все мои романтические мечты
убивает обычный грустный реализм.
конец солнечных дней [2019]
физзаролли знает о себе всего две вещи наверняка: он обожает всё клоунское и нежиться в кровати настолько долго, насколько вообще позволяет время.
особенную любовь в нём вызывает наличие под боком тёплой подушки. раньше.
сейчас целого тела асмодея катастрофически недостаёт.
после горячей ночки поясницу ломит, а кости выворачивает наружу, но приятная усталость даже умиротворяет: оззи заботливо укрывает своего драгоценного ля-гу-шон-ка одеялом и приносит чай в постель.
романтика, куда ещё. физзаролли не рассчитывает на что-то больше этого туманного и пыльного утра в одной из многочисленных квартир его обожателя.
сколько в их индустрии красивых мальчиков, сотня? а девочек?
может, асмодею просто скучно, или недостаток детей и избыточность заботы играют роль, физз честно не понимает такого внимания к себе, но вежливо его принимает.
лягушонок. красиво и, почему-то, немного смущающе.
физзаролли поголовно влюбляется в начальника своего друга, ага. десятикратное «ура».
это — проблемы. тоже десятикратные.
между ними только серьёзное приглашение на свидание и чужой безнадёжный краш. а ещё социальная яма, которую не перепрыгнуть — только падать/тонуть/не игнорировать, в общем. не путём ангела идти.
но физзаролли нравится даже просто болтаться на работе в студии или чужой полупустой квартире. даже если асмодей захочет его выкинуть, он навсегда зафиксировал в голове каждый уголок дома и изгиб тела. было достаточно времени и практики.
любовь же подавляемая хуйня, правильно? особенно когда это и не любовь вовсе, а простой интерес.
без лягушат и принцев.
асмодей приводит свой костюм в порядок, пока физз копошится в телефоне и чайной гуще. гадает на любовь, но не видит ничего вообще. дерьмовый расклад — во всех смыслах.
да и гадают обычно по кофе.
— какие планы на день? — спрашивает физзаролли лениво, — навестить тебя сегодня?
— я бы с радостью, — улыбается асмодей, — но сейчас на работе катастрофически много заказов. сам понимаешь. праздники.
— угу, — кивает характерно ответственно физз, — тогда, возможно…
— я свободен завтра, детка, — миролюбиво перебивает озз, — хватит пытаться от меня сбежать. ты можешь оставаться здесь достаточно. столько, — объясняет он снова, — сколько тебе самому потребуется. я всегда рад тебе, вне зависимости от моей занятости, потому что ты мне небезразличен…
физзаролли грустно улыбается. небезразличен. как и любой из кукольной коллекции маммона. как птице небезразличен червь.
не может между ними стоять что-то большее, чем деловой контракт на рекламу и трах. безусловно, даже слишком хороший.
телефон дрожит в тонких ладонях, звенит у колечек на изящных пальцах:
angle_fluffy_bootz
бести, доброго утра, нежного пробуждения <3
надеюсь, ты помнишь наш уговор.
у-го-вор. хуйня, думает физзаролли, потому что помнит, потому что знает, потому что протрезвел (эмоционально), перебесился и хочет слиться (с позором/со стенкой).
серьёзно писать, ну, блицу, после всего, что между ними пролегло, лишь потому что какому-то там длинноногому (и очередному) другу ангела нужна помощь? слишком много чести.
для них обоих; поэтому дружат. энджел тоже не любит говорить со столасом о чём-то, кроме порно.
физзаролли напишет. но не сегодня. но напишет.
что-то, кроме мема «соси праздничный хуй» на яблочный спас.
повод только подберёт. праздник какой-нибудь. дай бог не день рождения водки.
— что-то случилось? — обеспокоено спрашивает озз.
— не-а, — бурчит физз, отключая телефон, — по работе пишут.
— всё не дадут тебе покоя, — сочувственно соглашается асмодей, — может, всё-таки попробуешь…
— ни за что! — кричит физз, — никакой самодеятельности. я ещё недостаточно крут, чтобы идти в соло. актёр без продюсера нынче неконкурентоспособное хуйло.
— спорно.
— нихуя, — фыркает физзаролли, — а валентино тогда кто?
— безответственный, но прибыльный работник, — отвечает невозмутимо озз, — пока он не выводит меня или тебя на эмоции — всё хорошо. ведь так?
— да, — кивает физз, — но он всё ещё продюсер, пусть и для актёров порно.
— к слову, — оживляется асмодей, — как там твой друг?
— ангел? — уточняет юноша, — неплохо, а что?
— вал искал его, — задумывается озз, — сказал, что он не берёт трубки.
