не по залёту

      Минхо, мать его, не справляется.       Не в том смысле, что ему сложно с Сонбином. С ним, наоборот, очень даже легко. Минхо с радостью проводит с ним время: валяется на коврике, читает сказки, гуляет по району, прихватив котов, учит новую йогу… Да, йогой и с младенцами можно заниматься. Сонбину тоже нравится — его любимое дело сразу после массажа. Сначала с ним по всем этим физическим моментам больше возился Минхо, но Джисон очень быстро подключился. Массажи не делал, только занимался йогой, уловив, видимо, для себя возможность привести форму в порядок. Минхо чуть-чуть ревновал — чего уж… Сонбин пыхтел, дрыгал руками и ногами, пускал слюни и издавал крайне довольные звуки — более довольные, чем когда с ним занимался Минхо. Естественно, Джисон ведь мама. Как ни крути, а Сонбин будет тянуться к нему гораздо больше. Даже если мама использует его вместо гантели. И даже если папа (господи, до сих пор непривычно) делает крутой массаж. Нет, что вы. Папу надо испинать ногами и надуться в первую же минуту, хотя ближе к середине это стремление у Сонбина пропадает и он расслабляется — ему становится весело. Вот так вот. Минхо пересмотрел кучу видео, посоветовался со знакомым педиатром, даже сходил до него с Сонбином, научился, а сын (!) вон как его благодарит. Страшно представить, что будет, когда он станет старше…       Но ладно, это не трагедия. Джисону, в конце концов, достаются все памперсные бомбы, ноющая грудь и отрыжки с иногда… требующими уборки последствий. Ну и его тело. Оно не восстановится само по себе и уж точно не станет прежним, как бы он ни хотел. Боже, его бёдра стали такими вкусными — Минхо локти кусает (а хотел бы бёдра своего дражайшего супруга). Они округлились. Подспали уже немного (Джисон сел на диету), но всё ещё манили. Минхо гладил их и тискал, когда выдавалась возможность. А хотелось бы поцеловать и в целом оказаться на своём законном месте между ними. И не в шутливой форме во время дурачеств. Хочется позажиматься без всякой опаски навредить Джисону или Сонбину.       Минхо даже уточнил у того самого педиатра.        — Я похож на омеголога? — Чонин беспристрастно смотрит на него. Ох, ну, Минхо чуть-чуть ошибся.        — Я же не могу подойти к его омегологу. — Минхо подтягивает сползающего с коленей сына, и тот мигом пускает слюни, продолжая разглядывать кабинет. — Доктор Ким, мы с мужем уже можем трахаться?        — Рот с мылом помой и Сонбин-и не смей целовать, если говоришь такое при нём. — Чонин допечатывает данные в карточку и поднимается, прихватывая с собой Сонбина. Тот недоумевает, но, как в первые разы, не капризничает — уже привык. Чонин улыбается ему, уходя к весам. — Какой ты уже большой, Сонбин-и! Как булочка на дрожжах растёшь!       Минхо закатывает глаза. Нормально, что его раздражает то, как другие сюсюкаются с его сыном? Когда Джисон делает так, то это выглядит приятно. Он нежится с Сонбином: целует его, гладит по щекам и волосам, разговаривает… Мило! Но когда то же самое делают другие… Фу.       Минхо стал ревнивым папашей и тем, кого можно назвать муженьком. Именно муженьком — не мужем или супругом. Дожили.        — Твой папа хочет делать интересные вещи с твоим мамой, — рассказывает Чонин Сонбину. — Но ты им мешаешь, представляешь? Папа тебя любит меньше, чем развлекаться с мамой.        — Говнюк, — вздыхает Минхо себе под нос. Он позволит Чонину так говорить, потому что пусанское воркование даже взрослому с севера Южной Кореи понять трудно, а тут малыш, который ничегошеньки не понимает, только на своё имя научился откликаться.       Да и то, что говорит Чонин — брехня. Сонбин не мешал сексу будучи в животе Джисона. Что говорить о сексе, когда он уже не там? Минхо достаточно уложить его спать днём, когда есть возможность с его-то расписанием — и всё. Проблема только в том, что Джисон эти пару часов тратит либо на домашние дела, либо на свой сон. В последнем случае Минхо особо-то и не расстраивается: ложится рядом, целует куда дотянется и сам отдыхает. А в первом как-то грустно становится…       Сонбин не столько мешает сексу, сколько выжимает их обоих. Он требует много внимания и сил. Настолько много, что у Джисона просто-напросто ничего на Минхо не остаётся.       