***
Непроглядная тьма, слабо циркулирующий воздух и едва слышимое эхо от собственноручно издаваемых шорохов: судя по вводным, какое-то относительно просторное помещение без источников освещения. Сенсоры девочки плавно привыкают к тишине и подстраиваются под столь тихий фон. Узи вдруг начинает что-то слышать. Какой-то не вполне разборчивый звук, схожий с тихим шелестом. Ещё несколько секунд привыкания открывают понимание — это кто-то шепчет поблизости. Голосов несколько, и раздаются они с разных сторон: насколько может слышать сама бунтарка, голоса эти в процессе перемещаются, словно шепчущиеся обходят младшую Дверьченко по кругу и внимательно рассматривают со всех сторон. Это не на шутку пугает. Кто и зачем может шептаться, сокрытый во тьме, но так, казалось бы, близко к ней? Неужели обсуждают её? Она и правда накосячила, приведя истребителей в их дом, но… Узи не может разобрать речь. На это сенсоров дрона-рабочего просто не хватает. Максимум, которого предельной концентрацией достигает авантюристка — она слышит отдельные обрывки слов на английском и, внезапно, русском языках. — .не готова… — доносится на русском с одной стороны. — …может… — слышится привычный английский с другой. — Времени мало… — шепчут спереди вообще, кажется, на немецком. На русском языке, сколько себя помнила сама Узи, в её родном Убежище говорило всего три дрона. Долл и её родители. На немецком же не говорил вообще никто из тех, кого знала Узи. Это осознание глушится и не укрепляется в уставшем разуме под давлением нарастающей громкости шёпота, что стремительно сливается в напрягающую разум мешанину совсем неразборчивых мыслей. Процессору девочки становится вдруг невыносимо тяжко, уже её собственные мысли, кажется, начинают путаться, беспорядочно роясь как муравейник в часы-пик работы его обитателей. Узи жмурится, хватается за голову и сутулится, пробуя максимально абстрагироваться от шума — закрыть свои слуховые сенсоры и не слышать более этого давления со всех сторон. Голоса вокруг уже кричат, пытаясь пробиться через установленные Узи барьеры. Они страстно желают донести до неё нечто, чего девочка знать просто не желает. Но так же внезапно всё стихает. Голоса просто резко замолкают, и мир пугающего помещения погружается в полную тишину. Это сбивает бунтарку с толку ещё сильнее и заставляет ту поднять взгляд в непонимании. В полуметре от Узи вновь стоит Нори. Она стоит спиной к своей дочери, но последняя не спутает этот силуэт и эти фиолетовые волосы с небрежным хвостиком ни с чем. Девочке хочется подбежать и обнять маму. Но её ноги словно забетонированы. Не смотря на все усилия не получается сделать ни шага. Нори же, меж тем, начинает говорить. — Наши проблемы — в нашей голове. — левая рука матери медленно поднимается к её виску. — Тебе надо научиться решать эти проблемы, Узи. Только ты можешь сделать это достаточно хорошо. — Н-но… мама?.. — Не верь в очевидное. Ищи подвохи. — продолжает наставлять старшая Дверьченко, опуская руку. — Те, кого ты можешь знать — не те, кого ты привыкла видеть. — Что?.. — глазами-ноликами смотрит на спину матери девочка. Ей не по себе слышать в каком-то бредовом сне наставления от давно почившего родителя. Которые ещё и так удачно перекликаются с собственной паранойей бунтарки. — И последнее… — медленно оборачивается к ребёнку мать. Взору Узи открывается сдержанная улыбка и… снова тот символ с тремя отходящими от шестигранника стрелками на разбитом дисплее. Нори указывает на пробоину от шприца. — Это не его вина. Узи совершает очередное усилие воли. Больше всего она сейчас хочет обнять маму и почувствовать её тепло хоть на миг! Хоть на считанные такты! И плевать, что это всё снова иллюзорно, а мама выглядит не вполне живой! Она внезапно сдвигается с места. Правда всех морально-волевых усилий хватает лишь едва передвигать ноги, к которым будто пудовые гири привязали. Но Узи отчаянно продолжает медленное шествие к Нори, которая лишь молча наблюдает за дочкой единственным нормально отображающимся глазом. Наблюдает и тепло улыбается, что в купе с ранением и сочащимся из дырки маслом, а также таинственным символом, производит не менее пугающее впечатление, чем странный шёпот ранее или мимолётные видения жуткой голографической твари из прошлых попыток сна. Однако, когда младшей Дверьченко остаётся лишь пара дюймов, чтобы дотянуться до любимой мамы, лубочный мирок в считаные секунды распадается, а сама страдалица хватается рукой лишь за пустоту.***
