Отряд недобровольных добровольцев

Прошло почти две недели. На следующее утро после разговора ночью мне пришлось ехать в отделении, в котором я едва не словил паническую атаку. Все тяготило и омрачало. С хозяином клетки меня не познакомили. Со мной говорил Сеньор, но передавал слова большой опасной акулы, которая отличается хитрым характером. Ничего хорошего я не услышал. Да и нового было мало. Прямым текстом он не говорил, что считает меня всего лишь пушечным мясом, но его взгляд говорил лучше сотни слов. Эти глаза были мне противны, но я был силен духом (как считал тогда), и расколоть было куда сложнее, чем кого-то другого из палачей, что ходят здесь повсюду, как под гипнозом. После диалога меня отправили обратно работать. И, наконец, мы наткнулись на след, который привел ищеек в старый склад. Я не хочу говорить о том, что творил там. Стыдно за то, что не боролся, не противоречил приказам. Я просто убивал людей. Меня снова отправили вперед, «на разведку», как они это называли, но все-то точно знали, что под этими словами скрывалось. Шел, забирал у них координацию и расстреливал. Как коммунист неугодных власти. Я не имею ничего против прошлого в истории России, но этот факт есть. С каждым новым убитым моя совесть все ниже падала в бездну безнравственности. Как я не пал в самый низ и не стал убивать каждого, до кого не дотягивался закон, сам не знаю. Но я долго держался перед вседозволенностью. Очень долго жил не по тем законам и убивал только по приказу. Да, постепенно все же скатился и стал более озлобленным, но никогда я не тронул бы мирного гражданина, который ничего не сделал. И не трону осознанно. И вот, когда я закончил это дело, я нашел в себе силы купить автомобиль, чтобы поехать к родителям. Тогда у меня был новый Шевроле Корвет серебряного цвета. Мне было позволено самому распоряжаться своими средствами и покупать для красования дорогие автомобили, поэтому не видел проблем в этом. Пользуясь картой, я выехал за город. Пальцы сами отбивали ритм на руле, потеряв связь с мозгом. Они в упор не хотели справляться с волнением, которое овладело всем моим телом. Даже рана опять заболела, напоминая, что ей еще покой требуется. Знакомый потрепанный забор показался поблизости через два часа с небольшим. Дом никак не изменился. Стал только грустным и забытым местом. Желания у хозяев заниматься садом пропало. Тоска поселилась в этих стенах. Мое сердце кольнуло в дурном предчувствии. Мозг не хотел работать мне во благо. Он упорно подсказывал только плохое. Поэтому настроения не было, когда я остановил автомобиль за пару домов от своего, так как мне было стыдно буквально за все. Тем более за то, что разъезжаю на дорогих машинах, а они даже не знают, жив ли их сын. Собравшись с духом, я утопил палец в дверном звонке. Глаза бегали, не зная, куда смотреть. Подождав пару секунд, мои ноги завели меня на тропинку до дома, потерявшуюся среди газона. Они помнили, как бегали по ней с звонким смехом от подарка, который получил на день рождения, и как им приходилось вставать с этого газона после тренировки. На открытой веранде, где стоял небольшой столик, забытый всеми, появилась статная женщина с пустотой в глазах. Она едва шла. Под глазами были мешки, зареванные мировым горем. Ее ноги подогнулись, когда эта женщина увидела меня. Я едва узнавал в ней свою маму, властную и строгую. - Олег! Ты ли? – она меня тоже не узнала. Я тоже изменился. Как известно, мамы сначала всегда смотрят в душу, чтобы узнать свое дитя. Но там ничего живого уже не осталось. Поэтому она посмотрела мне в лицо. Но и оно было другим. В глазах нет жизни, на губах нет беспечной полуулыбки. Взгляд уставший и отчужденный. Понимая, что ее сейчас притянет земля, я бросился к ней и подхватил под руку. Она прижалась ко мне и уткнулась в плечо. - Сынок… Живой… - Это я, мам. Все хорошо. Теперь. - Коля-я! Иди сюда, скорее! Она встала на свои ноги, но не оторвалась от меня. Теперь ничто не оторвет ее от меня, а