Лекарство от бед

«Через притворенную дверь Ты сердце шелестом тревожишь… Еще не любишь ты, но верь: Не полюбить уже не можешь…» Иннокентий Анненский

За окном медленно на землю опускались хлопья снега. Зима в этом году выдалась, что надо. Только начало декабря, а на улице уже все усыпано белыми сугробами. Я любила это время года. Особенно возвращаться ночью домой после практики. При свете редких фонарей снег поблескивал, будто всякий раз манил потрогать его, опустить руку и почувствовать холодок на коже. Но в последнее время меня это мало радовало. С каждым днем я возвращалась домой все быстрее. Слишком много плачевных случаев начало происходить, чтобы оставаться на улице ночью подольше. — Я же сказала ей, что уже приготовила все предметы, — на фоне пробивается голос моей знакомой. — Ладно, Лер, пойду-ка я разбираться, а то еще обвинят в том, что я тут просто без дела сижу. Потом оправдываться у этого… Ну… Я поднимаю взгляд на Свету. Уголки моих губ дрогнули в легкой усмешке, пока я наблюдала за тем, как она пытается вспомнить имя нашего преподавателя. Света была высокой, с шикарными кудрявыми длинными и темными волосами девушкой. Слегка забывчива, рассеяна, но невероятно харизматичная. Иногда мне казалось, что хорошие оценки в зачетке ей ставят только за это. Хотя, я никогда не вдавалась в подробности, мы были с ней из разных групп. — Иди уже, больше болтаешь. Моя знакомая на прощанье показывает свою фирменную невинную улыбку, а после исчезает в длинном коридоре отделения. Я же подпираю голову одну рукой и продолжаю смотреть на снег. Моя смена должна давно кончиться, но я не набрала нужных часов для того, чтобы получить автомат по одному из предметов, поэтому вынуждена сидеть тут еще какое-то время. Но, я уверена, до праздников я успею все отработать и встречу новый год в компании семьи. А может мне придется все выходные дни торчать здесь. Пока неизвестно, однако я всегда имела привычку верить в лучшее. — Чего сидишь? — в нашу каморку для отдыха (в основном здесь обитали студенты) вошел Юрий. Один из однокурсников. Он был веселым парнем, который общался со всеми на потоке. Душа компании, знающий наперед с кем и как лучше заводить знакомства. За этот навык я его уважала. Парень без комплексов. — Тихо же сегодня, меня Татьяна Альбертовна отправила сюда. Сказала, что на удивление мало поступлений, а значит можно передохнуть. — Затишье перед бурей? — спрашивает Юра, параллельно открывая окно. Я резко вскакиваю и преграждаю ему путь, хмурясь. Нет, дорогой мой, курить ты здесь не будешь. Ишь какой! Парень поднимает руки так, словно сдается в этой импровизированной битве: — Не хотелось мне выходить на улицу, Лер, не кипятись. — Холодно же! Видел градусник? — я сажусь на стул, вопросительно глядя на своего собеседника. — Видел, поэтому и говорю, что на улицу ни ногой, — огорченно сообщает мне он и падает на стул рядом. — Ничего, здоровье побережешь, — говорю я, кивая головой на пачку сигарет в руках Юры. — Кто бы говорил! — заливается хохотом тот. — Цыц! Так мы и проболтали с ним какое-то время. Юра был приятным собеседником. Он горел сильным желанием стать настоящим выдающимся хирургом, примером для следующих поколений. Этот порыв шел из сердца, потому его рассказы о практике, о каких-то случаях всегда были настолько интересны и душевны, что невольно сам задаешься вопросом: «А может и мне спасать людские жизни?». Но это было не по моей части. Я не видела себя в этой карьере. Совсем. Если бы не жизненные обстоятельства, то я, быть может, занялась бы чем-то другим. Играла бы в театре, примеряя на себя разные роли, снималась в кино… Такие раздумья навевали на меня неподдельную тоску. Я была на третьем курсе медицинского и понимала свою дальнейшую судьбу. Буду до конца жизни на побегушках: менять капельницы, ставить уколы, следить за больными. Самая настоящая медсестра. Хотя, если смогу продвинуться дальше по карьерной лестнице, то буду заниматься чем-то более интересным. Через некоторое время вернулась Татьяна Альбертовна и сообщила, что самое время пройтись по некоторым палатам. Был почти конец смены, когда я, вдоволь набегавшись по палатам, вновь очутилась в знакомой каморке. Больше всего мне не нравилось ходить к больным мужчинам, которые явно были на лет десять меня старше. Некоторые из них позволяли себе отпускать шутки совершенно неприятные. Но я уже научилась запоминать таких, чтобы