— но берёт отпуск. бессрочный, — поясняет физз, — антон едва ли хочет каждый день кого-то трахать, поэтому иногда так делает, разве нет?
— но раньше валентина это так не беспокоило, — объясняет асмодей.
— да и антон раньше был другой, — смеётся физз, — что нам они?
— верно, — соглашается озз и ластится ближе, — нам вдвоём неплохо.
он гладит своей массивной рукой коричные волосы парня, щёки белого цвета, подбородок с блеском снежинок за окном. что-то незримо идеальное, в предрассветных сумерках за тридцать минут его взору подготовленное. физзаролли всё ещё сложно появляться на глазах любимого без спасительного макияжа и относительного порядка, — как только ангел после съёмок выглядит настолько свежо? — поэтому приходится рисовать себе новое лицо, разбивая костяшки о бортики ванны. всё для непоколебимой уверенности в собственном совершенстве перед кем-то настолько значи(
мым)тельным.
— мне тоже с тобой хорошо… но сейчас, — печально поднимается физз, — меня ждёт мой странный босс.
— маммон? — злится асмодей, — ты хочешь…
— репетиция. потом какой-то кастинг. можешь не переживать.
— и, всё же, — склоняется над чужим лицом озз, — береги себя.
— обязательно, — выдыхает физзаролли в его губы.
целует быстро, мягко, нежно. скрывает под насмешливой улыбкой комплекс никчёмности, теряется с беспечности, натягивает одну за одной кофточки, избегая открытых рукавов. крадёт рубашки асмодея в знак протеста и демонстрации, но не решается надеть на выход.
покидает подъезд даже раньше обычного.
улица принимает физзаролли в свои объятия с уникальной доброжелательностью: мороз не печёт щёки, а нежный снег ласково щекочет волны волос; что, учитывая его положение крайне плачевное (мокрые после мытья кудри, слабое здоровье, потерянная нежность), сказывается даже лучше, чем благотворно.
физзаролли думает, что день не должен быть плохим, вопреки тому, что начался настораживающе приятно.
им с энджелом вообще во многом катастрофически везёт. ангельски, сказал как-то друг, и оказался чертовски прав. невозможно жить так удачливо, как физзаролли,
и также несчастно,
но энджел справляется. когда асмодей — безнадёжная влюблённость и спасение, ангел в каждой вселенной (всегда) — соулмейт. родственная душа. кусочек чего-то целого, из чего состоит их наркомански-клоунский мир песенок пошлой молли, перекуров по тридцать раз за смену, грязных шуток и ночных сообщений о самой пиковой боли.
и физзаролли меньше всего на свете хочет его разочаровывать. не тогда, когда сам в яме неверия к миру сидит с самого рождения, а обожжённой кожей худшие проявления несправедливости ощущает физической болью.
только не ангела, который чувствует похоже, но драматично, гламурно и делано.
если физзаролли весь спектр своих переживаний вывалит на сцену, то определённо от гнева маммона не отделается. ещё и сверху за самодеятельность получит. не то чтобы валентино ахуенно развязывает руки ангелу (как раз наоборот, бандаж — лучшее, что демонстрирует энджел в своих проектах), но жизнь ангела вне студии — ещё жизнь, а физзаролли как бы актёр, как бы медиаперсона, как бы должен нести ответственность за каждый шаг.
ему нельзя быть королевой драмы в углу кофейни, драматично глядеть в окно и демонстрировать всему миру свои мысли одним взглядом.
маммон — в переводе с физзароллевского
ограничение.
а гламура иногда нестерпимо хочется.
последние месяцы жизни физз слишком часто отирается на набережной и в её пиздецки привычных районах — раньше хоть на профилактические прогулки жизни выбирался в квартал (посёлок, кричит внутренний друг) чуваши, являющий собой прибежище всего пролетариата самары и дом рождения энджела. а ещё, по рассказам очевидцев, главную тусовку мефедронщиков их весёлого городка.
лю-би-мо-го.
а сейчас только набережная и китайский арбат. работа-дом-любимого-вторая-работа-родной-дом. никакого разнообразия. даже макдональдс — и тот на полевой, почти под боком.
даже ангела принудил из свой задницы мира сюда выбираться с двумя пересадками на автобусе или получасе ходьбы до ближайшего метро.
у физзаролли комплекс хорошести. он почему-то боится, что энджел на него обижается.
а ангелу вообще похуй. он курит дурь и тешит себя чем-то, что называют надеждами.
изнасилованным и выпотрошенным их представлением. физзаролли с маленькой странностью друга свыкается, а потом показывает расчленёнку из закрытых тгк за обедом в маке.
и ждёт новый год как второе пришествие.
