Несовместимое

***

И я бы думала над этим дальше, если бы тёмно-карие глаза не оказались напротив, заворожённо глядя в мои. Марат рассматривал меня так придирчиво и внимательно, как не рассматривал даже в самый первый раз, встретившись со мной. Тёмно-карие глаза то и дело бегали по моим чертам лица, что-то выискивая. Ситуация была странная, даже очень. Только что мы говорили об Айгуль, о чувствах. Как же до этого могло дойти? Я бы не начала отводить взгляд, если бы дистанция составляла не меньше этих сраных нескольких сантиметров. Это было настолько тупо, настолько опрометчиво. – Марат, нет, – сказала я, медленно и нерешительно выставляя ладонь вперёд и слегка отталкивая его. – Тебя же Айгуль бесит, – прошептал он, с непониманием уставляясь в мои глаза, слезящиеся от того, насколько всё плохо. – Она слишком хорошая, чтобы с ней так поступать, – ответила я, окончательно отталкивая друга от себя. Хоть какая-то совесть у меня осталась после времени, проведённого здесь. Айгуль действительно не заслуживала плохого отношения к себе. Я считала, если мечешься между двх огней, нужно либо выбирать одного и тушить второй, либо пропасть без огня совсем. Чтобы восьмикласснице было больно по моей вине я не хотела. Она действительно была добрая, не заслуживала она такого, не заслуживала. Марат выглядел расстроенным и потерянным. Взгляды наши снова метались по комнате в поисках хоть одной детали, на которую можно отвлечься. Когда я остановила свои глаза на подростке, он нервно перебирал рукой край своей кофты. – Прости, – я удержалась от того, чтобы в успокаивающем жесте похлопать его по плечу, как делали все пацаны в нашей группировке. Суворов слез с подоконника и подошёл ко мне, наклоняясь на стену возле окна, пронзительно взглянув на меня. Холодный взгляд как никогда делал больно. Он чего-то хотел, но так было нельзя. – Почему? – спросил парень, делая вид, что ничего не понимает. – Марат, хватит, – попросила я. Держат это напряжение у меня больше не было сил. – Пожалуйста, – он слегка наклонился, снова заглядывая в мои глаза, надеясь увидеть в них одобрение и согласие, но порадовать его этим я не могла. – А Айгуль? – я не могла выдержать такого давления. Марат хотел одного, я не знала чего мне нужно, но перед глазами стоял образ невинной и наивной девчонки, которой лишь хотелось дружбы и внимания. Парень молчал, не смел проронить ни слова. Наклонившись головой на холодное стекло, я почувствовала мороз, тянущийся от окна, за которым валил крупными хлопьями снег. Медленное и размеренное дыхание обоих было практически в такт часам, висящих на стене. Снег за окном падает быстрее, образуя сугробы на улице и ложась на головы прохожих. Тихий шёпот разрезает звенящую тишину, даже мурашки по коже. – В зимнем городе незнакомом, власть взяла в свои руки вьюга, стал хозяином снег. – парень шепчет, видимо текст модной по нынешним меркам песни. По манере я лишь могу догадываться какая это группа. – Вьюга бродит от дома к дому, отделяя их друг от друга. – парень продолжает тихо шептать, пока я чувствую, что в мои волосах путаются чужие пальцы, чувствую прикосновение чужого лба к моей макушке. – Нет, дороги к ним нет... – Дальше знаешь? – спросила я всё таким же шёпотом, не желая нарушать это спокойствие, которое было намного лучше споров и уговоров. Слышу, как он тихо шмыгает носом, чувствую, как чужая ладонь опускается на подоконник рядом с моей, почти не касается. – Любовь-морковь, молодёжь? – хриплый мужской смех с грохотом разносится по комнате, в миг разрушая всё. Марат отпрянул от меня как ошпаренный, я поджала ноги под себя и с удивлением уставилась на Кащея. Как же мы могли не услышать, как он пришёл. Надо же быть такой вороной. Марат подскочил к Павлу и спешно пожал ему руку, оглядываясь на меня. – Ты давно тут стоишь? – спросила я, не желая слезать с подоконника, он стал роднее любых стульев. – Людка попросила спиртику вынести, вот я и метнулся. Где спирт у вас? – спросил Кащей, осматривая мою комнату, будто спирт хранился здесь. – В аптеку заедьте и купите, в чём проблема? – я поёжилась от холода, который тянул из окна и тот, что Павел притащил с улицы следом за собой. – Чёрт с вами обеими, сразу сказал, что ехать надо, Людмилка глаза выпучила и бубнит: "Домой, домой!", хрен разберёшь какой что надо, – пожаловался мужчина, совершенно не замечая того, что оба подростка в наших лицах опустили взгляд в пол. – Чтобы дома не позднее девяти была! – громко сказал Кащей, тут же хлопая дверью. Вот может же этот человек всё испортить. Можно подумать не знал ничего. После того, как дверь закрылась, Суворов подошёл ко мне. – Мне с ней поговорить? – спросил он. – С Айгуль? О чём? – меня немного передёрнуло от холода, на плечах в миг оказалась бордовая олимпийка с длинным рукавом на размер больше. – Скажу ей всё как есть, – честно ответил парень. – Ты сначала подумай толком, а потом разговаривай. Не нужно сразу в лоб, понимаешь, что у неё мир рухнет? Если она и правда такая, как ты её описываешь. Зная характер Ахмеровой, она расстроится так, как никогда ранее. Да тут любая реветь броситься. – Начала говорить я, прекрасно зная это чувство, когда всё вроде бы хорошо, но общение резко прекращается непонятно из-за чего. – Ты понял? – спросила я. – Понял я, понял, – ответил Суворов. – И чё я ей скажу, я бабских приёмов отшивать не знаю, – сказал он. – Её и не надо отшивать. Ей нужно объяснить по-нормальному, а перед этим обо всём подумать хорошенько. У вас, парней, в таком возрасте котелок ещё не варит толком, думать головой надо, а не одним местом! – взглянула я на парня. Примерно я лишь только могла догадываться, почему Марат стал резко метаться от меня к Айгуль и наоборот. Доступность. Считать себя легкодоступной мне было неприятно, но вроде бы всё именно так и складывалось. – Понял, – парень кивнул. – Но я не хочу с ней. Хорошая слишком, через чур, – объяснил Суворов, снова осматривая мою комнату как в первый раз. – Подумай сначала, – снова повторила я, зная, как всё может обернуться. – Я не хочу, чтобы она меня ненавидела. – Она и не будет, – заверил меня парень. – Зная твои умения коммуникабельности, то она точно будет проклинать меня до конца своей жизни, – не выдержала я, вздыхая. – Всё будет хорошо, – пообещал Суворов, пытаясь сократить дистанцию между нами, но был отвергнут выставленной вперёд моей ладонью. – Айгуль, – напомнила я, отталкивая его от себя. – Я хоть и не святая, да и ты не такой, но поступать нужно по-человечески. Она же не виновата, что сама по себе такая мягкая, – я увидела кивок соглашающегося со мной Марата. – Вот и скажешь всё как есть. – Договорились. Мне осталось только кивнуть. Что же я делала не так, чтобы оказываться в таких ситуациях? Сразу не начала боготворить девчонку? Резкий скачок от друзей к тем, кто нуждается в чём-то большем, пугал меня сильнее некуда. Только сегодня с утра Марат водил Ахмерову за руку по нашему двору, а прямо сейчас, если бы не мой отказ... Марат хоть и был мне симпатичен, но не на таком высоком уровне, как симпатизировал Айгуль. Бедная девочка. Она просто хотела понравиться хоть одному старшекласснику и получить взаимность. Непостоянный Марат не подходил на эту роль. Видимо все идеи в своей голове парень решал даже не раздумывая, не думая о том, что из этого может выйти. Значит чем-то он смог зацепить её, если Айгуль была так решительно настроена по отношению к нему. Резкое влечение Суворова ко мне меня настораживало. Уже некоторое время, что он проводил с Айгуль, смог так легко променять на несчастные полчаса со мной в моей комнате.