позже, во время завтрака или обеда приносить еду с запозданием. Чуть-чуть. Или не чуть-чуть? В общем, им лучше быть со мной в хороших отношениях, чем думать, что простой студентке можно бросить пару пошлых высказываний. От нервов захотелось открыть окно и закурить. Я так и поступила. Надеюсь, Юра мне простит то, что я ему не разрешила сделать это в прошлый раз. Холод сразу окутал все мое тело. Это было не лучшее решение. Я высунулась в окно, притянула зажженную сигарету к губам и вдохнула, через время выпуская дым. Прикрыла глаза от наслаждения, чувствуя некое облегчение после трудного рабочего дня. — Некрасиво курить молодым дамам, — слышу чей-то голос и от неожиданности сигарета падает из моих рук прямо на улицу, в блестящий снег. — Что?! — распахнув глаза перед собой, по ту сторону окна, я вижу какого-то паренька. Он явно младше меня, на голове его была черная шапка, которая даже не закрывала уши. Мода у них что-ли такая? — Я говорю… — Да слышала я! — нетерпеливо перебиваю я. — Что ты тут делаешь? Посторонним вход на… — я не успеваю договорить, сзади слышу крики. Разбираю обрывки каких-то фраз про «кровь». — А у вас новоприбывший, — объясняет будто он. Я срываюсь с места, направляясь в главный коридор. Именно туда завозят пациентов. — Так что там про посторонних? — вслед мне говорит тот мальчишка, будто насмехаясь. Я выбегаю пулей. Вижу, как в центре столпилось большое количество каких-то парней, совершенно разных возрастов, а среди них пару работников больницы в халатах. Замечаю Татьяну Альбертовну и стремительно шагаю к ней. Чем ближе подхожу, тем логичнее становятся мои выводы, которые я успела сделать, пока бежала. — Срочно! Отвезти в операционную! — Татьяна Альбертовна оборачивается и замечает меня. — Как хорошо, что ты тут! Надо же было под конец рабочего дня им явиться. Сможешь? Двести четвертый кабинет, помнишь? Я коротко киваю и встаю с правой стороны каталки. Рядом со мной еще один из работников, но я не помню его имени. Мы устремляемся в сторону нужного кабинета. Слышу за спиной, как кто-то из ребят пытается нас догнать, но им не дают этого сделать, нельзя нам мешать в такой ответственный момент. В моей голове ноль мыслей. Я уже не помню о том странном мальчишке под окном, не думаю и о пациенте. Лишь одна цель — довезти каталку до конечного пункта назначения. Каждая секунда на счету. Чувствую, как ладони начинают потеть от возложенной ответственности. Пациент, который лежит на каталке, стонет. Я уверена, что от боли, хотя он делает это довольно тихо. Живой ли он там вообще? Когда мы оказываемся совсем близко к операционной, я осмеливаюсь взглянуть на него. Весь в синяках, побоях и с кровью в некоторых местах он глядит на меня. Два зеленых глаза, видимо, с помутневшим разумом, пытаются ухватиться хотя-бы за очертания моего лица. Даже через побои я отмечаю, что молодой парень очень красив. Но данная мысль так быстро улетает из моего ума, что я даже не придаю этому значения. — Сюда, — командует, по-видимому, врач. — Могу ли я идти? — спрашиваю я. Моя работа закончена. Я удачно доставила пациента на место. Остальное — не по моей практике. — Стой, — мужчина в халате хватает меня за локоть и склоняется ко мне, шепотом продолжая. — Рана у него серьезная. Побудь пока здесь, чтобы его внимание на тебе было сконцентрировано. Он только на тебя и смотрит. Как-бы странно не были сказаны эти слова, я полностью поняла смысл его затеи. Если человек при смерти, то ему необходимо оставаться в сознании, хватаясь хоть за какие-то вещи. И очень удачно здесь оказалась я. Не скажу, что я обрадовалась. Скорее встревожилась. Мне надо с ним говорить? Или не стоит? Он же вроде молча смотрит на меня… Пусть дальше смотрит. Через пару минут в операционную входят остальные врачи. Я же стою рядом с лежащим юношей, чувствуя его взгляд на себе. Некомфортно. — Голос приятный, — он делает остановку, пока я ошарашенно раскрываю рот, вновь встречаясь с ним взглядом. — И глаза тоже, как у меня, — это дается ему с трудом, но парень улыбается. А после, наркоз действует. Я хлопаю глазами так, будто для меня впервой слышать подобные комментарии от пациентов. Этот раз был не таким, как все. — Можешь идти, — командует врач, и я быстрым шагом удаляюсь из операционной. Надеюсь, все пройдет хорошо. Иначе меня как-то не радует, что это могли быть последние слова того симпатичного юноши. Рабочий день подошел к концу.