***
Хуа Чэн занимался каллиграфией. Хотя это с трудом можно было назвать серьёзным занятием. Се Лянь отложил подозрительный талисман, который купил у одного из бродячих торговцев и изучал на протяжении вечера, и, поднявшись со своего места, подошёл к супругу. Он наклонился над его плечом и всмотрелся в те несколько неаккуратных иероглифов, которые Хуа Чэн написал за последний час. — Это всё? — спросил Се Лянь, тихо вздохнув. Хуа Чэн вскинул на него голову, его губы сложились в улыбку: — Как тебе, гэгэ? Этот Сань Лан очень старался. Се Лянь опустил ладонь на его голову и деланно поинтересовался: — В самом деле? Хуа Чэн, развернувшись к нему плечами, слегка сощурился. — Конечно, — ответил он с нескрываемым озорством. — У этого Сань Лана лучший учитель, разве мог он не стараться? — Мне кажется, Сань Лан много отвлекался, — задумчиво протянул Се Лянь ему в тон, медленно гладя по голове. Улыбка Хуа Чэна сделалась острее: — Только чтобы посмотреть на самого красивого учителя. Се Лянь покачал головой и, опустившись перед мужем на колени, вытянул кисть из его некрепкой хватки. Он поиграл тонким деревом между пальцев, отложил его на стол, к остальным письменным принадлежностям, и потянулся к Хуа Чэну. Тот, обвив рукой талию, охотно принял принца в свои объятия. — Гэгэ, что на тебя нашло? Неужели талисман, который ты изучал, чем-то смог тебя раззадорить? — спустя некоторое время спросил Хуа Чэн между коротких поцелуев, осыпавшихся на его щёку и подбородок. Се Лянь улыбнулся в холод его кожи и, отстранившись, посмотрел в чёрный глаз, который внимательно за ним наблюдал, после чего уклончиво ответил: — Возможно. Хуа Чэн слегка прищурился и, водя ладонью по выпирающим лопаткам принца, открыл рот, будто хотел что-то сказать, но по прошествии нескольких секунд лишь вновь улыбнулся: — Хорошо. Я рад, что ты нашёл что-то увлекательное. Се Лянь кивнул и, не теряя больше времени, прижался к его губам требовательным поцелуем. На самом деле, весь тот стыд, что липким слоем покрывал Се Ляня, как только наступали моменты близости, на протяжении первых нескольких лет жизни с Хуа Чэном, давно прошёл. Он всё чаще и больше в количественном соотношении становился инициатором поцелуев, подобных первым искрам будущего огня, а из его головы давно выветрились строки из «Дао дэ цзин». Вряд ли Советник, отдавший принцу трактат пути и достоинства, гордился бы результатами своих трудов. Однако Се Ляня мнение бывшего Гоуши совершенно не волновало. Он не мог сдержать гордости в моменты, когда, стоило ему первым глубоко поцеловать Хуа Чэна, тот распалялся, как хворост над зажжённой свечой. Вот и в этот раз поцелуй, начатый Се Лянем, быстро стал страстным и до греховного влажным. Принца уже почти склонили к полу, когда он, уперев руку в плечо мужа, отодвинул его от себя и, задыхаясь, сказал: — Стой, стой. Хуа Чэн, чьи неестественно белые скулы покрылись очаровательным светло-розовым румянцем, внимательно поднял брови: — Что случилось, гэгэ? — Тушь осталась открытой! —… Се Лянь выбрался из рук опешившего, но покорно молчавшего демона и, наклонившись к столу, закрыл баночку с чернильно-чёрной тушью. После этого он вернулся к Хуа Чэну, обвил его шею руками и вновь приник к его губам своими. Хуа Чэн, ни о чём не спрашивая, влился в возобновившийся поцелуй. После нескольких напористых столкновений губами Се Лянь привычно перебрался к Хуа Чэну на колени. Даже его ханьфу спокойно разошлось в плавности этого движения. Хуа Чэн крепче сжал принца в своих объятиях, смещая одну руку на поясницу, а вторую так и оставляя в зоне напряжённых лопаток. Напор Хуа Чэна был похож на пожар, который стремительно захватывает пропитанный летним зноем лес. Он всегда был таким. Как стремительно обвивающий плющ, не дающий продохнуть. Се Лянь не заметил, когда его спина, обхваченная