Несовместимое

***

Из объяснений Вовы я поняла, что железнодорожный вокзал находился около самого города, а нам предстояло поехать на другой конец Казани. Доверие, какое-никакое, но к Адидасу у меня присутствовало. "Нормальные люди тоже на конце города жить могут" – Когда дрожь снова пробирала тело, а кончики пальцев покалывало, я успокаивала себя только этой мыслью. К выходу с вокзала мы шли около десяти минут. Я с интересом рассматривала всё: здания, улицу, где почему-то лежал снег. Вова же принял решение поехать до его места жительства на автобусе, так как собственной машины у него не имелось, а сам он приехал только что, правда не сказал откуда. Мне не оставалось ничего, коме как согласиться. Всю небольшую дорогу до автобуса я предпочла молчать, изредка отвечая на некоторое вопросы Адидаса, который только говорил и говорил. Я же не слушала его, будучи в собственных мыслях. "Мама с ума сошла если бы узнала о том, что ты с незнакомыми усатыми мужчинами по Советскому союзу разгуливаешь" – Думала я, вспоминая маму и то, как меня учили не ходить с незнакомыми людьми и не доверять им. – Аккуратно, ты чего? – Я вдруг поскользнулась, но осталась стоять на ногах благодаря Вове, который быстро среагировал и придержал меня за руку. – Ой, спасибо, – сказала я. – Задумалась просто. – Я зашла в автобус с интересом рассматривая транспорт буквально того века, а потом присела на тёмно-красное сиденье. В автобусе помимо нас ехали пару мальчишек, несколько женщин, которые, наверное, спешили на работу, транспорт был заполнен примерно на одну четверть. – Бывает, – он улыбнулся и встал рядом со мной, придерживаясь за поручень. – Я тоже как-то раз по помытому прошёл в ДК, упал, стукнулся, а потом ещё и от тёть Нины отхватил. – Адидас рассказывал эмоционально, с улыбкой, даже жестикулировал, но особого внимания других пассажиров не привлекал. Я начала смеяться, несмотря на свою плачевную ситуацию, разговоры с новым знакомым вызывали у меня улыбку. – Молодые люди, а проезд оплатить? – Откуда не возьмись в проходе между креслами появилась пышная женщина с маленькой сумкой на ремешке, что располагалась у неё не поясе. Вова тоже перевёл свой взгляд с меня на неё и стёр улыбку с лица, опуская руку в карман своей куртки. – Пардоньте, секунду, – он пошарил в своём кармане и достал оттуда много монет, держа их в "лодочке" из своих ладоней. Контролёр даже ахнула и прикрыла рот своей ладонью, но всё же начала потихоньку отсчитывать за проезд из ладоней Вовы. А в моей голове всплыл разговор с учителем истории в седьмом классе перед сдачей ВПР. " – Анастасия Сергеевна, а про что будет восьмой вопрос? В пробниках тема СССР, но мы же только проходим темы с 1500 года по 1800. – Я стояла возле учительского стола в кабинете истории после урока. – Там нужно выбрать то, что в СССР было, ты ответ знаешь: бесконтрольная оплата проезда, пионеры, комсомолы, там методом исключения можно. – Ответила мне учительница, возвращаясь к проверке тетрадей." Бесконтрольная оплата проезда. Я бросила взгляд на контролёра, которая, как говорится "медленно, но верно" отсчитывал из рук Адидаса мелочь за проезд. – Я за тебя тоже заплачу, – сказал Вова мне на ухо, когда заметил мой настороженный взгляд на него и контролёра. Я ничего не ответила и обратилась к женщине. – А в СССР ведь бесконтрольная оплата, а вы вроде как контролёром представляетесь. – Сказала я, ожидая ответа от женщины, которая от неожиданности даже выронила всю мелочь, которую долго отсчитывала от Вовы. Она была в длинной юбке-карандаше и туфлях на небольшом каблуке, отчего не стала приседать, чтобы понять деньги, к которым бросились те самые парнишки, быстро собирая мелочь. – Так у нас люди проезд оплачивать стали в два раза меньше, думали, мол, и так прокатит, вот меня и поставили на недельку, так сказать понаблюдать. – Ответила мне контролёр, а я бросила взгляд на молчаливого Вову, которого, видимо не расстроила эта ситуация, а заставила задуматься о поведении мальчишек, которые как голодные звери накинулись на несколько монет, раскатившихся по всему автобусу. Тут автобус подскочил на какой-то кочке, отчего и я услышала звон денег и у себя. Я опустила руку в карман чёрного пальто и достала её, разжимая небольшой кулачок. И вправду, на моей ладони лежала мелочь: пятьдесят копеек, одна, три, пять, две, десять и даже рубль, что вроде бы был несметным богатством в союзе. – Сколько за двоих? – Спросила я и поймала возмущённый взгляд Адидаса, который тут же ответил мне вместо контролёра. – Пятнадцать копеек с человека. – Я протянула контролёру в кулачке десять и пять копеек, вкладывая деньги в её руку, чтобы теперь она точно их не выронила. Адидас же быстро отдал женщине пару таких же как и у меня монет и посмотрел на меня, дожидаясь когда контролёр (явно удовлетворённая этим каким-никаким разговором и выручкой денег за проезд) перестанет стоять над душой и уйдёт в начало транспорта. Володя перестал держаться за поручень и сел на свободное место рядом со мной, я сидела у окна, а он возле прохода. Он подсел ко мне чуть ближе, чем следовало и тихо сказал, чтобы не слышал никто кроме меня. – Негоже девушке за мужика платить, тем более, что я сам в состоянии это сделать. – Голос у него был грубый и холодный, как лезвие ножа, я даже немного испугалась и снова задумалась о том, правильный ли выбор сделала, согласившись идти с Вовой. – Наоборот, я за тебя платить должен, – тут он снова мягко улыбнулся, хотя только что говорил очень тихо и очень жёстко. – С чего ты взял? – Спросила я, облокачиваясь на стенку автобуса, но тут же садясь ровно, чувствуя холод, исходящий от окна. – Ну ты же девушка, хрупкая такая, нежная. И тебе нужно сильное плечо, которое, в случае чего и оплатит за тебя проезд и город покажет и приютит у себя, но никак не наоборот, – он снова по-доброму улыбнулся, отчего я подумала, что он никогда не грустит. – Точно, у вас же тут ещё нет никаких феминисток... – тихо пробурчала я себе под нос, чем вызвала удивление и интерес у Адидаса. – Что ты сказала? – Спросил он всё с той же постоянной улыбкой. – Ничего, город, говорю, красивый у вас, – я бросила взгляд на окно с морозным инеем и на здания, мы проезжали театр имени Камала. – Да, действительно красивый, – согласился со мной парень. – А нам долго ещё ехать? – Я задала вопрос, пытаясь понять сколько времени могу не быть настороженной. – Час где-то, – ответил Владимир. – Я, кстати, с младшим братом и родителями живу. Мои глаза округлились. Не думала я, что буду стеснять своим присутствием не одного человека, а целых четверых! Но оставшийся страх о том, что я запросто могу оказаться убитой исчез, ведь я надеялась на то, что семья у Вовы приличная и разумная. – Отец сейчас в командировке, Марат с матерью вдвоём живут. Ты главное не беспокойся, я тебя не обижу, обещаю. Теперь мне стало известно, что младшего брата Вовы зовут Марат. – Мне нужно буквально два дня, а потом я, – я вдруг замолчала. А что потом? Проснусь? Если быть честной, этот мир уже не казался сном - реальный холод, тепло, прикосновения. Очень хотелось верить, что это всё выдумка моего мозга, но видимо я всё-таки попала в прошлое, что точно не радовало. Все мысли об этом подталкивали меня к истерике. Мне очень хотелось