***

Мы с Маратом разошлись также быстро, как и встретились. Одного моего "нет" хватило на то, чтобы он ушёл из квартиры, стараясь прикрыть дверь как можно тише. Стоило мне разлечься на кровати, чтобы как следует отдохнуть и наполниться силами, в квартире отворилась дверь. Люда и Кащей видимо не заметили меня, а потому как ураган пронеслись по прихожей, сметая всё на своём пути. Благо, они дошли до комнаты Люды и даже закрыли за собой дверь. Мне не оставалось ничего, кроме как провалиться в желанный сон, хоть на какое-то время уйти от этих вечных проблем.

***

С утра, еле разлепив глаза, я смогла сесть на кровати, растерянно смотря на Белову, отчаянно пытавшуюся меня разбудить. С утра я мало чего хотела: принять прохладный душ и позавтракать, чтобы спать было в разы приятнее. Ничего из этого, кроме завтрака я себе позволить не могла, приходилось довольствоваться тем, что есть. Потянувшись и сильно дёрнувшись от холода ковра, вставая с кровати, я повернулась к мачехе. – Батареи тёплые? – спросила я сонным голосом, всё ещё протирая глаза. – Отключили, – с грустью сказала та, – ещё и воду горячую, – Люда покачала головой. – Вообще о жителях не заботятся, хоть к управдому иди! – Так давай сходим, в чём проблема? – предложила я, ощупывая рукой батарею и тоже качая головой. – Жалобы вроде двадцать четыре на семь принимают. – Как тебе объяснить, у нас управдом – какая-то шишка, то есть какой-то шиш, в общем бандит, хуже, чем наш Павел. Ходит всегда с цепочкой толстой, на руке в пальцах вертит, как цыган, всегда с крестом огромным на шее, и пачка сигарет из кармана торчит. Так вот, все наши жильцы в доме, как считает он, – ему нет-нет, да что-то должны... К бедной бабушке из десятой квартиры пристал, что та у него соли пару ложек попросила, ну быдло самое настоящее! – рассказала Люда. – Идти к нему, чтобы пожаловаться – то же самое, что место на кладбище занимать и деньги на похороны копить! – Поняла, – согласилась я, уже боясь представить себе этого, как выразилась Белова "шиша". – Тогда в теплосети пошли, ваши, Казанские, – снова предложила я. – Да чёрт с ним, с отоплением, включат вечером, ты лучше в школу собирайся. Не дай Бог в гимназию вызовут, – она вышла из моей комнаты, закрывая за собой дверь. Я поспешила к окну, прижимаясь к нему лбом. Во дворе шагал силуэт хрупкой девчонки в кремовом бежево-коричневом пальто в совершенном одиночестве. На губы поползла улыбка.

***

До школы меня довёз Павел, ибо Люда с утра накормила его и вечером обещала что-то очень хорошее. Погода была хорошая. Снегопады вроде как прекратились. Солнышко играло своими мягкими и тёплыми лучами с лицами прохожих, превращая их из угрюмых в ласковые и весёлые. В школе на первом уроке математики мы писали какую-то внеочередную контрольную работу. Было очень досадно, что нас даже не оповестили о ней, но на уроке был директор школы, меряя всех грозными взглядами. У Лёши было всё стабильно, он сидел и нагло списывал у меня, даже не пытаясь скрыть это перед учителем или директором. Парню было откровенно пофиг, кто и что ему скажет и что посоветует. Да и я не могла дать сто процентную верность правильность своих ответов, ибо училась хоть и не как Морозов, но и не была всезнайкой. – Это какая цифра? – спросил парень, тыкая своим тупым карандашом в мою тетрадь, которую я завела специально для контрольных, за что и получила выговор о "бесполезной растрате бумаги". – Это корень, – ответила я шёпотом, умудряясь поймать на себе взгляд директора, глядящий строго из под очков. – Чей? – спросил Морозов, не переставая тыкать карандашом в мой лист. Улыбка поползла на моё лицо, ранее серьёзное и сосредоточенное на контрольной. Я тихо хихикнула, еле сдерживаясь, чтоб не расхохотаться. Вообще было не смешно, но чего только стоило лицо одноклассника, поглядывая то на меня, то в мою тетрадь. – Лебедева, тебе также смешно будет, если я тебя в коридор выставлю? – спросил директор у меня, а я отвернулась от Морозова, чтобы не рассмеяться в голос. – Лёша, тупой! – я, прикрывая лицо руками, ткнула Лёшу в бок своим локтем. – Чё? – спросил он, даже не думая о находящемся здесь директоре. – Отвернись, – попросила я, отворачиваясь к окну и пытаясь избавиться от смеха, уже подступающего ко мне. – Чё такое-то? – снова начал спрашивать парень, вместе с тем списывая у меня всё, что до этого находилось в моей тетради. – Ничего, – буркнула я, вроде бы избавляясь от смеха и уставилась в листок своей тетради. Иногда поглядывая на директора, я поняла, что все взрослые в этом кабинете увлечены чем-то гораздо интереснее, чем ржущие как кони ученики. В конце урока я сдала тетрадь с контрольной работой и проконтролировала Морозова, который небрежно швырнул свою тетрадь поверх моей на учительский стол. – Чё на уроке было? – спросил Лёша, подходя ко мне в коридоре. – Ты смешной, – ответила я, осматриваясь, вокруг были толпы учеников гимназии. – Чё я сказал такого? –не унимался парень. – Про корень... – вспомнила я, но махнула рукой, чтобы он не поднимал этой темы. – Какой урок сейчас? – спросила я. – География любимая твоя, Ксюш, – улыбнулся Морозов. – Вот же блин... – я усмехнулась. Географию я так и не смогла полюбить и даже не попыталась понять, мне просто не хотелось. Направляясь к кабинету "любимого" предмета, взглядом я наткнулась на девочку. Айгуль тоже куда-то торопилась, но как назло не смогла пройти мимо меня. Она приветливо улыбнулась и помахала мне ладонью, после чего подошла. – Привет, – поздоровалась девочка, разглядывая стоящего рядом со мной Морозова. – Привет, – я кивнула ей. – Бегаешь от меня что-ли? – ни с того, ни с сего спросила Ахмерова, от удивления я чуть пошатнулась. – С чего ты это взяла? – вопрос вылетел сам собой, прежде чем я успела обо всём подумать. – Ведёшь себя странно, я думала, что мы сначала, – она перестала говорить, насторожённо посматривая в сторону Алёши. – Мы можем вдвоём поговорить? – спросила восьмиклассница. Слегка подтолкнув локтем Лёшу в бок, мы с девочкой отошли в угол коридора, чтобы не стоять посреди дороги (желающих настучать нам за это было много). Я облокотилась плечом на острый угол стены в коридоре, приготовилась слушать Айгуль. – Я сначала думала, что мы подружились, – начала девочка, переминаясь с ноги на ногу. – На дискотеке ты мне нагрубила. Ещё я с Маратом познакомилась... Это как-то повлияло на твоё отношение ко мне? Ты от помощи в туалете отказалась, да мы даже здороваться перестали! – Айгуль насупилась, разводя руками. – Я очень хочу общаться с тобой, у меня друзей нет толком. Если дело во мне или в том, что я дружу с Маратом, то ты скажи, я не обижусь, пожалуйста, скажи... Немного подумав, я приняла решение. Для уверенности взглянув на Лёшу, выглядывающего из-за двери с надписью "Туалет", я выдохнула и посмотрела на ту, с которой так и не получилось подружиться. – Айгуль, пойми. Я сейчас наверное скажу глупость, но дело не в тебе, – мысленно ударив себя по лбу, я заметила, как выражение лица восьмиклассницы изменилось. – Просто всё дело в том, что Марат... – Так и знала. Ну, что Марат? Скажи, – попросила она. – Айгуль, я не хочу тебя обижать, прости, если я это сделаю. Просто я и Марат, ну, – сказать это казалось такой маленькой девочке я не могла. – Это всё очень сложно. Я сама ещё не определилась, и Марат. Марат тоже не определился, – кажется, я начала нести полный бред, пока глаза Ахмеровой становились по пять копеек и лезли на лоб. – То есть, ты хочешь сказать, что ты и Марат?... – она многозначительно посмотрела на меня. – Нет! – громко сказала я, что школьники начали оглядываться на меня. – Короче. Я не хочу делать тебе больно, я не могу этого сказать, прости. Я не знаю что со мной, я не зная что мне делать, я не знаю как сказать тебе об этом. – Скажи уже, я не укушу, – пообещала девочка, но груз на моей душе стал ещё тяжелее и переместился на шею, притягивая ко дну. – Он мне понравился, понимаешь? – сказала я. – И в то же время ему что-то нужно от меня. И тебя он тоже интересует, ты его тоже. Как всё сложно. Прости меня, пожалуйста. Громкая трель школьного звонка напугала нас обеих, оборвала наш разговор и заставила меня оставить девчонку в коридоре и пройти на урок.