двумя широкими ладонями, коснулась пола. А как только опомнился, повернул голову в сторону и зашелестел горящими губами: — Сань Лан, Сань Лан, подожди. Хуа Чэн, прижавшись носом к изгибу подставленной шеи, спросил в теплоту кожи: — Да, гэгэ? Се Лянь, перебирая растрепавшиеся чёрные пряди в своих руках, вздохнул: — Давай переместимся в постель. Они не единожды занимались этим прямо на полу. Хуа Чэн замер на несколько секунд, прежде чем поднять голову с ласковой усмешкой на губах: — Конечно. Всё, что захочет гэгэ. Он сел ровно, подтягивая Се Ляня за собой, и поднялся, помогая принцу встать на ноги. Они ещё раз быстро поцеловались, прежде чем Хуа Чэн потянул принца в сторону спальни. Однако у Се Ляня были другие планы. Он каждый чжан прижимал Хуа Чэна к стене и целовал его, пока у демона не начинали подрагивать руки в попытках выпростать даосское ханьфу из-под тугого пояса. Тогда Се Лянь останавливался, напоминал о цели дойти до спальни, а Хуа Чэн, как укрощённый дикий зверь, следовал за ним. Или он хорошо подыгрывал, или действительно не замечал чего-то необычного в поведении своего супруга, как обычно позволяя Се Ляню делать с ним всё, что ему заблагорассудится, без лишних вопросов. Спустя неопределённое количество времени они добрались до спальни. К этому моменту Се Лянь уже был достаточно возбуждён, чтобы просто завалить Хуа Чэна на кровать. Но он поставил себе цель и не собирался сворачивать с пути к ней. Хуа Чэн тоже был уже тёплым. Его белая, похожая на пепел кожа с каждым поцелуем теряла призрачную серость, а мёртвое сердце, постепенно ускоряясь в своём ритме, придавало ей румяность, нежную розоватость. Духовная энергия в его теле пульсировала, пытаясь найти выход, что было очевидно даже через распахнутое красное ханьфу и светлые штаны. Се Лянь довольно улыбался, стирая свою улыбку сбитым дыханием и о чужие распахнутые губы. — Гэгэ, мы уже в спальне, — прозвучал неприкрытый намёк среди череды поцелуев. Се Лянь посмотрел на розовые щёки Хуа Чэна, на его зацелованные, блестящие от слюны губы, и поднял взгляд на глаз, затянутый флёром вожделения, смешливо спрашивая: — Ты куда-то торопишься, Сань Лан? Хуа Чэн провёл языком по нижней губе и закрыл рот. Его бровь слегка приподнялась, прежде чем он ответил: — Только если оказаться с гэгэ в кровати, как он и хотел? Се Лянь мягко улыбнулся, его тон был удивительно ровным: — Успеем. Хуа Чэну нечего было ответить. И всё-таки они были в спальне. Ласки стали активнее, завязки на одеждах подрасслабились. Когда верхний слой ханьфу Се Ляня был сброшен на пол, он решил, что ему ничего не мешает следовать намеченному плану уже в постели. Поэтому он начал наступать на Хуа Чэна, пока тот не дошёл спиной до кровати и в итоге не опустился на неё. Принц занял знакомую позицию на коленях Князя Демонов и, водя руками по груди и плавным линиям плеч, принялся его медленно раздевать. Хуа Чэн, вопреки своему обычному поведению, больше никуда не торопил, волновыми и хаотичными, не особенно быстрыми движениями водя ладонями по спине Се Ляня. Се Лянь же был почти медитативен в попытках устроиться на бёдрах своего супруга, недвусмысленно потираясь о его достоинство и неторопливо снимая с него позвякивающие серебряные украшения. Когда остались только серёжки, Хуа Чэн, который больше не мог раздевать принца, потому что снял с него всё, кроме исподнего, позвал, лишь наполовину скрывая желание в своём голосе: — Гэгэ… Се Лянь поднял на него взгляд, погладил по щеке, участливо поднимая брови: — Да, Сань Лан? Вместо ответа Хуа Чэна опустил руки с талии на ягодицы принца и, дёрнув вперёд, вжал в себя так, что вырвал из груди Се Ляня рваный стон. Его лисья улыбка, хищным оскалом застыв на прекрасном лице, сделалась ещё более бесстыдной, агатовый глаз горел, изредка прячась за веером густых ресниц. Се