домой, зачем я вообще поехала? Лучше бы отсиделась дома, а потом снова в школу, а следовательно дом-школа-дом-школа и так по кругу. Понимая, что молчу слишком долго я бросила взгляд на такого же задумчивого Вову. – И что потом? – Спросил он. – А потом уеду домой, – сказала я, немного подумав. – Тебе тут понравится, не захочешь уезжать, – заверил меня Вова, откидываясь на спинку сиденья. – Может быть, – я пожала плечами и снова уставилась в окно. Я не знала как завязать разговор, Вова видимо тоже, мы оба молчали. Остаток пути, примерно час как и сказал новый знакомый, мы провели в молчании. Я наблюдала за городом через окно. Казань была не такая, как современная, оно и понятно. Машин было не так много, здания по два-три этажа, многоквартирные дома по пять-девять этажей, как я посчитала. Я чуть не уснула, но тут автобус затормозил возле остановки, я посмотрела на неё через окно. Остановка была в форме двух треугольников, довольно странная, но мало ли что в СССР было. Вова не спал, поэтому встал со своего места и кивая головой на выход из автобуса направился к открытым дверям. – Ксения, ты тут остаёшься? – Спросил он уже стоя на улице. Я ещё раз осмотрела автобус и вышла из него, после чего двери сразу закрылись, и транспорт уехал, чихая выхлопными газами. – Фу, ну и вонь! – Сказала я, кашляя от едкого запаха выхлопов автобуса. – Привыкнешь, – сказал Адидас направляясь куда-то по улице. Его шаги отдавались хрустом по снегу. – Идёшь? – Спросил он, оборачиваясь. Я тоже подошла к нему и пошла рядом. Мы завернули в какой-то двор со старым катком, где был не лёд, а снег. Там стояла огромная толпа парней в куртках и смешных шапках-петушках. Я мысленно усмехнулась, вспоминая как папа в старой квартире бабушки нашёл такую же шапку и вспоминал молодость. "Видимо сейчас это местный тренд" – подумала я. Мы всё ближе приближались к стадиону. В голову снова залезли мысли о страхе быть изнасилованной, но я отбросила их. – Маратик! – Крикнул Адидас толпе. Все разом обернулись, разглядывая моего нового знакомого и... меня. Из толпы выбежал мальчик в синей куртке и чёрной кепке, он перепрыгнул через бортик катка и обнял Вову. Вся остальная толпа загалдела и засвистела. Все кричали наперебой "Адидас! Вова!", а я думала: "неужели они так близки или они ВСЕ его семья?". Все разом перелезли через бортики катка и побежали к Вове, все его обнимали и жали руки. Я даже немного отошла чтобы не мешаться под ногами этих здоровых парней. После нескольких минут галдежа и рукопожатий Адидас наконец прокричал что-то вроде "хватит, хватит!". Все действительно прекратили, и тут внимание перешло на меня. Меня разглядывал человек сорок, не меньше. – Вовка, ты служил или любовь искал на Афгане? – Громко спросил какой-то кудрявый парень в тёмном спортивном костюме и кожаной потрёпанной куртке. "На Афгане?" – подумала я. Теперь было понятно, почему все так обрадовались его появлению. – "Значит он служил. Точно, сейчас там война идёт, понятно". – Турбо, ну ты чего? Это - Ксюша, – представил меня Вова, заводя в круг, который образовали друзья Адидаса. – Мы на вокзале познакомились. – На вокзале? – Ухмыльнулся так называемый Турбо и начал оценивающе разглядывать меня. – А сколько ей лет? – Шестнадцать, – сама ответила я, больше закутываясь в своё чёрное пальто, чувствуя взгляд этого парня. – Шестнадцать? Вов, да она же малолетка совсем, – сказал Турбо, который вызывал у меня раздражение. – Валер, успокойся, – после этого Вова что-то сказал ему на ухо, и Турбо тут же осунулся, но всё ещё с интересом разглядывая меня. – Марат, Адидас младший, – представился, как я поняла, брат Адидаса и протянул мне руку. Я неуверенно, но пожала её. Около сорока минут все парни, в том числе и Вова дурачились на старом катке. Я не слишком следила за ними, а осматривала этот двор. Кругом были панельные пятиэтажки, было и по четыре этажа, по три, по девять. В принципе, это было похоже на нашу современность, некоторые районы в Перми были похожи на этот ведь здания там были построены в одно время с этими. Парни на стадионе же наперебой кричали, свистели, улюлюкали всей толпой. Я повернулась к ним, наблюдая за игрой в хоккей советского союза. – Пять : два! Турбо, делайте выводы! – Закричал Адидас. Я смотрела на мальчиков, понимая, что игра, видимо, окончена. – Володя после своих криков и игры перелез через бортик катка и подошёл ко мне. Я стояла недалеко от места их игр, закутанная в пальто. Вова одарил меня светлой улыбкой, на что я ответила тем же. – Не замёрзла? – Спросил он, опуская руки в карманы курки. Я отрицательно покачала головой. Руки немного пощипывало от холода, но это было терпимо. Вова, кажется, это заметил. – Пойдём домой. – Предложил Вова. – Марат! – Окликнул он брата, на что тот сразу примчался к нам. – Мы домой собираемся. Она поживёт у нас немного, мать предупреди, иди давай, мы пока сумки понесём. Суворов направился в один из дворов, а я повернулась к Вове. Мысли о том, что я сумасшедшая и попала в прошлое, снова не давали покоя, отвлечься от них не получалось, как бы я ни хотела. Мне было очень неловко оттого, что я бы поселилась у какой-то совершенно незнакомой семьи. Несмотря на то, что это была инициатива Владимира, чувствовать себя неудобно мне не хотелось. Я огляделась и тут меня осенило. – А гостиницы у вас в городе есть? – Не знаю, почему я не додумалась до этого раньше. Вспомнила бы ещё, когда на порог зашла! Я с надеждой посмотрела на Адидаса, ожидая ответа на свой вопрос. – Конечно есть, а ты передумала что-ли? – Отозвался Вова, который уже взял под лямки мой рюкзак. – Я же пообещал, что не обижу. У нас тут не положено девушек трогать, если они не хотят. – Мне неудобно. Всё же мы толком незнакомы, а я уже. Вот и подумала, что лучше в гостинице. – В моей голове это выглядело лучше. Я уже построила мысленный план того, как отправлюсь в гостиницу, спущу на пару ночей рубль в кармане, а потом на последнем в своей жизни поезде (садиться на поезда я больше никогда и ни при каких обстоятельствах не собиралась) уеду в свой родной город Пермь и в родной две тысячи двадцать третий год, или хотя бы в двадцать первый век. Володя же перевернул все мои грандиозные планы на ближайшую неделю. – Не положено девушкам одним по гостиницам разъезжать. Там же запросто можно в непростую и страшную ситуацию попасть. Ты девушка видная, на тебя сразу глаз положат. – Объяснил Володя. Его слова напрягли меня. Мне было непонятно, либо он заботился обо мне и переживал за меня, либо же он просто сам хотел меня убить. Несмотря на доброту Вовы, я не могла полностью довериться незнакомому мужчине да ещё и в такие времена. Абсурд всей ситуации пугал меня и одновременно хотелось истерически расхохотаться от собственной беспомощности. Видя мой недоверчивый взгляд, Вова вздохнул, понимая, как мне нелегко. – Давай, пошли, – не ожидая продолжения разговора он развернулся и медленно с моим рюкзаком в руке пошёл по белому и хрустящему снегу, по истоптанным тропкам. Я тоже пошла за ним, пытаясь догнать, Адидас был выше меня, да и шаг имел шире. Пока мы шли до дома мужчины, то я разглядывала всё подряд, старалась запомнить всё: дома и переулки, названия улиц, номера домов, дорожки, балконы, машины, расположение старых детских площадок. У