Подобным образом выглядела каждая чёртова попытка Узи уснуть. Это здорово изматывает сознание. Узи чувствует, что вместо отдыха тратит всё больше и больше сил из раза в раз. Она растеряна. Она не понимает, что ей делать с этим. Бунтарка может принять на веру мысль, что травмирующие события просто не могли пройти для неё так легко. Но это всё равно кажется Узи несправедливым перебором. Как будто её собственный процессор вдруг возненавидел авантюристку и пытается теперь до предела измотать её, а может и вовсе свести с ума бесконечными сюрреалистичными картинками. И даже данные отцом выходные не вызывали желания радоваться. Пока она на выходных, делать ей, ровным счётом, нечего. А это означает только одно — Узи всё ещё наедине со своими проблемами. «Наши проблемы — в нашей голове», — повторяет мягкий голос мамы глубоко в разуме девочки. Она встаёт с кровати и плетётся к зеркалу. Взгляд улавливает в целом достаточно печальное зрелище. Вялые, немного неестественные движения тела, покачивающаяся от слабости голова, что норовит склониться то в один бок, то в другой; и, конечно же, усталое выражение на дисплее. Глаза-нолики и характерные чёрточки под ними. Сигнал о двух возможных состояниях — сильная усталость или страх. И что-то подсказывало Узи, что оба ответа по-своему верны. Бунтарка протёрла свой дисплей рукой. Это незамысловатое движение часто помогало немного прийти в норму и вернуть дисплею нормальные эмоции. Но сейчас, когда Узи сделала это, вместо второго глаза у себя… она увидела вдруг злосчастный шестигранник со стрелками-лучами, такого же фиолетового цвета, какого он был у её матери! Резко вдохнув, девочка отпрыгнула от зеркала. А оно же, в свою очередь, с треском разбилось, разойдясь в паутине трещин. А ведь она его даже не коснулась. Это просто не должно было быть правдой. Она не могла заиметь этот символ! Просто не могла! И она бы ни за что не поверила в это, если бы не разбитое зеркало. Но из-за последнего у Узи появился новый повод для страха. Решив послать всё это к чёрту хоть на время, младшая Дверьченко открыла дверь своей комнаты и направилась куда глаза глядят. Хоть к папе, хоть к кому-либо ещё. Тяжесть одиночества и проблем была столь невыносима, что Узи, казалось, была бы рада встретиться даже с ненавистной Лиззи.***
Эн сетовал. Найти одного дрона на такой огромной площади было той ещё задачкой. Шутка ли, их сектор по площади составляет около двухсот тысяч квадратных километров. Тут даже имея огромную скорость всё пространство за подход просто не облететь. А ведь надо не просто облететь, но и внимательно осмотреть каждый закуток. Ведь она может быть буквально где угодно. Очередные руины очередного городка встретили потрясённого демонтажника своим морозным молчанием. Ни души. Ни намёка на чьё-либо присутствие. Лишь иногда взгляд улавливает одиноко лежащие истерзанные трупики рабочих, присыпанные снегом. Но даже их тут крайне мало. В один момент карателю даже показалась несколько забавной параллель между представшими видами и собственным душевным состоянием. Тотальное уничтожение и редкие-редкие трупы, словно бы олицетворение того немного, что он мог сделать правильно за всю жизнь. И что самолично уничтожил. Эн приземлился на крышу какой-то постройки, отдалённо напоминающей церковную колокольню. Ему нужно перевести дух хоть немного. Три часа полёта к ряду неплохо вымотали и без того не самую насыщенную ресурсами систему. Но силы ещё есть, а значит нужно продолжать следование к цели. Во время передышки можно успеть подумать о том, насколько быстро он проиграет в бою, который почти наверняка состоится. Ведь одно дело — не самая боевитая Джей, приоритет которой всегда был на контроле, отчётности и прочих показателях эффективности их работы; которая была в некотором смысле застана врасплох. И совсем другое — Ви, чьим приоритетом, сколько он себя помнил, были массовые казни самыми