Пересмешник

      — …рион? — Эстель сонно бормочет, ворочается и шарит ладонью по опустевшей половине их огромной кровати.       Сердце Астариона метафорически замирает, и он отсылает прислугу, послушно оставившую уже привычно роскошный наряд для сегодняшней встречи с держателями важных торговых узлов. Незачем им видеть уязвимость его драгоценности, сонливого и недовольного одиночеством юноши.       Астарион подходит к краю кровати крадучись. Любуется бледным вытянутым личиком с россыпью веснушек, едва заметной складкой между нахмуренных бровей, но лишь смотрит, не трогает. Ему пора бы идти, ещё раз проверить сводки информации от своих источников, но этот мальчишка всегда занимал чуть сильнее, чем Астариону хотелось, ещё с самого начала.       И дразнить его особенно весело.       Смотреть в рубиновые, сонно сощуренные глаза, немного ехидно, выжидающе, будто с вопросом: как ты ещё заставишь меня остаться?       — Муж мой?       Голос Эстеля похож на приглушённое просящее мурлыканье. Он всё ещё томный и свободный, не до конца выпутавшийся из снов...       Но, как хороший мальчик, всегда быстро соображающий, что стоит сказать.       — Да, сокровище?       Трудно сдержаться и остаться равнодушным. Астарион садится на край кровати, кладёт ладонь на нежную щёку и гладит пальцами. Утренний свет, пробивающийся сквозь распахнутые винного цвета портьеры, придавал особую магию — трогательные веснушки, вспыхивающие солнечным огнём волосы; яркий рыжий с примесью золотистого. Всегда возникало столько вопросов: почему такое совершенное создание, истинно солнечный эльф, в прошлом вёл совсем беспорядочно-глупый образ жизни? Ему бы с детства крутиться в свете, во дворцах…       Но неважно. Сейчас Астарион даст им всё, чего они заслуживают.       Особенно когда эти трогательные рубины глаз смотрят так просяще.       — Останься, — Эстель просит, поворачивает голову, чтобы коснуться губами ладони. Робкий поцелуй, почти платонический. Всё так же удивительно, Астарион не знает, сможет ли когда-нибудь привыкнуть к обыкновенной и ничего не ожидающей нежности без параноидального предвкушения подвоха.       Сначала это кажется слабостью. Подчинение, беспрекословное вверение всего себя тому, кого любишь, и до глупого преданное желание угодить. Астарион не смог бы так — вряд ли сможет и сейчас, пусть собственные чувства преобразовались, мутировали местами гадко, уродливо, непонятно. Хорошее отношение вызывает зависимость? Кажется, будто да. Ему никогда не будет достаточно меньшего, чем то, что отдал ему Эстель, этот яркий, дерзкий и немного наивный мальчишка.       Возможно, слабость никогда не была верным описанием той власти, которую неосознанно имел над ним Эстель.       — Боюсь, у меня дела, моя ласковая прелесть, — слова слетают с губ непривычно медленно, будто Астарион колеблется перед магией утра, лёгкой спутанностью мыслей, кружащихся вокруг настоящего колдуна.       Эстель потягивается на алых шёлковых простынях, недовольно вздыхает. Настоящий лакомый кусочек — протяни руку и забирай.       — Скажи им, кто бы там ни был, хоть боги, хоть дьяволы, что ты останешься со своим любимым супругом.       — Ты говоришь так каждое утро, мой славный мальчик, — он посмеивается.       — И каждое утро ты уходишь к этим важным властным штукам, — Эстель забавно ворчит, морща нос, а потом берёт его руку в свою и переплетает их пальцы. — Нет бы предаться гедонизму…       Поцелуй — и ещё один, для закрепления результата. Эстель ухмыляется в губы, ревниво прикусывает нижнюю, словно бы говоря, что не намерен делиться своей любовью ни с кем. Глупышка. Астарион создаст мир для них — новый, идеальный, — где не будет верным ни одно мнение, опровергающее их взгляды.       — Впрочем, я знаю, ты не останешься. Но, будь так любезен, прогуляйся со мной по саду вечером, — вздыхает Эстель и просыпается вместе с иронией и шпильками в своих словах, но улыбается беззлобно, привычно. — Розы расцвели. Хочу посмотреть.       Может, в этом и была скрытая сила страшащего Астариона откровения — любви? Момент, когда вместо единоличности наступает странное, загадочное «мы», включающее такие же, как и в первые дни, широкие улыбки с маленькой ямочкой на левой щеке, и огненно-солнечные переливы в лучах рассветного солнца.       Момент возможности невозможного, который предоставил ему яркий, дерзкий и очаровательно наивный мальчишка.       — Разве я когда-то смогу тебе отказать?