меня была фотографическая память, но несмотря на это, я не смогла запомнить ровным счётом ничего. Я решила, что это из-за стресса, переживаний. Как-то раз в школе нам рассказывали, что при стрессовой ситуации мы ничего не запоминаем, потом всё как в тумане, так случилось и со мной. Я ничего не запомнила, только следовала за Вовой. Подъезд был плохо освещён, лампочки где-то были разбиты, а где-то, наверное, просто перегорели. На стене висели почтовые ящики, на каких-то были выдернуты замочные скважины, а на каких-то было написано что-то вроде: "здесь был Андрей" или "в этой квартире живёт шлюха", ещё встретились надписи "вафлёрша" и "чушпан", значение которых я не поняла, но некоторые ящики выглядели вполне прилично и чисто. Когда мы прошли почтовые ящики, то я бросила взгляд на лестницу и лифт. Не могла я довериться Вове, не могла. Мой выбор был очевиден. – Пошли по лестнице, – сказала я и начала быстро подниматься по ступеням. В июле своего две тысячи двадцать третьего я жила в частном доме бабушки, в котором было два этажа - подниматься и спускаться нужно было много раз на дню, я была привыкшая. О Владимире я того сказать не могла, или просто не хотела. На Афгане он вряд-ли поднимался по лестницам, но абсолютно точно имел хорошую спортивную подготовку и бегал хорошо. На лестнице в случае чего я могла быстро подняться и убежать от него, не то, что в лифте. Жаль, что меня осенило одной ещё более ужасной мыслью только тогда, когда я поднялась на второй этаж, - дом был не бесконечный, вечно бежать я не смогу, значит придётся в форточку. От своих собственных мыслей хотелось плакать. Не замечая ничего вокруг я не сразу заметила, что Вова что-то говорил мне. – Эй, ты куда рванула? И почему по лестнице? Долго ведь. – Не понял меня Адидас. – А у меня клаустрофобия, – быстро сказала я, оценивая размеры форточки, надеясь, что я просто дурочка, а Вова этот хороший человек. Конечно, никакой клаустрофобии у меня не было и быть не могло, но выкручиваться как-то было нужно. Первое, что пришло в голову. – Чего? Клаус что? Ты на каком языке шпаришь? – Поинтересовался Вова, но всё же стал подниматься по лестнице вслед за мной. – На языке фобиологии, пошли, – быстро протараторила я, понимая, что здесь такого нет. Путь до квартиры Вовы мы провели молча, что не могло не радовать, ведь я боялась с ним разговаривать, он был какой-то слишком взрослый, но непонятно, разумный или нет. Вручив мне мой же рюкзак, Вова нажал на кнопку звонка, входная дверь почти тут же открылась. Нас встретила милая женщина лет тридцати пяти, она была достаточно стройная, одета в однотонную светлую блузку и тёмные коричневые брюки со стрелкой, она улыбалась и мне и Вове. – Вова! – Женщина, с улыбкой и, кажется, мимолётными слезами на глазах кинулась обнимать Володю и что-то шептать о том, что слава Богу, он вернулся. Наконец, перестав обнимать, как я поняла, своего старшего сына, мать Вовы обратила внимание на меня. – Здравствуйте. Вов, Марат сказал, что ты с девушкой. Меня Диляра зовут. – Представилась мать Адидаса. – Вы проходите, проходите, чего на пороге то топтаться? – Я, немного стесняясь зашла в квартиру, где всё было обставлено довольно-таки неплохо. Пока я рассматривала прихожую, Диляра быстро закрыла за нами дверь, всё также лучезарно улыбаясь, на что я, наплевав на лёгкую головную боль, улыбнулась в ответ. – Ой, что же я? Как вас зовут? – Спросила она меня, когда я развязывала наспех надетые в поезде кроссовки, это, вроде как в был СССР дефицит. – Ксюша, – ответила я, аккуратно проходя в прихожую. В компании этой миловидной женщины я немного расслабилась, страх начал по чуть-чуть отступать. – Лебедева. – Говорить чужую фамилию мне не хотелось, как и загреметь куда-нибудь. Теперь по паспорту я Ксения Лебедева, нужно соответствовать своим документам. Своя фамилия, конечно и без всяких сомнений была ближе, но рисковать не хотелось. – Ксюша, какое чудесное имя. А вы, Ксюша, проходите, ванная там - руки помойте и на кухню! – Засуетилась Диляра и удалилась судя по всему на кухню. Я же тихо, чувствуя себя максимально неловко, зашла в первую дверь по коридору. Это и оказалась ванная. Открыв кран, я быстро провела ладонью по белому мылу, которое аккуратно располагалось в мыльнице, и смыла всю пену водой, не обнаружив полотенца быстро вытерла руки об собственную кофту. В ванной и коридоре не было ни Вовы, ни Марата. Я зашла в комнату, за дверью которой ранее скрылась Диляра. Аккуратно открыв дверь, я скользнула в комнату, где вкусно пахло чаем и каким-то пирогом, это была кухня. Диляра суетилась у плиты, разливая чай по кружкам. – Суворовы, за стол! – Громко позвала парней их мать, а я тихо села на стул возле круглого стола. Парни зашли на кухню, что-то обсуждая. Я уткнулась взглядом на свою ладонь, будто бы она интересовала меня больше всего. Суворов-младший сел рядом со мной и наклонился ниже, обращая на себя моё внимание. – А ты откуда будешь? – Спросил коротко стриженный, а я смутилась и слегка покраснела оттого, как сильно он наклонился, опираясь локтем на стол и создавая складки на скатерти, за что получил грозный взгляд повернувшейся Диляры. – Пермь, – ответила я, отводя взгляд в сторону. Как бы мне ни хотелось добавить "из будущего века", я переборола себя, молчаливо ожидая чашку чая. – А лет сколь? – Марат задумался. – Шестнадцать, да? – Спросил он, а я заметила, что он всё время жуёт жвачку. – Да, – ответила я, бросая взгляд на задумчивого и молчаливого Вову. – А вы с Вовкой давно, ну это-самое? – Снова спросил Суворов, изображая что-то похожее на поцелуи и объятия, вытягивая губы трубочкой и слегка выставляя руки вперёд, будто бы и вправду обнимая кого-то. В моей памяти всплыл момент, когда возле старого катка Вова упомянул о том, что познакомился со мной на вокзале. Марат должен был слышать это. – Ничего мы не это-самое, что за глупости? – Тихо произнесла я, явно стыдясь его вопросов. Вова, когда услышал домыслы младшего брата, усмехнулся. – Правда, Марат, заканчивай, – сказал Адидас. – О-о, чай! – Он с улыбкой потёр ладони друг о друга, радуясь нескольким кружкам чая, появившихся на столе и резной вазочке с различным печеньем. Все начали пить чай. Диляра тоже села за стол с нами, попивая чай из своей кружки, периодически ставя её на маленькое блюдце и рассматривая в эти перерывы меня. – Ксюша, а вы с Вовой в отношениях? – Спросила мать военного, а я чуть не подавилась кусочком печенья, но, пересилив себя, проглотила крошки, прочищая горло. Её вопрос ввёл меня в ступор, хотя всё и так было очевидно. – Нет-нет, мы просто знакомые, – ответила я. – Мне просто нужно где-нибудь переночевать пару ночей, а Вова предложил помочь. Я конечно отказывалась, я могла и в гостинице... – Диляра резко меня прервала, хотя бестактной её назвать было нельзя. – Гостиница? Милая моя, да вы что? Сейчас сама знаете какое время, небезопасно без мужчины ходить, тем более по таким местам как гостиница. Там столько наглых мужиков ходит, кошмар просто! Вова же у нас добрый, вот решил помочь, мало ли. Вы берегите себя, лучше у нас, мы гостеприимные, простые, не стесняйся. – Диляра впервые обратилась ко мне на "ты". Она и в правду внушала доверие, или, по крайней мере казалась такой, была правда как мама. Я же