немыслимыми образами; и которая готова к бою примерно двадцать четыре часа в сутки. Демонтажник вдруг вспомнил один из таких эпизодов. Когда Ви нашла очередного бедолагу-рабочего и смогла схватить его в свои когтистые лапы. Он был там тоже. Он видел это, стараясь не мешать. Слишком опасно было мешать маньячке увлекаться её страстно любимым делом. Когда рабочий заверещал, напарница Эна резво взлетела ввысь, направившись в сторону какого-то большого шпиля от ближайшего небоскрёба. А оттуда, с высоты метров в сто, просто скинула работягу на сам шпиль. Несколько секунд полёта закончились громкими воплями ужаса и боли. Страдалец напоролся на шпиль животом. Кончик шпиля, окрашенный в чёрное из-за нанесённого на него масла, торчал из тела дрона метра на полтора. Сам рабочий неистово дёргался и беспорядочно пытался ухватиться руками за этакий шампур, видимо, не понимая, что делает своё положение подобными действиями только хуже. Ви не заставила себя долго ждать. Секунды три с улыбкой истинного умиления поглазев на тело бьющегося в конвульсиях, она спустилась к нему с небес, схватила рабочего дрона за ноги, и потянула вниз по шпилю. О, этот хруст! О, эти крики, смешивающиеся с задорным хохотом мучителя! Казалось, расправу слышала вся округа. Пугающая картина плавно нанизываемых на шпиль потрохов убитого дрона навсегда отпечаталась в памяти самого Эна. Когда шпиль стал достаточно толстым, чтобы полностью разорвать остатки тела рабочего пополам, Ви просто выкинула оставшиеся в её руках ножки без рожек. И просто полетела дальше, как ни в чём не бывало — с головы до пят измазанная маслом. Дезертир поёжился. Он сам летит в лапы этой смерти. Подобное очень даже может произойти уже с ним самим. И никто не гарантирует, что Ви будет достаточно милосердна к нему, чтобы сразу уничтожить его нанитовый блок. А если она не сделает этого, Эн может протянуть достаточно долго в подобном состоянии. Страшно даже представить, сколько боли это сулит. «Точно ли такое лучше одиночества?» — пронеслась робкая мысль в цифровом сознании. Он уже не мог быть уверен в этом. Ранее ощутимая спесь уже прошла за эти часы. Сейчас разум бился об стекло непонимания, пытаясь донести мысль о мелочности загонов на фоне подобной кошмарной перспективы самого настоящего суицида. Но он снова пришёл к выводу, что ему больше ничего и не остаётся. Очередной порыв его подобия инстинкта самосохранения был проигнорирован, а крылья расправились вновь. Эн полетел дальше. В этой части их сектора, если верить картам, оставалось осмотреть лишь руины небольшого завода.***
— Ну и вот сейчас я тестирую кодовые замки. — кивнул Хан на новый замок у парадной двери, поменянный с момента последней резни. — По идее, это позволит избежать в будущем ситуаций, подобных той, которая возникла когда ты… когда ты случайно допустила то, что произошло. Дверьченко старший старался сказать это как можно мягче. Ему слишком хотелось наладить отношения с дочерью, чтобы сейчас распыляться на укоры и порицания. И дочь это явно чувствовала, поэтому в ответ лишь стыдливо отвела взгляд на пару секунд. А затем вернулась к осмотру замков. — А разве это надёжнее ключ-карт? Я имею в виду, а вдруг пароль или пароли сольют? Ну ведь такое может быть в теории? — Ну… вообще, я не исключал такой возможности. — подумав, кивнул глава Отряда Обороны. — Поэтому пароли меняются с каждой новой сменой охраны, и о них знают считанные единицы. Лишь я и сами сменщики, по сути. — А к сменщикам достаточный уровень доверия? Просто знаешь, как бы я сделала… Я бы сделала генерацию разных паролей для этих двух дверей. На всякий. — поджала губу бунтарка, что вызвало умиление у отца. — Звучит довольно параноидально. — усмехнулся тот. Однако затем задумался. — Но не лишено смысла. Я подумаю об этом. Но что подбило тебя так заинтересоваться дверями? Ты же раньше ненавидела их, и вообще, вроде как, завела знакомство с одним из… — Я не уверена в том, что это можно назвать полноценным знакомством! — поспешила перебить его Узи, всплеснув руками. Ей не очень хотелось вспоминать то, на какой ноте они разошлись. Было видно, что оба, мягко говоря, не в восторге, и оба были жутко напуганы. И причины… по