Лицо Се Ляня по-прежнему полыхало, на его спине выступила испарина, из-за чего нательное одеяние прилипло к коже, однако его больше не так сокрушало собственное состояние. Руки Хуа Чэна, дарившие ему неторопливые ласки, расслабили его и позволили принять жар, лижущий низ живота. Прошло достаточно времени, когда пальцы Се Ляня, остервенело сжимающие ханьфу на груди Хуа Чэна, перестали прикладывать столько силы в свою хватку. — Я рад, что мой муж наконец расслабился, — сказал Хуа Чэн с доброй усмешкой, когда его руки гладили дугу спины и тёплые раздвинутые собственным коленом бёдра. Се Лянь окончательно отпустил себя и растёкся по Хуа Чэну, всем весом прижимаясь к его твёрдым мышцам. Это незатейливое «мой муж» подействовало на сердце Се Ляня, как успокаивающий травяной отвар. Напряжение покинуло душу принца и перешло в его бёдра, когда рука Хуа Чэна расслабила завязки его нижних одежд. Длинные умелые пальцы легло справились с затянутыми узлами и продолжили ласку гладкой кожи ягодиц, чему теперь не препятствовала ненужная в этот момент ткань. В гробу было ужасно душно. Наверное, даже жарче, чем в прошлый раз, потому что тогда демон и бог намного быстрее покинули своё деревянное заточение. Конечно, они могли бы и в этот раз разрушить гроб, оказаться в холодных водах и спустя время выбраться на берег. Однако никто из них не знал, на чём всё-таки должен закончиться сон Се Ляня, поэтому, если строить предположения на том, что он должен был получить удовольствие, имело ли значение, где это произойдёт? На песку или в гробу… Мысли Се Ляня прервались его собственным стоном. Длинные и тёплые пальцы Хуа Чэна коснулись его влажной плоти между ног, проникая в тесноту бархатной кожи. В голове принца прозвучал его собственный голос: «Даже если бы я умер, жаль, что тогда…» Всё-таки это было так, так хорошо… — Быстрее, Сань Лан, — пробормотал Се Лянь, запоздало осознав, в каком неудобном положении находился его супруг. — То есть, если, конечно… Более быстрые движения Хуа Чэна были довольно красноречивыми, хотя он всё-таки ответил своему принцу: — Всё в порядке, гэгэ. Не волнуйся на этот счёт, я всегда смогу доставить тебе удовольствие. Се Лянь всхлипнул, когда среди тихих волн гроб качнуло сильнее обычного и пальцы Хуа Чэна, согнувшись, проникли глубже, а ладонь прижалась к набухшему чувствительному месту над уязвимым влажным лоном. Даже это движение, похожее на случайность, наверняка было задумкой Хуа Чэна, Се Лянь был в этом уверен. Ведь Сань Лан, его Сань Лан… Не обманывал, когда говорил, что может доставить принцу удовольствие. В любом положении и в любом облике… Погрузившись в туман собственных мыслей, Се Лянь не заметил, как от напряжения начали дрожать его бёдра. Он невольно покачивался под пальцами Хуа Чэна и из-за этих движений тёрся покалывающей грудью о рельефные мышцы своего мужа… Внезапно Хуа Чэн согнул колено и толкнул Се Ляня выше. И прежде чем Се Лянь успел что-нибудь спросить, его губы накрыли поцелуем. Мягким и в то же время захватывающим. Это прикосновение стало завершающей точкой, пустившей острое удовольствие от затылка до пальцев ног. В следующее мгновение темнота под закрытыми веками Се Ляня пошла кругами, как рябь воды от броска камня, а тело сжало в сладкой судороге. Заботливая рука придержала его затылок, чтобы он, прогнувшись, не ударился головой о крышку гроба. Се Лянь ещё дрейфовал в тумане блаженства, когда сон рассеялся, а дым благовоний выветрился из сознания и перенёс супругов обратно в их спальню. Тесная темнота гроба сменилась просторной комнатой, в которую сквозь лёгкую занавесь на окне проникал далёкий красный свет Призрачного города. Исподнее Се Ляня было испачкано, сам он по-прежнему прижимался спиной к груди Хуа Чэна. Принц не спешил разворачиваться, его лицо горело, глаза были влажными, а грудь тихо, но сильно вздымалась, восполняя недостаток воздуха. Хуа Чэн терпеливо молчал, разглаживая складки ткани на животе Се Ляня, пока тот не успокоился. Тогда демон всё же не удержался от улыбки, озорство вернулось в его голос: — Надеюсь, впредь гэгэ не будет мучиться воспоминаниями о том дне. Се Лянь, сжав руки супруга на своём животе, громким шёпотом произнёс: — Сань Лан! Отпусти, мне нужно сменить нижние одежды. Хуа Чэн ничего не ответил и только сильнее сжал принца в своих объятиях. Се Лянь прикрыл глаза, вздох сорвался с его губ; в действительности он не был настолько наивен, чтобы всерьёз предполагать, что его могли в этот момент куда-то отпустить.