***

Практически весь день в школе прошёл без приключений и вполне стабильно: Лёша каждую минуту косил глаза в мою тетрадь, а я лишь охотно подвигала её поближе к однокласснику, зная, что что-нибудь у меня обязательно неправильно, все в классе вроде бы успокоились, с некоторыми у меня наладилось маломальское общение, не выходящие за рамки "привет-привет, пока-пока", ну и ладно. – Пошли гулять? – предложил Лёша, когда мы одевались в гардеробе в конце учебного дня. Я уже хотела было согласиться, но в голове всплыл образ Марата, а на глаза попалась расстроенная Айгуль, шагая к своему пальто, висящем в самом конце гардероба. – Слушай, я сегодня не могу, – вежливо отказалась я, надевая одну лямку рюкзака на своё плечо. – А чё? С гномом своим торчать будешь? – поинтересовался некогда воспитанный Алёша, только-только проявляющийся из вечного быдла. – Во-первых – Лёш, он не гном, во-вторых – не торчать, а гулять и общаться, а в-третьих – я буду общаться не с ним, – заявила я. – А чё? С кем собралась то тогда? –потребовал объяснений одноклассник. – Секрет. Домой иди, – я улыбнулась провожая взглядом недовольного Лёшу. Обернувшись к Айгуль, я заметила, как недовольно она глядела в мою сторону. Всё-таки, не смотря на то, как всё складывалось, я хотела построить в этом времени хоть с кем-то нормальные отношения. Я подошла к восьмикласснице. – Поговори с ним, – сказала я, замечая всю нервозность девочки в одном только её действии – она надевала пальто. – С кем? С Маратом что ли? – Айгуль покачала головой. – Я думала, что у нас с ним... – она покачала головой. – Неважно, забудь. Мне наверное тоже стоит забыть о нём, не хочу я во лжи, не могу. – Айгуль, понимаешь. У меня дома, – Ахмерова подняла на меня свои серые глаза, – он, – мне не хотелось причинять ей боль, – обещай, что ты не будешь плакать и не вскроешь себе вены, – попросила я, уже чувствуя, как скоро бедняжка будет кататься по полу в истерике и море солёных слёз, проклиная и меня, и Марата, и "Универсам", и гимназию, и весь белый свет. Заметив еле видный кивок, я сказала: – он хотел поцеловать меня, но, – я не успела договорить, будучи перебитой. – Поцеловать?... – услышать это от девочки было в разы больнее, чем я себе представляла. Чувство вины душило меня, не помогало даже то, что после ничего не произошло, но объяснить я этого уже, кажется, не смогу. – Айгуль, я отказалась! – громко сказала я, хватая её за плечи, видя, как она трясётся. – Я всё понимаю, первый мальчик, все дела, любовь-морковь, но Гуль... Им, парням, свойственно думать только о себе и... – Он не такой! – Ахмерова замотала головой, отказываясь верить в то, что я говорю. – Марат бы никогда так не сделал, – убеждала она себя, нежели чем меня. – Зачем ты врёшь? – спросила вдруг девочка. Ком встал в горле. Я, может и не всегда была до конца честна со всеми окружающими, но врать о таком я бы и правда не стала. Когда дело касалось чувств и отношений, как бы мне ни хотелось, лезть в них я не собиралась, хоть иногда и противоречила самой себе. – Айгуль, – еле слышно сказала я. – Отстань от нас уже! – громко выкрикнула девочка, выбегая из раздевалки. Я опешила. Знала ведь, что всё так будет. Бежать за восьмиклассницей я, естественно, не стала. Это было как минимум глупо: сама обидела её, сама хотела напугать её ещё больше. Мне не оставалось ничего кроме как спокойно пойти домой и попытаться придумать себе оправдание. Лёша, как назло, давно свинтил из гимназии и сейчас, наверное, преспокойно себе гулял по городу, запугивая до смерти прилежных мальчиков школьников. Укутавшись в шарф, я тоже поспешила выйти из школы, оставляя все негативные мысли и эмоции в этом чёртовом месте. Терпеть я больше не хотела. Высказать всё девчонке я смогла, но, видимо ей было этого недостаточно и поэтому меня обвинили во лжи. Толкнув за собой тяжёлую дверь, я вдохнула свежий воздух. Было острое ощущение того, что я давно не была на улице. Возле школы как обычно колесило огромное количество автомобилей, были толпы людей. Я пошла домой.