При семейной жизни Минхо в основном кормится времяпрепровождением с котами. Обидно как-то. Он всё понимает, но Джисон… Боже, да просто надо отдать Сонбина дедушкам и бабушкам на растерзание и!.. А что «и»? Минхо уверен, что даже в таком случае Джисон предпочтёт отдохнуть.       Он был таким тактильным и нежным до того, как Сонбину стукнул месяц. А сейчас, судя по всему, ему надо, чтобы его никто не трогал. Тактильное перенасыщение, чтоб его. Джисон постоянно с Сонбином на руках. То, что они ещё не отвалились, какое-то чудо. То, что он ещё и домом занимается, из кожи вон лезет, лишь бы быть примерным супругом, вообще в голове не укладывается. А ведь на работу скоро снова выходить… Пусть у них и относительно свободные графики, так что они могут поочерёдно приглядывать за Сонбином, но… Ох…        — Что с рефлексами у него? Наблюдаете? — Чонин, взвесив и измерив Сонбина, возвращается на рабочее место.        — Да. Всё хорошо.        — Сонбин-и, а ты здоров, знаешь? — Чонин приглаживает его тёмные волосы. Сонбин тянет халат на себя, стиснув ткань пальчиками, издаёт громкое «а-а» и короткое «у». — Это точно не твой ребёнок?        — Отец не тот, кто зачал, а тот, кто воспитал, — выдаёт Минхо чересчур пафосно.        — Ты явно перебарщиваешь со своим влиянием. — Чонин возвращает ему Сонбина и допечатывает данные.       В общем, ситуация патовая. Минхо хочет обнимашек, но Джисон этих обнимашек дать не может. Джисону вообще надо отдохнуть.        — Тш-ш…       Минхо переворачивается лицом к окну. Пока Сонбин совсем маленький, его кроватка стоит в их комнате. Сначала Джисон был против, мол, как Минхо будет отсыпаться перед работой? Но, чёрт, боже, его это правда беспокоит? Сонбин — их общая ответственность, Минхо не собирается скидывать всё на одного Джисона и дрыхнуть, когда может помочь.        — Сон-и, — тихо зовёт Джисон, показывая ему, что происходит за окном, и покачивая. Минхо трёт глаза. Он проснулся от кряхтения и возни рядом, плача не слышал. Как Джисон так быстро среагировал? Когда успел?       А за окном и правда есть на что посмотреть. Снег пошёл. Такой крупный, тяжёлый — валит и валит. Сонбину нравится, судя по тому, как он притих. Джисон опирается бедром о подоконник, разворачиваясь полубоком, заваливает голову на угол и расслабляется, опуская плечи, на которых лежат маленькие ручки, стискивающие домашнюю футболку. Когда Минхо был ребёнком, мама сажала его на колени, если он не мог уснуть. И они смотрели в окно. Там ничего и особенного-то не происходило. Только птицы через раз издавали звуки. Иногда было слышно проезжающий далеко поезд. В деревнях по ночам очень громко — и оттого спокойно. Мама рассказывала, какая птица поёт, гладила по волосам, обнимала… А ей ведь тоже было тяжело с Минхо, верно? Она была чуть старше Джисона, когда он появился. Папа вечно на работе пропадал, потом мама сама уже вышла из декрета: постоянно то у своих родителей оставляла, то выходила на больничные. Минхо не помнит, но, вроде как, их семья тогда жила довольно-таки бедно. И в большей степени родители старались ради него.        — Папа спит, да. — Джисон, по голосу слышно, улыбается издавшему звук Сонбину. Минхо и сам улыбается. Пока не будет раскрывать себя. Видимо, Сонбин просто закапризничал или проснулся — помощи особой не требуется. — Ему на работу утром. Мы с тобой встанем, покормим его, проводим, сами покушаем, да? И погулять сходим. — Сонбину такой план явно по душе. Джисон тихо смеётся, целуя его в лоб. — Давай спать, Сон-и.       