Отряд недобровольных добровольцев

На отдых времени нам не выдали. Тут я не был удивлен. Им надо найти их. Работа не была закончена. Нас отправили патрулировать по улицам Москвы. Пришлось надеть штатскую форму, чтобы не привлекать к себе внимание. Я стремился подальше от суеты центра, поэтому отправился на окраины. Проверяли все. Даже учебные заведения, где переодевались в участковых, которые проводили классные часы детям и разговаривали с учителями и персоналом. Затем снова простые мирные граждане, которые кого-то или что-то потеряли. Иногда я использовал свои силы, тренируясь в обращении в другого зверя или человека. Правда, получалось у меня это не всегда хорошо. Изменение своей формы всегда было энергозатратным, а я еще после ледяных танцев не восстановился окончательно. Поэтому мне приглянулся образ золотистого лабрадора, который подходит ко всем на улице в поисках своего хозяина. Некоторые добрые люди даже пытались найти адрес на моем ошейнике, но там он не был указан. Поэтому они разводили руками, мол, извини, друг, но мы не знаем, как тебе помочь. Но я немного не рассчитал. Не все были такими добрыми…. Глухой переулок, где только собирались для тайных встреч или выпить. Тишина резала слух, отвыкший от такого затишья. Даже дворы были наполнены своими определенными звуками. А тут ничего. Хотя нет. Шаги. Один стоял, а второй приближался. Я затаился в кустах. Надо было все-таки выбирать черного лабрадора. Он сейчас бы слился с этой нарастающей полутьмой. Но мимо меня прошли, не заметив. Что-то не так было с этим человеком. Но я решил проверить второй запах, который оставался на месте. Он был с чем-то смешан. Тишина предвещала беду. Она шептала легким ветерком среди моей шерсти. И она пришла. Я почувствовал запах стали в его правом внутреннем кармане. Пистолет. В теле собаки, а повадки, все же, волка. Все чувствую и запоминаю. На меня посмотрели. Недобро и одичало. Я знал такой взгляд, да и сейчас изредка встречаю его. И сам его ношу. Я одичал в тех стенах, озверел, обиделся на мир. Однако, по натуре лабрадоры все же были более добрыми, поэтому взгляд сейчас смягчился. Но это его не остановило. Я видел, как его рука потянулась в тот самый карман, поэтому сделал прыжок. Но острая боль где-то в груди сбила мой ритм, уронила на холодную редкую траву, которая еще находила в себе силы пробиваться через потрескавшийся асфальт. Скулеж – вот, что услышал хозяин страшного оружия. Я запомнил его. Запах, чертову ухмылку, появившуюся после выстрела, глаза, наполненные янтарным презрением. Кажется, он намеревался добить меня, но у меня хватило сил скрыться во тьме, где уже стал человеком. После этого я встал на холодные ноги и пошатнулся. Поворот вот он, манит, зовет. Просит переселить волну боли-предательницы. И я качнулся в сторону спасения, дошел. Тяжелые шаги разнеслись эхом по моей душе, оповещая, что враг сзади. Заметил? Не знаю. Может, не заинтересовался, поэтому прошел мимо. Не знаю. Когда он прошел, я вышел на свет, воспроизводя в памяти его лицо. Кудрявая челка отливала деревом. Да, так. Запомнил. Теперь куда? Кажется, пуля пробила мое левое легкое. Они наполнялись свинцом при каждом моем вдохе. Нельзя ходить, но надо. Всегда так и жил. Нельзя, но надо. Так и можно описать мою жизнь. Так что я привык делать все вопреки, наперекор злым ветрам. И я медленно направился к дороге. Пока хотя бы туда. Там и улицу узнаю. В образе собаки сложно запоминать дорогу. Ты просто бежишь по запаху, забыв о времени и месте. Чувство свободы так и пахнет. Кажется, мимо проходили прохожие, которые шарахались от моего измученного и окровавленного вида. Что ж, хотя бы не спрашивают, что со мной. Накликал беду. Впереди показалась патрульная машина. Похоже, кто-то да услышал шум выстрела и вызвал полицию. И как им объяснять? Ладно, если остановятся, что-то придумаю. Нет. И хорошо. Добреду до того, что ближе. Но они были наученными парнями и заметили, что со мной не все в порядке. - Да он не в адеквате, - услышал я через окно. Увидев, что они тормозят, мои ноги сами остановились, словно говорили, что больше не двинутся с места сами. Я стоял так, что рана не освещалась, поэтому от блондина последовал