***

Уже подходя к своему двору я услышала громкий сигнал автомобиля и мужской голос, тихий, но притягивающий. Любопытство взяло своё, я выглянула за угол дома. Прямо посреди дороги стояла заведённая машина, а возле неё я заметила знакомое кремовое бежево-коричневое пальто, Айгуль. Девчонка нервничала и пыталась отойти от машины, но водитель преграждал ей путь и что-то говорил. – Замарала ты себе карму, Айгуленька... – прошептала я, наблюдая за происходящим. Бросить беднягу с разбитым сердцем я ни в коем случае не могла, хотя очень хотелось мести. В любом случае меня учили помогать людям, если это хорошие люди. Ахмерова была хорошей, просто иногда наивной, из-за чего путала правду и ложь. Я фыркнула. – Себе я марать ничего не хочу, – я покачала головой и подошла к машине, слепящей своими фарами. Водитель и Айгуль удивились, когда увидели меня. Первый старался не подавать виду, расслабился, ухмыляясь только больше. – Ты, девочка, иди куда шла, погуляй, – усмехнулся незнакомец, по-идиотски играя бровями. – А ты, я смотрю, к несовершеннолетним клеишься, да? – спросила я, хватая Айгуль за руку, пугая её больше некуда. – У нас всё по согласию. Вали, я сказал, – улыбка застыла на лице подонка, моя рука сжала хрупкую ладошку девочки сильнее, чем нужно. – В курсе, что это уголовка? В тюрьму по статье сядешь, дядя, – я не унималась и даже не думала отступать. – Интересует по какой именно? – я увидела в глазах быдла удивление. – По сто тридцать первой, за изнасилование, по сто тридцать третьей, за домогательство и по сто тридцать четвёртой, за педофилию. Ты у нас по полной программе присядешь, по судам затаскают, мама не горюй, – я пугала его или старалась пугать, потому как умиротворённое выражение лица незнакомца не поменялось ни на йоту. Сейчас я могла сказать смелое спасибо своей бабушке из будущего, которая просто обожала всякие программы про суды и ток-шоу, где все эти статьи уголовного кодекса по сто раз прогнали по всем участникам (как вы понимаете, мне приходилось молча сидеть рядом и внимательно слушать). – Ай, какая бойкая, да с тобой ещё погорячее будет, – в глазах незнакомца я увидела азарт и недобрый огонёк. – Малышка, в машину прыгай, со мной хорошо будет, не пожалеешь, – он подмигнул мне, вызывая у меня мысленный рвотный рефлекс. Соображать нужно было быстро и решительно. Всякого бандита можно было припугнуть знакомым ментом, ну или незнакомым, как пойдёт. Из знакомых ментов у меня на заметке была только Ириночка Сергеевна, но она бы точно не справилась с этаким мудилой на ВАЗе. Перебирая все возможные варианты дальнейшего развития событий, я медленно прятала Ахмерову за свою спину. Меня осенило. – Слышь ты, олень причёсанный, – в этот момент адреналин в моём организме зашкаливал и стал превышать норму, потому как мой план, составленный в самые кратчайшие сроки в любой момент мог провалиться и гореть ярким пламенем. – Надоело мне калякать с тобой, чучело, – моё немалое время, проведённое в мужском кругу, давало свои плоды. – Ильдаровна я, понял? Слышал про такого? Самый главный мент казанский, майор между прочим, – я говорила без остановки, пытаясь остановить свой бешеный пульс и унять дрожь в руках. – Ещё раз я тебя в этом дворе увижу, папины опера тебе трахею зубами вырвут и в землю закопают, там, где не найдёт никто! – лицо бандита стоило бы видеть. Пользуясь моментом того, что он обдумывал всё мною сказанное, я схватила Ахмерову за руку и бросилась бежать вглубь нашего двора, волоча девчонку за собой. Когда я прижалась спиной к холодной стене одного из домов во дворе, прижимая Айгуль к холодным кирпичам того же самого дома, в мой адрес послышались редкостных матов выражения. Если честно, мои уши чуть в трубочку не свернулись от того, что я услышала, зажмурив глаза. После "трёхэтажного" я услышала свист резины на колёсах, всё отдаляющейся от двора. – Ты как? Нормально? – спросила я, принимаясь осматривать ревнивую девчонку, глазки который до сих пор метались от меня к тому месту, где недавно стояла заведённая машина. Хрупкое тельце на ватных ножках практически не двигалось, Айгуль рвано дышала, пытаясь перевести дыхание от бега в сапожках на каблуках. "Встанет нам, женщинам, когда-то наша мода и красота боком..." – подумала я, обеспокоенно поглядывая на замершую восьмиклассницу. Я взглянула на запястье Айгуль, которое в порыве своего адреналина могла и сжать до синяка и расцарапать до крови. Задрав рукав женского пальтишка я посмотрела на оголённый участок кожи девочки. Запястье слегка покраснело, я чуть надавила. – Больно? – я закусила губу, мысленно ругая себя за то, что руководствовалась только тем, что нужно сбежать, напрочь забывая о безопасности Ахмеровой. – Да отомри ты уже, он уехал... – попросила я, видя запуганную до смерти школьницу. – Т-ты правда дочь Ильд-дара Юнусовича? – слегка заикаясь, спросила наконец потерпевшая покушение на свою драгоценную честь Айгуль. – Если бы я была дочерью опера, он бы уже на коленях стоял и зубы в пакетик собирал, – ответила я, тут же в мыслях ударяя себя по лбу за то, что ещё больше запугала бедняжку. – Я в переносном смысле, – быстро сказала я, беря ручку Айгуль в свою, девчонка замёрзла. – Так ты всё-таки? – она посмотрела на меня. – Да нет же! – закатив глаза, я продолжила. – Я вообще... Потом расскажу, долгая история. Короче говоря, я не дочка мента, в отделении здешнем была лишь раз, и то по нужде деловой, а не за какие-то как ты могла подумать бандитские выходки. Айгуль, вот честно, я не знаю, что я сморозила этому педофилу на корыте, но он точно больше не пристанет, потому что словарный запас у меня на таких козлов ещё ого-го, да и дружков, желающих ему фанеру разукрасить у меня немало. Пожалуйста, ничего не бойся. – Попросила я. – Меня в первую очередь. – Мне стоило уточнить. – Но ты так правдоподобно... – возразила девочка. – Я, поверь, ещё не так могу, если педофилы к детям клеятся. Я, не буду от тебя скрывать, сразу увидела, что он домогаться стал. Я почему помогла? Потому что ты маленькая ещё, Айгуль, у тебя вся жизнь впереди. Я не могла пройти мимо. Со стороны это, наверное, звучало как что-то гордое, мужественное, эпичное и воинственное, но и в то же время я ощущала себя максимально неловко. – Спасибо, – поблагодарила меня девочка. – Я не знаю, чтобы он мог... Я вообще бы уйти не смогла. – Да нормально всё. Я же быстро сообразила. Он даже спрашивать ничего не стал, а повёлся как маленький. Видимо Ильдар и правда важная шишка, если при одном его упоминании его и след простыл, – сказала я, снова прижимаясь спиной к дому. – Это да, – согласилась Айгуль. – Всё равно, большое спасибо. – Слушай, – я посмотрела на девочку. – Мы можем поговорить? – спросила я, опуская одну руку в карман пальто. – Ой, – Ахмерова вдруг покраснела. – Извини меня пожалуйста! – попросила восьмиклассница, на что я выпучила глаза. – За что? – я понимала реакцию бедняги, но извинений я никак не ожидала. – Да если бы не ты, со мной бы невесть что случилось, а я на тебя накричала в школе, прости... – она, как нашкодивший котёнок, опустила голову вниз. – Слушай. Имей ввиду, что пока что я ни на что не... – я не успела договорить, потому как Ахмерова меня перебила. – А пошли ко мне в гости? Там и чай попьём, поговорим обо всём спокойно, – предложила девочка. – А то мало ли ещё здесь баранов гуляет? Не долго думая, я отряхнула своё пальто и встала рядом с Айгуль. – Ну пошли, если ты настаиваешь, – сказала я, соглашаясь. Невидимый барьер вражды и нашей с Айгуль друг к другу ненависти вроде бы начал рассеиваться. Стоило мне один раз что-то сказать в защиту школьницы, как она уже забыла про все наши обиды и разногласия. Я, как ни странно, тоже поменяла градус своей точки зрения, наблюдая совсем другую сторону девочки. Всё-таки вся моя непереносимость Ахмеровой осуществлялась только из-за того, что в жизнях нас обеих присутствовал слишком симпатичный и непозволительно цепляющий Марат, в мгновение заставляя забыться в разговорах о фильмах и приключениях, пережитых "Универсамом".

