Blue Stahli - Takedown
Стайлз тянется за льдом и замирает с совком в руках, не веря своим глазам. Это всё напоминает какой-то вселенский заговор. Плохо отрепетированный и поставленный на отъебись спектакль. Галлюцинации, которые провоцирует истощённая нервная система. Да что угодно, но только не правду. На запястье красуется долбанная бесконечность, и Стайлз готов поклясться, что её там не было несколько минут назад. Анализ данных в голове запускается сразу, и, к своему ужасу, Стайлз понимает, что единственный человек, от взаимодействия с которым могли произойти такие изменения — это тот, кто сидит за одним столом с Малией. Прекрасно. Просто прекрасно. Стайлз закусывает губу, наливает в стакан вики и думает, думает, думает. Хорошее настроение моментально улетучивается, потому что какого чёрта? Почему именно сейчас? Почему именно на работе, Господи? Стайлз злится и не сразу замечает, что налил виски не в тот стакан. Ругнувшись сквозь зубы, он берёт рокс и продолжает прикидывать варианты. В целом, можно сделать вид, что ничего не происходит, но он знает себя слишком хорошо: не получится, не выйдет. Уже — нет. Можно только оттянуть неизбежное, но рано или поздно любопытство пересилит, и Стайлза в любом случае сорвёт. Хотя. Попытка не пытка, верно? Относя напитки гостям, Стайлз бегло изучает мужчину, с которым Малия сегодня пришла. Дорогие часы на запястье, выглаженный костюм, во всей позе и манерах сквозит сила и уверенность. Мужчина выглядит солидно и обеспеченно. В тот момент, когда он отходит от их стола, до Стайлза долетает тихое: “Пап”, которое произносит Малия, и тут он понимает, что попал в жопу. В огромную жопу, потому что такое забористое говно бывает только во второсортных детективных романах или в сопливых мелодрамах. На самом деле, вся эта ситуация безумно смешная, и при других обстоятельствах Стайлз бы обязательно посмеялся над тем лохом, которого угораздило так вляпаться. Проблема в том, что главным лохом в этой сопливой мелодраме оказался именно Стайлз. Его родственная душа, которую после всего случившегося Стайлз предпочёл бы не встречать никогда вовсе — отец родственной души Лидии. Это просто охренеть какая весёлая шутка. Десять мелодрам из десяти. Когда Малия и её отец уходят, Стайлз чувствует, что дышать ему стало легче. Он дорабатывает смену, закрывает бар и идёт домой пешком, а не вызывает такси, как обычно. Стайлз много курит и много думает. Когда он приходит, Лидия уже спит. Стайлз устало потирает переносицу и идёт на кухню. Снова щёлкает зажигалкой, снова выдыхает дым в воздух. Мысли носятся в голове как перепуганные птицы с ветки на ветку, не удаётся толком зацепиться ни за одну из них. Стайлз злится, невероятно сильно злится. На себя, на идиотскую ситуацию, на свою блядскую жизнь. Почему всё не может быть просто, почему с самого начала его преследует какой-то бесконечный всратый пиздец? У него не хватит сил разгребать новую порцию говна, у него вообще ни на что больше не хватит сил. Стайлз давит окурок в пепельнице и идёт спать.***
Утро начинается как обычно. Точнее, обед. Его будит Лидия, которая только вернулась с занятий. Стайлз просыпается и первое, что он видит— Лидия выглядит радостной, она не прекращает улыбаться, постоянно отбивая кому-то сообщения на телефоне. Лидия с громким стуком ставит кружку с кофе на тумбу и садится на постель. — Малия? — понимающе усмехается Стайлз. Лидия кивает и снова утыкается в телефон. — Нашли общий язык? — Стайлз потягивается, Лидия тут же щёлкает его пальцем по носу. — Ауч! Лидия довольно ухмыляется, Стайлз качает головой и встаёт на ноги, беря в руки кружку. — Она невероятно настойчива, но с ней общаться — одно удовольствие. Только это всё ещё не вовремя, Стайлз. — Я понимаю, — он делает глоток и продолжает: — Но Малия кажется мне хорошим человеком. Максимально простым и бесхитростным, несмотря на некоторые огрехи характера. — Ты про её властность и стремление постоянно всё контролировать? — Ну-у-у. Можно и так сказать, — Стайлз встаёт с кружкой в руках и подходит к окну, Лидия сразу цокает языком: — Ты слишком много куришь. Стайлз пожимает плечами, зажимая в зубах сигарету. “Она просто волнуется”, — напоминает он себе. “Просто волнуется”, — повторяет он ещё раз, пытаясь погасить нарастающее раздражение. На самом деле, он очень устал от состояния, когда любое действие или слово сразу воспринимается в штыки. Волну агрессии не