Лянь, почувствовав, как от волны жара внизу живота вспыхнули его щёки, легко рассмеялся: — Ах, Сань Лан… Ну конечно я чувствую это, не волнуйся. Одна из бровей Хуа Чэна приподнялась и изогнулась. Он подался вперёд и упёрся своим прямым носом Се Ляню в подбородок, для чего ему пришлось слегка нагнуться. Се Лянь успокаивающе погладил возбуждённого супруга по голове и, убрав с любимого лица лезущие в глаз волосы, опустил руку вниз, проталкивая её между двумя телами. В конце концов, он тоже этого хотел. Его пальцы сжались на выпирающей плоти, жар которой чувствовался даже через слой нательных одежд и плотную ткань штанов. Поощрённый негромким стоном в шею, Се Лянь начал медленно двигать рукой. Хуа Чэн дрожал без возможности сильнее сжать принца в своих объятиях. Поэтому он провёл одну из рук вперёд, Се Ляню на живот, и опустил её ниже, прикасаясь к нему так же, через несколько слоёв ткани. Се Лянь прикрыл глаза оттого, как это было хорошо. И как этого было мало. Сжалившись над Хуа Чэном, Се Лянь начал двигать кистью активнее. Скорость его движений, ограниченных из-за зажатого положения руки и мешающих слоёв одежды, была до непотребного быстрой. Твёрдая плоть наливалась жаром под пальцами, лёгкая пульсация отдавалась в ладонь. В этот вечер Хуа Чэн был поразительно разгорячён и совершенно не настроен на поддразнивания принца. Возможно, виной тому коридорные прерывистые ласки, но Се Лянь, подмахивая бёдрами торопливому темпу мужа, ликовал. Его рука замедлилась, как только Хуа Чэн напрягся и толкнулся вверх, в тесноту ладони. С его уст сорвался умоляющий шёпот: — Гэгэ, гэгэ, я… Се Лянь, прижавшись губами к заострённому уху, перебил: — Я знаю, знаю. Но Сань Лану стоит немного успокоиться, прежде чем мы продолжим. Хуа Чэн, потерявшись в жаре человеческой шеи, отпрянул и посмотрел Се Ляню в глаза. Его рука тоже немного замедлилась, но не прекратила движения, когда он недоумённо свёл брови. — И я бы попросил Сань Лана убрать руку, — добил его Се Лянь очередным глубоким вздохом. — Только тогда я смогу продолжить. Се Лянь видел, как на раскрасневшемся лице Хуа Чэна сменялись эмоции. От непонимания до туманного осознания. От желания ублажить своего бога или получить ласки самому. От желания напасть или быть съеденным. Се Лянь, издав смешок, мягко подтолкнул его: — Давай, просто позволь мне… Подтолкнул к пропасти. Хуа Чэн, зажмурившись, медленно, с неохотой, как будто выпускал из руки самый сладкий плод, разжал пальцы. Се Лянь облегчённо вздохнул. В таком положении ему было легче провернуть задуманное. С нежной улыбкой он толкнул Хуа Чэна в плечо, опрокидывая его на красные простыни. Сжимая бёдрами демона под собой, он чувствовал согревающий желудок контроль. Его Нижний Дяньтянь горел огнём, духовная энергия пульсировала внизу спирали. Сосредоточившись на удовольствии супруга, а не собственном возбуждении, Се Лянь продолжил мучительно медленные движения кистью. Лицо Хуа Чэна, покрасневшее и жалостливое в изгибе бровей и распахнутых губах, было таким красивым, таким прекрасным в своей открытости и уязвимости, таким восхитительно измученным, таким… Возбуждение Се Ляня просто отошло на второй план, сменяясь неописуемым восторгом. — Может, нам стоит избавить тебя от штанов? — спросил он, скрывая острую хитрость за мягким изгибом улыбки. Хуа Чэн, посмотрев на него через завесу длинных ресниц, после небольшой заминки кивнул несколько раз: — Да, да, гэгэ. Конечно, ты можешь делать всё что угодно, даже не спрашивая. — Как скажешь, — пропел Се Лянь, отнимая руку от пульсирующей плоти. Занимаясь завязками на штанах, он внимательно слушал хриплые, глубокие вздохи Хуа Чэна. От этого на его губах не переставала играть улыбка, возбуждение заливало игривым румянцем щёки и щекотало пространство под рёбрами. Се Ляню пришлось подняться на