Между свечой и солнцем

             Полы и стены покрывали полосы крови, некоторые были засохшие, коричневые и чёрные, другие – свежие, алые и блестящие. В центре лежало истерзанное тело в рваных тёмных одеждах; прикованное за запястья и лодыжки ко всем четырём углам комнаты.       Цепи ослабили только потому, что в них больше не было нужды. Ещё немного, и он умрёт.       Она поспешила вперед, её желудок скручивался каждый раз, когда её вызывали, чтобы ликвидировать последствия. Вернуть его в холодную камеру, которая была его тюрьмой и домом в Безночном городе.       Приводить его куда-либо ещё, как она это сделала в первый раз, было запрещено. Она не пострадала от последствий, в отличие от Дафань. Бабушка, дорогая бабушка А-Юаня, которая заботилась о нём с самого рождения, была убита.       А-Юань стал свидетелем этого. Она до сих пор помнила, как кровь пролилась на него, разрывая на части ту невинность, которая в нём ещё оставалась.       Стражники не помогли; они никогда не помогали. Она взвалила его себе на спину; и он возвышался над ней, даже в таком состоянии. Медленно, шаг за шагом, она потащила его в тюрьму, называемую комнатой.       Соломенная кровать в углу была бы лучшим вариантом для его выздоровления, но после шестнадцати лет, нет, уже почти семнадцати, Вэнь Цин отказалась от рутины. Стражники не препятствовали ей и не устанавливали временных ограничений один раз в году.       Сначала на холодный, каменный пол; он всё ещё дышит.       Разведение огня и уход – израсходовали половину выделенных ему на год нормы дров, но это было необходимо.       Разложены простыни, подаренные Дафань Вэнь – они знали, через что проходит их защитник каждый год; простыни - самое меньшее, что они могли сделать, чтобы облегчить его боль, помочь ему выздороветь.       Переместить его на простыни и поближе к огню; температура тела в этот момент опасно низкая.       Снять одежду, накрыть его одеялами; начать с самых тяжёлых из нанесённых ран.       Без золотого ядра и с подкрадывающимся к нему возрастом ей становилось всё труднее и труднее исцелять его таким образом; у неё отсутствует собственное совершенствование, а золотое ядро в этом случае почти бесполезно.       Травы, паста, вода и самое крепкое вино, что она хранила под половицами; промыть, высушить, намазать бальзамом, забинтовать.       Повторить снова; пока отставленные в сторону чаши не покраснеют от крови, пока она не выдохнется.       Сидеть на страже, бодрствовать, зорко следить, чтобы лихорадка спала; уйти сейчас значило приговорить её дорогого друга к смерти.       - Лань… Чжань…       Она моргнула, потёрла глаза и поползла вперёд. Рука легла на лоб, температура всё ещё высокая. Мечты о прошлом, о глубокой связи и любви Вэй Усяня и Лань Ванцзи. Любовь, принесённая в жертву…       И всё же эти штормовые серые глаза открылись.       - Вэнь Цин здесь, Вэй Усянь.       Охваченные лихорадкой глаза смотрели, полные печали, гнева, страха и извинений:       - Почему?       Вопрос прозвучал шёпотом; сломленный, он задавался вопросом, почему именно этот сеанс оказался таким жестоким, почти смертельным.       Ответ прост, и нет.       - Война приближается, друг мой. Если Вэнь Жохань не сможет получить твою силу, то никто не получит.       Прерывистое дыхание; понимающее и решительное.       - Тогда… никто не получит.       Окончательность. Не смерти; но жизни.       Она кивнула; она понимала и знала, что, возможно, это будет их единственный шанс.              - Я до сих пор не могу поверить, что трактирщик принёс всё это за твою историю!       Цзычжэнь покраснел и слегка рассмеялся, когда Цзинъи откусил приготовленную на пару булочку и с энтузиазмом съел её. Даже Цзинь Лин выглядел вполне счастливым. Чтобы услышать такие похвалы после столь долгих лет порицаний и постоянных упрёков со стороны семьи, ему потребовалось немало усилий, чтобы не позволить слезам пролиться.       Цзычжэнь хотел рассказать им об этом, но придержал язык. У его друзей и так было много забот, и они трое всё ещё были в опасности.       