получается контролировать при всём желании, и остаётся только надеяться, что однажды звёзды сойдутся в нужный парад планет, и его отпустит окончательно. Речь идёт уже даже не про банальное “держать себя в руках”, речь идёт о душевном равновесии в целом. Как будто кто-то выкрутил все гайки в башке, и теперь весь механизм тарахтит, трепыхается и работает как попало, вместо того, чтобы представлять собой сбалансированную систему. Мозг просыпается окончательно и с удовольствием подкидывает ему воспоминания о случившемся вчера. Стайлз скашивает взгляд на запястье и едва слышно стонет. — Она хочет встретиться сегодня, — Лидия подходит ближе, Стайлз прикрывает глаза. — Так вперёд. Лидс. Давай начистоту: я понимаю твою неуверенность и твою настороженность, но, повторюсь, кто-кто, а Малия не кажется мне плохой. К тому же, — Стайлз выпускает дым в воздух и поворачивается к Лидии, — она тебе судьбой уготована, так почему бы и не рискнуть? Не попробуешь — не узнаешь, как там у вас пойдёт, верно? — Ты прав, — Лидия вздыхает. — Ты как всегда прав, чёрт бы тебя побрал. Стайлз хмыкает. — Сколько раз моё предчувствие нас подводило, Лидс? — Не могу назвать ни одного случая. Айзек и Эрика действительно нас спасли. Если бы не ты, мы бы и не нашли их. — Они — славные ребята, которые показали нам, что не всё потеряно. И, смотри, вы с Малией в итоге встретились. Происки судьбы, не иначе. Лидия фыркает, Стайлз задумчиво смотрит в окно. Айзек и Эрика — живое воплощение любви и гармонии, которое бывает у родственных душ. В те времена, когда Стайлз и Лидия только выкупили бар и начали приводить его в порядок, остро встал вопрос подбора персонала. Кандидаты, которые устраивали Стайлза, не устраивали Лидию, и наоборот. С Айзеком Стайлз познакомился в университете ещё до того момента, как вылетел из него. И, Господи, Айзек — просто невероятный человек. Он подкупил Стайлза именно тем, что казался милым снаружи, но на деле был той ещё лисой внутри и совершенно этого не скрывал. Стайлз всегда ценил в людях искренность и естественность, возможно, именно поэтому они с Айзеком нашли общий язык чуть ли не сразу. Ну и нельзя было скидывать со счетов тот факт, что скучные лекции, как правило, сближают людей. Айзек жаловался на то, что у него нет работы и нужно как-то содержать семью. Под семьёй он подозревал Эрику, и Стайлза это подкупило. Он как никто другой знал, каково это — думать и решать за двоих. Потому Стайлз отправил Айзека на смотрины к Лидии чуть ли не сразу, надеясь таким образом убить двух зайцев сразу. И Лидия осталась более чем довольна кандидатом, даже более того: попросила Айзека привести ещё и Эрику, чтобы работать в баре вместе. И они остались, став для Стайлза и Лидии опорой и поддержкой в не самые лучшие времена. Они все вчетвером подняли бар с колен, и существовали в едином темпе, помогая друг другу. Смены чередовались, все они были друг у друга на подхвате и нередко страховали во время непредвиденных ситуаций. Как две части одного механизма, где детали идеально встали и дополняли друг друга. Своеобразная семья бара “У Лидии”. На самом деле, Айзек и Эрика воспринимались как нечто неделимое, целостное и потому невероятно завораживающее. В отличие от Стайлза и Лидии, которых феномен родственных душ только изуродовал, Айзек и Эрика являются теми, кто показывает — всё не безнадёжно. Бывают и счастливые пары, связанные самой судьбой. Это помогало посмотреть на картину мира не только под мрачным углом, но и где-то в глубине души надеяться на хороший исход. Если не для себя, то хотя бы для близкого человека. В случае Стайлза — на хороший исход для Лидии, ведь на себе он уже давно поставил крест. — Помнишь первую смену Айзека? — внезапно спрашивает Стайлз. Лидия вскидывает брови и тут же расплывается в улыбке: — Ага. Он перепутал всё стекло, а коктейли делал и вовсе отвратительные. Но слава Богу, что потом в нём проснулся настоящий талант. Примерно спустя месяц. Стайлз фыркает и подходит к рабочему месту. Он ставит кружку на стол, включает компьютер и задаёт самый главный вопрос: — Что в итоге решила насчёт Малии? Лидия вздыхает. — Она хочет сегодня увидеться на ярмарке, что бы это ни значило. — И ты?.. — И я пойду. Ты прав, порой нужно прекращать бояться и просто давать себе шанс быть счастливой. Стайлз кивает и заходит в браузер. — Лидс. — М? — Спасибо за кофе. Лидия усмехается и уходит. Стайлз разворачивает почту и начинает бегать глазами по строчкам очередного запроса. Сначала он не сразу понимает прочитанное, а потом, когда смысл до него доходит, Стайлз чувствует себя так, будто ему за шиворот вылили ведро холодной воды. Он задумчиво прикусывает губу и принимается за работу.***