молчала, пила чай. Пока что больше никто не задавал вопросы, но младший, кажется, решил это умиротворение и спокойствие нарушить. – А ты к нам надолго? – Он снова улыбнулся, демонстрируя свои небольшие ямочки на щеках. – На несколько дней, – быстро ответила я, но точно знала, что эти "несколько дней" будут гораздо дольше. Чай в кружке незаметно для меня остыл и убыл как и у остальных, печенье в вазочке тоже закончилось. – Я всё уберу, – улыбнулась мать мальчиков и быстро начала вновь суетиться на кухне, убирая посуду в раковину. Марат встал из-за стола и посмотрел на меня. – Пошли гулять, – он улыбнулся ещё шире, тоже начиная вызывать чувство доверия. Наверное, верить ему хотелось из-за того, что он был примерно одного возраста со мной, мог меня понять как подросток подростка. Марат аккуратно и медленно наклонился к моему уху и сказал. – Красота. – Он видел, что смущает меня, видимо, ему это нравилось. – Красота на улице. – Он задорно улыбнулся, хотя казалось, куда же шире. – Пошли, – ответила я, тоже вставая из-за стола. Я понимала, что сидя в четырёх стенах мне лучше не станет, я лишь ещё больше загонюсь по поводу этой ситуации. Погулять было самым лучшим решением. Я не оставляла надежд на то, что в этом городе, да и в целом в СССР было не так уж и плохо. Верить в лучшее было нужно и необходимо. По-настоящему попасть в прошлое мне, наверное, хотелось, но явно не так спонтанно, да и то, во сне. Мою голову не покидала надежда о том, что я просто попала на территорию съёмок фильма или сериала. "Лишь бы это оказались съёмки фильма, лишь бы, лишь бы...", – Я была бы готова молиться и почитать эту жизнь каждый день, если бы вернулась в своё время уже навсегда. – Спасибо, Диляра, – я хотела назвать её по отчеству, но поняла, что не знаю его. Диляра это заметила. – Можно просто Диляра, не переживай, – она отвернулась, а мы с Маратом снова направились в прихожую. Я накинула на себя то самое пальто из поезда и начала надевать кроссовки, отличное сочетание. – Ого, фирма́, – произнес брат Вовы, разглядывая мою обувь. – Это чьи? Америкосы делали? Где урвала? – Засыпал меня вопросами мальчишка. – Подарили, – отрезала я, ведь более оптимально варианта в моей голове не нашлось. – Мне бы таких друзей, – сказал Марат, выпрямляясь в полный рост и смотря на меня. – А шапка у тебя где, красота? – Видимо, имени моего он не запомнил и решил назвать меня так. А что насчёт шапки, то её я не носила уже как месяца четыре, с апреля месяца. Я покачала головой. – Нет шапки. – Честно сказала я. Младший Адидас, не растерявшись, взял с трюмо какую-то чёрную кепку в сеточку и быстро надел мне на голову. – Ну это точно фирма́, ты теперь как жена бандита, – прокомментировал парень, а я посмотрелась в зеркало на трюмо. На моей голове была черная кепка-сеточка с нашивкой орла и буквами "USA". Я усмехнулась. – И кто же мой бандит? – Спросила я, крутясь у зеркала трюмо и понимая, что в этой кепке и в этой квартире мне не так уж и плохо, люди здесь не хотят меня убить или продать на органы, даже, вон, кепки раздают. – Я могу быть, но я не очень на бандита похож если честно, – сказал Марат и стал открывать дверь. – Прошу. – Он пропустил меня вперёд, и я вышла из квартиры в тёмный подъезд, где был свет только из небольших форточек. – Как по мне, если бы ты в качалку ходил, то был бы вполне себе адекватным бандитом, – также прокомментировала я, ожидая, пока он выйдет из квартиры на лестничную клетку. – Много думаешь. Я так скажу, разные бандиты бывают. – сказал Марат, закрывая входную дверь и подходя к лифту. Я остереглась. "С Вовой так на лифте не поехала, а с мальчишкой пятнадцатилетним поедешь?" – Думала я, когда двери лифта открылись, и младший первым туда заскочил, опираясь на деревянную стенку. – Заходи, не укушу, не бойся, – уверенно произнёс он, видя мою растерянность. Я всё же зашла в лифт, как говорится, на свой страх и риск. Ехали мы от силы пару минут, молчали. Выйдя из лифта в подъезд, я была цела и невредима, жива. Для себя я сделала вывод, что с братом Адидаса можно заходить в лифты, но только на свой страх и риск. Проходя в другую часть подъезда - ближе к двери, я увидела всё те же самые надписи "вафлёрша" и "чушпан" на чьих-то почтовых ящиках. Подумав, что Марат знает значение этих наверняка грубых слов, я спросила. – Что это значит? – Что? – Он повернулся и взглянул на надписи. – Ну чушпан - это тот, кто не в группировке, лох. А вафлёрша... Не знаю, как сказать, – растолковал парень. – Говори как есть, – попросила я, ведь это могло быть что-то очень хорошее, мол, вафли женщина вкусные делает, на заказ, а могло быть что-то типа: она заворачивала своих жертв в тесто и продавала на чёрном рынке. От собственных мыслей стало жутко и смешно одновременно, но я всё же подумала, что всякое в лихие восьмидесятые-девяностые случалось, услышать правду хотелось. – Шлюха это, – тихо произнёс Марат. Он, видимо, подумал, что мой юный мозг не знает значения, поэтому объяснил ещё доступнее, – даёт которая всем без разбору. Ладно, пошли уже. А то разговариваем про всяких. – Он подошёл к ящичку и, надавив подушечкой большого пальца на один из нижних кончиков буквы А, медленно и с силой провёл вниз, сделав слово визуально больше. – Ты зачем так? – Мне было жаль девушку, ведь она, когда будет возвращаться домой, наверняка заметит это. – Сама она знает, что шалава, пусть обижается, сколько влезет, за стоны свои ночью надо уметь отвечать. Пошли. – Больше не говоря ни слова на эту тему, он уже скрылся за дверью подъезда. Грубость Марата меня напрягала по отношению к той девушке, но, наверное, тому были причины, ведь ко мне парень отнёсся очень хорошо. Я вслед за ним вышла из подъезда. – Куда пойдём? – Спросил Адидас младший, опуская руку в карман своей бордово-красной олимпийки с белыми полосочками и доставая оттуда какую-то картонную коробочку, я подошла ближе. – Не знаю. Ты так спрашиваешь, будто я тут не в первый раз, – сказала я и снова осмотрела двор. Серые пятиэтажные дома и старая детская площадка, которая наверняка сохранилась и в двадцать первом веке. – Можем по городу, в кино, сегодня кстати в ДК сходняк, можем туда рвануть, – начал предлагать парень, открывая коробочку с надписью, которую я сразу прочитала. – Стюардесса? Это что такое, жвачка? – Об увлечениях в Советском Сюзе я мало что понимала, но знала, что у них была особенно популярна жвачка. Название я вспомнить не могла, да и "стюардесса" как-то не вязалось, но лучше попробовать блеснуть умом. Марат улыбнулся, а после его улыбка стала до того широкой, что он рассмеялся. Звонко так, прямо хохотом залился. Мне даже самой смешно стало и почему-то стыдно немного. Марат смеялся согнувшись пополам и даже не успевал хватать ртом воздух. – Эй, ну хватит, ты чего? – Спросила я, аккуратно толкая его в плечо и пытаясь успокоить этот порыв смеха и безграничного хохота. – Ты просто такую бредятину сморозила, что наверное сама не поняла! – Мальчик всё ещё смеялся, но уже не так, как пару секунд назад На его губах всё ещё играла улыбка. – А что это тогда? – Снова спросила я, уже догадываясь о том, что это могут быть сигареты. Хотелось верить в то, что Марат приличный парень. – Сигареты это, ну смешная ты! Чушпана, вафлёршу она не знает, "Стюардессу" не