Между свечой и солнцем

             С каждым выдохом в пронзительно холодном воздухе появлялось крошечное облачко.       Цзян Чэн отвернулся от своего далёкого наблюдения за чернильным горизонтом густой облачной ночи. Шаги, хрустящие от лёгкой снежной пыли, множились в этот последний час; казалось, что буря будет только усиливаться.       Приблизился Лань Сичэнь, грациозный и элегантный, даже несмотря на такой мороз. Ладонь, которая незаметно скользнула по его руке, была тёплой. Цзян Чэн почувствовал, как крохотный толчок силы – заклинания – влился в его ладонь и поднялся вверх, к плечу. Не через меридианы, а через тело, обеспечивая тепло.       - Спасибо, - тихо поблагодарил он.       Ответа не последовало, но Цзян Чэн его и не ожидал. Месяцы, в течение которых он ближе познакомился с Сичэнем, оказались для него неожиданным вихрем. Разочарование, отвращение, всё, что он нёс против Ордена Гусу Лань и Сичэня лично, утихло. Не ушло; прошлое невозможно было стереть, но оно растворилось в воспоминаниях.       Он вернул своего брата; их извинения не были произнесены перед друг другом, но они разделили их. Его сестра была жива, за любимым племянником больше не охотился император. С золотым Павлином ничего нельзя было поделать, но Цзян Чэн был уверен, что лекарство можно найти; особенно с таким бесспорно блестящим умом, как у Вэй Усяня.       Цзян Чэн был счастлив; чувство, которое, как он думал, он утратил с того рокового дня в Пристани Лотоса. Когда жизни его семьи превратились в пепел.       Не было ни повода, ни причины, по которой он проснулся рано тем утром. Почему ноги сами понесли его к спокойному, казалось бы, скрытому озеру, спрятанному в гуще леса, окружающего Нечистое Царство.       Почему он нашёл Сичэня стоящим под высокой сосной; он подумал тогда, что тот стоит, как героическая фигура из древних легенд, и смотрит вдаль. Зачем он подошёл, нарушив покой друга.       Почему они поцеловались – внезапно, неожиданно, сильно – с такой страстью, которая поглотила их обоих.       Цзян Чэн не помнил, кто это начал, только то, что это было… приятно, хорошо и, как ни странно… правильно.       Затем, в этот жаркий момент, он слегка приоткрыл глаза и увидел их. Его любимый племянник шёл с Цзинь Гуанъяо по тропинке вокруг озера. Вдали от них двоих.       Его наполнил страх, не за то, что они будут обнаружены, больше за то, что Цзинь Гуанъяо, возможно, неверно истолкует этот неожиданный момент. Он разорвал поцелуй, прошептал Сичэню предупреждение, а затем бросился прочь.       Было ясно, что их видел племянник; его вкрадчивый тон и слова стали тому подтверждением. Неясно было только то, видел ли их Цзинь Гуанъяо. Цзян Чэна не волновали ревнивые бывшие любовники или кем бы Цзинь Гуанъяо ни был для Сичэня.       Что его беспокоило, так это любая стратегия в этой войне, которая была бы скомпрометирована любым сохраняющимся чувством зависти к Сичэню или обиды на Цзян Чэна, как из-за того, чем бы ни был этот поцелуй, так и из-за его яростной защиты сестры и золотого Павлина. К сожалению, дни, прошедшие с тех пор, не дали ему ни ответов, ни времени, чтобы найти эти ответы.       Те дни превратились в недели, а теперь и в месяцы. Наращивание и возобновление кампании по обеспечению безопасности Цинхэ и аванпостов было важнее личных дел.       С тех пор он и Сичэнь больше не целовались и ничего не делали. С тех пор, как его Орден и Орден Лань основали этот аванпост, Цзян Чэн иногда задавался вопросом, хочет ли Сичэнь большего.       Их общение – публичное и личное – с того рокового дня оставалось прежним – сердечным и уважительно-дружеским. Но о том поцелуе никогда не упоминалось. Их руки переплелись сегодня вечером, и согревающее заклинание, переданное от Сичэня к нему, было первым проявлением интимности с тех пор…       Искры, вспыхнувшие в уголках глаз Цзян Чэна, мгновенно вырвали его из блуждающих мыслей…       - Щиты! - И он, и Сичэнь взревели почти одновременно; их крики усиливались заклинанием, которое они произнесли почти хором.       Ярко-синие щиты Гусу Лань и пурпурно-розовые щиты Юньмэн Цзян вспыхнули, как только ударил первый залп огненных стрел. Холод охватил руку Цзян Чэна, тепло, которое он чувствовал раньше, быстро угасло; больше нечего было сказать или сделать – их ждала битва.       Цзян Чэн пробежал вдоль земляных стен к южной стороне – слабому месту заставы; Цзыдянь развернулся, меч покинул ножны. Наверху лучники выпускали залпы стрел, используя огненные наконечники, ударяющиеся о щиты в качестве ориентиров. Из-за снежной бури и наступающей темноты было трудно определить, атакуют ли силы Вэней исключительно с восточного фронта.       