Спустя час Стайлз устало потирает пальцами переносицу. От найденной информации у него буквально взрывается голова, безумно хочется выпить. Ещё лучше — нажраться до потери сознания. Стайлз поднимается на ноги и идёт на кухню. Он слышит, что Лидия плещется в ванной, открывает холодильник и видит, что еда стоит нетронутой со вчерашнего дня. Стайлз качает головой. У Лидии порой бывает такой прикол — она забывает поесть, особенно, когда волнуется, или когда бегает по делам без продыха. Обычно в такие дни Стайлз яростно следит за тем, чтобы Лидия ела, совсем как когда-то следил за питанием отца. Он включает плиту, ставит сковородку и начинает разогревать обед. Для Лидии это, конечно, будет поздним завтраком, но уж лучше так, чем вообще никак. К тому моменту, как он заканчивает обжаривать тосты и успевает сварить кофе, Лидия выходит из душа, замотанная в полотенце. Она шумно вдыхает воздух, и выражение лица у неё сразу становится виноватым. — Чёрт возьми, Стайлз, да, я как обычно. Стайлз ничего не отвечает, просто машет рукой в жесте “забей”. Лидия уходит в комнату и возвращается спустя минут пятнадцать, полотенцем растирая влажные после душа волосы. Стайлз разливает кофе по кружкам и садится за стол. Лидия усаживается напротив, и в тишине раздаётся звук урчащего живота. — Господи, что бы я без тебя делала, — стонет Лидия, а Стайлз только качает головой. — Не жрала бы целыми днями, это логично, — отвечает он и принимается за еду. Лидия смеётся и берет в руки вилку. Стайлз смотрит на неё, счастливую, улыбающуюся ярко, открыто, и чувствует, как в груди разливается тепло. На самом деле, он знает очевидную истину: у них с Лидией всё взаимно, и друг без друга они бы уже давно сдохли. Стайлз часто думает о том, что судьба с ними сыграла какую-то очень несмешную и злую шутку. Потому что если кто-то и является для него идеальной родственной душой, то это, безусловно, Лидия, со всеми своими тараканами, заморочками, перепадами настроения и боевым духом, который не так-то просто сломить. Он просто не понимает, как кто-то может подходить ему больше. На уровне эмоций, инстинктов, привычек, да всего. Они с Лидией с самого начала являлись похожими настолько, насколько были разными, и дополняли друг друга идеально. В те моменты, когда у Стайлза срывает резьбу, Лидс является его тихой гаванью, человеком, который парой слов запросто может привести в чувство. И, наоборот, тогда, когда внутри Лидии пузырится истерика, злоба, отвращение, Стайлз словно та самая щёлочь, нейтрализующая любую кислоту. Можно сказать, что в такие моменты Стайлз спасает их обоих, потому что всё, что связано с Лидией для него равнозначно спасению себя самого. Стайлз откровенно залипает на том, как красиво на солнце блестят зелёные глаза Лидии, что пропускает тот момент, когда она перегибается через стол и хватает его за запястье. Совсем как Стайлз схватил её накануне. Кожу тут же обжигает, Стайлз шипит, но руку не убирает. Заслужил. Он должен был сказать ей ещё утром. — Моя очередь возмущаться? Стайлз, как?! Рассказать придётся сейчас, причём не дробя и выкладывая все карты на стол. — Малия вчера приходила в бар. — Да, про это я знаю. — Со своим отцом. — Про это я знаю тоже, — Лидия внезапно осекается на середине фразы. — О, Боже. Ты шутишь? — Да погоди пока. Самое интересное впереди. Сегодня поступил очередной заказ. — Так. — Ну, в общем… Угадай, чья фирма нуждается в не самых легальных услугах с точки зрения закона? — Боже… — Это тоже ещё не всё, — продолжает Стайлз, внутренне подбираясь. — Помнишь, мы год назад не могли подобраться к Кейт Арджент, пока эта сука угрожала отжать у нас бар? — Такое забудешь, — фыркает Лидия. — В Хейл Индастриз уверены, что данные воруют Ардженты. Правда, напрямую доказать они это не могут, вот и идут окольными путями. Лидия давится следующей репликой и таращит глаза, Стайлз продолжает: — По документам хозяйка бара — ты, Лидия. Я могу просто помочь Хейлу и заработать денег, а могу… — Уничтожь её, — говорит Лидия охрипшим голосом. — Просто… Мне плевать на последствия, но сколько нервов она нам тогда сожрала — это немыслимо. И если сейчас ей можно вернуть — сделай всё, что необходимо. Стайлз сыто облизывается. Лидия только что сняла поводок с его ошейника и сказала: “Фас!”.***