я вечно буду помнить эту скорбь в ее глазах. Полгода она ничего не знала о своем сыне. Никто не хотел меня искать. Все давно за спинами говорили, что я давно мертв. И только эта женщина не верила в это. И не зря ждала. Мамы могут ждать даже дольше, чем партизаны в засаде. И такие же молчаливые. Никому не скажут, как плачут над кроваткой ребенка тихонько, чтобы не разбудить ненаглядного, из-за того, что мы стремительно растем. Мое вечное уважение им. Мой отец тоже изменился. Он был мрачен и холоден. В глазах чувство вины, а над бровью появился шрам. Он пытался меня защитить, но ничего из этого не вышло. И винил себя в этом. Это было в его потерянных глазах. - Олег! Мужчина даже прослезился, увидев меня. Его твердое отцовское сердце узнало быстрее меня. Но тоже не сразу поверил в то, что я потерял смысл жизни. Мы обнялись, а после зашли в дом. - Где ты был? – вопрос ударил током каждое сердце. Мое сердце ухнуло. Я не мог сказать, что мне пришлось пережить, прежде чем вернуться домой. Насколько был длинен путь. Насколько тяжел. Через что прошел и какую боль хранил в своем сердце. Мои глаза оказались лучше всяких слов. Мама положила мне на плечо руку и уткнулась в больное плечо. Я едва слышно шикнул и положил ее голову на левое. Она дернулась и двумя тоненькими пальчиками коснулась футболки на том месте. - Что там? - Не волнуйся. Все уже, считай, зажило. - Бедный мой, маленький, сын, через что тебе пришлось пережить!? Эту фразу я запомнил на всю жизнь. И каждый раз она колола мне душу иглами. - Не волнуйся, мам. Я со всем справлюсь. Ты меня этому учила. И я не подведу тебя. - Ты не подвел меня. Я горжусь тобой. - Мы гордимся тобой. Я им кратко рассказал, что со мной произошло, не рассказывая о жестокости тех людей. Они не спали слишком много ночей, чтобы еще и переживать за то, что сейчас нахожусь на службе у тех людей, которые могут снова избить меня до полусмерти. Пришлось все же упомянуть об уровне опасности моей работы, но не рассказал подробностей. Для беспокойства им этого хватило. Пришлось их успокаивать, а потом обещать приезжать изредка. Хоть и было стыдно. Я до сегодняшнего дня не смогу забыть того диалога. Для чего меня уговорили съездить к ним? Но опять же. У меня и здесь была дилемма. Я был рад, что они знают, что я жив и не надо заносить в пропавших без вести. Но я смог приехать к ним, смог объявиться в родных краях. Для меня это был подвиг. Настоящий подвиг. Родители были счастливы увидеть меня. У них снова появился смысл жизни. И расцвели. И ради этого стоило жить, чтобы они не увядали. Береги своих близких. Они готовы на все, лишь бы защитить тебя. Знайте это. После разговора на душе было тошно, но лицо улыбалось. Ради Лидии. Я пригласил ее на новое свидание, чтобы развеять тоску. Да и она спрашивала у меня про родителей. Знают ли они или все также в неведении? И я на свидании ответил, что знают. Неизвестно – кто больше обрадовался. Сами родители или эта девушка с тайной на душе? И эту тайну я не узнаю еще очень долго. Наступила пора затишья. Я снова смог предаться мирной жизни. Однако, за мной стали больше следить. Наверное, беспокоились, что я выдам им их великую тайну об их найме на работу. И они не понимали, что я не какой-то там бессмертный, способный рассказать больше положенного. Им не дано было понять, что военные могут бояться. Если ты боишься – ты слабый трус среди гражданских. Так они говорили. Приходилось молчать. На этот раз мирная жизнь была не такой спокойной. Находились дела, которые должен был сделать именно я и прямо сейчас. Сначала отвезти разведданные, потом Лидия пригласила к своим родственникам. После я навестил своих родных. И напоследок мне еще надо было закончить лечение плеча. Его хотя бы старались не тревожить. Что уже было плюсом. Но свой покой я нарушил сам. Во мне, наконец, нашлись силы побороть страх перед слежением и поехать в отдел, который спас меня. Кажется, его я считал домом больше, чем свой отряд и четыре