тоже вбивает себе в голову метафизическое недоразумение (надежду) и думает, что всё станет иначе. как минимум пизже, чем уже есть.
думает о философии, ища взглядом свой автобус. почему-то на остановке предательски мёрзнут колени и уши, ранним утром любовником зацелованные. физзаролли против воли смущается.
так вот, о философии: он хочет пропагандировать что-то вроде идеализма канта. «критика чистого разума» оказалась весьма занятной. во всяком случае намного более реалистичной, чем гегелевские трактаты, пропагандируемые ангелом. в этом они всё-таки различаются.
иногда автобус приходится ждать мучительные полчаса, а иногда всего две минуты — самара, город без границ и расписаний. во всех смыслах.
на такси от асмодея физзаролли соглашаться не смеет: маммон явно заметит такую бережность от кого-то, кто не он, к своей нищей куколке, и обязательно спросит, кто решил заказать такси. а, зная, с какой скоростью в их хрупком мире самарского шоу-бизнеса разлетаются слухи, наврать, что это был энджел, получится едва ли.
валентино наверняка его ёбнет. его, энджела, убьёт. размозжит голову по знаменитому (потому что единственному) куску асфальта в чувашах.
если информация дошла до асмодея, то ангела поджидают огромные неприятности, но он делает так не в первый раз, и точно не в последний.
бессрочный отпуск.
физзаролли лишь надеется, что энджел сможет трезво выйти на связь и пошутить очередной пошлый каламбур, а не откиснет в ближайшей подворотне.
автобус скребётся по заледеневшим дорожкам особенно аккуратно, но физзаролли не торопится — до начала репетиций ещё есть время на чай. девочки их крысиного королевства наверняка принесли те сливочные эклеры и новые сплетни, а физз знает, что это — его сегодняшний источник дофамина.
в салоне оказывается приятно пусто.
день в самаре тяжелей свинца и песен «молчат дома». сегодня физзаролли не чувствует себя потешным, поэтому магия плейлиста самовольно выбирает песни, усугубляющие состояние. слушать стихи бориса рыжего с утра физз хочет меньше всего, поэтому переключается на какой-то популярный ненапряжный к-поп и утыкается лицом в стекло, ища за пределами коробочки с болтами, именуемой автобус, что-то, отличное от серости и мрака легендарного самарского постоянства.
оказывается, домик в квартале напротив умеет гореть. физзаролли запоминает тему, которую нужно поднять в разговоре с коллегами.
(после животрепещущей «как не стать разочарованием маммона»).
в тёплой студии его встречают близняшки-ебаняшки (любезное, от ангела), сахарный чай, ленточки и господин. почему-то пахнет спиртом и аспирином, а зелень стен царапает глаза.
— здравствуй, физзи, — расплывается в своём костюме некогда подвижный маммон. физз насмешливо думает, что постарел, — как ты, детка?
— хорошо, сэр, — приветливо склоняется он, стягивая шапку, — привет, — кивает физз девушкам.
— хай, чмо, — отвечает глэм, не отрываясь от телефона, — рады видеть.
— за себя пизди, — перебивает сестра, — физз, съеби, я только решила, что ты проёбываешь.
— ох, ещё бы, — беззлобно скалится он, — вам такое удовольствие доставлю, ага.
— зря, — как всегда немногословно завершает глэм.
— девчата, не бранитесь, — хохочет маммон, нахально придерживая глиц за бедро, — меня на всех хватит.
в желудке у физзаролли сводит; или он просто не позавтракал — так или иначе бежит в подсобку за общаком конфет и сердитых разговорчиков.
на столике в гримёрке помирает один окрщик. уборщицы их кофейни не хватает — косметика коллег растекается цветастыми пятнами, а почти сгоревший утюжок для волос пугающе свисает за провод с края подставки. физзаролли ненавидит приводить себя в порядок на клетчатом полу их тесной студии, но раз за разом рубашкой протирает пол и приземляется на холодный кафель. возиться с отмыванием зеркала от свидетельств чужого самообожания (читай: разводов помадных поцелуев) ему не хочется, как и искать на столе среди палеток из перехода свою косметику из наиболее приличных отделов масс-маркета.
грязь.
ничего против ларьков в метро и маркетплейсов — физзаролли ещё до конца шараги кататься по городу на нестабильных составах и гулять по китайскому арбату, а кусать кормящую руку он не хочет.
когда грузный топот маммона скрывается далеко за дверью подсобки, а смех и телефонные разговорчики слышатся уже у самого зала, глиц выползает из-за угла и страдальчески выдаёт одно-единственное:
— пиздища.
— он целый день так? — спрашивает лениво физзаролли.
— нагло? да, как обычно, — шипит глэм.
