Проклятие рода Йоневских

Евгений ждал Татьяну в маленьком сквере недалеко от её работы. Он взглянул на часы. До назначенного времени оставалось ещё пять минут. Он всегда являлся на их свидания раньше минут на пятнадцать – двадцать, а иногда и за полчаса. Ему нужно было это время, чтобы унять волнение, неизменно охватывающее его перед каждой их встречей, собраться с мыслями, внутренне настроиться. Он медленно прошёлся по узкой аллее, усыпанной жёлто-красными листьями, с наслаждением прислушиваясь к тому, как они шуршат под его ногами. Запрокинул голову и вгляделся в ярко-синее чистое небо. День был прекрасный. Октябрьское солнце светило и даже ещё согревало, как в сентябре. А воздух был уже совсем по-осеннему пронзительно прозрачным, свежим и чистым. Дышалось легко, и сердце время от времени сжималось от щемящей приятной грусти. Евгений, вообще, любил осень. А нынешняя осень выдалась просто великолепная. Весь октябрь стояла на удивление ясная тёплая и безветренная погода. Город был расцвечен кострами жёлтых, алых, оранжевых листьев, что делало его нарядным, уютным и тёплым. И прогулки по пронизанным солнечными лучами паркам или по залитым жёлтым светом фонарей вечерним улицам каждый раз дарили ощущение праздника, доставляли наслаждение и наполняли его радостью, детским ожиданием какого-то чуда, предвкушением счастья. А, может, дело было вовсе не в осени и не в золотых листьях, одевших город в праздничный наряд. Может, секрет заключался в том, что, гуляя по паркам и улицам, он ощущал лёгкое, почти невесомое прикосновение маленькой нежной ладони, державшей его под руку. Что, поворачивая голову, он видел тонкий профиль и непослушную прядку волос, всё время выбивающуюся из пучка на затылке. Что слышал раздававшийся рядом весёлый смех и мог заглянуть в ясные серо-зелёные глаза. Может, источником его счастья и вдохновения была хрупкая странная девушка с серьёзным и старомодным именем. Татьяна! В последние три месяца это имя заключало для Евгения весь мир. Он снова обрёл вкус к жизни. Она будто раскрасилась в яркие радужные цвета, засверкала, заискрилась разными гранями. У него появилось такое чувство, словно он стал сильным и всемогущим, переполнился до краёв пульсирующей энергией. Словно перед ним внезапно распахнулись все двери, открылись бесчисленные пути и развернулись перспективы. Ему хотелось перевернуть мир ради одной её улыбки, дотянуться до звёзд или добыть драгоценную жемчужину со дна самой глубокой океанской впадины. Или совершить что-то ещё более безумное и более великое. И он чувствовал себя способным на это и даже на большее. Лишь бы только ощущать её присутствие в своей жизни. И даже, когда её нет рядом, знать, что она всё равно есть, что она всегда с ним. В его мыслях, в воспоминаниях, в ощущениях, в каждом стуке его сердца, в каждом его вдохе… Евгений вздохнул, оторвавшись от своих мыслей, и снова посмотрел на часы. Ещё две минуты… Секундная стрелка словно прекратила своё движение под его нетерпеливым взглядом. Прошла минута, растянувшаяся до бесконечности. Осталась ещё одна. Он пристально смотрел на циферблат, отсчитывая секунды. Сорок, сорок пять, пятьдесят… Сердце Евгения учащённо забилось, кровь прилила к лицу. Пятьдесят пять, пятьдесят семь, пятьдесят девять… Секундная стрелка, словно в замедленной съёмке, дрогнула в последний раз, и еле слышный щелчок отозвался в ушах Евгения оглушительным громом. Шестьдесят! Он поднял глаза и взглянул в сторону входа в сквер. Татьяна, как всегда, появилась секунда в секунду. Такая немыслимая точность всякий раз его поражала, восхищала и пугала. Она никогда не опаздывала. Такого не случалось ещё ни разу, за всё время их знакомства. Он смотрел, как она приближается к нему своей лёгкой, словно летящей, походкой и впитывал, вбирал в себя её образ с такой жадностью, будто видел впервые. Старался рассмотреть