Я люблю этого мужчину

      Что обычно вспоминается всем, когда кто-то небрежно произносит слово "зима"? Может, фестивали и праздники? Или приятный холод, который заставляет ёжиться и не выбираться из дома?       Для Чан Гэна из далёкого детства зима являлась чем-то неприятным. Она приходила в кошмарах с горячей багровой кровью на белоснежном снегу, спускалась с неба колкими снежинками и холодом, жгущим оголённую кожу, заставляя оголённые руки порой покрываться цыпками, впивалась в голову воспоминаниями о той далёкой и прошедшей жизни. Зима скулила за окнами вьюгой, предвещая что-то нехорошее. Если говорить гораздо проще, то Чан Гэн видел в этом времени года какого-то скрытого врага, который прячется за тёмными силуэтами деревьев где-то там, вдалеке. Конечно, сам мужчина вряд ли признается в видении призрачных и дурных знаков, слишком по-ребячески глупо.       Правда, Чан Гэн соврёт, если скажет, что зима не имела своих чистых и прекрасных моментов. Одно из воспоминаний въелось стойким запахом счастья. Ароматом терпкого вина, теплом огня и вкусом зимней вишни. А человек, объединивший это всё в себе, и был источником невыносимого чувства, которое заставляло сердце биться о рёбра в сбитом ритме. И Чан Гэн пытался бороться. Пытался противостоять навязчивой мысли, проходя замкнутый круг времён года. Весна — зарождение чувств, лето — их распространение от макушки до пят, осень — тоскливое томление и осознание, зима — полное принятие. Сам Чан Гэн проходил этот круг несколько раз, не в силах остановиться, но заключение всегда оставалось одно:       "Я люблю его".       Зима несла в себе не только военные действия и невыносимую боль, которая уже, кажется, не исчезнет никогда, только осядет в шрамах до нового воспоминания, но и неосязаемое тепло. Последнее будто находилось за гранью понимания человеческого. Тепло исчезало, когда пропадал источник глупых шуток и крутого нрава. И появлялось вновь, стоило тому появится где-то рядом. Пригвоздить одним блеском персиковым глаз, заставить внутри что-то распускаться и трепетать.       Этот человек был тем, что казался суровей любой зимы, но одновременно дарил весну, заставляя видимый холод таять. Что уж говорить о прикосновениях? Чан Гэну порой казалось, что он одержим. И имя этой "одержимости" — Гу Юнь. Великий и непоколебимый маршал. От одного имени враги могли почувствовать прожигающий холод даже самым жарким летом.       Для Чан Гэна Гу Юнь являлся кислородом. Морозный воздух жёг лёгкие, но, когда рядом появлялся Аньдинхоу... Зима будто переставала иметь власть, уступая место прохладному вечеру, согреваемую поцелуями и нежными взглядами, которые явно были красноречивее любых слов.       Всё-таки Гу Юнь был тем, кто своими холодными руками дарил незабываемый жар, который поражал всё тело Чан Гэна, до лихорадки, до сладостного онемения, до души, закрытой за множеством замков. Только почему-то Аньдинхоу каждый раз пробирался и будто нагло усмехался, говоря одними глазами:       "Ты либо не старался, либо желал, чтобы я оказался здесь, верно?" — и дух вновь захватывало. Цепкие длинные пальцы касались шеи, непослушных кудрявых волос и шершавых рук. Чан Гэн чувствовал себя мальчишкой каждый раз. Он зарывался в прямые чёрные волосы, мягко прикасаясь губами к чужим. И это было намного интимнее. Их мысли сплетались в одной простой фразе:       "Я люблю этого мужчину", — и больше ничего не нужно ни Гу Юню, ни Чан Гэну.       В такие моменты вьюга за окном затихала, а снежинки превращались в произведения искусств, пока "враги" испарялись.       Пожалуй, зима бывает тёплой. Тёплой настолько, что залечивает раны. Но только иногда, верно?