***

В квартире семьи Ахмеровых было тихо, слышно лишь вечное и беспрестанное тиканье часов в прихожей. Только зайдя в квартиру, мне на глаза попался календарь тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. При виде даты меня снова бросило в дрожь. Я разулась, Айгуль осторожно, будто бы опасаясь спугнуть меня, подтолкнула к кухне. Кухня у Ахмеровых была раза в два (если не в три) меньше, чем у Суворовых, это я могла сказать точно. Столик обеденный был небольшой, три табуретки стояло. – Уютненько у тебя тут, – сказала я, осторожно присаживаясь на табуретку, ибо в моём времени такие табуретки скрипели, издавая самые ужасные звуки на этой планете. – Чай будешь? – спросила девочка, уже доставая кружки, то и дело заглядывая во все верхние ящики. – Ты меня за этим и пригласила, разве нет? – я усмехнулась. – Буду-буду. Через несколько минут громко свистел вскипевший чайник, Айгуль суетилась с кружками, то и дело спрашивая меня о сахаре и крепости чая. От сахара я благополучно отказалась, а на всё остальное бегло ответила: "На твоё усмотрение". Вскоре Ахмерова поставила на стол тарелку с сушками и две кружки с чаем, садясь напротив меня. – Ты хотела рассказать мне о Марате, – аккуратно намекнула восьмиклассница, отпивая горячий чай, я кивнула. – Слушай, там ситуация очень непростая. Всё дело в том, что Марат, как я поняла, встречается с тобой, но в то же самое время ему что-то нужно от меня, и сам он разобраться не может. Вы ведь встречаетесь? – спросила я, начиная пить чай и сильно обжигая язык, я поморщилась. – Не то, чтобы встречаемся... – Ахмерова смущённо покраснела, пряча глаза в пол. – Наверное можно и так сказать... – она пожала плечами, начиная грызть сушку. – То есть он не предлагал, ты не предлагала. Получается, что встречаетесь, но не официально? – предположила я, дожидаясь кивка девочки. – Мгм. Имей ввиду, что я ни на что не соглашалась. – Сразу сказала я. – Спасибо, – вдруг сказала девочка. – У тебя есть его домашний? – Спросила я, вставая из-за стола. – Ну да, есть, конечно. Почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась девочка. – Мы позвоним ему и обо всём поговорим. Или нам нужно встретиться, – решительно сказала я. – Думаешь? – девочка покрутила сушку в руках. – Я не хочу говорить с ним об этом... – она вдруг потускнела. – Эй, ты чего? – я снова уселась на табуретку. – Знаешь, нужно либо поговорить обо всём, что волнует каждую из сторон, либо оставить всё как есть, чтобы потом мучаться всю оставшуюся жизнь, – естественно, приукрашивая, убеждала я новоиспечённую подружку. – Так что, Айгуль, быть или не быть? – спросила я саркастично, уставившись на девочку, замечая её удивление и нерешительность. – Это сарказм, – мне стоило уточнить вновь. – Звонить будем? – опять спросила я. – Будем, – девчонка выдохнула, последним глотком опустошив чашку из под чая полностью. Этим движением она напомнила мне популярный в России жест со словами "для храбрости", я усмехнулась, но повела Ахмерову в прихожую. Оперевшись на острый стенной угол в прихожей, я посмотрела на Айгуль, что перебирала бумажки в комоде. Она сказала, что поищет номер Марата, ведь наизусть она его не выучила (над чем я крайне сомневалась). – Давай резче, бояться нечего, – поторопила я Айгуль, и та по совершенной случайности тут же нашла листок с номером его домашнего. Ахмерова подошла к телефону, подняла трубку. Чтобы не утруждать её в том, чтобы держать трубку между ухом и плечом, я отобрала у неё провод, сжимая его в руке и показывая Айгуль язык, чтобы та поторопилась. Наконец с горем пополам набрав дрожащими пальцами номер домашнего телефона семьи Суворовых, я отдала девочке трубку, выжидающе смотря на неё. – Лишнего не наболтай, – попросила я, скрещивая руки в ожидании. – Алло? – произнесла Айгуль, когда услышала звук поднявшегося телефона на другом конце трубки. С другого конца послышалось что-то неразборчивое для меня. Девчонка ойкнула. – Повисите секундочку, пожалуйста, – быстро попросила девочка, вручая телефонную трубку прямо в руки растерявшейся мне. – Да? – спросила я, ожидая ответа. Кто же сомневался, что бедняга настолько переволнуется и наберёт не тот номер, да и к тому же свалит нежелательный звонок на меня, спрятавшись за висящими на крючках над полкой пальто и куртками, поджав под себя хвостик. – Кто это? – с тихим вздохом спросила я, посматривая на затаившуюся Айгуль. – Это я Вас спросить хочу, кто это звонит? – раздалось на другом конце трубки. Перед человеком, которого мы потревожили, мне было дико неудобно. У него, быть может, дело важное было или судьба решалась? Может у него свидание было? Совещание? А вдруг он предложение любимой делал? А вдруг напиться хотел? Может быть, мы вообще его разбудили? А вдруг это важная шишка или авторитет, а на следующий день нас обеих с Айгуль заберут и закопают где-нибудь в лесу или под Челнами? А вдруг?... – Вова, хватит людей терроризировать! – послышался тихий, еле слышный женский голос в телефоне, а я чуть ли не взвизгнула от счастья. – Володя, привет! – воскликнула я, замечая округлившиеся глаза Гули, всё ещё стоящей рядышком и подслушивая. – Лебедева? – услышала я удивлённый голос Вовы. – Пожалуйста, давай не по фамилии, просто Ксюша, – поправила я Суворова. – Конечно, договорились, – несмотря на то, что я не видела его лица, я была уверена, что он улыбнулся. – Ты как? Чего позвонила? – начал спрашивать мужчина. – Да всё хорошо, у самого как дела? – я улыбнулась, крепко сжимая трубку в руках. – Да всё путём, потихоньку. А ты сначала не признала что ли? Спрашивала, кто это? Да и голос вроде бы на твой не похож, – я услышала мягкий смех мужчины и улыбнулась сама. – Я тут с подругой, просто палец дрогнул, вот и подумала, что попали не туда, – объяснила я. – А вообще, Вов, нам бы Марата, он дома? – поинтересовалась я, поворачиваясь к Айгуль, пока дожидалась ответа. – Маратка, – он задумался. – Как ушёл в школу с утра, так и пропадает где-то, если честно, я думал, что он с тобой трётся, – мужчина засмеялся. – А зачем он вам? – спросил Вова. – Поговорить нужно, – быстро ответила я, поправляя волосы одной рукой. – Обеим? Это что у молодёжи такое интересное нынче? – Володя ещё раз хохотнул. – Пардоньте, привет передавай своей подружке, хорошо? – на его слова я кивнула, хоть он и не видел меня. – Продиктуй номер, на который звякнуть, если этот оборванец домой заявится, – попросил Вова. – Да нет, звонить не нужно, сами разберёмся, – отказалась от помощи я, поймав на себе взгляд недоумевающей Айгуль. – Сами, так сами, – усмехнулся старший. – Не теряйся там, Кащеева, – послышалось из трубки, на что я тихо угукнула. – Добро. – После этих слов мужчина положил трубку, я последовала его примеру, после чего повернулась к Ахмеровой. – Потерялся твой Маратка, – объявила я, вздыхая. – К-как? Разве тебе не сказали, что он?... – Айгуль глянула на телефон, будто прямо оттуда мог вылезти Суворов-старший и повторить весь наш разговор. – Да успокойся ты. Володя не знает, где он. Сказал, как в школу ушёл, так и не было его дома, – сказала я, успокаивая девочку. – Где же нам его искать теперь? – спросила школьница, поправляя школьную юбку и направляясь к другой комнате, судя по всему – её собственной. В комнате всё было ровно также как и у меня, и у Марата с Вовой. Кажется, все квартиры и комнаты в Союзе были одинаковые, разве что планировка разная и книжки на полках. Зайдя в комнату, я по привычке закрыла за собой дверь, Айгуль возражать не стала. Я молча села на её стул. – Чем займёмся? – спросила я, внимательно рассматривая комнату девочки. – Я хотела ещё раз сказать тебе спасибо, – вдруг отозвалась Айгуль, присаживаясь на свой стул возле письменного стола. – Брось, пожалуйста, ты итак сказала спасибо очень много раз, правда, – поспешила отмахнуться я, потому как точно не заслуживала похвалы от Ахмеровой в таких количествах за поступок, который не стоил ничего, это было обыкновенное человеческое сострадание, а она благодарила меня очень сильно. – А если бы ты не проходила рядом? – произнесла девочка, поворачиваясь к окну и пытаясь разглядеть что-то. – Ты хорошая. – Вдруг сказала девочка, оглядываясь на меня. Ты хорошая. Искренность в словах Айгуль меня поражала, заставляя снова заметить сказанное ей. Я хорошая. Если честно, то я, наверное, уже