Питер закрывает крышку ноутбука и откидывается на спинку кресла. Всё оказывается гораздо хуже, чем он ожидал. Питер не столько устал, сколько заебался. Компания находится на грани фола, и сил спасать ситуацию с каждым днём остаётся всё меньше. Нервная система изнашивается, а теперь, вдобавок ко всему прочему, Питер постоянно думает про обретённую родственную душу. Хотя не должен думать. Он вспоминает, как постоянно задвигал само существование своей родственной души подальше, всегда выбирая что-то, но не её. Имеет ли Питер право выбрать родственную душу сейчас? Может, у пацана уже давно налажена жизнь, и лезть в неё бессмысленно? “Стайлз, — повторяет себе Питер, — его зовут Стайлз Стилински”. Питер даже не удивился, узнав, что Стайлз из того же города, что и он сам. Он с самого начала думал, что имя ему знакомо, но не мог вспомнить, откуда. Пока Малия не сказала, что Стайлз с подругой приехали из Бейкон-Хиллс, и не упомянула, что отец Стайлза, вроде как, был там шерифом. И вот тут до Питера дошло. Хотя на самом деле, он думал, что Стайлз — это всё же прозвище, чудаковатое и странное. Но, безусловно, ему подходящее. На самом деле, Питер за последние сутки воскрешал в памяти образ Стайлза так часто, что это уже начинало походить на помешательство. Как будто кто-то щёлкнул переключатель, отвечающий за логичность и последовательность поступков. Он понимает, почему все эти годы бегал от своей родственной души. Потому что однажды ее встретив, уже на самом деле не захочешь отпускать никогда. И сейчас он, наоборот, хочешь найти Стайлза, гонимый невесть откуда взявшейся потребностью быть рядом. Как будто все то, что он подавлял в себе долгие годы, решило вдруг вырваться наружу и прорвать плотину, сметая на своем пути любые доводы рассудка. Ему больше не хочется ни убегать, ни пытаться наебать судьбу. Питер понимает — чему быть, того не миновать. Он решает сначала ликвидировать проблемы с Арджентами, чтобы потом заняться их со Стайлзом вопросом. О самом Стайлзе Питеру удалось насобирать чертовски мало информации. Всё, что удалось выяснить — Стайлз после смерти отца уехал из Бейкон-Хиллс в Нью-Йорк, поступил в технологический институт, откуда вылетел буквально через год. Кроме подробностей отчисления, никакой другой информации про Стайлза не было. Питер решает чуть позже дать Дэнни задание вызузнать о Стайлзе побольше. И собирается обязательно сходить в бар познакомиться лично. Сразу же, как спасёт Хейл Индастриз от неминуемого падения. Потому что компания — то самое, что держит на плаву всю его семью. И Питер не может их подвести.***
Кейт Питера раздражает. Да так сильно, что хочется сломать психованной суке шею, лишь бы убралась с его территории от греха подальше. Впрочем, именно в тот момент, как Кейт переступает порог его офиса, у Питера не остаётся сомнений: утечка данных — дело рук Арджентов. — Я надеюсь, мы договоримся, — елейным голоском произносит Кейт, а Питер в уме прикидывает, сколько лет дают за убийство и смогут ли его отмазать лучшие адвокаты. Питер ненавидит Кейт с тех самых пор, как она пыталась залезть к Дереку в штаны, чтобы выведать тайны Хейл Индастриз. Дерек, конечно, был не дурак, и послал суку нахуй, но отношение к женщинам у племянника с тех пор изрядно просело. Отвратительная грязная история. В каком-то смысле Питер винит себя, что не смог уберечь племянника и гордится тем, что Дерек всё же принял правильное решение. Но последствий это нисколько не умаляет. Кейт — змея, опасная и просто до ужаса ядовитая. Питер лишь искренне надеется, что специалист, которого нанял Дэнни, сможет им помочь. Потому что иначе все они в глубокой заднице. — Надейся, дорогая, — улыбается Питер. Кейт скрипит зубами. Злится. Злость — это хорошо, это очень хорошо. Кейт держит себя в руках далеко не так безупречно, как ей кажется. Питер тоже на грани фола, но он знает, что у него не дрогнула ни одна лицевая мышца. Не показывай эмоции. Никогда, даже думать забудь. Выроешь себе могилу раньше, чем успеешь сделать вдох. — Твоей компании крышка, Хейл, ты должен это понимать, — тон у Кейт остаётся напористым, и это выдаёт её с потрохами. — Очень смелое заявление, — фыркает Питер, смеривая Кейт взглядом. — Какой козырь у тебя в рукаве? — Кейт подаётся вперед, Питер заставляет