Друзья – это само по себе было для него новое слово. Люди, которые делали его счастливым. Люди, которым нравилось его общество. Люди, которые, если и упрекали его, то всегда делали это искренне и с добрым вниманием.       - Это из сказки, рассказанной в Балинге? - поинтересовался Цзинь Лин между жадным поеданием кусочков приготовленной на пару булочки.       Цзычжэнь обрадовался, увидев, что его друзья едят с энтузиазмом. Сегодня Цзычжэнь проснулся рано – сердце колотилось не из-за кошмара, а потому, что он был вполне счастлив и просто больше не мог спать. А ведь с того далёкого дня с ним ни разу не случалось подобного; чтобы, проснувшись, он думал, что впереди его ждёт самый счастливый день.       Тот день превратился в кошмар; он впервые ощутил вкус предательства, а затем – разбитого сердца.       И всё же в этот самый момент он знал, что если его дни, возможно, и будут наполнены страшными моментами, они никогда не станут такими тёмными, как раньше. Страх быть пойманным стражниками Цзинь был ничем по сравнению с тем, через что он прошёл в тот роковой день.       Когда наступил рассвет и птицы начали просыпаться, Цзычжэнь несколько минут наблюдал за спящим Цзинь Лином. Молодой принц, его друг, спал рядом с ним, растянувшись на земле, ни о чём не заботясь. Он даже немного плотнее укутал Цзинь Лина старым, изношенным одеялом, прежде чем заставил себя отойти.       Отрицать то, что он восхищался Цзинь Лином более чем как другом, означало отрицать то, через что он прошёл в тот роковой день дома. А отрицать то, что он не находил Цзинъи привлекательным, означало похоронить то кошмарное время.       Отрицать то, что он помог двум молодым принцам из-за своего эгоистического желания наказать отца за то, что тот с ним сделал, значило также объявить личную войну своему собственному Ордену. Он знал, насколько амбициозен его отец и что из-за его поступка тот потерял лицо при дворе.       Цзычжэнь знал, что отец привёз его в Ланьлин Цзинь не только для того, чтобы контролировать его слова и поступки – бесстыдные и неотёсанные, по мнению его отца, – но и для того, чтобы использовать его для установления связей внутри двора. Он также знал, что отрицать то, кем он был на самом деле, означало отрицать свои собственные надежды и мечты, которые были почти разрушены.       - Давай, Цзычжэнь! – настойчивая просьба Цзинъи вырвала Цзычжэня из его мыслей. - Ты должен рассказать нам, как ты придумал такую трагическую историю!       - Он романтик в душе, Цзинъи, - заявил Цзинь Лин и закатил глаза, как будто сокрушаясь, насколько тот глуп.       Цзычжэнь заставил себя ухмыльнуться. После нескольких недель путешествия с друзьями по дороге в Ляочэн, лучшее, что он мог сделать, чтобы отвлечь их от собственных забот, - это создать простые талисманы. Что-то, чем можно отвлечься, что-то, чем можно насладиться.       Не то чтобы ему это было трудно, Цзычжэню почему-то всегда было легче создавать талисманы, чем произносить настоящие заклинания. Он знал, что не умеет направлять свою основную энергию через мечи или другое оружие. В отличие от своих собратьев-учеников из Балинга Оуяна, каждый из которых больше сосредоточивался на произнесении заклинаний, чем на талисманах.       Создание, изменение и выяснение того, как работают талисманы, приносило ему утешение; его собственный набор отвлекающих факторов. Это отвлекало его от кошмаров, от того, что он видел каждую ночь, хотя бы мгновение, прежде чем закрыть глаза – брызги крови и последовавший за этим ужасающий крик.       - Ах, - начал он, почёсывая затылок. - Ну, это трагическая история. Два ученика-заклинателя и их запретная любовь. Неподчинение желаниям и ожиданиям семьи, а затем планирование побега, чтобы быть вместе. Несчастные влюблённые. Это заканчивается трагически. Я просто вырвал из него небольшую часть после того, как Юань рассказал нам об этом кольце обещания.       - Запретная? - с любопытством переспросил Цзинь Лин. - Как будто они были из враждующих семей?       Цзычжэнь пожал плечами. Было естественно, что Цзинь Лин тяготел к соперничеству и предполагал семейные ссоры - учитывая то, что произошло.       