давно потеряла смысл слова "хорошо", да и сама перестала быть хорошей, когда попала сюда. Быть может, в своей прежней жизни я и была хорошей: у меня были грамоты, дипломы, я училась на "отлично", участвовала в олимпиадах, при этом не превращаясь в задрота и зубрилу. Но сейчас... Своё перемещение в этот мир, в эту эпоху я никак не могла объяснить даже спустя то время, что провела здесь. Это не поддавалось ни законам физики, ни законам логики, причём это касалось и женского подразделения логики. Объяснения моей внезапной телепортации во времени просто не было. С того момента, как я оказалась здесь, то я поменяла свои взгляды, перестала быть такой, какой была раньше. Признаться честно, я набралась хитрости, вредных привычек в виде словесных высказываний, так как огромную часть своего времени проводила в преимущественно мужском коллективе. Вообще, я перестала быть "хорошей" когда вся моя жизнь пошла под откос, а мне оставалось только мечтать о том, чтобы гравитация, которая, как казалось, исчезла с моим появлением сюда, вернулась в норму, и вместе с ней я домой. В моей жизни появилось такое количество проблем и неприятностей: друзья, ненастоящая семья, бесконечная агрессия, которая при любой удобной возможности маскировалась под добро и преданность, несложившиеся взаимоотношения с врагами, друзьями, учителями, да всеми на свете; что времени на то, чтобы оставаться "хорошей" у меня не было. Слышать о том, что я хорошая от этой светлой девочки тянуло меня к действию разрыдаться и выложить всю правду о том, кто я, откуда взялась и почему. Осознание того, что во мне осталась хоть частичка чего-то святого в очередной раз убеждала меня в том, что я поступила правильно, когда не предала Айгуль. Но всё-таки внутренние убеждения давили на меня изнутри. Казалось, что после такой жизни, такого общения, всего увиденного мною, хорошей быть просто невозможно, возможно быть только плохой. Я неоднократно слышала, что мир не делится на "плохих" и "хороших" людей, есть просто люди, которых нельзя разделить на группы, есть те, кто вершит чужие судьбы, есть те, кто жертвует миллионы в благотворительные фонды, но никто из них по щелчку пальцев не становится "хорошим" или "плохим", однако мои убеждения заставляли меня всё время сомневаться в себе. Я громко выдохнула. – Ты не представляешь, что мне пришлось пережить, – сказала я, слегка ссутулившись, сидя на кровати девочки. Возможно, так драматизировать и не стоило, но с другой стороны в моём понимании из моей жизни получился бы отличный триллер, в перемешку с драмой и комедией с плоскими шутками. Ахмерова вдруг встала со стула и села на кровать рядом со мной, поджимая под себя ноги, точно также, как любила делать я, сидя на подоконнике. – Расскажешь по-подробнее? – спросила девочка заинтересованно. – Боюсь, ты не поймёшь и посчитаешь меня, мягко говоря, странной, – я постаралась отмахнуться, ведь испытывала странное чувство того, что рассказывать не нужно, но хочется, и точно так же наоборот. – Брось, я не собираюсь судить людей за то, что с ними произошло без их желания, – произнесла школьница, вынуждая меня подумать над своим решением в последний раз. – Я, как тебе объяснить, – я задумалась, обводя взглядом комнату Айгуль, после чего наткнулась глазами на обложку книги "Сто лет тому вперёд". – Алиса Селезнёва, – быстро нахожусь я, приводя ей живой пример. Уголки девичьих губ ползут наверх, и я замечаю, как Ахмерова еле сдерживает смех, улыбаясь и хихикая. – Правду говорю, – я отвернулась, мысленно поставив себя на её место, ведь тоже бы ни за что в жизни не поверила в этот, как кажется на первый взгляд, бред. Я усмехнулась. – Хочешь, я тебе о будущем расскажу? – спросила я. – Подожди, а как ты тут... оттуда? – девочка вдруг стала серьёзной, а я лишь пожала плечами. – А это правда, что вы на Луну летаете как на дачу? – спросила Айгуль, округлив глаза. Тут настала моя очередь смеяться. Летать на Луну я не летала, да и особо не стремилась. Услышать такого я точно не ожидала. – Нет, конечно нет, – я улыбнулась на представления Советских людей о будущем или же моём настоящем, что осталось в прошлом. – На дачу мы ездим как дачу, огород и грядки на Земле, – поспешила сказать я. – Я знаю тебя сравнительно недавно, но жизнь уже несколько раз заставляла нас пересечься. Если бы я услышала это от кого-то, то не поверила бы, но тебе почему-то хочу поверить. Ты мне всё-таки жизнь спасла. – Последнее Айгуль очень тихо прошептала, запрокидывая голову вверх – к потолку. – И часто тебе хорошие девочки из будущего жизни спасают? – с усмешкой спросила я, видя то, как она буквально фанатеет от каких-то базовых, что ли, человеческих поступков. – Нет, всего одну такую встречала, – с улыбкой отозвалась Ахмерова, переводя взгляд на меня. – "Ласковый май" любишь? – вдруг спросила она, подскочив с кровати к книжной полке над письменным столом. – Ну-у, – протянула я, ведь толком их песни мне послушать не удалось, но представление о них я имела. – Люблю, а что? – заметив в руках девочки радио магнитофон, я просиял. Настоящий радиоприёмник! Да-а, такой я в последний раз видела на даче у бабушки в деревне лет десять назад. Ахмерова поставила магнитофон на подоконник и вставила провод с вилкой в розетку. В комнате слышались помехи, пока девочка тыкала какие-то кнопки и крутила колёсико на приёмнике. Вскоре я услышала довольно-таки чистое звучание одной из песен. – В зимнем городе незнакомом, власть взяла в свои руки вьюга, – из магнитофона доносился мягкий голос певца и звуки музыки. По коже прошёл табун мурашек от осознания того, что ещё вчера Суворов нашёптывал мне эту же самую песню на ухо, стараясь задобрить. Мысленно про себя я отметила, что голос Шатунова и поющего Марата очень схожи. Наверняка магнитофон искажал голос парня, но я никак не могла избавиться от той мысли, что Марат может петь также потрясающе, как солист "Ласкового мая". – Это новая песня "Ласкового мая", ты уже слышала её? – спросила Айгуль. – Ага, – я кивнула. – Слышала. Из магнитофона снова послышался мягкий голос. Песня о метели, которую я застала вчера за окном, лезла в самую душу. Всё-таки недаром взрослые на семейных застольях постоянно включали эти старые песни очень тихо, для фона под их разговоры о том, какая же у них была молодость. Теперь я понимала, что есть в этих песнях что-то чарующее, манящее. Не было этого в современной музыке, а в Советской было. – Ладно, Гуль, – я встала с её кровати, нехотя отрывая Ахмерову от песни. – Мне домой пора, – произнесла я, ожидая ответа. – Засиделась я, да и дело одно есть. – Тебя проводить? – спросила девочка, тоже вставая с кровати и спеша к прихожей, уже подхватывая с крючка пальто. – Не нужно, я сама дойду. Если и случится что, помни, я дочь мента, – я усмехнулась, надевая своё пальто и сапожки, быстро застёгивая на них замочки. – Да, – она тоже улыбнулась. – Ты точно во дворе не запутаешься? – заботливо спросила Айгуль. – Уж во дворах этих я точно не запутаюсь, спасибо. – Я улыбнулась, ведь запутаться во дворе, где был домс Ахмеровой, было просто невозможно. Стоило мне уже развернуться, как чужая рука потянула меня к себе за край пальто, не давая выйти за порог. Айгуль обняла меня. Обняла так, как будто и правда спасла ей жизнь. – Спасибо, – прошептала вновь девочка. – Перестань, пожалуйста, – попросила я. – Это я должна у тебя прощения просить за то, как всё получается. Ты ненавидеть меня должна, а ты... спасибо говоришь, – я потрепала её кончики волос, прежде чем отпустилась и сделала шаг в подъезд, покидая квартиру, где жила Ахмерова. – Пока, в школе встретимся завтра, – после этих слов я скрылась за поворотом, нажимая кнопку вызова старого дряхлого лифта. Девочка эта, Айгуль, и правда была не такой, как остальные. Другая бы уже давно взъелась на меня, набросилась, начала бы выдирать волосы. Не помогло бы даже то, что я спасла её. Другая девчонка давно бы написала уже в моём подъезде на почтовом ящике с номером нашей квартиры "шлюха". Ахмерова была не такой. Она будто вообще пропустила всё, что я сказала ей, мимо ушей, как будто ей было совершенно наплевать. С другой стороны я была ей за это благодарна. Не хотелось бы не встретиться лицом к лицу с буллингом во второй раз, второго я бы не пережила, ибо Лёша нанёс мне через чур разрушающий урон.

