Хорошая плохая девочка

Энни сплюнула в раковину мятную пену и прополоскала рот. Поколебавшись, поставила свою щетку в стакан к двум другим. Какая-то идиллическая шведская семейка, ей богу. Это даже смешно, что она так часто думала о нем, что совершенно упустила тот момент, что существуют другие девушки. Более яркие, добрые, жизнерадостные. Беспроблемные. Она знала его адрес, расписание его уроков, имена его друзей. Знала, что он увлекается компьютерами и комиксами. Знала, что он лучший в параллели по математике и географии и подрабатывает тем, что за деньги делает чужие домашки. Она знала это все, когда как нужно было просто сказать ему «привет», вместо того, чтобы угрюмо зыркать на него с задней парты на общих занятиях. Как сделала та девчонка. Хотя, наверное, она так никогда бы и не решилась. Еще ни перед кем она не терялась так сильно. Энни подняла уже довольно истрепанную пачку денег, засунула ее под резинку пижамы, прикрыв сверху свободной футболкой. Когда девушка вышла из ванной, Армин сидел за столом, скрючившись над листком с домашкой по математике. Энни посмотрела на часы — половина десятого. — Сначала уроки, а потом развлечения? — саркастично спросила она, параллельно пытаясь расчесать мокрые волосы пальцами. Арлерт вымученно улыбнулся, поднимая на нее глаза. — Кирштейн совсем обленился и забивает теперь даже на стандартную домашку. — Так пошли его, — предложила Энни. — Зачем? Он выплачивает все почти в срок. — Почти? Армин притворно скривился. — Мы с ним сдружились. Дружеские преференции. — Главный промах при работе с клиентами. Он пожал плечами, не желая спорить. Энни обняла себя руками — вся кожа покрылась мурашками. Похоже, Армин не преувеличивал, говоря о том, что дома холодно. Парень не упустил это движение. — Замерзла? Сейчас. — Не дожидаясь ее ответа, он взял со стула собственную белую толстовку, в которой был вчера, и протянул Леонхарт. — Не надо, все нормально, — пробормотала она, но Арлерт настойчиво всучил толстовку ей в руки. — Не хватало еще заболеть. В его голосе послышались родительские нотки. Энни хмыкнула, но послушалась. Отец никогда не разговаривал с ней нотациями: каждое его слово было законом, с которым нельзя было спорить. Когда она выросла настолько, чтобы иметь силы не слушаться, он наказывал ее холодным равнодушием. Это работало, пока она не поняла, что его равнодушие ее больше не пугает. После этого наказывать равнодушием научилась она. Армин помог закатать ей рукава, прямо как маленькой девочке. Приблизился так, что невозможно дышать. Она старательно смотрела куда-то в район его солнечного сплетения. В голове беспорядочно роились непонятно откуда взявшиеся, вызывающие странный трепет мысли, что теперь после душа она пахнет его шампунем, а теперь еще и надела его одежду. Наверное, это почти то же, что и быть им. В какой-то степени. Извращенка. — Спасибо. — Главное не смотреть ему в глаза, иначе она опять потеряется. — Пойдем вниз, тебе нужно поесть. — Он открыл ей дверь. Было бы здорово, потому что последней ее едой были коктейли с кодероином и отвратительный кислый кофе с заправки, которые были благополучно смыты в унитаз в «Егере». Спускаясь по широкой лестнице, Энни оглядела дом. Очевидно, здесь явно жили люди в достатке — где-то лет десять назад. Раньше за домом с любовью ухаживали, а сейчас он казался опустевшим. Теперь что-то неуловимо портило впечатление — то истертая обивка мягкой мебели, то старая техника, то отклеившиеся кое-где обои, то скрипящие полы, которые давно забыли, когда их покрывали лаком. Кухонный гарнитур, когда-то бывший небесно-голубого цвета, слегка пожелтел и покоцался в углах. Раньше здесь готовила сэндвичи сыну в школу миссис Арлерт — миниатюрная блондинка с полуприкрытыми веками, которые придавали ей уставший вид. А ее наверняка ласково целовал в макушку полноватый светловолосый мужчина с усами и очень большими, проницательными голубыми глазами — мистер Арлерт. — Ты ведь ешь яйца с беконом? Она кивнула в ответ. Может, он точно так же приводил сюда на кухню ту девчонку, точно так же готовил ей глазунью с беконом и кофе. Точно так же она сидела и смотрела на него, пока он колдовал над сковородкой. Потом они сидели и болтали обо всем на свете. На сковородке зашкворчали полоски бекона. Шипение странно, остро пронзило неуютную тишину в доме. — Здесь так пустынно, — вырвалось у Леонхарт. Армин обернулся на нее и виновато улыбнулся. — Дедушка наверняка на смене, еще не приехал. — Так долго? — удивилась Энни. Кажется, дедушка Арлерт был не в том возрасте, чтобы работать так много. — Да… Его просят почаще брать ночные смены. Мне это не особенно нравится, но дедушка упрямится. Говорит, что ему и так везет, что его терпят на заводе с его больными ногами. — Прости, — стушевалась она, не ожидавшая откровенности. — За что? — удивился он. — Я подумала, что это больная тема. — Нет, это всего лишь факт. Знаешь, мне так надоело, что все извиняются, стоит им узнать что-то невеселое о тебе. — Это просто алгоритм, чтобы люди не чувствовали