знает, ты ещё спроси что такое сходняки с "Ласковым маем" и группировки. Ты же вроде Пермская, а не доисторическая, – улыбался Марат, всё же возвращаясь к коробочке "Стюардессы" и доставая оттуда одну сигарету, быстро поднося к лицу и зажимая её меж губ. Спичка тоже быстро оказалась в его руках, и он, прикрывая одной ладонью сигарету от ветра, поджёг её и выбросил спичку в снег. Выглядеть глупо я не хотела, но это было другое время, другие люди, другие правила. Всё здесь было другим. Признаваться в своей несмышлёности в этом плане не хотелось, но я всё же ответила ему. – Не знаю. Группировка - это, наверное, группа людей какая-то, с общей целью, правилами, территорией, законами, – если быть честной, то я никогда не думала, что обществознание мне пригодится. Поступать я хотела на профессию совершенно не связанную с этим, но как оказалось, вот оно - обществознание. Не зря историчка моя говорила, что оно пригодится, вот как знала! – А сходняк, когда люди собираются? – Я посмотрела на парня, ведь познавать СССР мне было необходимо. – А "Ласковый май", это группа такая, я знаю. – Год назад по всем государственным каналам, да и вообще из каждого утюга говорили о смерти звезды "Ласкового мая", я слушала некоторые их песни, так что здесь не опозорилась со своими познаниями о прошлом веке. Сейчас Шатунов был молодой и наверняка красивый. Говорить о нём с парнем мне не хотелось, ведь по сути это было как-то слишком необычно. Ещё вчера женщины в поезде обсуждали, как в молодости сохли по Юре, и сейчас, то есть в две тысячи двадцать третьем году его нет, а сегодня, в тысяче девятьсот восемьдесят девятом ему не сорок восемь, а шестнадцать, он звезда. Я поняла, что молчу слишком долго и подняла взгляд на Марата. – Ладно хоть классику знаешь, это уже что-то. Есть и такие, кто совсем чайники, ботаны и задроты, ты не такая. Про группировку и сходняки ты угадала. А как так можно не знать про них? Об этом же все и везде говорят, – он смотрел на меня и одновременно с этим затягивался, выдыхая клубы ядовитого дыма в воздух. – Или ты тоже задрот? – Он пошутил и ухмыльнулся. – Шуткую, неудачно получилось, да? – Да, наверное, – согласилась я. – Так всё же, красота, в ДК то пойдём? – Снова спросил парень. – Пойдём, почему бы и нет, – сказала я, по прежнему глазея на Марата. Парни с короткими волосами никогда мне не нравились, но этот почему-то был симпатичный. Видимо, на меня так влияло моё нахождение в Советском времени. Я улыбнулась. – Чё? – Он тоже улыбался. Зажав сигарету между указательным и средним пальцами, он затянулся в последний раз, а потом выкинул её всё в тот же сугроб, куда ранее отправилась спичка. – Пошли, город тебе хоть покажу, а то света белого не видала, ничего не знаешь. Мы направились в город, выходя из их двора. Город был большой, красивый, даже несмотря на то, что это буквально прошлый век. Идя по дороге, снег приветливо хрустел под ногами, а я в компании Марата немного отдалялась от всех своих проблем. Он шутил, а я смеялась, он жестикулировал, а я пыталась повторить. На некоторых местах я скользила, хоть снег и посыпали песком, тогда мы хватались друг за друга и просто перебегали скользкую дорогу. Настроение, конечно, было очень переменчивым. То было хорошо с этим весёлым парнишкой, то я вспоминала свою плачевную ситуацию, из которой хотелось побыстрее выбраться. Идя по одной из заснеженных улиц Казани, Марат вдруг взял меня за руку и потянул в какое-то здание с красной вывеской. Зайдя в тёплое помещение, мои холодные руки начало слегка покалывать. Это оказался магазин. За кассой сидела худая женщина с мелкими тёмными кудряшками и в синем халате поверх блузки, она считала деньги в кассе. Я повернулась к парню, который тоже осматривал магазин. – Комиссионка это, ты чё глазки вылупила так? Она подумает, что свистнуть чё-нить хочешь, – шепнул мне мальчик на ухо, а я посмотрела на свои руки, снова. – Я много и далеко не утащу, – сказала я, но это было видимо слишком громко, что кассирша недоверчиво покосилась на меня. – Погрелась? – Спросил Марат, поднося свои ладони к лицу, слегка дуя на них, чтобы согреть. – Ага, – ответила я, пряча руки в карманы пальто. – Пошли в кино? – Спросил Марат, поправляя кепку на моей голове. – А что показывают хоть? – Спросила я, всё ещё внимательно оглядывая магазин, будто бы и правда собиралась что-то, как выразился Марат, "свистнуть". – "Интердевочка", "Робокоп", – начал перечислять он, вспоминая фильмы. – А "Робокоп" - это про рабов что-ли? Восстание рабов, мятеж Амистада, да? – Спросила я, вспоминая информацию о рабах из какой-то книжки из школьной библиотеки, которую я взяла прочесть на досуге. – Ты чего, какие рабы? Там про копа американского, можем на него сходить, если хочешь, – сказал мальчишка, потирая свои ладони друг о друга, чтобы согреть. – А второй фильм про что? – Снова спросила я, понимая, что современного "Вызова" я в СССР точно не найду. – "Интердевочка"? Не знаю, не смотрел, – ответил парень, потирая затылок, будто вспоминая что-то. Мне же казалось, что этот фильм как раз-таки был про тусовки и танцы, да и девочка в названии - наверное комедия или мелодрама. – Ты чего вообще ничего не знаешь, из деревни что-ли? – Остро спросил Марат, даже не задумываясь о том, насколько грубые его слова. – Из будущего, понял? – Съязвила я, только потом понимая, что взболтнула лишнего. – Я же чуть не забыл! Ещё "Назад в будущее - 2" есть, куда хочешь, туда и пойдём, – сказал мальчик, а я спокойно выдохнула, ведь он ничего не понял. – На девочку пойдём, у неё название безобидное, – проговорила я, пряча руки в карманы тёплого пальто. – Безобидное? Ну ладно, пошли быстрее, – Марат быстро пошёл к выходу из так называемой комиссионки и мы оказались на заснеженной улице Казани. – Почему быстрее? – Спросила я, еле поспевая за ним, ведь шаг у парня был широкий, не то, что у меня. – Вдруг там один сеанс - не успеем, – объяснил мальчик и будто бы ускорился, я продолжала идти рядом. Его ответ меня удивил, ведь в моей современности был один сеанс на дню только в двух случаях, если фильм давно вышел в прокат или он не пользовался популярностью у зрителей. – А почему может быть только один сеанс? – Снова задала вопрос я, чувствуя, что надоедаю Суворову, но раз взял с собой, то будь добр разъяснить вашу реальность. – Так может быть и по два и по три, я расписания не знаю, – отмахнулся парень, продолжая идти. Он свернул налево, а я чуть не пошла прямо, но вовремя спохватилась, опять идя за Маратом как хвостик. – А у вас разве нет афиши? – Задала вопрос я. – Мы к ней и идём. Фильмы в ДК показывают, и афиша возле ДК, – мы оба замолчали, но я опять нарушила тишину. – Вообще вдруг мест свободных не будет? – Спросила я, ведь мы могли и не торопиться. – Что значит "не будет"? Значит парочка чушпанов в следующий раз фильм посмотрят, не обеднеют, – ответил Марат. – Забыла с кем ходишь? – Его слова прозвучали грубо и даже в какой-то степени высокомерно. – Как это "в следующий раз"? А если люди копили на этот поход в кино, а ты просто так их выгонишь, по щелчку пальцев? – Меня злило то, как он обращался к другим людям. – И вообще, ты чего их чушпанами называешь? Они люди вообще-то, как я, как ты. – Пидоры тоже люди и чё теперь, мне ходить под