и запечатлеть в памяти с фотографической точностью каждую деталь, каждую чёрточку: кремовое осеннее пальто, облегающее тонкую фигурку; ярко-красный невесомый шарфик из тонкого шёлка; тёмно-коричневые перчатки в тон изящных сапожек на высоком каблучке и такая же сумка через плечо; собранные в пучок с кажущейся небрежностью волосы цвета горького шоколада; бледное лицо, лишь слегка тронутое румянцем; сияющие радостью зелёные глаза; алая помада на губах. Заметив его, она улыбнулась и помахала рукой. Евгений устремился к ней навстречу, всё более ускоряя шаг. Через несколько секунд он уже прятал лицо в её шелковистых волосах и вдыхал исходивший от них аромат пряной ванили. – Привет! – она слегка отстранилась и ласково провела ладонью по его щеке, – как ты? – Теперь просто замечательно, – он прикоснулся губами к её руке в шерстяной перчатке, – а ты? Устала? – Немного, – она взяла его под руку, и они не спеша двинулись к выходу из сквера. Татьяна молчала, погрузившись в свои мысли, по всей видимости, не слишком весёлые. Евгений видел, как хмурятся её тонкие брови и опускаются уголки губ. Он погладил её по руке и нежно сжал кончики пальцев: – Что-то случилось? Неприятности на работе? Она покачала головой, вздохнула и подняла на него печальные глаза: – Оля выходит замуж… Евгений повёл плечами. Эта не было для него новостью. Владимир во время их последней встречи сообщил ему, что они с Олей собираются пожениться. Евгения это ничуть не удивило. Он знал, что у них с Ольгой бурный роман. Она даже перевелась из Москвы и продолжила свою учёбу в здешнем институте, чтобы не расставаться с Владимиром. Татьяна не могла всего этого не знать. Их отношения развивались у неё на глазах. Она должна была предвидеть подобный поворот событий. Евгений не мог понять, почему это её так огорчает. Владимир Ольгу просто боготворит, пылинки с неё сдувает. И по всем статьям он жених завидный и является для неё прекрасной партией. Даже не к чему придраться. Почему же Татьяна расстроена? Снова эта пресловутая материнская ревность? Евгений поправил прядку, снова выбившуюся из её прически, и мягко произнёс: – Я знаю, Володя сказал. Этого следовало ожидать, разве нет? На её лице появилось сердитое выражение: – Следовало… Но к чему так торопиться? Могли бы просто жить вместе, как делают все нормальные люди в наше время. Они слишком молоды для семейной жизни. У них нет твёрдой почвы под ногами. Оля ещё учится, у Владимира тоже нет нормальной профессии. И, вообще, они знакомы без году неделя! Надо ведь получше узнать друг друга, проверить свои чувства… Её голос задрожал, глаза наполнились слезами. Евгений встревожился не на шутку. Ему совершенно не нравилась подобная её реакция. Это совсем не похоже на материнскую ревность. Здесь кроется что-то иное. Но что именно, он не мог понять. И это его беспокоило. Он резко остановился и посмотрел ей в глаза: – Вот поженятся, и узнают друг друга. Проверить свои чувства лучше, чем в браке, нельзя нигде. И с материальным положением у них всё в порядке. У Володи высшее образование, куча сертификатов инструктора по йоге, постоянная работа. Он хорошо зарабатывает, не говоря уже о том, что его картины время от времени продаются за очень неплохие деньги, и имя его уже известно в определённых кругах. И ты всё это прекрасно знаешь. Почему ты так настроена против их свадьбы? По мне, так тебе следовало бы радоваться за сестру, которая выходит замуж за любимого человека, наделённого, к тому же, самыми положительными качествами. В чём дело? Может, есть какие-то причины, о которых ты умалчиваешь? – Ни о чём я не умалчиваю… – раздражённо пробормотала она, – просто считаю, что жениться в двадцать с небольшим после трёх месяцев знакомства – верх легкомыслия. И последствия столь безрассудного поведения могут быть печальными. Сколько таких вот скороспелых браков распадается