коленях, чтобы спустить штаны и исподнее Хуа Чэна до колен. После чего он опустился на голую кожу бледных бёдер и, почувствовав их тепло даже через слои своей одежды, не удержался оттого, чтобы с лёгким нажимом не провести по ним руками. Его ладони недолго массировали крепкие бёдра, прежде чем скользнуть выше и, минуя сосредоточение нервов и видимого возбуждения, провести по напряжённым мышцам живота. Хуа Чэн, застигнутый врасплох осознанием, раскатисто рассмеялся: — Гэгэ дразнится. Се Лянь, чей замысел был раскрыт, только задумчиво хмыкнул и, уперевшись руками в грудь, наклонился вперёд так, что почти касался животом чужого паха, спокойно отвечая: — Это так. И что же, Сань Лан хочет что-то сказать? Грудь Хуа Чэна под его ладонями тяжело вздымалась. — Это нечестно, — ответил он, приподняв голову, чтобы встретиться взглядом с Се Лянем. — Я всего лишь повторяю за Сань Ланом, — ровно ответил тот, лишая демона под собой уверенности и речи. — Ха-ха, кажется, гэгэ прав…— спустя некоторое непродолжительное время хрипло рассмеялся Хуа Чэн, откидывая голову на подушку. — Этот Сань Лан имеет право попросить прощения? Се Лянь, видя, что на него смотрят из-под полуприкрытого века без намёка на раскаяние, улыбнулся: — Нет. Он знал, что это улыбка была сокрушительный. Видел, как озорство на лице Хуа Чэна сменилось смирением, а с ласками груди сквозь плотную ткань ханьфу на нём отразилось бесстыдное, блестящее в уголках покрасневшего и влажного глаза желание. Се Лянь прикусил губу, приподнявшись и принявшись неторопливо избавлять супруга от верхних одежд. Он совсем, совсем никуда не торопился, довольствуясь прекрасным лицом перед своими глазами и слипшимися прядями, которые его облепляли. Изредка, чтобы сорвать с губ Хуа Чэна стон, принц приподнимался на коленях и толкался вперёд, проезжаясь своей нежной частью и грубоватой тканью нательных одежд о его выпирающее возбуждение. Внезапно Се Лянь нахмурился и ровно сел. Хуа Чэн под ним завозился и, попытавшись приподняться, спросил: — Гэгэ? Что-то случилось? — его голос был почти собранным. Се Лянь прикрыл глаза и сосредоточенно свёл брови. Руки Хуа Чэна участливо улеглись ладонями на его бёдра. Прошло несколько безмолвных десятков секунд, когда Се Лянь, наконец, открыл глаза и виновато произнёс: — Мне очень жаль, Сань Лан, что я оставляю тебя в такой момент, но мне нужно ненадолго отлучиться. Кажется, в супругу фермера, у которого мы покупали овощи на прошлой недели, вселился какой-то призрак, она не в себе. Хуа Чэн, лицо которого стало сосредоточением серьёзности и участливости, несмотря на его печальное положение ниже пояса, слегка нахмурился: — Я могу отправиться с гэгэ. Сначала Се Лянь хотел кивнуть, но, быстро рассудив, что дело в действительности не такое серьёзное, а только лишь не терпит отлагательств, покачал головой. Опустив взгляд вниз, он внезапно улыбнулся и, подарив Хуа Чэну быструю ласку, слегка подался вперёд: — Не стоит, останься дома. Но я знаю, чем ты можешь заняться, пока меня не будет. Обычно в такие моменты Се Лянь предлагал позаниматься каллиграфией. Поэтому Хуа Чэн, ничего не заподозрив, хотя и немного отвлёкшись на прилив жара в паху, спросил: — И чем же, гэгэ? Рука Се Ляня замерла, пальцы сжались вокруг твёрдой плоти. Он наклонился ещё ближе к Хуа Чэну и, остановившись в жалком цуне от его лица, сощурил глаза: — Я не хочу, чтобы Сань Лан провёл время ожидания бесцельно. Хуа Чэн сглотнул, даже если ему и не нужен был воздух. — И что же гэгэ предлагает? Се Лянь не мог видеть своего лица, но чувствовал и видел по реакции Хуа Чэна, в какую дьявольскую улыбку сложились его губы. — Думаю, тебе понравится, — пообещал он, прежде чем слезть с бёдер Хуа Чэна и склониться к сундуку рядом с кроватью, чтобы кое-что из него достать.***