себя стоять на месте, хотя очень хочется её ударить, брезгливо вытерев руку после. Он молчит и зеркалит её улыбку, Кейт снова начинает закипать. Атмосфера — не приведи Господь, гнетущую тишину можно резать пластами и подавать за праздничным столом с одной единственной целью — отравить всех гостей разом. — Мы не вовремя? — внезапно раздаётся со стороны двери. Питер слышит знакомый голос и вздрагивает. Он смотрит Кейт за спину и чувствует, что воздуха в кабинете внезапно становится слишком мало, как будто из помещения выкачали весь кислород. На пороге стоит Стайлз в сопровождении Дэнни, последний вопросительно поднимает брови вверх. Стайлз выглядит так, как Питер его запомнил. Чёрная футболка оттеняет совершенно дикие глаза, на левое плечо накинута лямка рюкзака, губы кривятся в презрительной усмешке. Он даже не смотрит на Питера, всё его внимание сосредоточено на Кейт. И это очень странно. При виде Стайлза запястье начинает гореть, а по телу прокатывается нервная дрожь. Питер даже назвал бы её приятной, если бы не обстоятельства и не удивление. Он никак не ожидал увидеть Стайлза здесь и сейчас. Питер замечает, как Кейт начинает стремительно бледнеть, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. — Какого хрена? — её голос звучит ровно, но доза яда в интонации зашкаливает, и сразу становится понятно — она напугана просто до усрачки. — У тебя есть версии, дорогая? — Стайлз облизывает губы и плотоядно усмехается. Дэнни непонимающе переводит взгляд со Стайлза на Питера и обратно, а Кейт словно прирастает к земле. Даже Питера пробирает. Но больше всего его удивляет подбор слова и тон, с которым Стайлз обратился к Кейт. Слишком. Похож. На его собственный. Это невероятно. Кейт разворачивается обратно к Питеру: — Это — твой козырь в рукаве, Хейл? Ты серьёзно? — Не понимаю, о чём ты, — а вот Питер держит себя в руках превосходно. — Ты не с тем человеком связался, — шипит Кейт и направляется к выходу. Около Стайлза она тормозит и выплевывает ему в лицо: — Ты пожалеешь. Держись подальше от всего этого, Стилински. Стайлз скалится: — Я с говном тебя сожру. Улыбается: — Мне терять нечего. Вполголоса шепчет ей прямо в лицо: — Из нас двоих пожалеешь ты. Кейт отшатывается от него, как от прокаженного, и быстрым шагом выходит из кабинета. Питер нервно сглатывает. Потому что выражение лица Стайлза не меняется: он смотрит на Питера точно так же, как смотрел на Кейт буквально минуту назад. — Дэнни, дальше мы сами, — выдыхает Питер, и Дэнни сразу ретируется из кабинета вон. В каком-то смысле Питер ему даже сочувствует, на месте Дэнни он бы тоже был абсолютно сбит с толку всем происходящим. С уходом Кейт атмосфера становится не такой ядовитой, но воздуха всё ещё не хватает, а напряжение продолжает витать в воздухе. Стайлз скидывает на пол рюкзак и потирает левой рукой шею в области затылка, а у Питера взгляд прикипает к той самой руке, на которой среди бесконечной вязи чернил красуется его метка. Дыхание тут же перехватывает, а из головы испаряются все связные мысли. Кроме одной. “Мой собственный знак на теле другого человека. Пожизненное клеймо у него на запястье”. — С тебя двойная оплата, — говорит Стайлз. Голос у Стайлза низкий, с приятной хрипотцой, и Питер неосознанно ловит себя на мысли, что хочет слушать этот звук вечно. “Он знает, — проносится в голове у Питера. — Он знает, кем вы приходитесь друг другу, и явно от этого не в восторге”. Родственные души — полная дрянь. Без этой судьбоносной связи у Питера мог бы быть шанс наладить со Стайлзом не настолько натянутые отношения. Хотя, положа руку на сердце, Питер не уверен, что их бы не разнесло по течению жизни в разные стороны. Стайлз стоит напротив него и молчит. “Ждёт, что я откажусь”, — понимает Питер, и вслух насмешливо произносит: — А не слишком ли много? Стайлз усмехается и смотрит прямо на Питера, прожигая его глазами: — Двойная. Оплата. Или спасай свою корпорацию сам, Хейл. Он настолько язвительно выделяет его фамилию, что Питер сразу понимает, как сильно Стайлз на него злится. Питер уверен — если бы взглядом можно было убивать, он бы лежал сейчас в муках на полу, а Стайлз бы и бровью не повёл. А ещё Питер понимает, что не сможет отвести от Стайлза взгляд, даже если сильно захочет. У того под глазами черные круги, склера воспалена, но, чёрт возьми. Какие. Же. Красивые. Глаза. Невероятные. Каряя радужка с гипнотическими желтыми вкраплениями, смотреть