Его капитан

      Доктору сегодня совсем не спалось. На соседней койке посапывал охмелевший Джим, иногда ворочаясь и случайно сбрасывая одеяло на пол. Ливси без доли гнева на юношу каждый раз поднимался и укрывал Джима, наоборот, радуясь возможности позаботиться о ком-то снова. Шхуну сильно мотало этой ночью, странно было, что парня совсем не укачало, но это — явно к лучшему. Половицы и хлипкие двери поскрипывали от каждого наклона корабля, однако на борту, по всей видимости, все спали. Команда давно должна была разойтись по каютам, ведь бессонница мучила Ливси уже около двух часов. Это была первая бессонница за всю его жизнь — его сон всегда был достаточным, здоровым. Его не мучили обиды или иные душевные терзания, в его голове не копошились цепочки мыслей и событий, ему просто не спалось. Он пробовал почитать книгу, пару раз закуривал трубку, писал что-то в ежедневнике, но любая попытка хоть как-то привлечь сон была провальной.       Джимми резко приподнялся на кровати. — Что такое, Джим? Тебе плохо? — доктор мгновенно подбежал к юноше. — Нет, сэр, мне приснился отец.       Ливси сочувственно покачал головой и обнял мальчика за плечи, успокаивающе поглаживая рубаху. Юноша, улыбнувшись, отмахнулся, по-мужски смутившись поддержкой доктора. — Я в порядке, сэр.       Они оба улыбнулись друг другу, тепло и по-родственному пожелав доброй ночи. В конце концов Дэвиду окончательно надоело это бестолковое времяпрепровождение в своей каюте, тем более он убедился в том, что Джим в состоянии оставаться в одиночестве. Он, не набрасывая камзола и парика, в распахнутой рубахе отправился на верхнюю палубу насладиться свежим морским воздухом. С каждым шагом на лестнице его легкие ощутимо насыщались кислородом, а голова на плечах уже не была такой чугунной. Паруса яро колыхались на мощном ночном ветру, издавая характерный звук. Птиц над головой не было, не было и туч, заслоняющих бледный лунный свет.       «Вот она, моя звезда» — доктор непроизвольно мечтательно улыбнулся, глядя вверх.       Грудь обдавало свежим ветром, но он не боялся простыть — слишком крепко было его докторское здоровье. Он неторопливо закурил, смакуя привкус табака и медленно вдыхая ядовитый дым. Это был обычный обряд для Ливси, однако сейчас весь момент в целом ощущался совершенно иначе. Он испытывал несоизмеримое удовольствие от каждого вдоха, от каждого порыва ветра, от яркой и, казалось бы нам, обыкновенным читателям, незначительной точки где-то далеко в черноте небес. Рукава рубахи были задраны почти по локоть, растительность на его предплечьях совсем чуть-чуть отзывалась на дуновения ветра еле заметными движениями. Доктор усмехнулся. «Наверное, это ощущают мои пациенты, которых я буквально вытаскивал с того света… Конечно, если они были в этом заинтересованы» — он пустился в раздумья.       Волны понемногу успокаивались, и шхуну все меньше мотало из стороны в сторону. Вдали доктору привиделись два мужских силуэта, поднимающихся на палубу. Один из них яростно жестикулировал и отчитывал второго, но расслышать что-либо было невозможно — они были довольно далеко, еще и ветер все время свистел в ушах. Силуэты направлялись в сторону Ливси. — Дик, у тебя проблемы со слухом? — знакомый голос капитана, отчетливо выделяющего в своей речи каждое слово. — Никак нет, сэр, — второй стушевался сильнее, виновато отвечая. — Значит, с пониманием человеческой речи… Иначе я не могу объяснить твоих действий. — Но, сэр, я… — Тебе было сказано не оставлять шхуну без управления в такой сильный шторм, а не можешь встать на место рулевого — ищи замену среди заключенных. Обыскал, а затем силой поставил за штурвал — все, что от тебя требуется. — Прошу прощения, сэр.       Ливси без стыда и страха быть замеченным громко рассмеялся. Мужчины, увидев его, резко сменили выражение лица на более нейтральное. — Все ругаетесь, сэр?       Смоллетт лишь возмущенно вскинул брови и приказал Дику немедленно решать вопрос с управлением шхуны, а затем направился в сторону доктора. Его глаза были прикованы к полуголому торсу мужчины, во взгляде читалось недоумение и интерес. Доктор совершенно забыл о своем внешнем виде, окунувшись в наслаждение ночной морской природой. Он моментально запахнул рубашку, метнув взгляд в уходящего Дика, проверяя, не обратил ли тот внимание на нескромный и непозволительный видок. — Я был уверен, что все спят, — начал Ливси. — Я тоже был уверен, что ты спишь, но надеялся на обратное, — любуясь горизонтом, почти слившимся с ночной мглой, ответил кэп.       Они стояли на приличном расстоянии, глядя в сторону и не отпуская ни единого взгляда друг на друга, осознавая, что на палубе они не одни. — Хочешь правду, Дэвид?       Он мгновенно обернулся и его выражение лица приобрело оттенок большой заинтересованности. Он незначительно кивнул. — Изначально я шел к тебе — кэп потер ладони друг об друга.       