Под сенью безмолвного неба

Летний ливень. Глядит одиноко на улицу Женщина. (Такараи Кикаку)

Шаг. Шаг. И ещё один. Раз. Два. Раз. Два. Три. Фух. Кожа перегрелась. Жаркие дни второй половины лета — время, когда максимально хотелось расслабиться и отдохнуть. После затяжных дождей над городом небо наконец-то прояснилось, общая влажность перестала казаться чем-то ужасным, а зонт и дождевик можно было наконец спрятать на верхней полке в прихожей. Тем не менее, свои недостатки были и у такой погоды. Вообще, лето в Японии — странный зверь, странный потный и влажный, зверь, с головы дождливый, а с хвоста огненно жаркий. Шаг. Шаг. Почему-то ей представилась кошка, голова которой была сплошь дождевыми тучами, из усов шёл ливень, глаза сверкали молниями, а длинный хвост развевался гневно языками пламени. Очень красивый светлый манчкин с пушистым огненным хвостом. Раз. Два. Три. Раздумывая над этой метафорой, Орихиме не заметила, как прошла половину пути, планомерно считая шаги. Ритм выходил какой-то неровный, как в танце. Она с удивлением осознала, что, и вправду, пританцовывает. Дорога домой занимала её лишь в той части, где на глаза попалась любимая булочная, в которую сегодня она пообещала себе не заходить. В последние годы любовь к выпечке стала более существенно сказываться на теле. Поэтому она решила потанцевать? Из-за булочной? Или из-за растяжек на бёдрах? Солнце пекло голову даже сквозь лёгкую соломенную шляпу, незащищённые сарафаном плечи уже покалывало от жары, а пот неприятно скатывался по ложбинке между грудей, оседая на мокрой полоске лифчика под ними. Шаг. Шаг. И ещё один. Цикады без умолку пели свои летние песни, и Орихиме, стараясь отвлечься от липкого ощущения на коже, напевала вместе с ними что-то своё. Ни одного облачка в небе — почти благословение, хотя она с удовольствием окунулась бы сейчас с головой во внезапный летний ливень. Раз. Два. Раз. Два. Три. Тем не менее, блаженное чувство свободы и беззаботности захватило её целиком, будто бы ей снова семнадцать, война с квинси закончилась, и она просто идёт из школы домой, на законные каникулы, с вселенским облегчением и желанием наслаждаться каждым мгновением своей жизни. Ведь впереди поездки на пляж и фестивали, которые можно провести с друзьями, по-человечески, рискуя жизнью разве что выбрав традиционную обувь на Танабату. Этот праздник она любила особенно из-за героини, делившей с ней одно имя, и её романтической истории. Когда-то она мечтала быть ткачихой из-за этого. Но страсть к еде победила влечение к несчастным любовным легендам. Шаг. Шаг. И ещё один. Когда-то много лет назад она, вдохновлённая пламенной речью Тацки-чан о том, что пора уже брать быка за рога, стыдливо пригласила Куросаки-куна на Танабату, раскрасневшись до ужаса, в надежде на воплощение встречи мифических героев в этот день. Самое ужасное было в том, что Куросаки-кун согласился, и они действительно пошли вместе. Со всеми. С Тацки-чан, Чадом и Исидой-куном, Кейго и Мидзуиро, Чизуру-чан и даже Йоруичи-сан в облике кота. А ещё Урахара-сан со своими устрашающими сшитыми глазами в духовной форме ходил за ними по пятам и устраивал неприятности. Орихиме тепло улыбнулась этим воспоминаниям. В конце концов, выпускной год они смогли провести как обычные школьники. И приятные воспоминания о тех днях были тому доказательством. Шаг. Шаг. Раз. Два. Три. Поэтому так хотелось танцевать? Орихиме ведь сейчас возвращалась из школы, где остался несчастный Казу-чан, провожавший её со слезами на глазах, так что она чуть не забрала сына обратно. Сегодня у них правописание. Вспоминая себя в детстве, Орихиме улыбалась, так похож был на неё маленький Куросаки даже в таких мелочах. И вот теперь, пока ребёнок в детской школе, а у родителей впервые за долгое время совпал выходной, наконец-то случился свободный день, когда оба могли провести немного времени друг с другом. Шаг. Шаг. Хорошо, у них было где-то пол дня. И ещё один. Глухая вибрация телефона в сумке сбила с ритма, и, чуть оступившись на тротуаре, Орихиме полезла в карман, излишне суетливо двигая руками, будто боясь упустить долгожданную