стены, украшенные золотом. Может быть, не устань я так от всех этих погонь и драк, я бы пошел к ним работать после ранения. Но даже по приглашению не решился бы на подобное. А до них дошли слухи о причине моего ухода из этой стези. Потому еще и не пошли на риск. А, может, и сами дали мне отдохнуть от всего этого, понимая, что не к этому стремилась моя душа. И вряд ли захочет еще когда-нибудь проводить расследования и «зачистки». Может, моя опрометчивость и запустила опасный механизм, но тогда я не думал об этом. Просто хотел поблагодарить тех двух девушек за все и посмотреть им в глаза. Узнать, что они думают обо мне после того, как им удалось настроиться на волну новостей, засекреченных для простых ушей. Как им это удалось – я не стал спрашивать ни тогда, ни сейчас. Во мне не горит желание интересоваться их связями, которых может быть побольше моих. Да и какие у меня могут быть связи? Те связи, которые построены на страхе? Такие я любил и люблю меньше других. Меня многие боялись, видя во мне только какого-то монстра, не знающего пощады и сострадания. От такого мне становилось не по себе. Сердце неприятно щемило, словно подсказывало, что за меня говорят поступки, которые не блестели благородством и великодушием. Кому как. Для меня все мои действия были частью плана по спасению моей собственной души. Можете осуждать меня, но каждый пытается выжить по-своему. Более того – все выживают в этом мире. А для чего мы работаем? Чтобы было на что купить поесть. Это одна из главных нашей потребностей, без которых мы просто умрем. Также у нас есть другие потребности, которые тоже стоят денег. Вы можете не задумываться об этом, но это горькая правда, которая колко щемит в сердце. Какие еще у меня могут быть связи? Пожалуй, только та крохотная группка друзей, которая смогла увидеть мое нутро, забившееся от боли куда-то на дно души. Больше никто не желал со мной иметь дел, не зная, чем обернется все это. На что способен я сам, на что мое начальство. Припарковался я у обочины, не став заезжать на территорию. Благо, запрещающий знак отсутствовал, что странно. Такая структура. Мне было не до подробностей. Это не мое место работы, а, значит, не мне удивляться. У дверей мне пришлось отдать оружие. Что-то в последнее время я стал меньше с ним расставаться. А если и приходилось, то с такой неохотой, словно у меня сердце вырезали тупым ножом. Видимо, привык к согретой стали пистолета. Но сейчас я даже не сожалел об этом. Словно это был иной мир, где нет ни боли, ни слез. Но слезы есть везде. Уж тем более в этих стенах. Чтобы пройти дальше двух подтянутых мужчин и одной миловидной девушки, пришлось дождаться начальства. Полковник была удивлена моему визиту. Мой взгляд ничего не означал, а язык несильно жаждал разговаривать с кем-то еще, кроме Александры и Светланы. Однако, весь ее вид требовал объяснений. - Я пришел поговорить с двумя Вашими прекрасными девушками. Александрой и Светланой. А еще хотелось бы извиниться перед Вами за то, что наговорил Вам Сеньор. Ее взгляд дрогнул. Он стал грустнее. Казалось, что вся грусть мира утекла к ней в глаза. Ей успели все рассказать. Что ж, проще или сложнее от этого будет – тогда я не знал. Но зато точно знал, что благодарен тем девушкам еще и за это. Мне совсем не хотелось что-то объяснять полковнику. Уж тем более эпизоды своей жизни. Полковник Летова только кивнула, что-то сглотнув. - Подожди у меня в кабинете, я позову Александру. Светлана сейчас на задании. - Спасибо, - я едва заметно улыбнулся, одними уголками губ. Мы прошли к ней в кабинет. Небольшое помещение, зашторенное длинными жалюзи. Почти все место занимал Т-образный стол, возглавлял который высокий кожаный стул. Я сел посередине, не сводя с нее косого взгляда, словно опасался от нее удара. И необязательно кулаком. Она кому-то позвонила, с кем говорила недолго. Вскоре та уже смотрела на меня. Изучающе так, словно хотела заглянуть мне под ребра. Увидеть, как бьется мое