Доктор удовлетворенно улыбнулся, а его лицо чуть расслабилось. Так не хотелось ему отрывать своего взгляда от слишком ярких в условиях ночи синих глаз Смоллетта. Как известно, темнота вполне неплохо играет с цветом радужки людей — особенно, когда она и без того имеет грациозный и выраженный окрас. Вот и сейчас глаза доктора будто бы наполнялись небесной чернью, отбрасывая еле заметный, но такой обнадеживающий блик в зрачковом кругу. В них читалось спокойствие и душевное равновесие. Глаза капитана же отражали всю морскую глубину и таинственность, что было совсем схоже с описанием его внутреннего мира.       Наконец, Александр все-таки отвел взгляд, вновь устремив его на морской пейзаж. В груди слегка защемило от тоски, что гложила его душу. Ливси выглядел счастливым, но что-то в этом простом и беспричинном подъеме казалось ему печальным, трудным… Ему хотелось прижать мужчину к себе, выразить свои чувства так, как не выражал их ни один на Земле. Вдруг Ливси устало усмехнулся. Он вытряхнул из трубки пепел и спрятал ее в карман. — Дэвид?       Он поднял взгляд с искренним интересом, намереваясь выслушать мужчину, но тот отрицательно махнул головой, будто бы передумав говорить. Доктор подошел ближе и без особых церемоний нежно взял капитана за щетинистый подбородок двумя пальцами, притянув к себе еще на пару сантиметров. Их губы сомкнулись в быстром, но чутком, полным недосказанности, а также таинства моментов поцелуев. Он снова отошел, располагающе улыбнувшись глазами. Затем оба оглянулись, убеждаясь в том, что их никто не видит.       Увы, это было опрометчиво. Поздно. Однако капитан, повидавший огромное количество слежек за людьми за время своей службы, сразу увидел подозрительную щель, создаваемую открытым люком.       Пират, которого Дик заставил встать на место рулевого, как раз собирался вылазить из открытого на время трюма. Он видел достаточно, чтобы отомстить противному и так докучавшего им капитану корабля. — Что ты хотел сказать, Алекс? — Хочешь, я провожу тебя до каюты?       Ливси добродушно кивнул. Мужчины направились вниз по лестнице, тихо разговаривая о прошедшем дне и перекидываясь многозначительными улыбками. Напоследок капитан аккуратно поцеловал доктора, пожелав тому доброй ночи во второй раз за эту ночь, получив пару жадных и, наоборот, страстных поцелуев в ответ. Чуть раскрасневшийся от томного вожделения и одновременно гнева в сторону бесстыжего наглеца, подсматривающего за ними, он уверенно шагает по верхней палубе в сторону штурвала. За ним уже стоял любопытный подонок, не скрывающий ехидной улыбки. Из трюма доносился мужской смех вперемешку с брезгливым возмущением. Смоллетт подошел к рулевому вплотную и схватил того за шиворот. — Наивный, — он оскалился, — думаешь, что ты незаметен словно мышь в поле?       Тот лишь злостно усмехнулся. — Не строй из себя капитана — поздно, Смоллетт. — Это не тебе решать.       Они оба глядели друг на друга с гневным и ехидным прищуром. — Вы — моральные уроды. Доктор твой частенько прогибается, как портовая девка?       Капитан рассвирепел и с нечеловеческой силой швырнул наглеца о палубу. Его нога мгновенно оказалась у лежащего на груди, небольшой каблук давил на солнечное сплетение, заставляя пирата застонать от боли. — А ты, мерзавец, уже доложил, как я вижу, — шипел на него Смоллетт.       Джони бессовестно рассмеялся и сквозь зубы процедил: — Видимо, он настолько хорош по ночам, раз…       Капитан, не дрогнув, нажал на курок. Раздался громкий выстрел мушкета, что заставило пиратов в трюме по щелчку пальца замолкнуть. Из люка показались несколько пар глаз, по очереди появляющихся во тьме. Он бросил мушкет рядом с телом, имитируя самоубийство. — Каждого из вас постигнет та же участь, если вы посягнете на честь доктора или мою, дьявол меня побери.       Так же поочередно глаза попрятались обратно, послышался сочувствующий шепот и пару раз прозвучала фраза: «Упокой, Господи, его душу». Капитан с грохотом захлопнул люк, закрыв его на ключ и поспешив удалиться в каюту.       Как только он вошел, сразу бросился в постель. Его сердце бешено колотилось от гнева, обиды за Ливси и различных импульсов тела. Пот не прекращал покрывать его грудь и спину — капитан нервно сбросил с себя рубаху. На палубе послышался бег нескольких людей и взволнованные причитания Трелони, суета его слуг. Ливси ворвался к Смоллетту без стука, расспрашивая о том, все ли с ним в порядке и не знает ли он, что заставило Джони совершить такой страшный поступок. Тот лишь, имитируя сонное состояние, отдал приказ сбросить тело в море и разойтись по каютам, поддерживая хоть какую-то дисциплину.       Дело было сделано, участники команды выполнили приказ капитана бесцеремонно — Джони недолюбливали больше всех, однако ситуация заставила напрячься каждого находящегося на борту. Самосуд пирата был слишком непредсказуемым и имел странные обстоятельства.