бабочку, которую выслеживала весь день. Об этом она, пожалуй, не будет вспоминать. Слишком было обидно. На дисплее смартфона горело тёплым светом родное имя. — Тацки-чан! — воскликнула она радостно в трубку. Они так давно не виделись. А всё из-за того, что Арисава уехала ещё месяц назад в Токио на очередные курсы повышения квалификации. Тренер должен совершенствоваться, говорила она. — Привет, Химе, как ты там? — донеслось из трубки ласковое и тихое. Неужели она вернулась? Наконец-то вернулась. — Я так соскучилась, Тацки-чан, — протянула она с возмущением ребёнка, которого родители наконец забрали от бабушки. — Ты уже приехала? Осознав, что стоит как вкопанная посреди улицы, Орихиме сделала робкий шаг вперёд. Шаг. Шаг. И ещё один. Очень робкие движения. Потому что она не была уверена, что ответит ей подруга. Какая-то часть её хотела, чтобы Тацки-чан сейчас же показалась из-за угла ближайшего переулка и со словами «Попалась, Химе!» бросилась обниматься. Но когда её фантазии, в конце концов, сбывались? Раз. Два. Три. — Курсы закончились, завтра нам вручают сертификаты, а через два дня мы с тобой увидимся, — сказала Тацки так же нежно и тихо. Орихиме знала эту особенность её голоса, как и то, что проявлялась она только в их разговорах наедине. Она любила это в Тацки-чан. Нечто, что та могла дать только ей. — Тогда я буду ждать, очень-очень. И приготовлю торт, и мы съедим его вместе, в честь твоего сертификата! — торжественно объявила Орихиме в трубку. Пришлось опустить победно вскинутый вверх кулак, потому что престарелая дама очень странно посмотрела на неё через перекрёсток. На том конце звонка Тацки-чан весело смеялась. — Давай лучше просто сходим в кафе, — сказала она, отдышавшись. Орихиме могла представить, как та сейчас утирает указательным пальцем навернувшиеся на глаза от смеха слезинки. Ну, вот, снова она остановилась. И пешеходы, переходящие дорогу на зелёный сигнал, то и дело кидали на неё удивлённые взгляды. Та бабуля тоже была явно недовольна её поведением. Ну и ладно, не привыкать. Пока она думала о Тацки-чан, зелёный человечек сменился красным. Придётся ждать следующего сигнала. — Тогда скажешь мне место и время, хорошо? — не сдерживая тёплую волну, накрывшую сердце, сказала Орихиме. — Я очень хочу увидеть тебя. — Ага, — полушёпотом согласилась Тацки-чан, и тут её голос изменился. — Как там Ичиго? Громче, задорнее. Нежность испарилась, сменившись панибратским любопытством. Ей так легко удавалось звать его по имени… — М-м, всё хорошо, работает сейчас, наверное, — проговорила она с улыбкой, представляя Куросаки-куна, в небольшой тонкой оправе очков, сидящего за высокой стойкой на кухне, уставившись в планшет. — Даже в выходной? — слегка удивилась Тацки в трубке. — Хотя, зная его, выходные — это просто слово. Тацки-чан даже помнила, что сегодня у них выходной. Или это Орихиме написала ей на радостях?.. Неловко почесав затылок, она подняла голову и, спохватившись, побежала к переходу. Новый зелёный человечек уже почти прошёл. Раз-два. Раз-два. Раз-два. — Ты чего там? — спросили из трубки. — Ха-ха, чуть снова не пропустила переход, — веселее, чем, пожалуй, это должно звучать, отозвалась Орихиме, оказавшись на другой стороне дороги. Фух. Теперь нужно подышать. Вдох. Выдох. И ещё один. — Пф, — смеясь, фыркнула Тацки, — не чуди там сильно без меня, ладно? И Ичиго передай привет. Пусть хоть немного времени проведёт с женой. — Угу, — не в силах сказать сейчас больше, отозвалась Орихиме. — Казу-чана обнимаю! — чуть громче сказала Арисава на прощание. И вызов завершился. Вдох. Выдох. Раз. Два. Три. После таких разговоров Орихиме всегда чувствовала себя воодушевлённой, готовой к новым победам. Кровь бурлила в жилах, сердце билось раза в полтора чаще, лёгкая дрожь теребила кожу, разжигая желание что-нибудь сотворить. Тацки-чан — замечательный тренер во всех смыслах. Отдышавшись, она продолжила путь домой с мыслями, разбуженными подругой Возможно, им с Куросаки-куном, и правда, стоило сходить на свидание или что-то вроде того. Побыть вдвоём — слишком сложный квест для них в последнее время, буквально