***

До своего дома я добралась без происшествий. В подъезде было холодно, как на севере, хотя никто и не думал открывать форточки. Значит, отопление до сих пор не включили, это расстраивало. Если так холодно было в подъезде, то что же творилось в квартире? Зайдя домой, я прикрыла дверь, поставила рюкзак на пол, сняла пальто и разулась. В квартире и правда было через чур прохладно, от чего меня передёрнуло. Я решила порыться в своём шкафу в поисках тёплой кофты, ибо простудиться я не горела желанием от слова совсем. У меня тут решался вопрос жизни и смерти, быть или не быть, любить или не любить, Марат или не Марат, так что заболеть я точно не могла. Люды дома, кажется, не было, ведь было подозрительно тихо, только часы тикали: "тик-так, тик-так". Открыв дверь шифоньера в своей комнате, я быстро отыскала глазами какой-то вязаный свитер. Наверняка он принадлежал Беловой, или на крайняк Кащею, который попросту забыл его, а моя опекунша заботливо прибрала, даже не вспоминая о своём ненаглядном. В любом случае, чей бы это ни был свитер, сейчас мне было главное – согреться и хоть как-то спастись от холода. На кухне я нашла какой-то пирог в картонной упаковке, сверху накрытый полотенцем. Подойдя к плите, я набрала воды в чайник и, быстро чиркнув спичкой, включила газ, после чего задула горящую спичку, выбросив в железную банку, где хранилось уже несколько упаковок таких. Посмотрев в окно, я увидела лишь несколько машин, что ехали неторопливо по дороге, прохожих было очень мало, от силы человек десять. Вскоре чайник засвистел, я повернулась. Из чайника повалил густой пар, я поспешила выключить плиту. Налив в кружку кипятка и бросив чайный пакетик, я села за стол. Всё-таки заглянув под бумажную обёртку я увидела пирог, пару кусочков которого уже не наблюдалось. Есть мне не хотелось, поэтому я отодвинула тарелку с обёрнутым пирогом подальше и отпила чай из кружки. Видимо, чая, выпитого вместе с Айгуль мне не хватило. Такая холодина мне не нравилось, наверное, всем жильцам дома тоже. В соседних домах, как я поняла управдом тот же, что и у нас. Не то, чтобы мне очень хотелось разобраться, но мёрзнуть точно был не вариант. Я сама не заметила, как допила чай, хоть он и был совсем кипятком. Я быстро сполоснула кружку в раковине и, вытерев руки о найденный свитер, я пошла в свою комнату, залезая на подоконник. Прижавшись лбом к стеклу окна, я вдруг заметила знакомую голубую курточку. Маратка... Я улыбнулась и слегка постучала костяшками руки по стеклу, пытаясь привлечь внимание Суворова. Парень сначала остановился, а потом повернулся к моему окну, замечая меня. Улыбнулся. Я махнула ему рукой. Суворов понял всё без слов и побежал к моему подъезду, я только рассмеялась. Он чуть не поскользнулся по пути к нашему дому. Дверь в подъезд как всегда не была закрыта, он сразу забежал, с силой потянув на себя тяжёлую дверь. Уже через пару минут даже в квартире были слышны громкие шаги бега, вскоре послышалась трель звонка. Слезая с подоконника, я поспешила открыть дверь другу. – Привет, – поздоровалась я, пропуская его в квартиру. – Можешь мне помочь? – спросила я, отвлекая уже было разувшегося Суворова. – С чем? – он поднял на меня голову и завязал свои кроссовки, выпрямляясь в полный рост. – Даже на чай не позовёшь? – ехидно спросил парень. – Вот поможешь мне, будет тебе и чай, и кофе, – пообещала я, одеваясь в пальто и застёгивая замочек на сапожках. – А чё такая холодрыга у тебя? Бампер себе не отморозишь? – Марат посмеялся, но на полном серьёзе запахнул свою куртку больше. – Насчёт моего бампера не переживай, а то, что холодно... поэтому ты и идёшь со мной, – ответила я, выключая свет и выходя в подъезд. Дождавшись, пока следом выйдет друг, я закрыла дверь ключом на два оборота, слегка подпирая её бедром. – Сейчас мы пойдём к нашему управдому, договариваться. – Чё? С этим хреном цыганским? – Марат осмотрелся, будто за нами мог кто-то наблюдать в подъезде. Я окинула Адидаса-младшего умоляющим взглядом. – Ты всё-таки мужчина как-никак, – быстро нашлась в своём ответе я, уже считая ступени подъезда своими шагами. – Решай мои проблемы, если на что-то надеешься. – Мне Вовка такое про управдома местного рассказывал, пидорас какой-то, – Суворов поёжился, видимо вспоминая рассказы о нашем управдоме. – Мне Люда тоже про него рассказывала, и что теперь? Всю зиму в такой холодине сидеть? Нет уж, я лучше буду с ним в каких-то контрах, чем загнусь от мороза, –сказала я, уже толкая подъездную дверь, ведущую на улицу. Насколько я поняла, то управдом жил в доме напротив, ибо всех жильцов из нашего дома я уже знала наизусть. Пройдя несколько метров по улице, мы подошли к одному из подъездов. Силы Марата, кажется, хватило бы на все подъезды Казани, так легко ему это давалось. В подъезде не было ни одной лампочки, совсем. Бедные люди. Возле сектора почтовых ящиков я заметила большую табличку. Подойдя поближе, я разглядела, что на синем листе вырезанной фанеры белыми наклеенными буквами было написано: "УПРАВДОМ - кв. 79". Более менее зная расположение квартир в этих домах, мы с Маратом пошли на четвёртый этаж. – Да сдалось тебе это отопление! – пожаловался парень. – Давай у меня посидим, пока не включат. У нас всегда тепло. – Если ссышь, то я одна пойду, для меня это не проблема. Но знай, что после этого я перестану считать тебя пацаном и всё "Универсаму" расскажу, – я шла впереди, а потому улыбалась, ведь знала, что это точно подействует на принципиального Марата. – Ничего я не ссу, пошли к твоему управдому! – воскликнул он, чуть ли не ускоряясь, чтобы добраться до четвёртого этажа. Увидев заветную цифру семьдесят девять, я подошла к двери и позвонила в звонок. Чужие шаги послышались практически сразу после моего первого звонка. Дверь открыли, между ней и стеной оставалась лишь защитная цепочка. Показалось мужское лицо с грубыми чертами. Серые глаза зло зыркнули на меня, а затем и на Марата, испуганно округлились. Мужчина отшатнулся от двери. В нём я узнала того бандита, которому как следует пригрозила уголовной ответственностью. – Я не хочу в тюрьму. К Юнусовичу ещё больше не хочу. Ильдаровна, я в жизни к малолеткам приставать не буду, не нужно меня брать. Теперь ещё менты знают, где я живу. Ильдаровна, пожалуйста, не