Наспех затягивая свой пояс, Се Лянь покинул святилище. Перед его глазами всё ещё стояла порочная картина того, как Хуа Чэн, раскрыв перед ним свои длинные ноги, с негромким протяжным стоном принимал в себя то, что Се Лянь ему предложил. Это несколько сбивало принца, заставляя его откашливаться, чтобы прогнать выдававший его непристойные мысли румянец, и оправлять воротник ханьфу, задирая его как можно выше, несмотря на духоту летней ночи. Фермер, молившийся Его Высочеству в середине четвёртой стражи, не ждал, что даос явится к нему так скоро, хотя и очень просил об этом. Се Лянь же, подойдя к обветшалому дому, в котором в столь поздний час в единственном в округе горел свет, сразу понял, что пришёл к нужному месту. Ещё с порога до него донеслись не скрытые тонкими стенками нечеловеческие крики, полные страдания и боли. К неожиданности Се Ляня исполнение молитвы вышло в один кувшин вина. Пусть и оказалось, что ситуация была не такой страшной, какой её описал фермер, застав свою спокойную по нраву жену в обезумевшем состоянии. Женщина по собственной неосмотрительности опробовала чай бродячей торговки, на листьях которого было не имеющее вкуса заклинание, распускающее в желудке цветы. Магия, оставшаяся в теле женщины, была слабой, и Се Лянь без особых усилий нейтрализовал её своей духовной энергией, в остальное время изготавливая поддерживающие здоровье талисманы. Перед тем как уйти Се Лянь дал наставление не принимать еду и напитки от незнакомцев, которые могут оказаться проходимцами, пить травяной раствор на протяжении недели, по возможности соблюдать постельный режим первые пару дней и отправился обратно в святилище. За исполнением молитвы Се Лянь отвлёкся и за прошедшее время его тело полностью остыло. Однако, стоило ему вспомнить, что Хуа Чэн ждёт его в спальне и в каком он состоянии, сердце Се Ляня ускорило свой ритм, кровь жаром прилила к щекам и шее. Шла пятая стража. Луна по-прежнему висела на небе одиноким диском, свет звёзд прятался за неплотным слоем облаков. Напевая под нос незатейливую мелодию, Се Лянь неторопливо шёл по тихой, безлюдной улице. Мысли о изводящемся в истоме Хуа Чэне заставляли его желудок сжиматься, на лице его играла лёгкая, предвкушающая в слабом напряжении улыбка. В святилище ненавязчивым светом горели свечи. От этого тёплого света в груди распускались цветы. Войдя в спальню, Се Лянь остановился на пороге. Его взгляд упёрся в красные простыни, на которых в светлом нательном одеянии лежал Хуа Чэн. Повязка скрывала его правый глаз, второй был прикрыт. Демон лежал на спине, сложив руки на своей спокойной груди. — Сань Лан? — позвал Се Лянь почти неслышно, стягивая с себя ботинки. Закончив, он подошёл ближе к кровати. — Ты, ох… — и замолчал. Хуа Чэн бледным неподвижным телом лежал на заправленных простынях. Его волосы выглядели так, будто была предпринята попытка придать им приличный вид. Длинные ресницы опущенного века самыми кончиками касались щёки. Се Лянь долго смотрел на обожаемое лицо, покрытое тёплым как от предзакатного солнца светом свечи, слабо улыбаясь. В его груди разлилась топящая нежность. Пусть Хуа Чэн и говорил, что демонам не нужен сон, периодически он погружался в некоторое бессознательное состояние. Да, это происходило намного реже, чем еженощный целенаправленный сон, но Князь Демонов тоже мог внезапно отойти в царство снов. Се Лянь был совершенно не в обиде. Он с осторожностью забрался на кровать и, устроившись рядом с Хуа Чэном, так, чтобы его не тревожить, плавно махнул рукой. Свеча погасла. В спальне стало темно. Се Лянь по привычке положил ладонь поверх холодных рук Хуа Чэна и прикрыл глаза. Он успел сделать всего пару вдохов, когда в тишине внезапно раздался обжигающий томный голос: — Этот Сань Лан так преданно ждал возвращения гэгэ. Неужели ты мог подумать, что я уснул? Се Лянь, сжав его ладонь