ними? – С издёвкой говорил парень, чем злил меня. – Может они и пидоры, но не заслужили такого отношения к себе, ты же их на пустом месте чморишь! – Ты чего такая правильная? – Суворов вдруг остановился и посмотрел мне прямо в глаза. Взгляда парня я не выдержала и уткнулась взглядом в свои кроссовки, которые слегка запорошило снегом. Я чувствовала себя нашкодившим котёнком, будто разбила вазу или спросила что-то постыдное. – Чушпан ведь не обеднеет, а ты кино посмотришь, чего в этом такого-то? – Задал вопрос уже парень, а я не смогла ничего ответить, ведь по сути и его точка зрения была правильной. – То есть ты за счёт чужого человека сходить хочешь? Это неправильно, – Марат перебил меня. – А что тогда правильно? Расскажи. Тут вся Казань такая. – Младший Адидас был серьёзен, я это видела и чувствовала, понимала. – Тут законы такие, тут все такие. – Его слова звучали очень жёстко. Не жестоко, а жёстко, как будто холодным металлом кожи касались. – Тут либо ты, либо тебя. – От его последних слов всё похолодело внутри. – Тем более, что мы ещё не знаем, может зал пустой будет, пошли. Я чувствовала, что это был конец разговора на ближайшие несколько минут, пока бы мы не добрались до Дома Культуры. Слова Суворова заставили меня задуматься. "Либо ты, либо тебя", – это не давало покоя. Неужели здесь нужно было отвоёвывать каждый квадратный сантиметр? Я искренне надеялась, что эта жизнь не так уж плоха, как кажется со стороны "неправильной". Раз уж отнимать места у слабых здесь было "правильно" и "в порядке вещей", то я не знала, что же творится в "неправильном" ключе местной жизни. Видимо здесь всё, что казалось мне правильным - неправильное, а то, что казалось неправильным - поощряется и считается верным. Мои размышления о "правильном" и "неправильном" прервал голос парня. – Мы пришли, смотри, тут через десять минут "Интердевочка", – оповестил меня парень, разглядывая афишу возле ДК. На плакате была нарисована девушка со старомодной причёской, она смотрела в камеру, а на заднем плане были наполовину прозрачные лица девушек с ярко-красными губами. – Где касса? – Спросила я, проходя в само здание Дома Культуры, а за мной и новый знакомый. – Там, – указал он, не задумываясь, куда-то в сторону. – Вещи в гардероб, – сказал Марат, стягивая с себя голубую расстёгнутую куртку с бледно-зелёным наполнителем изнутри. Я тоже сняла пальто, перед этим залезая рукой в карман и доставая оттуда рубль Потом положила пальто и кепку младшего Адидаса на полочку в окошке гардероба вместе с курткой парня. – Пятьдесят восемь, молодёжь! – Крикнула нам вслед старушка из гардероба, а я запомнила. Мы подошли к кассе. – Двадцать копеек с человека, платим быстрее очередь не задерживаем, – старушка сидящая за кассой с красной шалью на плечах, казалось говорила на автомате. Передо мной и Маратом стояло человек десять, если не больше. "Запрограммированная", – мысленно пошутила я и улыбнулась. – Чего лыбу давишь, так не терпится в казанском кинотеатре побывать? – Спросил он, смотря на длинную очередь. – Ага, – кивнула я. Очередь рассосалась достаточно быстро, мы успевали к началу фильма. – Двадцать копеек с человека, платим быстрее, очередь не задерживаем, – снова на автомате проговорила бабушка, готовя печать, чтобы поставить её на билетах. – У меня только рубль, – тихо сказала я. – Я заплачу, убери. Я же не чушпан, в состоянии сам платить за девушку, – отмахнулся Марат, роясь в карманах своей бордово-красной олимпийки. Своими словами он напомнил мне своего старшего брата. Вова ответил мне точно также. – Платим быстрее, очередь не задерживаем, – громче и с нажимом повторила бабуля, поправляя свою красную шаль. – Вот десять, ещё десять, ещё две десятки, – Суворов отдал деньги в кассу и быстро развернулся, чтобы идти в зал. Я же взяла билеты и пошла за ним. – Меня забыл, – сказала я, обращаясь к Марату и подходя к женщине, что стояла возле входа в зал. Она, даже не глядя на нас и билеты, зевнула и сказала что-то о том, чтобы мы скорее заняли свои места, а то свет скоро выключат. Сиденья были не самыми удобными, но вполне себе вписывались в общую картину СССР. Мы сидели практически с краю, но это не мешало просмотру. Начались названия кинокомпаний, имена режиссёров, актёров, сценаристов. Меня жутко бесило, что это вставляли в начало фильма, а не в конец. – Я, кажется, понял про что фильм, – шепнул мне парень, наваливаясь всем весом на моё кресло. – И про что? – Спросила я. – Про проститутку, смотри, она тут такая хорошая, а ночью походу дела будет дичь вытворять, – я же на догадки парня лишь хмыкнула. Как он мог понять это, когда фильм ещё не начался? – Посмотрим, – мне бы не хотелось смотреть советскую версию "Красотки", но я наблюдала за действиями на экране. Фильм и правда оказался про девушку лёгкого поведения, смотреть на экран было не особо интересно. Примерно сорок минут сюжет никак не развивался. Тут я услышала шёпот моего нового знакомого. – Давай сбежим? – Предложил Суворов, когда на экране возникла сцена не для нашего возраста. – А фильм? Ты же деньги заплатил, – сорок копеек, пусть и в моём времени они ничего не стоили, сам факт того, что они принадлежали Марату, заставлял и умолял, чтобы они оправдали своё исчезновение, по сути - на ветер. – Так это мои деньги, я насмотрелся если честно, тебе нравится? Если нравится, то я посижу, так уж и быть. – Ну пошли, – спорить с ним я не хотела, ведь была итак ему обязана, да и всей его семье в целом. Мы с горем пополам, перешагивая всех зрителей и собирая нелестные и нелицеприятные комментарии в свой адрес, добрались к выходу из зала. Марат даже специально громко хлопнул дверью и говоря "сволочи" в момент того, как в фильме все молчали, чтобы его реплика звучала громче всего. – Ну зачем ты так? – Отчитала его я, когда мы подошли к гардеробу. – Пятьдесят восемь, – назвала я номер, на котором в гардеробе висела наша одежда. – А чё они нас материли, когда мы шли? – Возмутился младший. – Подумаешь, пару раз сказали, – сказала я, забирая своё пальто, тут же накидывая его на плечи и надевая кепку Марата на свою голову. – Ага, пару раз, – буркнул парень, тоже надевая куртку, по прежнему не застёгивая её. – Пошли, прогуляемся. Я застегнула все пуговицы на своём пальто и мы с парнем вышли из ДК. На улице уже стемнело, падал снег. Белые хлопья ложились на огромные сугробы и на всех проходящих мимо людей, в том числе и на нас. – Бр-р... Холодно, – пожаловался темноволосый, смахивая руками снежинки со своей головы и тёмных коротких волос. – Может, тогда домой к тебе лучше? – Спросила я, видя, что ему холодно. – Или куртку застегни хотя-бы, пожалей себя. – Нет, так жарко, – возразил парень, выставляя кончик языка, чтобы поймать несколько снежинок. – Ну ты чего как маленький? Лучше жарко, чем потом лежать в кровати, а то и хуже в больнице с воспалением лёгких и температурой, – я чувствовала себя строгой матерью в этот момент. – Ой, не начинай даже, – отвертелся Марат, будто знал меня очень долго. Общение с ним было непринуждённым и складывалось очень быстро и просто, за это и нравилось мне. – Если заболеешь, то не говори, что я тебя не предупреждала, – улыбнулась я, перекатываясь с пятки на носок, ведь зимой в кроссовках было не очень тепло. – Так, какой