сердце. - Как все-таки так вышло, что ты попал на службу? – осторожно прервала тишину Летова. Я прикусил язык, прикрыв глаза. Никогда нельзя навсегда избавиться от воспоминаний, даже самых тяжелых. Но я, может, уже тогда учился (или даже научился) небрежно отвечать на подобные вопросы. Однако, резкие расспросы о прошлом вводили меня в ступор и заставляли задуматься. Найдя в себе дух ответить, я посмотрел на нее и выдохнул. - У меня не было выбора. Ну как. Мне сказали – смерть или соглашение. Может, надо было выбрать смерть. Не знаю. Прошлого не вернуть. Остается только если сожалеть. - Нет, ты сделал верный выбор. Ты еще найдешь способ пожить на себя, - говорила она с мудростью. Словно мама, что дает наставление. Кажется, Александра заразила здесь половину таким тоном. Я усмехнулся и в уме прикинул, сколько придется идти к этому. Да, пожалуй, всю жизнь. Как тогда посчитал. Но вслух я ничего не сказал. Не хватало, чтоб они еще и пытались мне дать понять, что на этом жизнь не заканчивается. - Я приложу усилия, чтобы найти его, - со вздохом глупо пообещал я. Ей ли? Точно не самому себе? Кто знает. Но тогда я не видел свет в конце тоннеля. Не знал, что все-таки и в моей жизни может наступить просвет. Может, и надо было так думать, чтобы огрубеть еще сильнее. Настолько, чтобы хватило ума и сил совершать безумные поступки. Она улыбнулась, словно радовалась за меня моим победам. Разговор не пришлось продолжать. Вошла Александра. Увидев меня, она просияла и бросилась обнимать. Я не стал отходить. Просто терпеливо подождал, пока она выльет весь прилив нежности, и можно будет говорить. - Какими судьбами? – все-таки диалог решила начать она, немногим опередив меня. Я усмехнулся и развел руками. - Пришел поблагодарить тебя. Она улыбнулась и отмахнулась. - Не стоило. - Я еще никого не видел с такой добротой. - По тебе видно, - она прикрыла глаза. Ей не хотелось даже думать о том, как со мной обращались. И оно было логически объяснено. У нее есть свои дети, которых ей удалось окружить любовью. И ей хотелось, чтобы и у других была эта любовь. Пусть даже если ей придется лично дарить ее. Я встал и протянул небольшой сверток. Я надеюсь, она не расценит его, как знак чего-то большего, кроме любви. Там лежала дорого расшитая косынка. Было достаточно просто узнать ее привычный стиль, чтобы подобрать под него не лишнее украшение. - Спасибо, - она улыбнулась. Я только кивнул со вздохом. - Пустяки. - Как плечо? Я покосился на место ранения и отмахнулся. - Почти прошло. Все хорошо. - За тобой точно хвоста нет? Я на пару мгновений задумался о том, кто ехал за мной, а после прикрыл глаза, восстанавливая перед глазами все увиденные номера автомобилей. Но ни один из них не вызвал у меня подозрения, о чем и сообщил женщине. - Никаких подозрительных машин за мной не плелось. Но, наверное, надо было просто пустой круг навернуть для полной уверенности. - Думаю, ты прав. А, может, это и было бы лишним. Я лишь пожал плечами и собрался уходить. Среди всей этой теплоты мне становилось неловко. Здесь, казалось, сами стены хотят дарить тепло и семейный уют. А в стенах моего офиса царили лишь стоны и беззаконие. Там явно забывали про существование порядков. И как им еще удается сохранить свой безупречный статус? Хотя, наверное, также, как и держат порядок внутри – страх. Сколько лет уже существует эта организация, чье название я не хочу вспоминать даже в кошмарах? И не буду говорить здесь, в своем дневнике. - Спасибо вам за все. Надеюсь, таких организаций, как у вас будет больше. А я, пожалуй, пойду. - Вот так просто уходишь? - Я передал тебе подарок. В моих планах не стояло задерживаться. - Так ты, поди, голодный, - неожиданно включила заботливую маму Александра. Я даже опешил от такого напора. Она сказала всего одну фразу, а в ней звучало столько заботы и нежности, что я невольно погрузился в детские годы, когда все было еще таким сказочным и необъятным. Мне даже стало не по себе. - Нет, спасибо. Я