в своей, ответил с тенью улыбки на губах: — Признаться, ты заставил меня усомниться. В темноте спальни раздался смех Хуа Чэна: — И как я посмел. После чего он резко поднялся и нависнул над принцем, прижимая его к постели собственным телом. Се Лянь, чья бдительность была усыплена умиротворённой атмосферой, в первое мгновение смог только тяжело вздохнуть. Однако, опомнившись, он вкрадчиво и томительно произнёс: — Раз Сань Лан не спал и преданно ждал меня, — при этих словах его руки надменными змеями поползли по тёплому телу демона, — значит ли это, что там он всё ещё… Се Лянь не стал договаривать, позволив своему голосу раствориться в тишине спальни. Он поднял взгляд и улыбнулся оттого, что предстало перед его глазами: красивое лицо Хуа Чэна, его острая скула, покрытая бледным светом луны, просачивающемся из приоткрытого окна; его тёмный, сверкающий от влаги глаз, бесстыдные пятна на щеках, обрамляющие овал лица растрёпанные пряди смоляных волос. Когда Хуа Чэн переставал контролировать своё мёртвое тело, он становился уязвимо человечным. Слишком милым, чтобы была возможность удержаться. — Иди сюда, — усмехнулся Се Лянь, потянув супруга одной рукой и укладывая его на себя, а второй недвусмысленно скользнув по спине до изгиба поясницы. Хуа Чэн, податливый в руках принца, вжался лицом в шею, принявшись в нетерпении осыпать её поцелуями. Се Лянь от напора Хуа Чэна испустил глубокий вздох и, забравшись рукой под его исподнее, провёл пальцами по нежной коже, проникая ими в тёплую ложбинку. В ответ абсолютно недвусмысленно Хуа Чэн толкнулся бёдрами вперёд и назад, упираясь в подушечки пальцев гладким нефритом. Толкнув согретый нутром демона камень дальше и всем телом прочувствовав дрожь Хуа Чэна, Се Лянь тяжело вздохнул: — Я рад, что ты дождался меня, Сань Лан. Хуа Чэн прохладным дыханием отозвался в кожу его шеи, где-то в сгибе плеча: — Как будто я мог не. — Разумеется, — подтвердил Се Лянь, успокаивающе поглаживая его спину одной рукой, а пальцами второй то вытаскивая на цунь продолговатый нефрит, то толкая его назад. В медленном ритме его кисть двигалась взад-вперёд, взад-вперёд. От этого дыхание Хуа Чэна сделалось рваным, в ритм толчкам. И он задыхался, давясь ненужным организму воздухом, когда гладкий нефрит входил глубже, случайно или намеренно. На очередном хриплом «гэгэ», прозвучавшим прямо над ухом Се Ляня, принц плавно толкнулся тазом наверх. Хуа Чэн, пах которого упирался в одно из его бёдер, сомкнул зубы на открытой шее, задевая клыками высокий ворот ханьфу. Жарко. Почему они до сих пор в одежде? Ах, да. Се Лянь в утешение похлопал Хуа Чэна по лопаткам и, запустив пальцы в его волосы, начал массировать затылок, неторопливо вытягивая тёплый камень из разогретого тела. Он знал, как это неприятно, поэтому повернул голову и прижался губами к влажному виску Хуа Чэна: — Умница. Хуа Чэн хрипло рассмеялся и обмяк, хотя его напряжение между ног всё ещё упиралось Се Ляню в бедро. Он, забывшись в шумном дыхании, полностью расслабился и всем весом разлёгся на принце. Хуа Чэн был достаточно тяжёлым. Его вес сверху был просто восхитительным. Се Лянь позволил Хуа Чэну немного отдохнуть и отдышаться. Он просто долго гладил его по голове и ненавязчиво расчёсывал пальцами длинные волосы, пока призрачное дыхание, щекоткой оседая на его шее где-то за ухом, не стало практически ровным. Тогда Се Лянь поинтересовался: — Как ты, Сань Лан? Хуа Чэн с негромкой усмешкой ответил: — Прекрасно, гэгэ, — в его голосе смешалась сладкая усталость и острая неудовлетворённость. Се Лянь, не удержавшись улыбнулся: — Значит, мы можем продолжать. Хуа Чэн завозился и запыхтел: — Конечно, если гэгэ этого хочет. Этот Сань Лан всегда готов… Через несколько мгновений Хуа Чэн, мягкий и в то же время напряжённый, уже сидел на коленях Се Ляня. Его нательная