у нас план? Домой сгоняем, наденешь там какое-нибудь платье или что вы, девчонки, там надеваете, и мы на сходняк. Или ты передумала? – Спросил Марат, выставляя своё левое запястье и глядя на наручные часы. – Наверное, так и поступим, – я была немного уставшей, ведь столько всего произошло со мной за один день. Всего один день, даже представить трудно. Всё было таким необычным, незнакомым, чужим. И люди были чужие и незнакомые, другие. Вся жизнь перевернулась с ног на голову, абсолютно вся жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов. Мне несомненно хотелось домой. Лучше и вправду сидеть всё лето дома, чем проводить неизвестно сколько времени, по сути, в другой стране и в другом времени. Здесь я не знала ровным счётом ничего и никого. Только Вова, Марат и Диляра были для меня более менее знакомы. Вроде бы отвлекаться от своей былой жизни мне помогал Суворов младший, но полностью выкинуть из головы её не получалось. Я периодически вспоминала то, что было буквально несколько часов назад: когда я беззаботно общалась с Таней в поезде и мы пили чай с соседями с нижних полок, как искали в этом чёртовом плацкарте туалет, как на автовокзале ждали своего отправления, как я в последний раз накрылась одеялом и заснула. Я отказывалась осознавать своё "перемещение", если это можно было так назвать в мир иной. Также я не допускала мысли о том, что сошла с ума, ведь никаких психологических травм у меня не было, да и школьный психолог никогда не выделяла меня из компании остальных ребят. Никаких адекватных и вполне возможных объяснений своему попаданию сюда я не находила. Я даже не плакала, не могла, хотя хотелось. Может поистерить мне не давали люди, которые меня окружали, например, в присутствии Марата я только улыбалась, ведь он вечно шутил и просто не давал думать о грустном или плохом. Утопая в своих мыслях, я даже не заметила как мы приблизились к знакомому заброшенному катку. – Подожди меня тут, я кое-что возьму и мы дальше пойдём, ладно? – Быстро протараторил Суворов и оставил меня одну, убежал на территорию старого и пустого катка. В кромешной темноте одной мне оставаться не хотелось, пусть и светило несколько уличных фонарей. На улице было тихо, оттого становилось тревожно и страшно. Я огляделась. Стоять одна я точно не могла, бежать в кроссовках по сырому снегу за Маратом тоже. С собой меня не было ничего кроме несчастного рубля и ещё нескольких копеек, только кольца, которые я носила не снимая. Обороняться кольцами я не умела, да и вряд ли смогла бы. Я, стараясь не создавать сильного хруста, пошла по снегу к катку. Мало ли рядом ходило преступников и криминальных личностей. – Марат, ты смерти моей хочешь? – Спросила я, когда дошла до катка. Опираясь локтями на его деревянный бортик, я перегнулась через него, чтобы лучше видеть, чем занимается Адидас младший. Он сидел на мокром снегу и что-то искал в бортике, где, как подозревала я, находился какой-то тайник. – Чё уж сразу смерти? У меня тут просто заначка лежит, – ответил он, всё ещё что-то выискивая. – Заначка? Ты деньги ищешь или наркотики? – Спросила я, ведь знала, что "закладки" у наркоманов называют по разному. – Сама ты наркотики, у меня тут сигареты лежали где-то, я последнюю возле подъезда выкурил. Наркотики, скажешь тоже, мы тут не употребляем, мы не такие, – проговорил парень, сильно упираясь плечом в бортик, что тот даже заскрипел. – Может ты пару дней без сигарет обойдёшься? А как же ЗОЖ и всё такое? – Спросила я, с горем пополам перелезая через бортик катка к Марату, чтобы поближе разглядеть его тайник. Я присела на корточки. В бортике действительно было небольшое углубление, которое закрывалось вырезанным отсюда ранее куском дерева. Видимо окошко сильно запорошило снегом, да к тому же и мокрым, вот оно и застыло. – Я не ЗОЖник, а без сигарет не могу, – ответил он, снова пытаясь достать пачку из тайника. – Попробуй конфеты вместо сигарет, – посоветовала я. – Сама пробуй, я серьёзный пацан, а не девочка, чтобы вместо пачки фантики в карман толкать, – грубо сказал Суворов и, наконец-то достал вырезанный кусок старого дерева, откладывая его в сторону, затем же взял в руки пачку со смазанной надписью "Стюардесса". Быстро отдавая пачку мне в ладони, парень вставил доску обратно в бортик, напоследок пиная его ногой, чтобы не вывалилась "дверь" тайника. Потом Марат встал с мокрого снега, небрежно отряхнулся и забрал из моих рук пачку, радуясь тому, что он смог добыть эту жизненно необходимую вещь. Марат быстро опустил руку с заветной пачкой в карман олимпийки и ловко перепрыгнул бортик катка, обернулся на меня. – Идёшь? – Спросил он. – Иду я, иду, – я снова еле-еле перелезла бортик и мы двинулись к двору, в котором жили Суворовы. Парень достал з кармана олимпийки пачку "Стюардессы" и открыл её, его глаза расширились от удивления, а брови съёхали к переносице. – Твою налево! – Громко ругнулся подросток, снова убирая "Стюардессу" в карман. – Что такое? – Спросила я. – Их снегом запорошило, – с грустью и обидой в голосе сказал парень. – Так выброси, завтра новую купишь, – сказала я. – Ага, выброси. На батарее просохнут, покурю вечером, – отмахнулся Суворов. – Ладно, – сказала я, удивляясь тому, как на всём экономили. Мы с парнем повернули за угол, во двор, и я услышала чьи-то тихие вздохи и звуки не то ли ударов, не то ли прыжков, чьи-то голоса. – Отстань, – тихо послышалось между двумя домами. Там, где света фонаря не было, окна тоже туда не выходили. – На колени встал, прощения проси, – громко твердил другой голос, я бросила взгляд туда, где были слышны мужские голоса. Там возвышалась чья-то фигура, а на стене от неё была тень. – Да за что? – Спросил тихий голос, а потом послышался удар и чей-то кашель. Я подёргала Суворова за рукав куртки. Он посмотрел на меня. – Чё такое? – Спросил парень, поворачиваясь ко мне. – Там, кажется, бьют кого-то, – сказала я, показывая ему на то расстояние между домами, где стояли люди. Мы находились достаточно далеко, чтобы были замечены ими. – И чё теперь? Значит он - чушпан, заслужил, – отмахнулся Марат и продолжил идти к дому, я стояла на месте. – Что значит "заслужил"? Он же простой человек, и не виноват в том, что от него что-то хотят эти придурки. Его нужно защитить! – Пройти мимо я не могла. Судя по всем фильмам про восьмидесятые и девяностые, люди в эти времена были жестокие. Много людей погибли по дурости этих больных. Тем более слово "чушпан" я не могла воспринимать. – Что он такого сделал? Давай поможем! – Я остановила Суворова, хватая его за локоть. – Ему уже ничем не поможешь. Я тебе объяснял, – он наклонился ко мне, глядя прямо в глаза. Его взгляд стал вновь жёстким и грубым, выражение лица стало серьёзным. – Тут все такие, тут законы такие. Запомни: тут либо ты, либо тебя. Ладно ты, ты девчонка, с тобой ничего не будет, это я так, к слову. А защищать чушпанов не нужно, раз бьют - значит заслужил. Мы, пацаны, по понятиям живём. Здесь понятия такие - ты сам за себя. Нужно уметь отвечать за свои поступки, поняла? – Ага. Только одного понять не могу. За что с ним так? Иди, я одна пойду тогда, я хочу ему помочь, – бездушность Марата злила и раздражала меня. Люди жестокие, мало ли что могло придти им в голову. Я развернулась, смотря в то место между