надо, – мужчина начал говорить со мной через эту самую щель и цепочку, с надеждой поглядывая на меня. – Ильдаровна?... – Марат покосился на меня, но я лишь махнула ему рукой, чтобы он замолчал. Не хватало мне ещё, чтобы весь план, которого не было изначально, провалился. – Я операм ничего про тебя не расскажу, – пообещала я. – И отцу тоже ни слова. Ты управдом дома напротив? – спросила я, видя положительный кивок от мужчины. – Значит так, давайте договоримся: я ничего не говорю в отделении, Вы начинаете отапливать все помещения, которыми заведуете, идёт? – я посмотрела на него. – И ментам ни слова? – переспросил бандит, прячась от меня за дверь. – Если до вечера отопления не будет – уже завтра в центральном отделении милиции на столе майора будет лежать грамотно заполненное заявления, это ясно? – я придумывала угрозы на ходу, пыталась не потерять свой образ дочери мента и собственное самообладание. – Через час всё будет, Ильдаровна! – пообещал бандит. – Пожалуйста, не нужно жалоб, не нужно на меня заяву катать. Я просто лавэ поднять хотел, включил бы потом всё! – начал оправдываться управдом. – Наплевать мне, что ты там хотел. И отцу моему наплевать будет, если до вечера батареи тёплыми не станут. – Сказала я, отходя от двери. – Ты меня понял. – Последнее прозвучало не как вопрос, а как утверждение, по сути, так оно и было. – Договорились, Ильдаровна! – громко сказал управдом, прежде чем закрыть дверь на замок. – Так, Ильдаровна, рассказывай, что у тебя тут приключилось, почему ты вдруг дочка мента, и этот цыган тебе с какого-то хера что-то должен? – поинтересовался друг, когда мы начали спускаться. – Я, между прочим, поговорила с Айгуль и спасла её, – увидев округлившиеся глаза Суворова, я принялась рассказывать. – Я шла домой, увидела, что какой-то хрен пристаёт к твоей Айгуль, подошла, сказала, что я дочь Ильдара Юнусовича, пригрозила ему несколькими статьями, он пока это всё переваривал, мы с Айгулей и дёрнули подальше. Потом у неё чаю попили, я про тебя рассказала, она на удивление, отреагировала спокойно. Мы хотели тебе позвонить, но ответил Володя, сказал, что тебя дома нет, а потом ты знаешь, – я посмотрела на парня. – Да, живёшь ты, конечно, нескучно, – он улыбнулся. – Так что с Айгуль решили всё-таки? – поинтересовался Марат, когда мы остановились возле двери в мой подъезд, заходя внутрь. – Ничего, решили встретиться как-нибудь втроём и всё спокойно обговорить, – ответила я, шагая по ступеням, иногда оборачиваясь на идущего позади друга. В ответ на мои слова Марат только кивнул, продолжая идти. Когда на нашей лестничной клетке я отперла дверь и мы вошли в квартиру, я уже почувствовала, что дома слегка теплее, чем на улице. Напуганные бандиты творили чудеса. А ведь его просто стоило напугать ментовкой и отцом-майором. В наше время про меня бы нарыли достаточно информации, в два счёта распознав мою ложь, но здесь... Здесь всё было на словах. Здесь не нужно было что-то кому-то доказывать, разве что свою силу на стрелках за гаражами. В квартире я сняла пальто, шапку, разулась. Прошла на кухню вместе с Маратом. – Чай будешь всё-таки? – спросила я, доставая чистую чашку. – Я пошутил, – вдруг сознался парень, – пошли в комнату твою, – позвал он, в то время как мне не оставалось ничего иного, как последовать за ним к своей комнате. Залезая на подоконник, я наблюдала за развалившимся на моей кровати Маратом, подложившим под голову одну из рук. – У тебя койка помягче, чем моя будет, – паренёк улыбнулся, аккуратно двигаясь на моей кровати и тестирую пружины на прочность и качество. Я хихикнула. – Чего? – он вдруг поднялся с моей "койки" и подошёл к подоконнику, смотря в окно. – Хочешь, я тебе "Ласковый май" спою? – предложил друг. – Давай, – согласилась я, приготовившись внимательно слушать его. – Закат окончил летний тёплый вечер, – начал парень вкрадчивым шёпотом. – Остановился на краю земли, – он улыбнулся мне, продолжая тихо шептать. – Тебя я в этот вечер не замечу, и лживые не нужно слёзы лить. – Достаточно терпеть твои обманы, и слушать ночью сказки о любви, – тёмные глаза Марата заскользили по моему лицу, а сам он сел рядом со мной на подоконник, всё продолжая шептать текст песни. – И можешь верить мне, больше я не стану заглядывать в окно, как хочешь - так живи, – как только он закончил петь куплет, то медленно потянулся вперёд. В этот момент я заметила то, как играют его весёлые глаза. В этот момент я почувствовала, как по спине пробежала дрожь, а в руках вновь оказались мелкие обжигающие иголочки. Всё тело обдало жаром, я громко выдохнула. Прикрыв глаза, даже из под опущенных ресниц я видела руку Марата, что с заботой накрыла мою. Мальчишка трепетно коснулся моих губ, обжигая их одним только своим существованием. От такого, казалось бы простого прикосновения, я почувствовала, как у меня захватило дыхание, заставляя прижаться к чужим губам сильнее. Почувствовав, как чужая рука медленно коснулась моей шеи, я вздрогнула, не смея оторваться от Марата. Учащённое сердцебиение не давало мне покоя, а дрожь во всём теле будто сама подталкивала меня к тому, чтобы переместить обе руки, обнимая друга за шею. Сейчас Суворов не казался бандитом, который только и умел, что драться и материться, сейчас он был нежным со мной, заботливым, он, в конце концов был аккуратным. Ощущая на себе мягкие губы мальчишки, я не чувствовала ни холода, ни мороза, исходящих от окна. Казалось, сейчас температура в комнате зашкаливала, а вместе с ней сердце колотилось как бешеное. Ограничиваясь на простых касаниях губ, я поняла, что обнимаю Марата, прижимаясь так близко, как только можно. Тихие вдохи и ощущение чужих рук в своих волосах окрыляли меня, заставляя забыться в этом действии. Сейчас я ощущала себя как никогда нужной кому-то. В груди теплилось чувство того, что Суворов специально старался быть ласковым для меня. Неумелые движения не приносили дискомфорта, наоборот, дарили некую радость за самих себя. Отстраняясь, я сразу же оказалась в тёплых объятиях парня, вдыхая дешёвый одеколон, впитавшийся в его бордовую олимпийку. Пусть я и не была хорошей. Пусть я и не подходила под чьи-то стандарты. Меня окружали люди, которые принимали меня любой, меня окружали те, кому я была нужна.