— ясно, — хрипит физз, доставая сигареты, — будешь?
— давай, — бормочет глэм, прижавшись голой спиной к батареям, — уже нихуя не стремается.
— согласна, — продолжает глиц, принимая у сестры вишнёвый ричмонд, — честно, безнадёжно ахуел. я боюсь, что он меня изнасилует.
— это жутко, — поддерживает сестра, — типа… физз, — зовёт она, — ты же дольше нас? он может полезть в трусы?
отвечать не хочется. хочется плакать. и курить.
— а кто не может, — уклончиво отвечает физзаролли.
— спать с продюсером так-то норм идея, — развивает мысль глиц, — но не с этим, бля… я не одна заметила, как ему ебальник перекосоёбило?
— я думаю, — вливается в диалог физзаролли, — он стареет.
— точняк! — почти кричит глэм, — слушай, может, замуж за него? он скоро сдохнет, а мы при наследстве…
— …и долгах, — завершает физз.
— всё веселье испортил, — фыркает глэм, — в любом случае! как ты? — скучающе спрашивает она.
— заебись, — не врёт физзаролли, — пытаюсь не быть разочарованием и думаю о том, как умудрился проебать пожар в частном.
— а, — кривится глиц, — там опять кто-то тип курил неаккуратно, хуйня. даже погибших нет.
— так это же хорошо? — не понимает физзаролли.
— но скучно, — безмятежно продолжает за сестру глэм.
— сомнительная радость, но я бы послушал о расчленёнке.
— снова?
— снова. и от эклеров не откажусь.
— нахлебник!..
ozzie
хорошего дня, лягушонок.
разгорячённые сестрички далеко не сразу признают поражение в странном споре на пластику тела — почему-то женственность не придаёт им баллов ни по движениям, ни по мнению маммона.
три часа репетиций и бессмысленных пошло-странных споров (с подачки босса, что очевидно: физзаролли считает сестёр на самом деле куда более дружелюбными) проходят исключительно быстро, пусть и провоцируют на голодную тошноту и усталость, смешивающуюся с утренней тянущей болью в пояснице.
счастье. физзаролли находит своё место в пыльной подсобке с плесенью и странными плеснеподобными сестрёнками. и почему-то правда радуется.
даже когда остаётся с боссом впервые за последние два месяца один на один — не видит причин для паники, беспокойства и даже сомнений. ровно до первого касания к шее и сладко-тошнотного:
— как там моя легенда?
вера рушится как домино, карточный домик, снежная кучка, скелет под поездом — у физзаролли выступает ощутимое отторжение, он предательски дёргается.
— прошу прощения?
— брось, ты разве не скучаешь? с момента твоего переезда я жду, когда ты соизволишь напомнить мне о своей любви, а от тебя ни толку на репетициях, ни каких-то постельных новостей.
физзаролли отшатывается. маммон улыбается плотоядно:
— изменяешь мне?
— а мы, — подавляя беспокойство возникает физз, — встречаемся, значит?
— что ты, — отмахивается босс, — я тебя содержу, малыш, а ты на чьи-то подачки, кроме моих, существовать стал. разве не измена?
— я не понимаю тебя, — честно отвечает физзаролли, — у меня нет денег и кого-то, кто мог бы их дать.
— лжёшь, — в ангельской манере говорит маммон и корчится. тоже по-ангельски, — в этих стенах секреты долго не живут. знаешь, о чём шепчется вся верхушка?
он подходит ближе:
— куда пропала любимая кукла валентино и почему асмодей проявил к этому равнодушие. и ты знаешь ответ на обе загадки, я прав?
ответом ему становится цокот каблуков на лестнице. лёгкий мандраж. бег.
бег-бег-бег.
— ну же, — злится физз.
под гнётом наступающей ночи ангел наотрез отказывается выходить в сеть и подавать признаки жизни, а физзаролли болезненно падает и разбивает коленку. бесконечная лестница коцает кривыми перилами его изящные предплечья, в кармане звенит полупустой кошелёк, в такт кольцам на пальцах.
и никаких признаков жизни энджела даста. кокаинового херувима. его друга.
ни ответов на звонки, ни тоски, ни любви, ни печали.
но с тревогой и болью внутри.
он хорошо маскируется. и ночует непонятно где. физзаролли приходится приложить усилие, чтобы не разбить себе руки от осознания очевидного:
энджелу дасту всегда было негде жить. энджел даст всегда ночевал под порогом студии. энджел даст живёт на шее ва-лен-ти-но.
и у энджела даста ахуенные проблемы.
благослови, боже, чтобы во дворах нашёлся не его труп, а прежний осколок чего-то целого. благослови, господь, чтобы он взял ёбанную трубку.