Но больше он об этом не говорил. Цзинь Лин уже был поглощен мыслями о мести, и Цзычжэнь не хотел раздувать это пламя. Он боялся потерять друга в таком всепоглощающем аду.       Цзычжэнь был готов помочь своим друзьям, но в то же время немного волновался. Балинг Оуян находился на краю юго-западной границы, между империей Цзинь, их союзниками и территорией Вэнь. Юньмэн Цзян был их единственным крупным партнёром в регионе.       Если Орден Вэнь вновь начнёт войну, как это случилось почти два десятилетия назад, Балинг Оуян, скорее всего, никогда не оправится.       Юньмэн Цзян был не единственным Орденом, который Орден Вэнь сжёг в том разрушительном нападении много лет назад.       Многие другие союзные Ордены в регионе стремительно пали – некоторые уже вымерли – после того, как их величайший союзник был побеждён.       Подобно фениксу, восставшему из пепла, выздоровление Юньмэн Цзян также вдохнуло новую жизнь в регион. Великий Орден помог им в восстановлении, но Цзычжэнь знал, что его собственный Орден до сих пор не вошёл в полную силу. События почти полуторагодичной давности разорили Балинг Оуян, и у них осталось лишь около трети их первоначальной силы.       Это не извиняло того, что его отец – и в некоторой степени его мать – сделали не только с ним самим, но и с той горничной и с бывшим главным учеником Оуяна.       - Но, - произнёс он, отвлекаясь от своих кратких размышлений, - нам с Цзинъи нужно пораньше уйти на рынки скупщиков.       - Да, я почти готов, - сказал Цзинъи, произнося слова между быстрыми мелкими глотками.       - Как ты можешь есть так отвратительно? - раздражённо возмутился Цзинь Лин. - Я думал, в твоём Ордене есть какое-то правило о том, что разговаривать во время еды запрещено!       - Кажется, ты помнишь правила гораздо лучше, чем я, молодая госпожа, - в ответ поддразнил его Цзинъи и залпом допил свой чай.       - Любой, кто был бы вынужден отбывать такое необычное наказание вместе с тобой, запомнил бы их! - сердито проворчал Цзинь Лин.       Цзычжэнь не смог сдержать улыбку, которая изогнула уголки его губ. Два принца говорили точно так же, как он и его младшие сестры, когда спорили о каких-то мелочах.       - Стоя на руках, записывая все четыре тысячи двести девять правил Ордена, - пожав плечами, пояснил Цзычжэню Цзинъи и дёрнул его за рукав, показывая, что им пора отправляться.       Цзычжэнь удивлённо моргнул, но сумел подавить большую часть эмоций и слегка обернулся:       - С тобой всё будет в порядке, Цзинь Лин?       - Да, с ним всё будет хорошо, - отмахнулся Цзинъи и зашагал вперёд.       Цзычжэнь не принял во внимание слова принца Ланя и ждал, пока Цзинь Лин ответит.       Как и предсказывал Вэй Нин, они прибыли вчера поздно вечером. К тому времени, Цзинь Лин уже начал дремать на спине Цзычжэня, явно уставший. Он уловил несколько невнятных слов: принц погружался в начало кошмара о той роковой ночи убийства бывшего императора. К счастью, их прибытие разбудило Цзинь Лина прежде, чем кошмар смог полностью заманить его в свою ловушку.       Цзинь Лин молча кивнул:       - Всё в порядке. Не беспокойся обо мне. У меня при себе сигнальный талисман.       Цзычжэнь кивнул, затем повернулся и легко побежал, чтобы догнать Цзинъи. Сухой складской сарай, в котором он, вместе с Цзинъи и Цзинь Лином поселился, находился в дальнем конце гостиницы. После того, как он рассказал трагическую историю о том, что он хочет вернуть кольцо обещания своей умершей невесте – используя кольцо с нефритом и золотыми и серебряными нитями, вплетёнными в камень, - владелец гостиницы сжалился над троицей.       Теперь он и Цзинъи собирались на рынок скупщиков в западной части города, а Цзинь Лин - в особняк губернатора. К их облегчению, Цзинь Цзысюнь по-прежнему правил Ляочэном. Хотя, как они услышали от трактирщика, в последнее время тот стал отшельником, и все дела взял на себя его сын, Цзинь Чан.       