Отряд недобровольных добровольцев

Решали они достаточно долго. Любой другой европеец, привыкший, что русские все стоят друг за друга горой, быстро согласился бы. Но эти аборигены не привыкли видеть такую решительность. Готовность умереть за тех, кто пренебрегает тобой. Да, я глупец. Не спорю сам. Но тогда я думал чем-то другим. Уж явно не умом и сердцем. После затянувшейся тишины мне, наконец, разрешили испытать судьбу за других. Вероятно, никто просто не ожидал такого вопроса ребром. Что ж, теперь их жизни в моих руках…. Все-таки приятное ощущение от этого. Но я его быстро прогнал, не желая уподобляться зверям, что пытались назваться моим начальством. Они решили напасть все разом. Достаточно нечестно, так как их оказалось аж пятнадцать человек. Но я сам нарвался. И мне все это разгребать. Интересно. Хоть кто-нибудь оценит эти старания, если мне удастся одержать победу? Сирена? Может быть. У каждого из них было хоть какое-то, но оружие. А у меня кроме кулаков ничего не было. Как-то несправедливо…. Но слушать меня никто не стал. Назвался груздем, полезай в кузовок. Что ж, попытаться стоит. Я пригнулся. И без того невысокий от природы, сейчас я едва выделялся на фоне джунглей вокруг. Сейчас и проверим, есть ли у аборигенов хоть какая-то тактика. Если нет, то еще куда ни шло. Шансы повышаются. Если да, то, надеюсь, меня удача накроет своим пледом. Тактика нашлась. Они начали медленно, но верно окружать меня, делая с каждым шагом кольцо плотнее. Я ощупал взглядом каждого из них и, на мой взгляд, нашел слабое звено, победить которое будет проще других. Хоть с чем-то не ошибся. Это оказался совсем юный парень, который мало, что вообще понимал. Я отправил его в царство снов с одного удара и завладел его томагавком. Так-то лучше. Осталось дело за малым – победить еще четырнадцатерых. Первому я вогнал топорик в грудь почти по самую рукоять. Поэтому пришлось отбрасывать его в еще двоих, чтобы скинуть уже тело с оружия. Кто-то сзади прыгнул на меня и попытался древком задушить меня. Мне едва удалось подставить томагавк, чтобы предотвратить неминуемое. Оказалось, что у меня уровень подготовки был выше. Я развел руками, словно скидывал с себя плащ. Этого хватило аборигену, чтобы слететь с меня, падая на таких же смуглых парней. Пока я разворачивался, моя рука задела еще одного противника. Того это только разозлило. Он сбил меня с ног, прыгнув, как дикая пума. В ход пошли кулаки. В ближнем бою, кажется, это было самым наилучшим вариантом. Мне пришлось хаотично защищаться. Я попал ему в грудь. Да-а, я считал, что кости у этих аборигенов будут посильнее. Хотя бы на уровне прочих. Но этому хватило всего одного удара, чтобы упасть навзничь. Выжил ли он после такой атаки или нет – проверять было некогда. Вокруг была немаленькая толпа, желающая поскорее закатать меня, отправив на тот свет не самым гуманным способом. Хорошая мотивация, чтобы держаться на ногах. К тому же, закален я был не горами и не степью. Мне кажется, для меня было бы счастьем вырасти в подобном месте. Но нет. Мне не повезло. И закаляли меня люди. Я отвлекся на удивление Бренди, которое отразилось на его положении. Лица мне по-прежнему не удалось увидеть. Однако, по напряженной позе можно было легко сказать, что он, как минимум, волнуется. Он единственный, кто видел это побоище. А остальные даже знать не хотели, с каким трудом мне досталось вытащить их всех оттуда. Да, забегая вперед, я говорю, что мне удалось сделать невозможное. Но вот мое состояние после этого могло быть намного лучше. Однако, на это никто не обратил внимание. Возвращаясь к логической цепочке, я добавлю, что мои старые раны еще не до конца прошли, от чего сейчас были некоторые трудности. Аборигены поняли, что против меня их старая тактика не работает. Система дает сбой стоит только на шаг отойти от логики. Но иногда отсутствие логики входит в привычку и тогда из этого складывается отдельная система. В случае с русским складом ума, вероятно, произошло именно это. Ну, или что-то очень похожее. По-крайней мере мы умеем не думать в моменты опасности. И отсюда выходит много неожиданностей. В какой-то момент томагавк вылетел из моей руки под напором сильного удара ноги. Причем непонятно, по чему досталось больше – по моей руке или древку. Однако, кость осталась на месте, а томагавк просто отлетел в заросли. Непонятно, чему радоваться, а из-за чего плакать. Но уж явно не об утрате оружия, так как его я получил спустя какую-то минуту после утраты. Пусть оно мне и досталось ценой крови из глубокого пореза на груди. Смертельный ли он? Вероятно. Но в тот момент мне даже не пришло в голову задуматься о серьезности положения и отсутствия перевеса в мою сторону. Передо мной была просто цель, которую надо достичь. Думал ли я о смерти в тот момент? Все очень может быть. Но скорее не как о чем-то страшном, чего надо избегать, а как о родной сестре, что заждалась меня, наблюдая за моей жизнью с той стороны кромки. И то вряд ли. Чем больше думаешь о смерти, тем ближе она. Туземцы явно не ожидали такой настойчивости, поэтому на какой-то момент опешили. Это стоило ценой еще одного их брата. Против меня уже не так спешили вставать, как еще полчаса назад. А моя кровь уже кипела, как лава перед самым извержением. Мне надо было дать понять – побоище продолжится или я могу замертво рухнуть прямо на месте от усталости и осознания своей