непроходимый. До сегодняшнего дня. Заглянув в продуктовый магазин, Орихиме решила, что пару часов из сегодняшнего «свидания» можно уделить готовке. У неё даже был рецепт, который давно хотелось испробовать. В плане сочетания вкусов это было такой же бомбой, как её предыдущий шедевр — ананасовый пудинг с чили-перцем. Орихиме была уверена, что к чему-то более мягкому Куросаки-кун… то есть Ичиго-кун отнесётся с большим одобрением. И потому она сейчас бодро вышагивала по тротуару, размахивая в предвкушении пакетом с парой банок фасоли, сливками и горьким шоколадом. Её муж точно должен разрешить ей это приготовить. Хотя бы попробовать. Шаг. Шаг. В прошлый раз он просто отнёс её в спальню и запер дверь. Надув губы, Орихиме ускорила темп. Раз. Два. Три. Сегодня будет по-другому. Она отвоюет право готовить на этой кухне, а Куросаки-кун будет ей помогать. Ещё и Тацки-чан вернётся послезавтра. Или после послезавтра? Через два дня это когда? Она не была уверена. А вот в свой план Орихиме верила на сто процентов. В невероятно приподнятом настроении, всё ещё пританцовывая, она приоткрыла калитку, ведущую в дом. Её муж должен быть до вечера свободен. А это означало, что сейчас он либо сверхурочно работает над новым переводом, либо подготавливает клинику к приёму. Занимать кухню до возвращения жены ему было запрещено, поэтому Куросаки-кун точно занялся чем-то, связанным с работой. Возможно, это было у японцев в крови. Или Куросаки-кун… Ичиго-кун просто был слишком активным. Он действительно не мог найти себе места, если не работал над чем-нибудь. Или не готовил, особенно в отсутствии Юзу-чан. Тихо прикрыв за собой входную дверь, Орихиме вздохнула. Она так и не привыкла до конца. К дому Куросаки, к новой жизни, к тому, чтобы называть мужа по имени. Даже сейчас, когда она пыталась сделать это в своей голове, там неотъемлемо существовал этот формальный суффикс, который звучал гораздо увереннее, чем само имя. «Ичиго-КУН», — когда-то давно пробормотала она себе под нос, буквально выкрикнув злосчастный суффикс, после чего Куросаки-кун погладил её по волосам и совершенно добродушно, как мог только он, сказал не заморачиваться. «Ты можешь звать меня так, как сама хочешь», — сказал он тогда. Это было восемь лет назад. Когда они, юные и влюблённые, готовились к свадьбе, а маленький Казуи ещё только начинал расти в её животе. Нормальная жизнь. Тогда это казалось сказкой, которую они чудом смогли себе позволить. Чудом выжив в самой опасной войне, которую можно было себе представить. Дом встретил приятной прохладой кондиционера, прогнав по коже волну лёгких мурашек. Скинув босоножки, она понесла продукты на кухню. Шаг. Шаг. И ещё один. Дом молчал. Юзу-чан и Карин-чан уже неделю были в летней поездке. Карин-чан присылала снимки с пляжей и бассейнов, в то время как от Юзу-чан приходили в основном шедевральные фотографии ресторанных блюд, которые они дегустировали. Орихиме до сих пор удивлялась, как возможно такое снять на смартфон. Из Юзу-чан получился бы прекрасный фуд-флорист и фотограф. Несмотря на то, что дом казался безлюдным в эти жаркие летние дни, Орихиме ясно ощущала присутствие в доме Куросаки-куна. Обволакивающее и плотное когда-то, сейчас оно измерялось лишь лёгким постукиванием пальцев по столешнице где-то за стеной, раскрытой книгой на журнальном столике, наполовину пустой кружкой воды на кухонной стойке, металлическим позвякиванием инструментов из клиники. Орихиме до сих пор не определилась, какое из них ей больше нравилось. Куросаки-кун, очевидно, снова занимался любимым делом. В последнее время он всё чаще дезинфицировал пинцеты, щипцы, медицинские ножницы, скальпели на экстренный случай. Протирал их потом, аккуратно выкладывая в чистую посуду. Иногда Орихиме заходила в клинику, чтобы позвать мужа ужинать. Вот и увидела однажды это секретное таинство. Она хотела позвать его и сейчас, чтобы показать задумку нового экстра-десерта, который уж точно был бы оценён по достоинству. Но, сделав шаг из-за барной стойки, беспомощно замерла на месте. Плитка шоколада в яркой малиновой обёртке треснула от удара об