Поскольку при дворе Цзиней между Цзинь Цзысюнем и Цзинь Гуанъяо были некоторые разногласия, для Цзинъи было безопаснее не присутствовать, когда Цзинь Лин впервые попытается добиться аудиенции у Цзинь Чана или Цзинь Цзысюня. Цзинь Цзысюнь и, возможно, Цзинь Чан, по-видимому, знали о назначении Цзинъи четвёртым принцем и питали особую ненависть как к главе Ордена Лань - за то, что, как саркастически определил Цзинь Лин, тот «сунул свой нос в чужие дела», - и к Цзинъи.       Цзычжэнь хотел пойти с Цзинь Лином, беспокоясь, что, хотя они и были далеко от двора Цзинь и Башни Кои, они всё ещё были на территории Ордена Ланьлин Цзинь. Ещё оставались группы людей, лояльных тому или иному режиму, или просто оппортунисты. Да и поисковый патруль Цзиней, с которым они столкнулись вчера, тоже проявил повышенную осторожность.       Но Цзинъи совершенно не представлял, сколько стоят предметы в его сумке-цянькунь. Цзычжэнь мысленно порадовался, что его знакомство с рынками и торговцами, а также нетипичное образование заклинателя (то есть то, что он прогуливал большую часть своих обычных занятий) принесли пользу. Как только они получат больше средств, тогда, если предложения Цзинь Лина семье со стороны отца, живущей отдельно, не будут приняты, он придёт ему на помощь.       - Что? - спросил он, озадаченный долгим, испытующим взглядом, который бросил на него Цзинъи.       Принц Лань покачал головой, и вместе они через чёрный ход вошли на первый этаж гостиницы. Когда они проходили мимо холла и зоны регистрации, он заметил, что Цзинъи на мгновение взглянул вверх, в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, – как будто пытался что-то разглядеть.       Или кто-то.       Улыбка, тронувшая губы Цзычжэня, была чуть горькой, но и в тоже время насмешливой. Странное поведение, неуверенность и всё остальное, что исходило от Цзинъи, вернули ему воспоминания о прошлом. О похожем поведении и неопределённости – и, прежде всего, о более счастливых воспоминаниях – которые пережил он сам.       Это не его дело спрашивать, поскольку тот кошмарный день показал ему, насколько жесток и неумолим мир. Такие люди, как он – и, возможно, Цзинъи – и другие, мужчины и женщины, не приветствовались. Они считались противоестественными, их следовало избегать, и что ещё хуже…       - С тобой всё хорошо?       Цзычжэнь моргнул и оглянулся. Утром на улицах было не слишком многолюдно, но по мере того, как они приближались к рынку скупщиков, народу вокруг прибавилось.       - Всё нормально, - ответил он.       - Ты должен сказать ему, - неожиданно произнёс Цзинъи, и Цзычжэнь озадаченно посмотрел на него.       - Сказать что? И кому?       - Молодой госпоже, - пояснил принц Лань. - Он не собирается отталкивать тебя или испытывать отвращение. Я – другое дело.       Цзычжэнь нахмурил брови. Он был совершенно уверен, что понимает Цзинъи, но задавался вопросом, почему они разговаривают об этом именно сейчас. Он знал, что может попытаться уклониться от ответа, хмыкнуть и пошутить, но Цзинъи был более прямолинейным, чем даже Цзинь Лин о нём думал.       - Почему? - осторожно спросил он.       - В Ордене Лань есть правило не лгать, - начал Цзинъи. - Конечно, это не мешает никому из нас искажать правду или вкладывать правду в ложь и называть это правдой – с определённой точки зрения. Тому, кто вырос в Ордене Лань, легко отличить правду ото лжи. Та история, которую ты рассказал вчера вечером, хоть и трагична, но не похожа на сказку, рассказанную у костров на юге, не так ли? В этой истории есть доля правды.       Цзычжэнь заставил себя не отводить взгляд. Он знал, что у него было много возможностей покинуть двух принцев. Что два принца не хотели вовлекать его в эту политическую борьбу. Их доброта и понимание были тем, чем он дорожил.       Тем не менее, он уже принял решение в тот момент, когда открыл рот той ночью под звёздами, и практически беззастенчиво и смело флиртовал с Цзинь Лином. Ему понравилось упрямство Цзинь Лина и вопиющее пренебрежение правилами придворной жизни и политикой. Можно было бы сказать, что Цзинъи был таким же, но в нём всё же была некоторая сдержанность, присущая адепту Ордена Лань.       - Мой… отец, - проговорил он, - никогда не был добрым и понимающим человеком. Моя мать и того меньше.       - Мне очень жаль. - Цзинъи протянул руку и похлопал его по плечу. - Мне не следовало давить.       - Нет, ты прав, - возразил Цзычжэнь, слегка покачав головой. - Я должен сказать Цзинь Лину. Он позволил мне слишком много вольности, и я не считаю это уместным или правильным.       - Мы бежим от нового императора, пытаясь избежать Хэциня. Цзинь Лин хочет отомстить за смерть своего отца, и мы оба согласились ему помочь. Я думаю, что «книгу должного» мы уже давно выбросили, Цзычжэнь, - заметил Цзинъи, приподняв бровь.       При этих словах Цзычжэнь рассмеялся, а потом согласно кивнул:       - Позже.       - Он не собирается тебя отталкивать, и я тоже. Ты хорош таким, какой ты есть.       - Спасибо.       На этом их разговор прервался, поскольку они шли теперь по всё более людным улицам, что означало, что они приближаются или уже находятся в толпе на рынке скупщиков. Цзычжэнь осторожно прокладывал себе путь, хотя и не гнушался порой толкнуть Цзинъи перед собой, используя более высокого молодого человека чтобы «раздвинуть толпу».       Они направились к торговцу, который специализировался на обмене монет. Цзычжэнь взял у Цзинъи сумку-цянькунь и вытащил из неё некоторые предметы – все маленькие и похожие на те, что он видел на витрине. Пришлось поторговаться, чтобы обменять предметы на монеты, но сумма оказалась вполне удовлетворительной.       Пока они бродили от одного продавца безделушек к другому, Цзычжэнь взял на себя ответственность за переговоры, используя то, что он видел и узнал в те дни, когда пропускал занятия, чтобы сочинять небылицы и убеждать торговцев расстаться с товарами за то, что он считал разумной суммой. От его внимания не ускользнуло то, что, хотя Цзинъи поначалу был очарован процессом, вскоре его внимание начало отвлекаться.       У Цзычжэня было ощущение, что он знает, кого на этом рынке ищет Цзинъи.       Было уже за полдень, когда они закончили последние переговоры – и как раз вовремя. Начался проливной дождь, и небеса, казалось, выплакали достаточно дождя, чтобы заставить всех, включая торговцев, искать убежища.       Застигнутые врасплох и не желая входить в шумную винную или чайную, он и Цзинъи стояли под навесом магазина – в переулке. В самом магазине было полно покупателей и людей, ищущих временного убежища. Их бесконечные разговоры были настолько громкими, что заглушали шум дождя.       - Ух, - проворчал Цзинъи. - Я и забыл, какая ужасная погода бывает в Ланьлин Цзине. Случайные ливни в середине дня.       - А как с этим в Гусу Лань? – спросил Цзычжэнь.       - Туманное утро, но почти весь день светит солнце. Вы можете видеть приближающиеся штормы на горизонте, что даёт вам время подготовиться.       Цзычжэнь улыбнулся, тон Цзинъи звучал созвучно его воспоминаниям. Глядя на дождь, наблюдая, как отставшие на улице люди пытаются найти укрытие от бури, он вздохнул. Такая же погода была, когда он, наконец, освободился от кандалов, надетых на него в качестве наказания. Когда он в последний раз бросил вызов своим родителям – и его затащили в Башню Кои для того, что его отец назвал «должным образованием».       - История того, что я вчера рассказал владельцу, основана на моём собственном опыте, - тихо промолвил Цзычжэнь. - Я… я влюбился… или был влюблён, я даже не уверен, что именно это было в тот раз, в главного ученика моего Ордена, Цю Шоу. Полтора года назад я, наконец, набрался смелости и подошёл к нему с просьбой о минутке уединения. Мы пошли в укромное место, и там я его поцеловал. Сначала я думал, что сделал что-то не так, но потом он поцеловал меня в ответ. - Цзычжэнь вздохнул и сжал руки в кулаки. - Моя мама видела нас вместе в тот день, видела, как мы целовались. Она позвала охрану и насильно растащила нас. Цю Шоу увели в темницу, а меня бросили перед отцом, чтобы я объяснил свои действия. Я не хотел доставлять Цю Шоу неприятности, поэтому взял всю вину на себя. Я пытался убедить родителей, что это было не то, что видела моя мать.       Они мне не поверили. А потом я узнал, что Цю Шоу сделал то же самое, чтобы снять вину с меня, и это решило его судьбу. Охранники моего отца пытали его, пока он не сознался. В давних чувствах ко мне и во многих других вещах, тогда мне было трудно отличить правду от лжи. Я даже не знаю, была ли хотя бы половина из того, что он сказал, правдой.       