Секундой позже рёв войск Вэней обрушился на них, разбиваясь о лестницы, которые внезапно появились слева от него. Цзян Чэн смахнул первую красно-белую мантию с остроконечными горами.       Заклинатель Вэнь упал, но за ним последовали и другие. Заунывно запела Лебин, приказывая снегу и ветру сражаться с врагами. Слева и справа от Сичэня сражались Цзян Чэн и его ученики, их мечи и заклинания сверкали в хаосе бури. Вспыхнул Цзыдянь, отталкивая Вэней с недюжинной силой, давая ученикам возможность прийти в себя и отдышаться.       Запах энергии обиды начал быстро усиливаться.       Пронзительно быстрые стрелы просвистели в воздухе, и Цзян Чэн пригнулся и перекатился вперёд. Рёв нападавших и защитников доносился до его ушей, смешиваясь со скрежетом мечей и криками умирающих. Он развернулся, его меч пронзил двух учеников Вэнь, спрыгнувших с лестницы на стену, прежде чем они успели обнажить свои мечи.       Освободив путь, Цзян Чэн побежал вперёд, привязав Цзыдянь к опорной точке одной из лестниц. Раскачиваясь вперёд и вниз, он наложил барьерное заклинание, прорываясь сквозь силы Вэней, карабкающихся по другим лестницам. На пике своего взмаха он ослабил Цзыдянь, упав с неба, словно зимородок.       Заклинание, которое он выпустил, разметало группу учеников Вэнь, пытавшихся сокрушить эту часть объединённых сил Лань и Цзян. Облегчения, которое он им принес, было достаточно, чтобы ученики сплотились и бросились вперёд, чтобы сбить остальные лестницы с каменной стены.       Маслянистое ощущение начало усиливаться вместе с запахом разложения; появился привкус чего-то медного, горького и сухого.       Внезапный треск и взрыв высоко над головой привлёк внимание Цзян Чэна к небу. Куски камня – рушащаяся башня древнего аванпоста, который они сделали своим домом.       Он бросился туда и прыгнул вперёд. Цзыдянь вспыхнул ярко-фиолетовым, нанося удар, но этого было недостаточно, чтобы разрезать на кубики и посыпать пылью все куски камня. Крики раздавленных мужчин, женщин и животных – как внутри, так и снаружи заставы – наполнили воздух.       Южная стена заставы падала, половина башни уже была разрушена. Когда Цзыдянь снова мелькнул, зацепившись за то, что осталось от башни и лучников, застрявших на вершине, он качнулся вперёд.       Вдалеке заклинатели Вэнь призвали ещё одно огромное заклинание огненного шара; точечный источник света в усиливающейся буре и темноте теперь стал ясен. Они были слишком далеко, чтобы их могли поразить даже лучшие лучники Юньмэна.       - Защитите башню! - взревел он, надеясь, что осталось ещё несколько заклинателей, – неважно какого Ордена, - которые смогут построить настолько прочный щит, насколько это возможно. Они не могли потерять остальную часть этой башни…       Ни его ученики, ни ученики Лань не были достаточно быстры, чтобы отреагировать, когда этот точечный свет вдалеке внезапно погас. Затем появился невыносимый запах разложения и гари – энергии обиды, обрушившейся на всё поле битвы.       Цзян Чэн задохнулся, когда волна тёмных, бесформенных духов закружилась вокруг них, распространяя повсюду своё ледяное, но при этом маслянистое и неприятно тёплое ощущение. Цзыдянь искрил и крушил там, где мог, а наступательные заклинания, проходившие через его пальцы и меч, превращались в поднимающихся духов.       Затем прозвучал рог – высокий и одинокий по тону. Последовали громоподобные шаги, крики и вопли ужаса; полы мантии Вэней исчезли в тёмной ночи. Часть энергии обиды улетела вместе с ними, но большая часть осталась, слегка угасая в призрачной холодной хватке, которая, казалось, превосходила возможности зимней стихии.       Рог отступления затих, унося с собой шаги нападавших Вэней.       Цзян Чэн вздохнул с облегчением, Цзыдянь медленно свернулся в кольцо. Он протянул руку и помог подняться нескольким ученикам, лежавшим рядом с ним.       - Глава Ордена! - Один из его старших учеников, командовавший юго-западной частью обороны, выжил.       - Начинайте собирать тела, Зи, - приказал он. - Я позабочусь об уборке и подкреплении башни с этой стороны.       - Да, глава Ордена. – Ученик поклонился и поспешил передать его приказы другим ученикам.       Цзян Чэн взглянул на то, что осталось от башни. Затем его взгляд опустился туда, где он в последний раз видел вдалеке точку света. Шторм усиливался, ужасный вкус энергии обиды теперь оставался постоянным.       Была очень высокая вероятность того, что в ближайшие несколько часов они вполне могут столкнуться с новой атакой Вэнь Жоханя; особенно если этот человек успешно завершил создание адского оружия. Цзян Чэн взглянул вниз и стряхнул с меча кровь и чьи-то кишки, покрывавшие лезвие, но не все они легко соскользнули.       - Вот.       Цзян Чэн повернулся, Сичэнь протягивал ему кусок ткани. Его друг выглядел невредимым, хотя на ярко-бело-голубой ланьской мантии, которую он носил, были пятна и полосы крови.       