крайней мере, у неё точно были. А были ли причины у него? Что могло напугать одно из воплощений ночного кошмара? Может ли здесь работать комичное правило, что зло пугается добра? Или он увидел что-то, к чему был совсем не готов — какое-то ещё большее зло? Девочка помотала головой, отгоняя мысли. Её процессор был и без того измотан этим кошмаром в несколько смен. — Не спится мне просто. — буркнула авантюристка, поуспокоившись. Она скрестила руки на груди и встретилась взглядом с молча всматривавшимся в неё отцом. — Кошмары дурацкие снятся — хоть стреляйся. Младшая Дверьченко прикусила губу. Порыв к откровениям давался ей совсем не легко. На удивление, Хан выглядел достаточно понимающим и вовлечённым в проблемы дочери. Узи даже стала воспринимать это как действительный порыв плохого родителя загладить вину и стать ближе. Она не была против. Жизнь успела неслабо помотать её всего за несколько часов, а совсем свежие ощущения трагичной потери не давали и намёка на попытки отдалиться. «Критически низкий уровень заряда батареи.» Уведомление, что всплыло в разуме девочки, заставило её чертыхнуться. Так недолго и до полной отключки. А это чревато… а, собственно, чем? Очередной вопрос возник в глубинах потоков сознания. Хан с лёгким беспокойством смотрел на своё дитё. Он не понаслышке знал о том, сколь ужасны могут быть паталогические кошмары. Чего уж, он сам успел пройти через это в своё время. И тем сильнее его пугало, что последний близкий дрон теперь встал на эту же дорожку; и может испытывать знакомые взрослому дрону состояния. — Иди к себе, милая. Тебе точно нужен отдых. Если хочешь, я поставлю тебя на зарядку, когда вернусь. Если к тому моменту ты уйдёшь в глубокую отключку. — тепло улыбнулся своей дочке старший Дверьченко, тем не менее, не скрыв всё своё волнение. Узи немного смутилась — ей было непривычно столь заботливое отношение. Но ей также не хотелось сейчас от этой заботы отказываться. Она лишь кротко кивнула и поспешила исполнить просьбу родителя. Путь до своей комнаты оказался достаточно безрадостным. Но могло быть намного хуже, и сама бунтарка это прекрасно понимала. Тем не менее, у неё возникла странная идея. И Узи хотелось эту идею проверить. «Наши проблемы — в наших головах… Наши головы — это код. Может, я смогу поправить этот код?» Вернувшись в своё эмо-пристанище, девочка уселась за свой стационарный компьютер. О чём-то таком она уже думала ранее, ещё давно, когда только разбиралась в вопросах программирования. Но теперь, чувствуя, как прижата к стенке кошмарами, которым конца и края нет, ей придётся пробовать рисковые меры. Кабель, идущий от блока питания компьютера, подсоединился к разъёму в виске, а на самом устройстве отобразился запрос на подключение к, по сути, самой Узи. К её разуму. Девочка вздохнула, унимая волнение, и согласилась подключиться. Нехитрые манипуляции открыли на мониторе окно среды разработки с кодом. Сложная система из классов и разделов кода могла взаправду напугать кого-то достаточно неподготовленного. Но бунтарка Узи таковой не была. Она начала листать страницы кода, внимательно рассматривая то, чем, по сути, является её собственный разум. И вот её взгляд зацепился за нужный класс. Сегмент кода, отвечающий за мыслительные процессы дрона, когда тот находится в спящем режиме. Множество переменных, операторы и функции требовали крайнего сосредоточения. Но Узи замерла, отвлёкшись. Возвращение к теме программирования напомнило ей о старых приключениях в местной локальной сети. Когда Дверьченко хотела из чистого бунтарского желания покопаться в базах данных их убежища. И у неё это неплохо получалось, ведь местные системы безопасности были довольно слабыми. Это было логично — мало кого в Убежище интересовали подобные скучные вещи, вроде таблиц с данными о населении, отраслевых таблиц с работниками конкретных направлений и всяких схем локальных сетей… Дело было в том, что какое-то время этих приключений спустя Узи стала замечать, что не она одна часто копается во всех этих задротских штуках. Помимо неё из сессии в сессию часто фигурировал ещё один никнейм подключённого пользователя. «Doll» Девушка слегка улыбнулась, вспоминая возникшее