двумя домами. Идти было страшно. Очень. Даже ноги подкосились, но я медленно пошла. Желание развернуться и убежать с Суворовым прочь росло с каждым пройденным шагом вперёд. Желание помочь угасало с каждым пройденным шагом. – Трусиха... – Прошептала я себе под нос, двигаясь дальше. Марат, наверное, ушёл домой, наплевав на меня и мою дальнейшую судьбу. По мере моего приближения к месту того, где творилась ужасная ситуация, разговоры стали слышны лучше и громче. – Извиняйся, живо, – приказал мужской голос, он был грубый и безжалостный. – За что? – Тихо спрашивал второй голос, значительно выше, мальчишеский. – За то, что с Леной сегодня обжимался в углу! – По звуку удара и тихим стонам я поняла, что второго ударили куда-то в живот. – Вы что д-делаете? – Тихо дрожащим голосом спросила я. Мне было очень страшно, очень. Тёмная фигура повернулась на меня, оценивая взглядом. – А что такие красивые девочки ночью одни гуляют, а? – Спросил мужчина, а я от страха попятилась назад, стоило сделать шаг, что снег подо мной провалился. Я чуть не упала, но тут же встала ровно, не делая шага ни вперёд, ни назад. Не знаю, что в тот момент двигало мной и чем я руководствовалась, но я почему-то через чур смело и громко заявила одну вещь. – Я в ментовку позвонила, минут пять назад, они сейчас приедут и всех вас повяжут, безголовых, – голос по прежнему дрожал, а я не понимала, как же могла кому-то позвонить даже чисто теоретически, ведь все телефоны в Союзе находились в квартирах, а не на улицах. Кажется, я ошибалась. – Ах ты, – начал возмущаться тот самый грозный мужчина, но его прервал громкий свист. Он спохватился, злобно посмотрел на меня, плюнул куда-то на землю возле парня, над которым они издевались ещё с двумя парнями и они убежали, со всех ног бежали. От свиста у меня самой заложило уши, я не поняла чего они так испугались. Меня грубо дёрнули за руку. – Дура, ты совсем больная?! А если бы они с тобой что-то сделали?! – Чуть ли не кричал Марат, пряча в карман куртки детский свисток. Я обернулась туда, где лежал парень над которым издевались те здоровяки. Я потянула Суворова за собой к тому мальчишке. Он лежал на мокром снегу, поджав ноги к животу, сплёвывал кровь на снег. – Чё случилось с тобой? – Спросил Марат, которого всё произошедшее явно выводило из себя. А я опустилась перед тем парнем на корточки, помогая ему встать. Вид у него был мягко говоря не очень. Всё лицо в синяках и ссадинах, нос разбит, губа рассечена. Я боялась представить, сколько синяков у него было на теле. – Чего пристал? Видишь, ему больно, – отрезала я, отряхая шапку мальчишки от снега. – Меня избили из-за того, что меня девочка гулять позвала, – ответил парень, потирая ушибленную голову. – Психопаты, – произнесла я. – До дома сможешь дойти? Мальчик только кивнул, оглядывая меня и Марата. – Спасибо, – тихо сказал он, развернулся и скрылся за поворотом, слегка прихрамывая. – Ну ты вообще идиотка? – С нервозностью спросил Суворов. – Чего идиотка-то? Я ему помогла, вдруг они бы его до смерти испинали? – Сказала я, больше кутаясь в своё пальто. – Пошли домой, – он пошёл по направлению к его дому, даже не оборачиваясь на меня. Я же поспешила следом. – Понимаешь, если бы я не свистнул, с тобой бы тоже что-нибудь могло произойти. Это Хадишевские были, они самые жестокие у нас. Я этот свисток по счастливой случайности в кармане куртки нашёл. Чтобы было, если бы не догадался свистеть? Ты бы и себя и его в могилу бы завела. – Он бросил строгий взгляд на меня. – Я понимаю, что тебе жалко чушпана, но он чушпан, ты наверное не поймёшь, чё я объясняю. Он бы мог пришиться, стать пацаном, но не сделал этого, поэтому остаётся чушпаном, за что получает. Понятно? – Растолковал парень, пряча руки в карманы куртки. – Понятно. Но я всё равно мимо пройти не могла, – сказала я, смотря на снег. – Здесь понятия такие, здесь все по понятиям живут, – говорил Марат, пока мы уже ехали в лифте на их этаж. – Как в тюрьме? – Зачем-то спросила я. Суворов рассмеялся, его смех эхом отозвался в подъезде, когда двери лифта открылись, а мы подошли к квартире. – Нет, почему в тюрьме? Просто все живут по правилам, по понятиям, понимаешь? – Мы зашли в квартиру, где находились Вова и Диляра. – Мам, мы дома! – Крикнул Марат, когда снимал обувь и куртку. Я тоже сняла кроссовки и пальто, повесила его на крючок вешалки в прихожей, положила кепку Суворова на трюмо. В коридоре нас встретила мама парней. – Уже пришли? Кушать будете? – Спросила она, вытирая тарелку полотенцем для посуды. – Я не хочу, – ответила я, а Марат что-то сказал Диляре и повёл меня в свою комнату, прикрывая за нами дверь. Суворов сел на кровать, а я на стул, который стоял возле его письменного стола. – Ну и как тебе у нас? – Спросил парень, ложась на кровать и складывая руки под голову. – Ничего, вроде нормально, – отозвалась я, рассматривая книжную полку, которая висела над кроватью Адидаса младшего. На полке стояла книга, которую я ожидала увидеть больше всего – "Тимур и его команда". – Тебе нравится Гайдар? – Спросила я. – Не, это Вовкина, он чё-то читал, читал, а потом забросил, – ответил парень, разглядывая меня. Я же посмотрела на него в ответ. – Может, ну его, сходняк этот? – Спросила я. – Может и так. Уверена, что не хочешь? Я отрицательно мотнула головой. Этот день был слишком трудный. – Где я буду спать? – Спросила я. – На диване, где же ещё, – отозвался Суворов. – Пошли, помогу раздвинуть его. Как и обещал парень, он помог мне. Мы вместе раздвинули диван, постелили простынь, надели наволочку на подушку, положили одеяло. Все члены семьи дружно сказали мне "спокойной ночи", а я легла на диван, когда времени ещё не было девяти. Света в гостинной не было, ведь Диляра любезно выключила его, только тикали часы на стене. Тик-так, тик-так. А меня снова поглощали мысли о родителях и моём времени. Как же так меня угораздило? Попасть в прошлый век, да ещё и криминальное время, просто джекпот поймала. Я решила, что мне непременно нужна подруга, именно подруга, а не друг. Марат не годился на эту должность, ведь парень бы меня явно не понял. Мне нужно было с кем-то познакомиться, срочно. А школа? Я подумала и над этим. Документы у меня были, только родителей не было и объяснения зачем я приехала сюда посреди учебного года тоже не было. По обмену? Не поверят. Хотя попытаться стоило. Я думала обо всём на свете. Жизнь в СССР - плохо. Жизнь в СССР по понятиям - ещё хуже. Отсюда нужно было как-то выбираться. Как? Я не знала. Я решила несколько вещей для себя и даже легенду создала, чтобы вопросов не возникало, даже репетировала шёпотом. – Я, Лебедева Ксения, тысяче девятьсот семьдесят третьего года рождения, прибывшая сюда из города Перми по обмену, подаю в среднеобразовательную школу свои документы, чтобы как раз-таки учиться. Учиться я буду в девятом классе, учиться я буду хорошо, получать буду пособие, как ученик по обмену, жить буду у Суворовых, как у поручившихся. – Все мысли в голове смешались в кашу. Меня не отпускало желание разреветься и бросить всё, но также и был интерес к этой жизни. Засыпала я с мыслями о том, что моя жизнь никогда не станет прежней и что многому предстоит научиться. Очень многому. Я решила, что нужно хотя бы попытаться жить здесь. Хотя бы попытаться.