можно бесконечно долго. И Питеру очень сильно хочется в них смотреть, не отводя взгляд ни на секунду. Эти мысли приводят его в состояние раздражения, потому что Господи Боже мой, серьезно? Серьезно? Достаточно увидеть человека один раз (ладно, два) и просто потерять голову? Питер ненавидит, когда контроль оказывается не в его руках. Проклятые родственные души с заложенной внутри идеальной совместимостью. Тотальный беспросветный пиздец. — Как бармен может смыслить так много в области программного обеспечения? — Я же не спрашиваю, как выходец из захудалого городка смог нажить себе целое состояние. Мелькает мысль, что постоянно огрызаться стало для Стайлза чем-то вроде второй натуры. Защитным механизмом, который он не не хочет (не может?) контролировать в отчаянной попытке выжить. За что он борется? От кого он бежит? Что происходит у него в жизни? Питер ещё раз бегло осматривает Стайлза, подмечая нездоровый цвет лица, лопнувшую сетку капилляров, слишком острые скулы. Движения у него дёрганые, рваные, как будто Стайлз сидит на спидах или на чём ещё похуже. Питер не может перестать об этом думать, когда тот добавляет: — Малия, кстати, удивительная девушка. История её матери особенно берёт за душу. Равнодушный голос, который констатирует факты, а у Питера кровь стынет в жилах от осознания того, что Стайлз знает про него слишком много. Если не всё. Но это не значит, что козырей в рукаве нет. — Покойный шериф Бейкон-Хиллс гордился бы сыном, верно? Стайлз сразу меняет в лице, а Питер понимает, что попал чётко в цель. Давить на Питера через дочь — плохая тактика, очень плохая. Питер не оставит от зарвавшегося щенка и мокрого места, если он тронет Малию хотя бы пальцем. И плевать, что в случае чего Питер уничтожит свою собственную родственную душу. Которую буквально только что обрёл. Полный. Пиздец. — Данные перехватывают Ардженты. И я могу это доказать. Тебе решать, Хейл. Но работать буду только за двойную оплату. —Что именно связывает тебя с Кейт? — спрашивает Питер внезапно даже для себя, решая как можно скорее расставить все точки над i. — Не твое собачье дело, — огрызается Стайлз. Питер насмешливо поднимает брови вверх: — С работодателем надо разговаривать повежливей. — У меня слишком много претензий к нынешнему работодателю. Мы будем разговаривать о бреше в твоей системе безопасности или обсасывать мою жизнь? Если второе, то я пойду, и пусть твою жопу из огня вытаскивает Дэнни. Ах да, прости, он не может. Питер понимает, что Стайлз прав. А ещё Питер понимает, что Стайлз в этой ситуации ему намного нужнее, чем хвалёная гордость и прочие ничего не значащие вещи. Единственное, что сейчас имеет значение — компания, которая является оплотом благополучия для всей их семьи. Слишком много поставлено на карту, чтобы играть со Стайлзом в перетягивание каната. — Что ты предлагаешь? — Прости? — По работе. Стайлз хмурится, продолжает выглядеть настороженным и готовым к бою. Как дикая лисица, которую зажали в угол. Питера веселит это сравнение, и он пытается сдержать улыбку, чтобы не испортить момент. Он миролюбиво разводит руками: — Присядешь? Стайлз топчется на месте, но в итоге пересекает кабинет и садится напротив. Питер описывает Стайлзу проблему и замечает, что тот действительно слушает. Из взгляда уходит враждебность, остаётся лишь профессиональная заинтересованность. Стайлз задает правильные уточняющие вопросы и сразу начинает описывать детальное решение, подкрепляя их необходимым перечнем данных. Питер расслабляется. Будущее его компании в надежных руках, спорить с этим бессмысленно. Они договариваются, что Стайлз приступит к своим обязанностям в ближайшее время, и оба сходятся на мнении, что Арджентов нужно давить до полного уничтожения. Точнее, эту тактику предлагает Стайлз, а Питер не спорит. Ему, безусловно, интересно узнать, за что Стайлз так ненавидит Кейт, но он решает просто извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Ардженты и у него сидят поперёк горла, глупо отказываться от возможности навставлять им палки в колёса. — У тебя поднебесная цена за твои услуги, ты в курсе? — спрашивает Питер в конце разговора. Спрашивает просто ради того, чтобы услышать голос Стайлза ещё раз. Какой же. Кошмар. — Переживёшь, — равнодушно бросает Стайлз, направляясь к выходу. Он уходит, и Питер сидит в тишине долгое время, понимая, что добровольно шагнул в пропасть и ни капли не жалеет о случившемся. Перед глазами всё ещё стоит знакомый образ, который, кажется, выжгли раскалённым железом в мозгу. Может быть, судьба и не такая стерва, раз сегодня события повернулись именно так. Может быть, им со Стайлзом суждено было встретиться именно сейчас и именно при таких обстоятельствах. Кто знает.***