тогда между ними подобие конкуренции. Мол, кто раньше доберётся до очередной зарытой под тоннами информационного хлама таблички, кто на этот раз копнёт глубже… Но она слишком сильно отвлеклась. Отставив размышления о том, насколько вся сеть может контролироваться её нелюдимой одноклассницей, Дверьченко принялась с новой силой всматриваться в код. И внезапно для себя зацепилась за одну крайне странную ссылку. Один из классов, отвечавших за, по сути, сны Узи, ссылался на некую странную функцию или подпрограмму. Так сразу было и не понять. «AbsoluteSolver» — гласило наименование ссылки. Нахмурившись, девочка стала высматривать функционал указанного сегмента кода. И это оказалось совсем не похоже на что-либо, что ей доводилось видеть ранее. Код был не просто странным — было непонятно, как он вообще работает. Узи хорошо знала, как выглядит код, написанный людьми, и, как следствие, написанный дронами код тоже. Это не было ни тем, ни другим. Странные переменные, дикие связи между ними и невозможные сочетания типов переменных с данными в них. По всем параметрам это просто не должно было работать на уровне языка программирования. Но, судя по отсутствию соответствующих уведомлений в терминале или логах, оно ещё как работало. — Это что вообще такое?.. — в непонимании приоткрыла рот программистка. Она решила кое-что провернуть. Сперва удалив ссылку на странную подпрограмму из класса, отвечавшего за её сон, Узи затем выделила часть кода, которой являлся загадочный AbsoluteSolver, и запустила отдельно конкретно этот выделенный сегмент. И тут произошло неожиданное. Компьютер завис намертво. Среда разработки просто перестала отвечать, а исполнение кода даже не успело экстренно прерваться. Просто полный глушняк. В ещё большем непонимании забегав взглядом по экрану, авантюристка начала чувствовать, что что-то сделала не так. Что совершила какую-то критическую ошибку. Однако, несколько минут спустя экран оживился… и отобразил на всю свою площадь большой логотип из шестигранника и стрелочек, отходящих от него. Это было слишком сюрреалистично. Символ уже успел изрядно достать бунтарку своими бесконечными внезапными появлениями на протяжении последних часов её жизни. Вместе с тем не на шутку пугало то, что сопряжены его появления были с наиболее травмирующими моментами. А теперь в голове бунтарки вовсе стало возникать понимание, что сама Узи имеет дело с каким-то вирусом. Вирусом, который теперь ещё и её компьютер мог заразить! Да чёрт с ним с компьютером. Она сама была носителем этой заразы! С ужасом выдернув кабель из своей головы, девочка откатилась назад и вжалась в кресло, изрядно напуганная происходящим. Жёлтый символ словно переливался, то и дело частично рассыпаясь на глитчи, безмолвно смотря с экрана в самую глубь цифровой души девочки. Всё прекратилось так же быстро, как и началось. Зависнув вновь, компьютер впал в перезагрузку, а злосчастный логотип пропал с экрана. Через добрую минуту всё вернулось на круги своя. Вновь открылся рабочий стол с привычным расположением иконок. А затем, спустя пару секунд, в нижнем правом углу экрана вылезло уведомление о сообщении. «Больше не включай эту хрень.» — гласили буквы кириллицы, не сразу должным образом воспринятые процессором. Только это и успела прочесть девочка, прежде чем провалилась в забытие. Её батарея окончательно разрядилась.***
Видок открылся тот ещё. Руины завода, который некогда непременно был насыщен жизнью трудящихся здесь людей и дронов. Людей… Эн не мог вспомнить, как выглядят люди. Порой ему даже казалось, что он никогда этих самых людей и не видел. И эта мысль делала ситуацию довольно странной. Если взять дрона, который точно знает о существовании людей, точно контактировал с ними и знает, что ими же создан сам; но при этом не может вспомнить внешность какого-либо человека, не может сказать, какого цвета были глаза человека, стоявшего у производственного конвейера… получается так, что люди для дрона — своего рода боги. Само существование которых принимается лишь на веру и вложенные в память данные. Из этого можно было развить куда больше размышлений, но это было, пожалуй, последним, чего сейчас желал каратель. Он быстро