Минхо повезло с ним, с Джисоном. Во всех смыслах повезло так, как не везло никогда. Пусть он со своими цикадами в голове тянет одно «мэм» за другим, не уделяет нужного Минхо внимания в последнее время и манипулирует время от времени, к нему невозможно не проникнуться. Джисон старается быть хорошим мужем, любящим мамой, целеустремлённым человеком — лучшим и незаменимым. По правде, он не лучший. Когда-то, быть может, станет, но не сейчас. А вот незаменимый — да. Где ещё Минхо найдёт такого, как он? К кому в комплекте будет идти Сонбин? Это же и его сын — куда без него?       Джисон возвращается к кровати, садится рядом с приставной кроваткой Сонбина. Минхо подкладывает руку под голову. Кажется, Джисон не заметил, что он проснулся. То ли настолько устал, то ли просто заинтересован Сонбином больше, чем Минхо. Немного обидно. Такими темпами Минхо и правда когда-то не выдержит и крайне жестоко обнимет его.        — Я тут, не теряй. — Джисон кладёт Сонбина в кроватку и ложится сам, устраивается очень близко к краю.       Минхо никогда не поймёт этой жертвенности. Джисону всего двадцать один — у него должен гулять ветер в голове, на душе — жить лёгкость. Пусть он и сделал ошибку, отразившуюся на его жизни, но загонять себя так уж точно не стоит. Минхо помогает ему по возможности. Первое время после рождения Сонбина то сидел с ним, то шёл готовить или прибираться, а, ну, последнюю неделю точно, Джисон предпочитает зарываться в домашние дела с головой. Он всё ещё любит Сонбина, просто, возможно, ему нужен некоторый перерыв. Может, отправить его на массаж? Бан Чан всё рассказывал о каком-то местечке недалеко от студии и щебетал о том, как ему стало легче ходить. Ну, неудивительно, что стельки не помогали ему в достаточной мере справиться с болями в стопах. Плоскостопие — зараза та ещё. Минхо сам в какой-то степени им страдает. А у Джисона и вовсе осложнения пошли после беременности. Только он, скорее всего, не замечает. А Минхо со стороны — да, видит. И массаж пойдёт лишь на пользу. Не одному же Сонбину расслабляться? Да и не понимает он особо ничего, только возмущаться умеет.       Либо же Минхо стоит научиться самому. Пользы, правда, много не будет: заденет что не то и хуже сделает.        — Спи, Сон-и. — Джисон, судя по движениям, гладит Сонбина по животу. Этому бесёнку нравится такое. Он мигом прекращает дёргать ручками и ножками, смотрит лупоглазо и постепенно успокаивается. А если ему ещё и колыбельную мычать, то времени уложить его занимает в раза два меньше.       Джисон, в принципе, эту тактику и сейчас использует. У него выходит гораздо лучше, чем у Минхо. Минхо обычно просто бессвязно мычит, пытается пародировать что-то из остатков воспоминаний. Сам очень быстро устаёт от этого. А Джисон почти что мурлыкает. Всё-таки, он явно умеет петь и использует это. Сонбину совсем тихо напевает колыбельную, некоторые слова глотает (от усталости, скорее всего), некоторые шёпотом произносит… Минхо хочет наблюдать за такими моментами вечность. Да в принципе с Джисона не хочет вечность глаз сводить.       Но, видимо, он не достоин этого.       Плечи Джисона дёргаются, слышно сдавленные звуки. Он плачет.       И Минхо не решается подвинуться к нему и обнять. Не потому, что не хочет выдавать своё пробуждение, просто… Джисон не обеспокоится из-за нарушения личного пространства сильнее? Как бы Минхо ни хотел поддержать его, а настаивать на чём-то подобном не особо хочется, когда понятна причина отдаления партнёра от тебя самого. Вот же дерьмо… Это правда тяжело. Гораздо тяжелее, чем если бы у них просто была приличная разница в возрасте. С ребёнком же… Сонбин слишком сильно повлиял на всё.        — Выходи. — Минхо открывает дверь машины. Джисон смотрит на него, всё ещё пристёгнутый.        — Хён?..        — Боже, просто выйди. — Минхо наклоняется, чтобы щёлкнуть замком. Ремень издаёт короткое «вжик», возвращаясь на место. Джисона приходится вытянуть из машины за руку. Дверь Минхо не закрывает: на заднем сидении в люльке уснул Сонбин. — Ты. Отдых. Свидание. — Джисон моргает.       Ну а что? Как Минхо ещё изъясниться? Джисон давно в курсе, что он плох в этом.        — Ты снова что-то задумал? Опять?       Если бы. Минхо не против закинуть Сонбина к своей маме, и она сама, в общем-то, не против приехать нянчиться с ним. И папа только за примчаться. Джисон, наверное, даже не представляет, насколько сильно Минхо хочет остаться с ним наедине. Просто пообниматься и поболтать хотя бы — какой там секс. Просто чуточку внимания. Минхо уверен, что и Джисон в этом нуждается. Наверняка хочет просто упасть сверху, пригреться и получить свою законную порцию «погладить-почесать-поцеловать».       Но пока что Сонбина скинуть некому, а вот скинуть Джисона возможность имеется. Минхо просто вспомнил про спа-салон для омег-мужчин. Единственный, мать его, в Южной Корее. В остальных уголках страны можно было найти просто спа для омег, или просто спа для альф, или для бет, или вообще смешанное — где какой владелец имелся. В Сеуле же одна инициативная (и судя по всему богатенькая) дамочка лет десять назад взяла и открыла по одному спа в разных районах. Вот в Каннаме — для омег-мужчин, в Сочо рядышком — для омег-женщин, в Седэмуне — для бет смешанное, в Сондонге — вовсе семейное, а в Новоне, подальше — для альф-мужчин… Это только то, что Минхо слышал и запомнил. Так-то та дамочка вроде как во все районы забралась и только чёрт знает, на какие суммы сейчас вышла. А узнал Минхо о сети вот этой вот (хотя скорее это холдинг, потому что названия у каждого спа всё же разное в зависимости от обслуживаемых клиентов) от своей вторничной вечерней группы — той самой любимой, пятьдесят плюс. Господин Мин и господин Гу перед занятием как-то чересчур воодушевлённо обсуждали поход «в свою любимую сауну». Минхо вклинился непроизвольно, стал расспрашивать. И сам захотел — плевать, что далеко — доехать до Новона, чтобы не оказаться побеспокоенным кем-либо и не переживать, что кто-то вытворял что-то неприличное в стенах общественного места. Господин Мин и господин Гу рассказали всё и даже по цене сориентировали — Минхо оставалось только внести оплату и забронировать время для Джисона на тот промежуток, когда у самого ничего нет и он может остаться с Сонбином. Плюс в том, что это возможно сделать в будни — спасибо свободному графику. А в будни отдыхает мало кто — то есть Джисон отдохнёт в практически пустом спа.       И-де-аль-но.       Теперь осталось только это до него донести и шлёпнуть по попе на прощание, да драпануть с Сонбином на работу поболтать с управляющим.        — Ты остаёшься здесь. Заеду за тобой через часа три.        — Что?        — Я с Сонбином останусь — ничего не случится.        — Но…        — Боже, иди уже! — Минхо шлёпает его и закрывает дверь переднего пассажирского сидения.        — Хён! — Джисон спешит за ним в обход.        — Тебе в другую дверь, Джисон-и.        — Ты снова меня не предупредил! Я б хотя бы!.. Да я б хотя бы сумку собрал побольше для Сон-и!        — Я ненадолго заскочу на работу, а потом домой. Не переживай. Не думаю, что результаты бомбардировок мне придётся устранить больше пяти раз. — Минхо садится в машину.       Джисон смотрит сверху вниз, держа дверь, не давая её закрыть. Минхо ему только улыбнуться и может. Снисходительно так. Будто Джисон — ребёнок. Только у Джисона у самого ребёнок есть, пусть и маленький. И Джисон прекрасно знает тот взгляд, который состроил Минхо, потому что сам пользуется им, когда Сонбин воротит нос от надеваемой на него одежды, к примеру, или когда Дуни начинает лизать его щёки (выражение лица становится непередаваемым).        — Джисон, — выдыхает Минхо, — просто отдохни, ладно? Ты заслуживаешь.        — А ты?       Оу!       