Но это было не самое ужасное, что мой отец сделал с ним. Когда всё было сказано и сделано, он кастрировал Цю Шоу и изгнал его из Ордена. Затем он приказал своим охранникам выследить его, «как бешеное животное, которым он был». Я помог Цю Шоу сбежать в безопасное место. Моими последними прощальными словами была просьба поцеловать его, дать мне понять, что всё, через что он прошёл, того стоило.       Быть подвергнутым пыткам за то, что любил кого-то, быть кастрированным, потому что он не хотел меняться, а затем принять изгнание и смерть, возможно, стоило того для него. Но я, тот, кто начал всё это с простого поцелуя, не думал, что это так. Я не хотел видеть, как он страдает.       Глаза Цзычжэня распахнулись, он не осознавал, насколько сильно он зажмурился. Влажные руки и такая же влажная одежда обнимали его; слабый аромат пионов под дождём наполнил его нос.       - Я знаю, что сказать «извини» недостаточно, Цзычжэнь, - прогремел ему в ухо голос Цзинь Лина. - Но ты не одинок. Ты никогда не будешь один.       Его удерживали ещё несколько секунд, прежде чем Цзинь Лин медленно отпустил. Цзычжэнь заметил, что Цзинъи держит зонтик, защищая Цзинь Лина от сильного дождя, поскольку он не мог поместиться под навесом, чтобы обнять его, как он это сделал. Как Цзинь Лин нашёл их – особенно в этот шторм – было непонятно.       - Прости… - начал Цзычжэнь, смущённый своим поведением.       Цзинь Лин нахмурился. Точно такое же выражение было на лице Цзинъи.       - Прости за оскорбление, но я думаю, что твой отец - полный засранец! - заявил принц Лань с ноткой гнева в тоне, хотя он не был направлен непосредственно на Цзычжэня. - Кто так поступает с кем-либо, особенно со своим главным учеником – лучшим учеником своего Ордена?! Ещё и по таким глупым причинам?! Влияет ли тот, кого ты любишь, на то, как ты совершенствуешься? Нет. Это также не влияет на причину, по которой ты совершенствуешься – защищать людей!       Цзинь Лин решительно кивнул в знак согласия.       - Цю Шоу благополучно сбежал? - спросил Цзинъи, пока они втроём продолжали стоять под навесом и зонтиком.       Цзычжэнь, ошеломлённый яростью их праведного гнева на то, что сделал его отец, и жгучей жаждой справедливости, молча кивнул. Его воодушевляло то, что друзья не избегали и не осуждали его, как это делали его родители. Цзинъи был прав в своих словах.       - Скажи мне: Юньмэн Цзян слышал о всей этой жестокости? - спросил Цзинь Лин. - Скажи мне: дядя Чэн что-то сделал по этому поводу? Я знаю, что он никогда бы не сохранил союз между своим Орденом и твоим, если бы узнал о том, что произошло…       Цзычжэнь покачал головой:       - Цю Шоу благополучно сбежал на север, но наказание моего отца ещё далеко от завершения. Ему нужно было сохранить лицо и подавить слухи, прежде чем даже глава Ордена Цзян узнает о том, что произошло. Он запер меня в комнате с одной из служанок и велел зачать ей ребёнка.       - Что?! - Шипение Цзинь Лина соответствовало шипению Цзинъи.       - Я отказался прикасаться к ней, - заявил Цзычжэнь. - Когда охранники попытались поменять её на другую, я не позволил им её забрать. Я не знал, что они с ней сделают. После трёх попыток меня оставили в покое, а её оставили со мной. Через год мне, наконец, удалось вытащить себя из заключения.       На короткое время мы направились на север, но не смогли полностью покинуть этот район. У меня было несколько союзников среди учеников, посланных за мной, хотя я бы не назвал их друзьями. Они отказались использовать свое совершенствование, чтобы выследить меня или горничную. Я знал, что назревает восстание, и не хотел, чтобы мой Орден раскололся таким образом. И все же я не мог оставить эту девушку на произвол судьбы.       К счастью, Цю Шоу вернулся, найдя новый Орден, к которому ему позволили присоединиться - Не. Он взял новое имя: Не Цзунхуэй. Он и его товарищи путешествовали по одному из прямых торговых путей, заканчивавшихся в Балинге и Цинхэ. Они выслеживали и охотились на разбойников. Я попросил его взять служанку с собой в безопасное место, а затем сдался своему Ордену.       