заметил, как возле одного из съездов куда-то под здания цехов натыканы куски арматуры с нанизанными на них головами рабочих дронов. Приземлившись подле пугающего знака, демонтажник стал всматриваться в головы страдальцев. И не прогадал. Из-под них медленно сочилось ещё совсем свежее масло. Вариантов не было вовсе. Она точно здесь. Отсутствие тел поблизости говорило лишь об одном — надо спускаться в эти подземелья. Именно там и происходила очередная весёлая игра его возлюбленной. Неловко потирая своё плечо недавно раненной руки, Эн нерешительно направился по спуску вниз. Перспектива встречи с Ви в условиях тесных катакомб откровенно пугала его. Она ведь явно не будет рада ему. Успокаивало лишь одно — она достаточно сытая сейчас, а это может хоть немного облегчить его участь. Тёмные коридоры встретили дезертира своим полным безмолвием. Большинство осветительных ламп разбито: ориентация в пространстве делигируется ночному спектру оптики и лидар-сенсорам. Но он продолжает ступать вперёд. Несколько минут блуждания оборачиваются условным успехом. Эн медленно выходит в относительно просторное помещение и осматривается. И пол, и стены с потолком ожидаемо покрыты маслом. Здесь была бойня, о которой говорят и беспорядочно разбросанные под ногами потроха рабочих. Её характерный почерк. Эн нерешительно направляется дальше — в следующее помещение — с лёгким ужасом осматриваясь по сторонам. Мысли о неизбежности повторения судьбы местных страдальцев давят на уставший процессор и заставляют коленки дрожать, а ноги — подкашиваться. Но ему слишком нужно встретиться с ней. Он не должен проделать весь свой путь впустую. Снова зал и снова признаки недавнего потрошения. Здесь света ещё меньше. Что-то тихо капает на фоне, а ноги то и дело норовят заскользить по обильно разлитому на полу маслу. «Очень удобно было бы напасть в такой темноте.» — робко подмечает сознание. «Это ловушка.» — сигнализирует система. Подойдя к одиноко лежащей посреди помещения руке рабочего, каратель поднимает её и осматривает, сам не зная толком — зачем. Следы зубов на обшивке и когтей на запястье говорят красноречивее любых слов. Примерно то, что он и ожидал увидеть в её исполнении. И вдруг откуда-то сбоку до сенсоров путника доносится томный выдох. Медленно повернув голову в сторону звука, Эн встречается со знакомым жёлтым косым крестом. Его глаза отобразили бы ужас, но, внезапно, и так уже отображали его, кажется, всё это время. Вероятно, все последние часы. — Ви… — тихонько не то здоровается, не то пытается обратиться демонтажник. Самая настоящая Ви стоит перед ним на всех четверых и пригибается к земле. Её талия как всегда изящно выгнута, а массивные когти выпущены и упёрты в пол. Процессор охотника распознает — сейчас будет атака. Но распознаёт это достаточно поздно, чтобы пропустить неимоверно быстрый прыжок в лицо. Картинка с оптики перестаёт поступать в сознание дрона-убийцы. Он панически пытается отцепить от себя влетевшую в него напарницу, что не упустила возможности пробить дисплей с оптикой Эна и ослепить его тем самым. И с какой-то освободиться даже получается, но как будто слишком легко. В спину тут же следует мощный удар, судя по всему, ногой. Раздаётся громкий хруст и механический хребет дезертира не выдерживает, переламываясь. Нижние конечности отказывают, а сознание не успевающего регенерировать дрона постепенно плывёт. Он падает, кое-как успевая выставить перед собой руки, чтобы опереться хотя бы на них. Это не имеет смысла. По рукам тут же приходится хлёсткий удар хвоста, заставляющий Эна рухнуть плашмя даже не смотря на выпущенные когти. Внезапно образуется несколько секунд передышки, за которые он может восстановить хоть что-нибудь. Приоритет отдаётся хребту для возобновления пользования ногами. Лидары говорят чётко и ясно — она совсем близко к нему. — И я рад тебя видеть… — грустно улыбается побитый дрон-убийца, пытаясь подняться хотя бы на четвереньки. Ему тут же с силой бьют в бок корпуса, отшвыривая к ближайшей стенке. Судя по звуку треска, что-то ещё в нём только что сломалось. Ослеплённого демонтажника внезапно хватают за подбородок стальные когти, приподнимая его голову. — Я говорила, что