не голоден. Спасибо за заботу. Мне пора. Всего доброго. Мои ноги сами понесли меня прочь из здания. Мозг не хотел еще раз услышать эту фразу. От нее во мне просыпалось все нутро. И душа в том числе. А ее мне хотелось пробуждать в самую последнюю очередь. Слишком трудно мне далось отправить душу на дно. Не тесно ли ей там тогда было? Может быть. Но я не мог допустить того, чтобы душа пробудила за собой и совесть. Мне и так снились, да и снятся до сих пор кошмары в виде прожитых военных операциях. А тут еще делать над собой усилие, чтобы нажать на спуск. Нет. Мне за такое спасибо не скажут. Да и не оставят в тайне. Начальство быстро узнает об этом. Тогда было лучшим все так, как есть. Однако, надежда оставить этот визит в тайне провалилась, не успев начаться. Возле своей машины я увидел Сеньора, который усердно делал вид, что пытается поверить в то, что это именно моя машина стоит возле ворот этого отделения. Однако, от меня не мог скрыться блеск в глазах, который тот пытался усердно скрыть. А мысли!? Они все были, как на ладони. Даже не потренировался их скрывать. Или я просто не обратил внимания? - И куда ходил? – он даже не попытался поиграть в кошки-мышки. Хотя, пожалуй, правильнее назвать эту странную игру копания в мыслях «угадайка». Мое лицо мгновенно стало невозмутимым и абсолютно ледяным. Сеньор мог догадаться, что за этой маской я скрывал истинные эмоции к его особе, но мне было все равно. У него не было, нет и не будет доказательств в этом. Значит, придраться не к чему. - Благодарил за спасение, - решил не отпираться я. Но и говорить всей правды в планах у меня не стояло, - не успел. - Обошлись бы без твоего ласкового слова. У нас с ними нет ничего общего. Я уже открыл рот с целью высказаться ему прямо в глаза. Сказать, что и не будет ничего общего, ведь они знают такие чувства, как любовь и милосердие. В стенах моего места работы этим и не пахло. Неудивительно, что мы отличаемся. Но, поняв, что лучше принять нейтралитет, я вновь закрыл рот и решил подобрать менее острые слова. - Что? – от него не скрылось мое действие. Ему стало интересно, что такого я хотел сказать ему. - Конечно, мы разные. У нас уровни заданий даже отличаются, - спокойным тоном проговорил я, стараясь не смотреть ему в мертвые глаза. Он усмехнулся и кивнул. Кажется, мне удалось подобрать слова. По-крайней мере я надеялся на это. Лучше не портить себе жизнь. Еще успеется. - Вы не меня, надеюсь, искали. - Нет, тебя. Мое сердце екнуло, предчувствуя недоброе. Я хотел надеяться, что не на задание, но в душе все-таки понимал, что для иного он просто не собрался найти меня лично. - С какой целью? – оставляя голос спокойным, уточнил я. - Новое задание. Не подведи нас. Заграницей бывал когда-нибудь? Мои глаза сверкнули. Несправедливость кипела во мне, ища выход. Но не здесь. Не при нем. Надо взять себя в руки. Но когда я подводил их? Было ли такое хоть раз или он хочет побольнее ударить меня словами? Спросить с меня больше других? Сделать меня крайним? Придется прикусить язык, чтобы не получить еще один выговор. Надо хоть какой-то плюс находить от службы. А какие минусы в повышении в звании? Думаю, что никаких. Тем более, у майора достаточно привилегий. Но не заставят меня раньше также рубить головы, как мне когда-то? Может, не стоит стремиться на высоты? Хотя бы не в этих стенах. Прикинув, что лучше сказать в этом случае, я злобно улыбнулся. Пусть. Пусть игра пока идет по его правилам. Но надо подобраться поближе, чтобы ослепить его. Чем ближе ты к руке начальника, тем меньше он видит. - Куда конкретно мы едем? - Афганистан. - Я слышал, там положение немного успокоилось после войны. - Слухи ходят разные. А мы должны не дать возобновиться войне. - Я родился в год окончания афганской войны, так что мои слухи могут быть неверны. - Это верно. Ладно, иди, готовься. Вылет ночью. Я только кивнул и покосился на машину, к которой прислонился Сеньор. Тот понял и без слов, что ему надо отойти.