соответствующий вопрос. Его уставшее лицо было недовольно тем, что приходится останавливаться у каких-то неадекватных людей, которые даже за местом своего расположения не следят. В ответ на его вопрос я повернулся к фарам так, чтобы они осветили меня всего. Ярко после потемок подворотен, но им интересно было, что со мной приключилось. Их взгляды изменились. Усталость улетела с их лиц. - Скорую немедленно! – крикнул все тот же блондин. Его напарник, мышь в сравнении с ним, кивнул и бросился к машине по рации сообщать о нужде в карете Скорой помощи. Тот, который остался, подхватил меня под руку и прислонил к какому-то дереву, уставшему от жизни. Он пару раз щелкнул перед моим лицом. Мой пронзительный темный взгляд стал более осознанным. - Кто ты? Что произошло? – заметив, что я не окончательно потерял связь с реальностью, засыпал меня вопросами участковый. - Я гулял здесь со своей собакой. Только с другой стороны, так как не узнаю этих мест. Лабрадор. В меня выстрелили. Пес погнался за стрелявшим. После этого опять был выстрел. Я пошел искать его, но так и не нашел. - Разберемся. Описать сможете напавшего? - Не сейчас. Язык немеет. - Держитесь! Помощь уже едет, - он понял, что мне становится хуже, и отстал с расспросами. Дальше я мало, что помню, так как сознание такая штука непредсказуемая. Выскользнет из рук, стоит потерять конец ее нити. Но почему-то очнулся у себя дома на кровати все с той же болью в груди. Ничего не изменилось. Только почти рассвело. Далеко же меня занесло. Блондин в звании старшего лейтенанта стоял рядом, а возле меня бегал человек в белом халате. До носа дотянулся запах Сеньора. Ну да. Телефон и документы у меня были при себе. Позвонили им, они направили карету к дому. Из больницы меня потом не вытянешь так легко. А на восстановление мне дадут хорошо если неделю. Прикосновение в моей ране пробудила мое сознание. Я зашипел, и врач таки заметил, что пациент пришел в себя. Но почему-то промолчал. Вытащив пулю из груди, он зашил рану и наложил повязку. - Ему нужен покой. Рана серьезная. - Где вы его нашли? – зашел Сеньор и даже не посмотрел на меня. Стыдно или противно? - На окраине города недалеко от моста. Но он еще шел какое-то время, весь маршрут установить не удалось. - Ладно! Сами узнаем. Можете быть свободны. Участковому оставалось отдать честь и поспешно уйти из квартиры, напоследок только с тоской взглянуть на меня. Ему было жаль то, что осталось от человека, коим себя я до сих пор не начал до конца называть. Я был хуже человека. И во всем были виноваты другие люди. Моя душа была утыкана иглами боли и унижений, которые кололи каждого, кто пытался прикоснуться к моей душе. Так было всегда. Даже моя ненаглядная жена не раз натыкалась на эти иглы, пока не смогла найти лазейку между ними. Ей удалось не сразу найти такую тропу. Я винил других людей. Винил себя за то, что сдался. А вам будет жаль меня, если прочтете все это или также будете обвинять в том, что согласился на эту сделку с Дьяволом? Надеюсь, я не узнаю ответа на этот вопрос, так как мне нельзя даже намекать на мое тяжелое прошлое. Я должен был скрывать, что я убийца. И это было законно. Но где закон? Убийцы сидят в тюрьме, а не пишут дневниковые заметки у себя на рабочем месте. Закона нет. Перед чиновниками ни один закон не властен. И военными. У них свой закон. У каждого свой закон и своя правда. И лишь единицы живут по закону страны. И я бы очень хотел всю жизнь соблюдать ему. Но пусть никто и не знает о моем поступке, но зато знаю я, и это отравляет мне душу. Прости меня, родная. Ты не знаешь, за кого ты вышла замуж. И вряд ли узнаешь. Мне стыдно быть с тобой, но я должен хранить тайну. Ты такая чистая и невинная. Ангел. Мой ангел. А я грешник. Твой грешник. *** Я снова потерял сознание и непонятно, сколько так пролежал. Может, час, может сутки, может, больше. Но меня бы явно вывели из этого состояния, если я бы задержался. Я им нужен, чтобы идти вперед. Закрывать своим телом других и не жаловаться на судьбу. Знал, что не дадут до конца прийти в себя и придется опять идти по девизу «нельзя, но надо». Они не видят во мне такого же человека, которого видят в Пантере или Свистуне. Пока я лежал без