пол. Вдох. Выдох. Волна разнородной духовной энергии парализовала её на несколько секунд. Страх на мгновение заполонил собой разум. Орихиме усилием воли заставила себя повернуть голову к окну, соединявшему гостиную и двор. И ещё один. Тяжело сглотнув, она наблюдала, как за стеклом с громким пронзительным рёвом растрескавшееся пространство разорвало надвое, словно огромный рот открылся прямо перед их домом. Гарганта. Сердце пустилось в галоп. Задрожавшими пальцами она схватилась за ткань юбки, пытаясь успокоить иррациональный страх. Каждый раз при виде Гарганты у неё внутри что-то переворачивалось, и безжизненные зелёные глаза взирали на неё из разбитой ткани пространства и времени. Всегда одни и те же. Но прошло мгновение, два, и Орихиме, вспомнив, как она смогла однажды отразить атаки Яхве, поправила машинально заколки в волосах и сделала шаг в коридор. Сейчас она смогла бы защититься от чего угодно. Вдох. Выдох. И тут до неё добрались нити очень знакомой духовной энергии. Резкое, ярко-синее свечение пронзило её, словно разряд тока. Вот только в последний раз, когда она его ощущала, поток был намного плотнее и опаснее. Шаг. Шаг. Раз. Два. Три. Она побежала к двери, напрочь забыв о страхе, и, раскрыв её, на секунду замерла на пороге. Гарганта захлопнулась прямо за спиной Гриммджо Джагерджака, который, пошатываясь, стоял посреди их двора, заливая траву вокруг себя густой кровью. Орихиме в ужасе вскрикнула. — Г-гриммджо! У него не было правой руки по самое плечо, а из окровавленного мяса торчал белый обломок кости там, где должна быть ключица. Торс и лицо были исполосованы и кровоточили, как если бы на него напал Нэкомата и попытался разорвать на части своими когтями. От ужаса Орихиме даже перестала дышать. — Ой, женщина, — прохрипел Гриммджо, с трудом делая шаг вперёд, будто пробуя, есть ли под ним ещё опора. — Исправь это. И он свалился в лужу собственной крови, будто последние силы ушли на эти слова. — Сотэн Киссюн, — выдавила она, не задумываясь, в отчаянной попытке не вглядываться в раны арранкара. Золотое свечение покрыло его тело исцеляющим куполом, и, убедившись, что чужие раны начали заживать, Орихиме сорвалась на кухню за порошком рейши. Шаг. Шаг. Урахара-сан когда-то говорил, что он полезен для духовных существ и ускоряет процессы исцеления. Когда она вернулась, лечения требовала только рука, отраставшая медленно и, судя по гримасе на точёном лице, очень больно. Она безмолвно протянула ему порошок рейши. Просканировав взглядом небольшой серый пакетик в её пальцах, арранкар, видимо, узнал содержимое и, выхватив здоровой рукой, высыпал всё в обрамлённый клыкастой маской рот. — Идёмте в дом, — сказала Орихиме, предлагая свою ладонь сидевшему на уже сухой зелёной траве Джагерджаку. — Незачем делать это на улице. Духовно-сознательных людей в Каракуре было больше, чем в любом другом городе Японии, поэтому случайных зевак, собравшихся посмотреть волшебное хирургическое шоу, следовало избегать. Гриммджо угрюмо глядел вниз и щупал здоровой рукой место, где только что расплывалось бордовое месиво. — Ты настолько искусна, — скорее сам себе пробормотал он, игнорируя протянутую руку, и поднялся сам. В конце концов, Орихиме отдавала себе отчёт в том, что этот парень никогда не примет руки помощи, пока может хоть как-то передвигаться. Но признание её мастерства от грозного нелюдимого арранкара заставило щёки загореться в лёгком румянце. — Что с вами случилось? — осмелилась спросить она, следуя за внезапным гостем к дому. Шаг. И ещё один. Несколько секунд тот молчал, прикидывая, наверное, стоит ли что-то говорить. — Не твоё дело, — всё же удостоил своим ответом Джагерджак. — Но за это спасибо, — он помахал отраставшей рукой. — У вас вроде так принято говорить. И пока Орихиме с глазами по пятьсот йен замерла посреди коридора, арранкар с её уменьшенным Сюн-Сюн Рикка поверх плеча уверенной походкой дошёл до кухни и скрылся в дверном проёме. Вот и внезапный летний ливень, подумала она, следуя за гостем. Вдох. Выдох. Только оказавшись на кухне, Орихиме поняла, что всё это время Куросаки-кун не выходил из клиники.