Цзян Чэн взял ткань, кивнув в знак благодарности, и как можно лучше очистил свой меч от остатков грязи на нём.       Затем он бросил ткань в жаровню, которая каким-то чудом осталась цела.       - Это отступление было спланированным, - заметил Сичэнь. - Я не чувствую никаких изменений, по крайней мере, никаких намёков на атаку адским оружием в ближайшие несколько часов.       Цзян Чэн не ответил, вместо этого он обвёл взглядом окрестности.       Те, кто не пострадал, уже пытались помочь раненым подняться и направиться к целителям. Там, где это было возможно, тушили пожары, ученики начинали чинить барьеры и успокаивать восставших духов и потревоженную энергию обиды.       Он согласился с Сичэнем; отступление действительно было спланированным. Похоже, что это был разведывательный отряд, или что бы это ни было. Он был недостаточно велик, чтобы уничтожить аванпост или справиться с дополнительными трудностями, связанными с нарушенной энергией обиды.       Возможно, то, с чем они столкнулись, было частью более сложного плана.       Лучшим вариантом действий было бы преследовать отступающие силы Вэней, но это было безрассудно – особенно с учётом того, насколько местные земли пропитаны энергией обиды. Кроме того, снежная буря осложняла ситуацию.       Также существовал риск того, что один или несколько солдат Вэнь выживут и сообщат о силе аванпоста, именно это всегда было риском. Учитывая количество парящих в небе воронов, которых Цзян Чэн видел с тех пор, как они покинули освоенный Цинхэ, он должен был предположить, что все они были шпионами или глазами Вэнь Жоханя.       Но тот факт, что вороны в основном летали вокруг этого аванпоста, а также недавняя атака также означали, что Цзян Чэн и Сичэнь – вместе со своими силами – хорошо выполняли свою работу. Они привлекали внимание к Цинхэ, отвлекая его от других мест, где концентрировались силы Альянса.       - Я буду помогать с ремонтом башни, - тихо сказал Сичэнь.       - Поспи немного после того, как закончишь, - также тихо проговорил Цзян Чэн. – И пусть твои люди тоже отдохнут. Юньмэн Цзян будет нести вахту первым.       Цзэу-цзюнь, возможно, был известен в мире совершенствования как дипломат, но некоторые забывали, насколько он силён, даже спустя шестнадцать лет. Цзян Чэн не был одним из тех глупцов, но он понимал причину. У них был мир более шестнадцати лет, почти целое поколение без войн.       Совершенствование Ордена Гусу Лань, возможно, несколько ослабло, но, несмотря на это, они всё ещё были чрезвычайно чувствительны к духам. Цзян Чэн не был дураком, чтобы понять, что если бы они не проявили такой чувствительности сегодня вечером, потери могли бы быть куда более серьёзными, если не хуже, чем в Чунъяне.       Хуже того, потому что в Чунъяне, по крайней мере, неожиданно появился Вэй Усянь – его дебют в качестве заклинателя энергии обиды.       В настоящее время Цзян Чэн видел, как края губ Сичэня слегка изогнулись.       - Некоторые всё равно останутся бодрствовать, но спасибо, друг мой.       Рука, которая протянулась и на мгновение обвилась вокруг его плеча, нежно сжимая его, успокаивала. Эта привязанность передавала более глубокий, интимный смысл, скрытый в его неземных глазах.       Тех самых глазах, которые поймали его собственный взгляд под той сосной, полный неописуемой страсти.       Ещё до того, как Цзян Чэн покраснел от смущения, рука исчезла. Сичэнь повернулся, и Цзян Чэн остался смотреть, как эти бело-синие боевые мантии развеваются и сливаются с бурей.       - Глава Ордена!       Цзян Чэн развернулся, загоняя свои мысли о Сичэне и этих глазах, говорящих тысячу слов, на задворки своего сознания. Забинтованная ученица с платком, закрывающим нос и рот, остановилась, тяжело дыша, но она не выглядела слишком раненной, если не считать того, что он видел по повязкам.       - Мы не можем… развести огонь… Мы собирались… сжечь тела, - запинаясь, доложила она. - Даже талисманы… не… работают…       Цзян Чэн нахмурился:       - Покажи мне.       Ученица отвела его туда, где разжигали костры. Это было наиболее защищенное от непогоды и ветра место, но при этом открытое, чтобы ядовитые пары горящих тел не могли проникнуть в то, что осталось от внутренней части аванпоста.       Там горел огонь, интенсивный и жаркий, он это чувствовал. От дров исходили отголоски заклинаний. Талисманы ярко вспыхивали, снова и снова, дрова полыхали, но ожидаемого подавляющего запаха не было.       Тела погибших учеников Цзян и Лань горели. Тем не менее, трупы солдат Вэнь не горели - их волосы и одежда всё ещё развевались на жарком ветру, который создавал огонь.       - Что это… во имя… небес? – недоверчиво прошептал Цзян Чэн.