сознания, они искали место, где меня могли так приласкать. Но им не было известно о моих обращениях, поэтому искали не там. А скажи я, что я могу, они бы в миг нашли бы применение этой способности. И что тогда им говорить? Ведь спрашивать будут. Выпытывать даже точнее. И наконец пришел тот светлый день, когда мой организм смог заставить себя открыть глаза. Хотя скорее пасмурный. На улице только кончился дождь и еще не успело выглянуть солнце. Сизые тучи нахмурились под самыми окнами, словно хотели зайти в гости и помочь мне справиться с трудностями. В какой-то момент мне даже, действительно, показалось, что они приблизились ко мне, преодолевая непрочную преграду, отражавшую их. А, может, это была подруга-смерть, которая заглянула в квартиру, чтобы посмотреть, кто лежит на смертном одре, чтобы снова отвергнуть меня. Я заметил две фигуры. Возле окна ко мне спиной стояла Сирена. Я узнал ее по волосам, которые пылали своей красотой. Вторая сидела около меня и, не сводя глаз с моего лица, держала за руку. Это была Лидия. Ее мягкий взгляд, сочувствующий даже цветку, выросшего из асфальта, нельзя было ни с каким другим спутать. Она улыбнулась, и на ее губах осталось солнце. - Он пришел в себя, - было непонятно, к кому конкретно обращалась Лида. Сирена резко обернулась и посмотрела на меня. Ее улыбка была манящей, но, в сравнении с улыбкой Лидии, была чем-то потускневшим. - Доброго дня. - Который день? Сирена опустила голову, прикрыв глаза. Вторая девушка оказалась более понимающей и ответила. - Четвертый. - Он злится и хотел уже вытаскивать тебя к нам. - Даже умереть не дадут. - Олег, где ты работаешь? Сирена посмотрела на нее, а потом уже на меня. В ее взгляде был немой вопрос, который застрял в горле. - В охране, у одного очень влиятельного человека, но у него много проблем. - За которые ты получаешь? - Это моя работа. - Не волнуйтесь. Бе…. Олег поправится, не волнуйтесь Вы так, - она впервые назвала меня по имени. И то, чтобы не было лишних вопросов к нам. Везде выгода для нас. - Хорошо. Тогда отдыхай. Ты знаешь, где я живу. - Конечно. Она потрепала мою руку и ушла тихими шагами расставания. Я смотрел ей вслед и уже ждал следующей встречи. Сирена вернула меня на землю. - Твоя любовь? - Тебе то что? Зачем ты здесь? - Ты думаешь, что все в отряде направлены против тебя? - Я это знаю. - Кроме меня. Я хочу помочь тебе, но не знаю, как они. Я слышала, что они поднимут тебя через неделю после того, как ты придешь в себя. Не показывай, что ты вышел из комы. - Я был в коме четыре дня? - Видимо, у тебя организм сильнее. - Они приведут меня в чувство. Без меня они ничего не будут делать. Я живой щит. Девушка вздохнула и поняла по моим глазам, что разубеждать меня бесполезно, однако, осмелилась напомнить про Лидию. - У тебя есть она. А у нее ты. Помни об этом. И не падай на дно, пожалуйста. Я лишь сглотнул и проследил за тем, как ее шаги стихли в том же направлении. Затем снова куда-то погрузился, откуда не выходил до тех пор, пока до моего сознания не донесся знакомый тяжелый армейский шаг начальника. Только он так ходил. Мои веки были слишком тяжелые, поэтому он не был удостоен моего взгляда. - Я знаю, что ты пришел в себя. Открой глаза. Неужели сдала? Нет. Она не могла на такое. Значит, могли узнать у нее не самыми приятными. Мне стало страшно за нее. Я знал, на что способны эти звери, желавшие сделать из других людей таких же монстров, что и они сами. Это бесконечный круг. Разозлившиеся, желающие бойцы становятся палачами, которых из них сделали через боль и страдания, делают из первых встречных бездушных монстров. Это круговорот. Я почувствовал его дыхание на моем лице. Он вглядывался в него. А после его рука легла на мое раненное плечо, едва не на рану. Мои глаза, превозмогая тяжесть мира, открылись сами. Я в упор посмотрел на него. Сеньор убрал руку с усмешкой. - Так-то лучше. - Что вы хотите от меня? - Скорейшего твоего подъема в строй. - У меня задето легкое. Это невозможно. - Забудь о ране! Четыре дня прошло. Через три ты встанешь и будешь заниматься собой два дня. Я закрыл глаза, сглотнув. Нечеловеческие условия. Он думал, что моя магия поможет мне справиться с подобным. Но он не жил с этим