дурости? Но на меня продолжали молча смотреть, словно хотели услышать от меня ответ на мой же вопрос. Или им просто хотелось дождаться того момента, когда я упаду, чтобы гордо заявить о своей победе. Но сладкий момент их ликования все не приходил и не приходил. Я стоял и стоял, чуть покачиваясь от волнения и усталости. Хотелось, чтобы все решилось здесь и сейчас. Секунды перетекали в минуты. Минуты, кажется, в часы. Но прошло не больше пяти минут. Всего-то. Так мало и так много одновременно. Но кто-то дал отмашку, видя, как стойко я держусь, бить до победного. Интересно, когда наступит этот момент. Даже мое любопытство поднялось. Стоять было тяжело, но еще в пределах возможности. На меня напали все разом, снова. Их было и без того много, а тут еще такая стратегия. Я рассек двоих одним ударом. Восемь вполне себе нормально стоят на ногах. А я один. И тогда мне пришла единственная мысль. Идти напролом любой ценой. Включить реакцию, выключить мозг. Может, это и помогло. Но я начал рубить с плеча, несильно задумываясь над уровнем жизни в противнике. Кажется, тогда я вдруг стал подобен тем, кто сделал из меня солдата. Тем, кем не хотел становиться. Осознание пришло не сразу. Но лучше и не приходило бы вовсе, потому что после этого мне стало страшно. Страшно от того, что могу стать таким же, как Сеньор или Пантера. Прошел мороз по коже от самых ужасно кровавых сцен, возникших в голове с полным погружением. Когда меня схватили за запястье смертельной хваткой холодной рукой, я чуть было не свернул тому шею, но вовремя успел остановиться, заметив кровь повсюду. Моему разуму хватило сил догадаться уточнить причину возникновения месива. А для этого надо было остановиться. И тело остановилось само и тут же дало знать о травмах. Я пошатнулся и выдохнул. Все противники были мертвы. Нет. Искалечены. Томагавк торчал из черепа последней жертвы. При этом до этого этим же оружием была рассечена ему грудь. - Я выиграл, так полагаю, - осипшим голосом, уточнил я, не до конца веря в происходящее. Мне не хотелось смотреть на Бренди, чувствуя с той стороны животный страх. Он все видел и явно не ожидал такого результата. Даже близко ко всему этому. У аборигена хватило сил только кивнуть головой и рухнуть на колени с целью помолиться каким-то своим Богам, которые мне были неизвестны. Я не знал, как реагировать, поэтому просто решил затребовать свою оплату. Никак иначе это нельзя было назвать. - Отпусти всех. Я победил и, как видишь, еще даже стою на ногах. Все по правилам. Нечестно будет, если ты не сдержишь своего слова. И, надеюсь, ты понимаешь, что это опасно. Я же вернусь с того света, чтобы мстить. И не остановлюсь, пока не истреблю всех до последнего ребенка. Мужчина поднялся на шатающиеся ноги и дрожа как осиновый лист отдал кому-то какие-то приказания. Мне же позволили освободить Бренди. - Я знаю, что это невозможно забыть. Прости за такую жестокость. Тот похлопал меня по плечу, видя, как меня трясет. Да и в целом на ногах едва держусь. Он хотел придержать меня, но быстро одернул руку, словно даже боялся прикоснуться, думая, что меня снова накроет. Я лишь вздохнул. - Мне страшно, - из моего рта негромко вырвались слова, - я не хочу становиться тем, из-за кого мы здесь. Парень опустил голову, поняв, что сейчас был просто монолог вслух, и его не надо было слышать никому. Он со вздохом осмотрелся в поисках движения. Но оно началось только спустя пару минут. К тому моменту я уже прислонился к дереву, держа руку на ране на груди. Вышли все, кроме пятерых. Где они их потеряли – вопрос интересный, но не для меня. В этом отряде постоянно кто-то умирает. - Живой, значит, - с усмешкой проговорил Сеньор, - да еще и за нами вернулся. - Не делай из себя важную птицу, пожалуйста. Нас в любой момент могут на тот свет отправить, не задумавшись. - Слабовато, раз такое дело. Я сверкнул глазами и вздохнул. Бренди положил руку мне на плечо, успокаивая. Он понимал, что конфликт сейчас неуместен. К тому же, из него я могу выйти побежденным. У него хватило ума понять это, а мной тогда двигали чувства и эмоции. Сирена узнала меня издалека. Кажется, у нее у одной любое выражение лица было без фальши. Она подбежала ко мне и тут же заключила меня в крепкие объятья. Я даже опешил, не ожидая, что такое вообще возможно. - Кажется, сейчас не самое подходящее время. Она тут отскочила от меня и потупила взгляд. - Извини. Ты ранен? - Уже привык. - Ты ведешь нас, - встрял Сеньор, смотревший за всем этим с гневом и абсолютным неодобрением, - ничего не знаю. Я лишь вздохнул и развел руками. - Хорошо. - И кто вообще с тобой стоит? - Своему спасению вы обязаны ему. Это Бренди. - Какое дикое имя…. Одичавший белый? - Он возвращается с нами на Родину. - Так это русский? А что немой? Бренди вздохнул и сложил руки на груди, поняв, почему у меня не было желания спасать эту компанию. Ему даже стало неловко передо мной. Я это почувствовал более чем отчетливо. Когда все собрались в одном месте, получив оружие, меня выставили вперед. Я едва успел кое-как забинтовать наиболее тяжелые раны, которых насчиталось аж три штуки. Помимо них было еще пять травм, не несущих опасность жизни. Бренди решил помочь мне, наконец, поняв, что я и сам не рад своей чрезмерной жестокости. Сеньор несколько раз пытался заставить меня идти самому, но Бренди надолго не хватало, и он снова подставлял свое плечо для прочности моих ног.