Минхо вроде и не устал настолько, чтобы вот так вот на несколько часов выпасть из жизни в череду массажей, саун, косметических процедур и подобного. В сравнение с Джисоном, по крайне мере — нет. Однако ж его взгляд… Он беспокоится за него не меньше. Кто бы мог подумать, что одним взглядом можно в другом человеке убить тоску по близости? Джисон не забыл про Минхо. Джисон просто хотел, чтобы Минхо чувствовал себя лучше, потому что думал, что у него много работы и что, видимо, ему будет тяжело совмещать её с… семьёй…       Так глупо. Их семья — это и его ответственность. Не только с финансовой стороны. Джисон всё-таки ещё слишком молодой, сильно сомневающийся в себе и, видимо, мало доверяющий ему. Это несколько обижает.       Минхо выходит из машины, так что Джисон отходит немного назад, и тихо закрывает дверь, убедившись, что Сонбин не проснулся. Смотрит. Смотрит на Джисона, которого большую часть проведённого вместе времени считал прекрасным мужем, прекрасным омегой — точно из рекламы, где фигурируют семейные ценности. Кто угодно хочет себе такого мужа. Минхо невероятно повезло с ним. Настолько, что он забыл одну простую вещь: Джисон всё ещё человек. У него ведь есть свои цели, желания, мечты и хотелки, которые с появлением Сонбина, даже раньше, ещё до его рождения, стало трудно исполнить в одиночку. Да и вдвоём это будет нелегко.       Минхо уже реализовался. У него своя студия йоги, которая вполне может содержать их. У Джисона что? Первое место по качественной смене памперсов, мировой рекорд по количеству странных поз и мест для сна и застиранная футболка, которой меньше года, которую обблевали-обоссали-обосрали энное количество раз, как бонус? Ему двадцать один, чёрт возьми! Двадцать один!        — Знаешь что? — Минхо берёт его за щёки, проведя большими пальцами под глазами, прямо по контуру тёмных мешков, наблюдает, как ресницы Джисона хлопают в попытках спрятать напуганные глаза. — Я пойду в декрет.        — Что с тобой? — Джисон сглатывает. — Я же…        — Мне тридцать три, Джисон-и. У меня есть команда, которая хорошо справится без меня на рабочем месте, и есть работа с достаточно свободным графиком, чтобы приглядывать за Сонбином. — Минхо прижимается к его лбу своим, ощущая, как под ладонями, прямо на щеках Джисона, скапливается жар. — А у тебя — всё впереди. Я могу помогать тебе, могу взять Сонбина на себя. Ты ведь…        — Я люблю тебя.       Джисон никогда до этого не целовал его так сильно. Не вцеплялся в плечи с такой силой, чтобы они начинали болеть. Настолько искренне. Зубы ударялись друг о друга, губы расплывались, слюна текла — и ни капли противно не было, как раньше от хотя бы намёка на подобное.       Солоно от слёз только было — единственная горечь. И то как будто бы радостная.        — Спасибо. — Джисон перекладывает ладони на голову, приглаживает взлохмаченные из-за ветра волосы, прижимается к губам ещё несколько раз. — Спасибо, хён. Я… Правда, спасибо.       Он так напугался из-за прошлого раза, когда Минхо возил его к домику у озера? Резонно. Наверняка Джисон как ни крути, а нервничал всё больше. Его подкосило вырвавшееся признание. Минхо тоже было бы стыдно и не по себе на его месте.       Джисон — трус. Ему ещё расти и расти. В одиночку с этим крайне тяжело, так что Минхо всегда будет рядом. Вместе с Сонбином, разумеется. Нельзя оставлять Джисона или думать о нём, как о ненужном камне, который только вниз тянет. Минхо сам решил, что он станет его мужем — с чего бы ему переобуваться меньше, чем через полгода после росписи?       Да и ему самому надо подрасти. Вон, как много всего надумал: и тактильное перенасыщение у Джисона, и комплексы из-за внешних изменений, и обострившаяся хроническая усталость, и (было секундное «а если») послеродовая депрессия, и чувство нереализованности, и коктейль из стыда и неловкости за свои бывшие отношения… Чёрт, да наверняка по чуть-чуть всё это у него имеется. И у самого Минхо тоже. Ему стоит стать более чутким и не пытаться молча понять происходящее. Они оба умеют разговаривать. Вот ведь. Сам говорил об этом — сам не выполняет, хотя видит, что что-то не так.       Ребёнок — сложно.       С ребёнком легко потеряться и лишиться друг друга.       Но они… Минхо в них уверен. У них всё будет прекрасно, просто надо пережить этот период.