Чтобы подавить назревающее восстание и хаос, мой отец привёл меня в Башню Кои, надеясь, что при дворе Цзинь я стану более дисциплинированным, - закончил Цзычжэнь.       Широко раскрытые глаза смотрели на него наполовину с недоверием, наполовину с изумлением.       - Цзинь Лин. - Цзинъи рассеянно дёрнул друга за рукав. - Я добавляю главу Ордена Оуяна в список людей, которые должны быть строго наказаны за свою глупость. Когда ты станешь императором. Можно их не убивать, но, возможно, стоит подвергнуть их чему-то вроде тех «лекций» Ордена Вэнь, о которых мы читали. Тех, что они пытались провести перед кампанией «Выстрел в Солнце»…       - Ой, - начал Цзинь Лин, отбрасывая руку Цзинъи. - Это отец Цзычжэня. Пусть он выскажет своё мнение.       На Цзычжэня устремились выжидающие взгляды. До сих пор он ещё не осознавал, насколько реальным всё это становится.       - Кузен твоего отца, он согласился?       - Нет. - Цзинь Лин покачал головой, но затем поднял что-то похожее на небольшой мешочек. - Ещё нет. Завтра попробую ещё раз. Но мой двоюродный брат дал мне это. Я заглянул внутрь, там лежит меч моего отца. Суйхуа. Цзинь Чан сказал, что его доставили им, поскольку они были единственными ближайшими родственниками, которых удалось найти.       Цзычжэнь посмотрел на сумку-цянькунь и глубоко вздохнул. Затем он перевёл взгляд на Цзинь Лина:       - Решим, что делать с моим отцом, когда придёт время. Давай сначала сосредоточимся на том, чтобы добиться справедливости и отомстить за твоего отца.       Цзинь Лин торжественно кивнул и привязал сумку-цянькунь к поясу. Потом он протянул руку и утешающе положил ладонь ему на плечо. Цзычжэнь чувствовал силу тренированных пальцев лучника на своей влажной мантии.       Цзычжэнь скрыл румянец, который грозил разлиться по его лицу при мысли о том, каково было бы чувствовать те же самые пальцы, руки на затылке и шее, притягивающие его ближе для поцелуя…       - Помни, Цзычжэнь. Ты никогда не будешь одинок. Я и Цзинъи, мы всегда рядом. Мы никогда не бросим тебя. Обещаю.       - Да. - Цзинъи похлопал его по спине элегантной рукой с длинными пальцами. - Обещаю.       Цзычжэнь улыбнулся. Было более чем приятно иметь таких друзей. Друзей, которые не осуждали, друзей, которые увещевали с добротой и разумом. Друзей, которые просто приняли его таким, каким он был, и были почти такими же, как он, во всех отношениях.       Два человека, которых он с гордостью назвал своими настоящими друзьями.       - Спасибо.       - Хорошо, - сказал Цзинь Лин мгновение спустя, отпуская его. Дождь начал медленно утихать. - Сколько мы получили сегодня утром?       - Он рассказывал всякие истории, так что, намного больше, чем я ожидал, - ответил Цзинъи, вытаскивая несколько связок, в каждой из которых было около пятидесяти монет. - Три таких и дюжина серебряных.       Цзинь Лин удивлённо моргнул. Цзычжэнь не мог не покраснеть от молчаливой похвалы.       - Хм, значит, сначала мы заплатим владельцу серебром. Потом нам нужно будет достать тебе настоящий меч, Цзычжэнь. Не знаю, сможем ли мы позволить себе кузницу заклинателя…       - Всё в порядке, я могу сражаться обычным мечом, - произнёс Цзычжэнь, слегка подняв руки. - Хотя даже для покупки простого меча может потребоваться серебро и одна из этих связок. Если то, что я знаю о ценах на мечи, правда. Если у кузнеца есть мечи приличного изготовления, которые были заказаны, но так и не оплачены, он может уступить в цене. Такие мечи, скорее всего, бесполезно валяются в кузнице и будут проданы с хорошей скидкой.       Удивлённые глаза снова уставились на него. Хотя дождь внезапно прекратился, солнце ещё не выглянуло из-за унылых серых туч. Каждая капля, падающая на лужи на земле, казалось, эхом разносилась по переулку.       - Ч-что… - начал он, озадаченный тем, что он мог сказать такого, что могло оскорбить принцев, но его слова были прерваны.       