И Лидия, и Стайлз ненавидят Кейт Арджент просто до скрипа зубов. Года полтора назад эта сука пыталась отжать у них бар. Сначала она заявилась с чеком на космическую сумму денег, потом в ход пошли угрозы, а позже она натравила на них санэпидемслужбу. Стайлзу и Лидии удалось выйти из положения, сохранив бар и лицо, но вот раскопать достаточно грязи, чтобы отправить психованную суку за решётку, они не смогли. Поэтому очень удачно, что конфликт у Хейла именно с Арджентами и что именно Кейт пришла в Хейл Индастриз на переговоры. Провожая Кейт взглядом, Стайлз уже просчитывал варианты и понимал, что Питер не будет ему особо мешать. Выходя из здания Хейл Индастриз, Стайлз уже знает, каким будет его следующий шаг. Он проводит в поисках информации остаток дня, понимая, что грязи на саму Кейт всё ещё маловато. А вот на самих Арджентов удаётся нарыть много интересного. Стайлз обновляет страницы и бегает глазами по монитору, когда у него вибрирует телефон. Он раздражённо скидывает вызов и возвращается к работе. На следующий день заголовки газет пестрят сообщениями о том, что дочь известного бизнесмена подозревается в крупных нелегальных поставках оружия. Доказательства полиция навряд ли найдёт, но Стайлз знает, что на Арджент Корпорейшн удалось обратить внимание, и теперь сухими из воды им выйти не удастся. Самого Питера Хейла не удаётся выкинуть из головы, как бы сильно ему не хотелось. Пару раз в день телефон вибрирует, оповещая о звонке, Стайлз так же неизменно скидывает вызов. Но мысли, мысли это уже не останавливает. Потому что не только Лидия падка на настойчивость. Ещё несколько дней у него уходит на то, чтобы взломать почту Арджент Корпорейшн и отследить нужные цепочки писем. Стайлз усмехается, сверяя данные. Да, Хейл не зря платит ему такие большие деньги. Перед глазами так некстати возникает усмешка Хейла, Стайлз закатывает глаза. Стайлз всё ещё слишком злится, чтобы мыслить здраво, чтобы о чём-то мечтать и на что-то надеяться. Между ними с Хейлом только работа, Стайлз сделает своё дело, а потом они разойдутся каждый по своей дороге. По крайней мере, таков план. Он идёт на кухню, где сталкивается с Лидией, которая сегодня закрывала смену в баре. — Есть хочешь? — спрашивает Стайлз, Лидия устало кивает. Он разогревает ей ужин, заваривает чай и собирается оставить её одну, потому что после смен Лидия любит посидеть в одиночестве и тишине, когда в спину ему прилетает: — Отец Малии сегодня заходил. Стайлз застывает на месте. — Что? — Про тебя спрашивал, — Лидия пустыми глазами смотрит на тарелку с едой. — Я тебя услышал, — говорит Стайлз и уходит к себе в комнату. Это раздражает. Одно дело — когда их, прости Господи, отношения остаются сугубо между ними. Но другое дело — когда начинают притягиваться уже другие люди. Та же Лидия. Тот же бар, который должен быть безопасным местом и максимально нейтральной территорией. Стайлз ложится на кровать и думает о том, что настырность у Хейлов в крови. Малия буквально сторожит Лидию, ходит за ней по пятам, но Лидс не то чтобы сильно возмущается такому положению вещей. Наоборот, он расцветает, улыбается, радуется и каждую встречу с Малией ждёт с нетерпением, хоть и старается не показывать этого. Он гипнотизирует взглядом телефон, а потом всё же плюет и набирает номер. — Ты не брал трубку, — голос Хейла проходится по оголённым нервам как разряд тока. И Стайлз не может понять, нравится ему это ощущение или нет. — Я не хотел разговаривать. — Издеваешься? — нравится. Стайлзу нравится слышать его голос. Он просто в жопе, запястье начинает гореть. Стайлз с досадой прикусывает губу, рассматривая бесконечность, которая, кажется, стала немного выраженней и ярче за последние дни. Стайлз очень хочет верить, что ему всё же кажется. — Нет, что ты. — Стайлз, это важно. — Кому? Тебе? Потому что мне насрать, Питер. Без тебя хватает и проблем, и всего остального, ладно? Стайлз думает, что после таких выпадов Хейл однозначно свернёт ему шею при встрече, которая сто процентов состоится рано или поздно, ведь Хейлы так просто не сдаются. А ещё до него только потом доходит, что он