сделаю тебя своей игрушкой? — раздаётся сладострастный шёпот близ его слухового сенсора. — Я говорила не лезть ко мне больше? Тот лишь робко кивает, утвердительно отвечая на оба вопроса. Затем следует новый мощный удар по спине, который посылает ко всем чертям его попытки вновь завладеть ногами. — А что ты сделал, миленький? — уже с другой стороны доносится пьяняще страстный шёпот мучительницы. Эн чувствует, как его хватают за волосы и с силой прикладывают головой об стену, что сбивает с толку ещё сильнее, и доставляет ещё больше боли. — Так что ты сделал, дорогой предатель? — Допустил… ошибку. — осипшим голосом выдавливает из себя получающий наказание. — Но послушай… п-пожалуйста… Его прерывают чередой пинков по животу и груди, что выбивает из Эна остатки сил и некритически повреждает нанитовый блок. А затем на его горле смыкаются два острых когтя, готовясь не то зарезать, не то задушить нерадивого. — Что. Я. Должна. Слушать. От. Тебя. — чеканит Ви, старательно отделяя слова друг от друга и нажимая на горло покалеченного. — Я х… я хочу исправиться! Только ты можешь направить меня в хоть к-каком-то направлении! — полушёпот вырывается из уст пытающегося прийти в норму карателя. Он решает восстановить, в первую очередь, зрение. Слишком желает увидеть любимую вновь. Любимая же замирает. Кое-как вернувшееся зрение позволяет демонтажнику увидеть нахмуренные золотистые глазки, что смотрят как будто чуть выше него. Ви, похоже, видит состояние Эна. Видит его ужас и боль. Но сильно злится на то, в какое положение он её ставит. Он понимает её желание выместить злобу и принимает наказание. Каратель-предатель неловко сплёвывает масло, скопившееся во рту от побоев. — Что? Совсем потерял себя? — внезапно ухмыляется демонтажница, пристально смотря в немного расширившиеся от ужаса глаза-нолики. — Разрушил всё, а теперь хочешь, чтобы я просто простила и направила тебя, как какая-то наставница? — …М-можешь не прощать. У тебя… есть причины не прощать. Но прошу, п-покажи мне, что я должен делать! Ухмылка плавно перерастает в смех, а за ним и в безумный хохот. Что-то здорово веселит Ви. Эн растерян. Он никогда не мог понять, что может смешить в подобных ситуациях. Он пытался понять, но так и не смог. Смех со временем тоже начинает пугать его, пока не стихает. — Ха-ха, ну ладно, но ты сам на это подписался! — весело выкрикивает ему в лицо любимая напарница, а затем перестаёт держать Эна в своей хватке. Пока она отходит и что-то ищет, демонтажник медленно, но верно восстанавливает свой функционал. Это позволяет ему принять сидячее положение и наблюдать за тем, как Ви… идёт к нему с цепью? — Значит, для начала, мы избежим очередных твоих предательств. — уверенно начинает она, присев перед напуганным дроном с лёгкой ухмылкой. — Э-это обязательно?.. — нервно посматривая на цепь спрашивает тот. — Обязательно, Энчик. Обязательно. Она запомнила его имя?! Она не только запомнила его имя, но ещё и произнесла его столь ласково?.. Эн пропускает момент, когда кандалы смыкаются на его шее, прижатые сильными руками девушки аккурат так, чтобы не давить на горло слишком сильно. — Пока ты не устаканишься, побудешь цепным пёсиком. — хихикнув продолжает Ви, в умилении прикладывая ладонь к своей щеке. — Мы будем усердно работать над твоим поведением, и тогда ты, быть может, наконец найдёшь свой путь. Прикусив губу, Эн с новой силой ужасается. Он вдруг оказался буквально на привязи у той, кого любит. Унижен чуть больше, чем полностью. В предвкушении поучений от маньячки, характер которых он уже мог представить. И он не может сопротивляться этому. Робкая надежда быть с ней и действительно прийти к хоть каким-то изменениям не даёт сил сопротивляться. Приняв участь, демонтажник покорно склоняет голову, стараясь не думать о том, насколько жутким безумием это может выглядеть со стороны. — Не унывать! — восклицает Ви, несильно дёрнув цепь на себя, не столько чтобы нанести очередное увечье, сколько чтобы обратить внимание на себя. — Мы начнём практиковаться прямо сегодня! Я научу тебя убивать, хи-хи… Есть у меня на примете одно очень непокорное пристанище корма. Мы отправимся именно туда, но сперва восстановись, солнышко.