после того, как молодые люди сталкиваются с первыми же трудностями… – Ну и что с того? Тебе не кажется, что Оля и Володя сами могут разобраться, что им делать со своей жизнью? В конце концов, они совершеннолетние! И их брак – это их личное дело! Не моё и не твоё… – Как это не моё? – встрепенулась Татьяна, – она моя сестра, я хочу уберечь её от ошибок и разочарований… – Ты не сможешь её ни от чего уберечь, пойми ты это, наконец! Она взрослый человек, и у неё свой путь, своя жизнь. А ошибки и разочарования – это часть жизненного опыта любого человека. Ты хочешь уберечь её от жизни? Запереть? Лишить права на собственные шаги? Разве это похоже на любовь и заботу? Скорее, на ревность и чувство собственничества! Татьяна вырвала у него руку и стремительно зашагала прочь. Он бросился вслед, догнал, развернул ее к себе и заговорил сбивчиво и торопливо: – Ну, прости меня, прости, милая! Наверно, я наговорил лишнего. Конечно, у тебя есть полное право беспокоиться за судьбу своей сестры! Но не надо всё принимать так близко к сердцу! Ну зачем ты себя изводишь? Это ведь не вопрос жизни и смерти. Её здоровью и безопасности ничто не угрожает. Мы живём не в XV веке, и она не в гарем турецкого султана отправляется, в конце концов! Владимир не деспот. Он человек современный, благоразумный и Олю обожает. Если что-то у них вдруг не заладится, то, я уверен, что они придут к обоюдному согласию и решат проблему мирным и цивилизованным способом. Не надо так переживать. Всё будет хорошо… Она слушала его молча, опустив голову. Потом тяжело вздохнула и спрятала лицо на его груди. Евгений прижал её к себе и погладил по голове, словно маленькую девочку. – Ты на меня не сердишься? Не обижаешься? Она покачала головой, поправила растрепавшиеся волосы и попросила: – Проводи меня домой, пожалуйста. Я устала. И хочу побыть одна… Он почувствовал, как к горлу подкатил ком незаслуженной обиды, как бывало всякий раз после таких её слов. Но он постарался не показать вида, согласно кивнул и взял её за руку. До её дома они шли, не разговаривая. Каждый молчал о своём. Он каждой клеточкой тела ощущал этот уже знакомый ему холод отстранённости, исходивший от неё. И это причиняло ему почти физическую боль. Ему страстно хотелось сделать что-нибудь безумное. Схватить её в объятия и зацеловать до смерти. Или грубо потрясти за плечи, накричать и, может быть, даже дать пощёчину. Что угодно, только бы разрушить эту внезапно выросшую между ними ледяную стену отчуждения. Но он знал, что это бесполезно и даже опасно. И может оттолкнуть её от него надолго. Знал, что когда она уходит в себя, замыкается в своём коконе, лучшее, что можно сделать – не делать ничего. Такое уже бывало не раз. И порой без видимой причины, на ровном месте. И самым мучительным для Евгения было полное непонимание происходящего и охватывающее его из-за этого чувство растерянности и бессилия. Поначалу он пугался, винил себя, анализировал ситуацию в поисках причин. Пытался вспомнить, что же он не так сказал или сделал, приставал к ней с расспросами. О чём потом горько сожалел. Впадая в такое состояние, Татьяна источала яд не хуже гюрзы, находила его самые уязвимые места, и слова её ранили точно и смертельно. Потом он научился сдерживать свои порывы и, скрепя сердце, просто пережидать эту зловещую бурю, страшную своей непредсказуемостью и иррациональностью. К счастью, как правило, это продолжалось недолго. Скоро Татьяна вновь становилась весёлой, нежной и ласковой. Она вела себя так, словно ничего и не было. И Евгений сразу забывал все свои сомнения и тревожные думы, терзавшие его в периоды их странных, почти безмолвных ссор. Хотя незримые раны в душе от них всё-таки оставались. Вот и сейчас он довёл её до парадной, легко коснулся губами щеки и с тяжёлым сердцем наблюдал, как она, не сказав ему ни слова на прощание, исчезла за дверью.