назвал Хейла по имени. Это просто супермегахуёво. — Нужно, чтобы ты приехал в офис. А встреча, судя по всему, намечается очень и очень скоро. Потому что Стайлз ловит себя на мысли, что ему очень интересно увидеть Хейла. Просто напоследок. Просто потому что. Тем более, что повод действительно есть (высказать Хейлу всё о наболевшем за всю его грёбаную жизнь, например), и… Стайлз мысленно даёт себе по лицу. — Это насчёт Кейт? Потому что если… — Срать я на неё хотел. Питер отвечает слишком быстро, будто догадывался, что Стайлз спросит именно про это. Впрочем, неудивительно, это ведь элементарная логическая цепочка. Стайлз соскребает последние остатки рассудка и пытается ещё раз: — Документы я могу отправить тебе почтой. Пара дней — и затаскаешь Арджентов по судам. — Привези лично в руки, будь добр, лапушка. Стайлза против воли прошивает волной крупной дрожи от этой интонации. Он хочет сказать “нет”, и никогда больше в жизни не позволять себе даже вспоминать этого человека, но охреневший от эндорфинов мозг работает на опережение: — Ладно, — Стайлз словно слышит собственный голос со стороны. — Я приеду. Питер хмыкает и кладёт трубку, а Стайлз думает о том, что ему срочно нужен стакан воды с цианидом. Будь проклят тот день, когда он встретил свою родственную душу. Ненавидеть человека на расстоянии было намного проще.***
Питер жалеет о том, что настоял на встрече, когда Стайлз переступает порог. Стайлз выглядит отвратительно, он выглядит так, будто не спал недели, а нормально ел в последний раз месяц назад. Стайлз выглядит как человек, который работает 24/7, и не валится с ног только благодаря титаническим усилиям воли. Питер решает подумать об этом позже, а потому начинает издалека: — Не надоело бегать? — Такое не может надоесть. Тебе ли не знать. Питер впервые за все эти годы задумывается о том, что, когда родственная душа игнорирует тебя такое долгое время (практически всю жизнь), это необратимо меняет. Обухом по голове настигает осознание того, что меняет отнюдь не в лучшую сторону. А если накапливаются еще и другие обстоятельства, которые отравляют жизнь, то единственным выходом, наверное, кажется выход в окно. Питер уверен, что Стайлз задумывался об этом варианте решения всех проблем немеренное количество раз, но почему-то отчаянно продолжал цепляться за жизнь. Почему? Что его держит? Что придает ему сил бороться дальше? — Премиальные, — бросает Питер, кивая на стол. Он может только гадать, какая реакция будет. Питер, на самом деле, тоже устал. Общими усилиями они смогли зажать Арджентов в угол, и, положа руку на сердце, Питер не знал, как он бы справился без Стайлза в этой ситуации. Ему не жалко денег, он действительно хочет помочь, хоть и понимает, что после этого Стайлз исчезнет из его жизни навсегда. Стайлз замирает на месте, и окидывает его оценивающим взглядом. — Не нужно, — говорит он. Питер понимает, что Стайлз имеет в виду не только деньги. Точнее, совсем не деньги. Стайлз имеет в виду “Не нужно жалости, помощи, мне ничего от тебя не нужно”. Питер не согласен. Категорически не согласен. — Уверен? — спрашивает Питер, подходя ближе. Стайлз делает рваный вдох и делает шаг назад, упираясь спиной в стену. Он нервно облизывает губы, и Питер готов поклясться, что паршивец делает это неосознанно, потому что находится в состоянии, близком к панике. Питер жалеет о том, что не может узнать, что именно сейчас происходит у Стайлза в голове. Он делает еще один шаг, и смотрит на Стайлза в упор. Тот не двигается с места, будто загипнотизированный, и рвано вдыхает и выдыхает воздух. — Тебе нужны деньги, Стайлз. Я не знаю, зачем, но знаю, что они нужны. Не отказывайся, не каждый день судьба бывает такой щедрой. — Расплачиваться буду натурой? — усмехается тот. Питер ловит себя на мысли, что, даже будучи в состоянии, близком к аффекту или панической атаке, Стайлз все еще продолжает защищаться. Неосознанно. Что-то вроде реакции “бей-беги”, пусть и на минималках. Питер качает головой и делает шаг назад. — Это премиальные. За хорошую работу, выполненную вовремя и максимально профессионально. Питер разрывает зрительный контакт и разворачивается. Он отходит к столу, и уже со спины слышит, как закрывается дверь его кабинета. На столе лежит флешка с данными. Чек Стайлз всё же забрал. Это — единственное, что радует Питера в этот паршивый день. Кто же знал, что с его собственной родственной душой будет так сложно.