Цзинь Лин обнял его яростно, совсем не так, как несколько минут назад. Было в этом что-то близкое, что-то более личное. Цзычжэнь не мог объяснить причину, почему ощущения были другими, только то, что так оно и было.       - Никогда не меняйся, Цзычжэнь, - тепло прошептал Цзинь Лин ему на ухо.       Зачем мне? Он хотел спросить, но не сделал этого.       Учитывая возможность войны - либо против Ордена Вэнь, либо вызванную местью, которую они собирались устроить от имени Цзинь Цзысюаня - он не был настолько наивен, чтобы не понимать, что война меняет людей. Его мать перед тем роковым днём однажды сказала ему, что его отец был добрее, чем сейчас, - суровым и коварным. Цзычжэнь не верил в это, но его мать верила – и таким образом он допустил мысль, что, возможно, если бы война не изменила его отца, возможно…       Цзинь Лин отпустил его, когда услышал, как Цзинъи прочищает горло. Молодой Лань покачивал головой и смотрел в небо, словно пытался дать им немного уединения, но не отодвигался слишком далеко. Также привлекло внимание то, что, хотя все трое принимали друг друга такими, какие они есть, они всё ещё находились на публике.       - Я не буду, - сказал Цзычжэнь, задаваясь вопросом, насколько розовыми стали кончики его ушей, сгорая от счастья и смущения от такого публичного заявления.       Возможно, прохожему это покажется милым, возможно, это признак крепкой дружбы между ним и Цзинь Лином. Но Цзычжэнь, если он правильно прочитал знаки, надеялся, что всё будет по-другому. Возможно, вольности, которые Цзинь Лин позволил ему с той ночи во дворах дворца, были началом чего-то… большего.              Сумерки…       Комендантский час в городе закончился, и предполагалось, что из-за полнолуния ночные охоты проводиться не будут. Сила энергии обиды, которая пропитывала демонов, призраков и других демонических существ, усиливалась луной, что делало их слишком опасными для любых заклинателей или путешественников, оказавшихся на дороге.       Тем не менее, в Ляочэне люди жили в относительной безопасности. Пока их губернатор Цзинь Цзысюнь обновлял обереги Ордена Лань и поддерживал талисман-щит, угроза была низкой. Это не помешало бы демонам и призракам более высокого уровня войти в город и сеять хаос, но остановило бы демонов более низкого уровня.       К счастью, большинство демонов и призраков высокого уровня не обитали рядом с Ланьлин Цзинь. Они селились и бродили по нейтральной земле – земле между четырьмя основными Орденами и территорией Вэней – где велось большинство ужасных сражений кампании «Выстрел в Солнце».       Таким образом, Цзычжэнь не был так уж удивлён, когда, выйдя из уборной, обнаружил, что Цзинъи всё ещё сидит на крыше и смотрит на полную луну. Он мог только догадываться, о чём думает его друг. Цзычжэнь решил не беспокоить его сейчас, так как около трех часов назад он подходил к нему, чтобы сообщить, что он и Цзинь Лин собираются спать.       С момента их возвращения в гостиницу с кое-какими продуктами и более чем достаточным запасом, чтобы позволить себе остаться здесь надолго – если попытка Цзинь Лина убедить кузена его отца завтра не увенчается успехом – Цзинъи был тихим и задумчивым. За то относительно короткое время, что Цзычжэнь знал Цзинъи, у того всегда был острый язык из-за его вспыльчивости, и его молчание выглядело странно.       Цзинь Лин попытался поговорить с ним, но Цзычжэнь удержал его. Всё выглядело так, как будто было ещё несколько вещей, помимо сиюминутных забот, которые тяготили мысли Цзинъи.       Цзычжэнь бросил последний взгляд на залитый лунным светом профиль своего красивого друга и вернулся в сухой сарай. Он осторожно закрыл за собой дверь и подошёл к тому месту, где спал Цзинь Лин. Его друг снова скинул одеяло настолько, что его плечи открылись ночной прохладе.       Цзычжэнь осторожно подтянул одеяло обратно, на его лице появилась тёплая улыбка. Цзинь Лин пошевелился, слегка повернулся и снова погрузился в свои сны.       Цзычжэнь вернулся к своей лежанке и растянулся на твёрдой поверхности. Натянув одеяло, он в последний раз с любовью взглянул на Цзинь Лина и закрыл глаза; приятные мысли и мечты, наконец, прогнали кошмары.