одежда была влажной из-за выступившего пота и неприятно липла к спине. Се Лянь, не торопясь, принялся за завязки на одеждах Хуа Чэна. Хуа Чэн, взяв лицо Се Ляня в чашу своих прохладных ладоней, погладил его шею и щёки, прежде чем наклониться за поцелуем. Его губы были влажными, покусанными и тёплыми. Се Лянь с трудом сдержался, чтобы продолжить начатое — отвечая на поцелуй, он расстёгивал нательную рубашку, на которой было удивительно много застёжек. Его пальцы немного путались, поэтому замедлились, чтобы сделать всё правильно. Хуа Чэн в нетерпении качнулся на коленях вперёд, прижимаясь своей горячей твёрдой плотью к животу Се Ляня. Не прекращая распалять и поддерживать бушующий огонь в теле мужа, Се Лянь ласкал горячими ладонями участки постепенно оголяющейся кожи Хуа Чэна. Его руки кружили по влажной пояснице, гладили выгнутую спину с выступающими лопатками и звеньями позвоночника, мяли крепкие бёдра и изредка сжимали ягодицы. А ещё, прерываясь на поцелуи, Се Лянь в самом деле наслаждался своим положением. Ему нравилось смотреть на измождённое лицо Хуа Чэна, такое очаровательно покрасневшее и невыразимо красивое, на его влажные, сбитые волосы, на розовые участки привычно сероватой кожи. Его иступлённый супруг был лучшим зрелищем, которое только можно было вообразить. В какой-то момент Се Лянь даже пожалел, что не решил немного помучить Хуа Чэна воздержанием раньше. О, если бы он только знал… Теперь у него была возможность наверстать отданные в руки Хуа Чэна ночи. И он обязательно этой возможностью воспользуется. Когда Се Лянь наконец погрузил пальцы в Хуа Чэна, он изумился оттого, каким горячим было тело демона, таким влажным и мягким, как тесто для паровых булочек. «Я уже давно готов, гэгэ!» — взмолился Хуа Чэн. Его нетерпеливый голос раздался в голове Се Ляня как раскат далёкого грома среди тихой ночи. В темноте его чёрный глаз светился кровавым дождём в холодном свете луны. — Пожалуйста, гэгэ… — в действительности сказал Хуа Чэн задыхающимся, хриплым голосом. Его естество было налито кровью и влажной горячей плотью упиралось Се Ляню в живот, прямо в просвет его распахнутого ханьфу. Не исключено, что было достаточно одного плотного, уверенного прикосновения, чтобы Хуа Чэн перешёл грань. «Прости», — шепнул Се Лянь на покрасневшее заострённое ухо, медленно покидая тело Хуа Чэна. Он улыбнулся и поцеловал тёплую щёку своего милого супруга: — Поможешь мне? — и указал красноречивым взглядом вниз. Хуа Чэн торопливо принялся за завязки на штанах Се Ляня. Его бледные руки с выступающими костяшками, изящные и ужасающе сильные, в этот момент позорно дрожали. Освобождённый от одежд, Се Лянь, перед тем как войти, приблизился к лицу Хуа Чэна своим: — Послушай, Сань Лан. — Да, гэгэ? Се Лянь смотрел в доверчиво раскрытый, блестящий от влаги глаз, сжимал напряжённые, как тетива лука, бёдра и почти не верил, что говорил это: — Что, если я попрошу тебя немного подождать? Ресницы на глазу Хуа Чэна ошеломлённо затрепетали. — Подождать? — спросил он со слышным поражением в голосе. — Гэгэ, что ты имеешь, ох!.. Хуа Чэн был прерван плавным, но уверенным толчком. Се Лянь, прижимая его к себе за лопатки, ласково пригладил растрепавшиеся волосы на затылке: — Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду. Его рука, опустившись вниз, обхватила бархатную плоть, пережимая её у основания. Так делал сам Хуа Чэн, когда Се Лянь уже не мог самостоятельно сдерживаться. Застигнутый врасплох, Хуа Чэн со стоном упал Се Ляню на грудь и, уперевшись лбом в его плечо, сокрушённо пробормотал: — Бог мой, чему я тебя научил… Се Лянь рассмеялся и звонко поцеловал Хуа Чэна в ухо, прежде чем начать двигаться в его растлённом теле. В эту ночь Князю Демонов пришлось пожать все плоды того, что он посеял в своём некогда непросвещённом невинном супруге.