и не знает, что это такое. Однако, разубеждать его было бессмысленно. Лучше согласится на то, что предлагают, нежели лишиться и этого. А Сеньор запросто мог поднять меня и сейчас, не понимая, что от такого люди и умирают. - Тебе все ясно? - Так точно, - я сделал над собой усилие удержать глаза открытыми. - Отдыхай. Пока что. Он ушел также в неизвестность. Я зажмурился. После каждого слова, даже просто вдоха мои легкие жгло каленым железом. А что будет, когда я начну ходить? Мне нужен покой не меньше трех недель. Но такого времени мне не предоставят. Господи.... Сколько раз я еще повторю это? Все эти три дня прошли между страной снов и реальностью. Чаще всего я не связывал даже образов, приходивших ко мне. Стоило пройти ровно три дня с того момента, когда мне удалось выйти из кратковременной комы, меня без всяких церемоний подняли. Я даже стоять на ногах твердо не мог, а мне предстояло заниматься своим телом. Наверное, до сих пор моя рана после того так и не затянулась, не поросла паутиной, так как иногда во время пения я чувствую то самое каленое железо, которое преследовало меня повсюду почти месяц. Потом-то ли я привык к этому ощущению, то ли прошло. То ли залечила доброта моих косвенных коллег из другой конторы. Я так и не понял, как и куда ушла эта боль. Мне пришлось помогать, что делала с большим рвением одна Сирена, поэтому и предоставили это ей. Как только она взяла меня под руку, я почувствовал ее дрожь в руках, а на скуле был свежий синяк…. Они умели добывать информацию. - Извини, - шепнул я так, чтобы слышала только она, словно боялся, что где-то в моей необъятной квартире затаился Сеньор или Мертвец. Та лишь отмахнулась и продолжила ходить со мной под руку по комнате. Легкие жгло, поэтому я остановился перевести дыхание. - Тебе надо как можно скорее в строй. Иначе он нас с тобой закопает. - Пусть только попробует тронуть тебя! – у меня появилась складка между бровей, которая разгладилась после того, как она уверенно взяла меня за руку и усадила на диван, - ты не готов к работе, я знаю. Но в его глазах мы не люди, а машины. Так что надо крепиться. Я с шумом втянул воздух и едва не закашлялся. - Где тебя нашли? - Кажется, участковый это говорил. - Да, но мы не нашли, где в тебя стреляли. - И вряд ли найдете. - Почему? Я пристально посмотрел на нее и прикусил губу. Не будет ли спрашивать ее снова Сеньор? Не проболтается ли она. Но мой взгляд все говорил. Сирена сама все поняла. - Ты использовал тогда свои силы… - Да. Те, которые вы еще не видели. Девушка закатила глаза. - Все ясно. Постараемся сохранить в секрете. - То есть преступник не будет наказан? - Будет, но окажет сопротивление при задержании. Я удивился ее хладнокровию. Она была настоящей непредсказуемой чертовкой. Однако, наверное, это был единственный способ все разрешить. - Сначала найдем его. - Где? - Там, где ты его встретил. - Ты серьезно? Я по комнате еле хожу, а ты предлагаешь туда пилить. - Так мы же не пешком. Ты был в трех часах от дома. Неплохо меня так занесло. Я прикрыл глаза, пытаясь вспомнить весь маршрут в облике пса. Но все было нечетко. Ни адреса, ни ориентиров. - Ладно. Будем считать это моей проверкой на способность работать хоть как-то. Сирена кивнула, пытаясь скрыть свое удивление. Совсем недавно я жаловался, что для меня ходьба – мука, а тут соглашаюсь ехать, где все началось. Мне было понятно ее удивление. Но как объяснить, что так надо – я не знал. Надеюсь, она поймет меня. Все очень запутанно и трудно. Я оделся в черное и, пригладив на ходу волосы, вышел следом за Сиреной. Ко мне собиралась в гости Лида с пакетом приятно пахнущих фруктов. Увидев меня на ногах, она едва не потеряла этот пакет. - Ты же должен находиться в покое. - Извини, обстоятельства изменились. Если со мной будет что не так, в этом будет моя вина. Я все осознаю. - А, может, не надо никуда? - Извини, Лид, надо. Я скоро вернусь. - Я присмотрю за ним. Она не стала настаивать, понимая, что я уйду в любом случае. Поссорюсь с ней, но уйду. А она не хотела этой ссоры, поэтому сделала шаг в сторону, пропуская нас. Но мое состояние не предрасполагало к тренировкам по ходьбе с 21 этажа на первый. Поэтому мы спустились на лифте.