себя мудаками. Арлерт неожиданно оживился. — И согласно этому алгоритму ты должен еще утешать их — «нет-нет, все в порядке, вы же не виноваты». Так было после смерти родителей. На похоронах дедушка утешал людей, которые работали с ними, хотя в тот день он потерял сына. — Он говорил это тихо, но Энни почувствовала прорывавшийся гнев. — Люди часто извиняются, когда узнают, что я росла с неродным отцом. И их извинения… Как будто просят прощения за то, что узнали о твоей жизни. — Я знал, что ты поймешь. — Армин яростно замотал головой. — Черт, нет. Звучало странно. Извини. Он убрал бекон со сковороды и разбил на нее яйца. — За что? Тут тоже какой-то алгоритм? — против воли улыбнулась она и увидела, что он, отвернувшись, тоже прячет улыбку. — Да, но уже другой. Обычно парни не хотят выглядеть как дебилы перед девушками. Она нахмурилась. Он что, флиртует? Или вчера при падении она стукнулась головой, и теперь все, что он говорит, кажется ей многозначительным? А как же та девушка с кольцами? «Ну что ты, львенок, его вполне может хватить на двоих» — Голос издевательски расхохотался. Армин повернулся к ней, держа в руках две кружки с черным кофе. Парень выглядел совершенно обычно. Да и никакой угрозы или… или еще чего от него не чувствовалось. Интуиции она привыкла доверять. Хороший, милый мальчик с очаровательным курносым носом, нежным голосом и большими глазами. Но она знала, что он представляет из себя нечто большее. Тихушник, от которого никто ничего не ждет. А потом выясняется, что он работает на Зика Йегера. Арлерт придвинул к ней сахарницу. — Спасибо. Она пригубила напиток. Крепкий, на совесть сваренный зерновой кофе. Не чета тому, что она имела несчастье пить на заправке. Она потянулась за сахаром, но тут же остановилась. — Странно. Я не говорила, какой кофе обычно пью. Он встрепенулся. — А какой? — Черный, с тремя ложками сахара. — Видимо, угадал. Забавно, что она верила только в свою интуицию. И совершенно не верила в совпадения. — Интересно. Энни скрыла лицо за кружкой. Взгляд безжалостно сканирующих ее пронзительных глаз до невозможности смущал ее, но она старалась держаться прямо. Он знал, что она ему не поверила. Леонхарт неторопливо отсчитала три ложки сахара. Он знает. Она знает. К чему оттягивать? — Прости за прямоту, но… Зачем ты мне помогаешь? Кажется, вопрос изрядно удивил его своей прямотой. — А что, я должен был бросить тебя в снегу, по-твоему? Я же не мог оставить тебя просто так. — Он смутился и отвернулся к плите, старательно выкладывая на тарелки глазунью. — Ты продолжаешь помогать. Я не понимаю. Всем что-то нужно. Энни почувствовала, что предательски краснеет до кончиков ушей. Спрятала лицо в его толстовке, натянув капюшон до глаз. — А зачем ты тогда помогла мне? Ты не обязана была. Все проходили мимо. Что я тогда мог дать? Интересно, а она может вся спрятаться в этой толстовке? Кажется, там достаточно места. — Я поняла. Ты делаешь это, потому что ты хороший человек. И просто не бросишь человека в беде. — Не называй меня так. Я не хороший человек. Хотелось нервно фыркнуть в ответ — что ты сделал, малыш? Раздавил божью коровку? Получил двойку по истории и расстроил дедушку? Но эта дрожь в голосе… Он не лжет. Что он делает для Зика? Он повернулся к ней с двумя тарелками с тостами, беконом и яичницей. Выглядит аппетитно, причем весьма. Желудок предательски скрутило. Пожалуй, прямо сейчас она съела бы предложенное даже из рук Флока. Или Елены. Или Райнера Брауна. Леонхарт придвинула к себе тарелку. Пыталась есть чуть медленнее, чтобы не показывать насколько она голодна, но только проглотила кусочек тоста, и сразу же набросилась на еду с утроенным рвением. — Мне вообще не нравится это слово. «Хороший человек». Хороший человек хорош для кого-то. Невозможно быть хорошим для всех. Как и плохим. — Он смотрит прямо. — Для меня ты хороший человек, Энни. Она вся замерла от его взгляда. Для него… — И я хочу быть хорошим взамен. Попалась. Хороший мальчик. Как красиво он залез ей под кожу. Как у него получается быть одновременно и милым, и до чертиков пугающим? — И что ты под этим подразумеваешь? — Хочу помочь. — Я не верю в бескорыстную помощь. И не люблю быть должной. Она вытащила из-под футболки помятую пачку денег. Глаза Армина удивленно расширились. — Деловое предложение. Мне нужно прожить до апреля где-то, без лишних проблем. Никаких вопросов, плачу налом. Кажется, ей удалось выбить его из задуманной колеи. Разбить окончательно заготовленные варианты разговора. Можно гордиться собой. — Есть один вариант. Именно из этой комнаты больше всего тянуло холодом. Леонхарт невольно поежилась и спрятала руки в рукавах толстовки. Дверь открылась. На нее дохнуло морозом и тонким, еле слышимым ароматом фиалок. Энни не сдержалась, вдохнула аромат всей грудью. Вот он. Комната была явно родительской, на что намекала и большая двуспальная кровать, и парные шкафы и прикроватные тумбы. В углу, у заклеенного плотными черными пакетами окна стоял отделанный под белый мрамор туалетный столик миссис Арлерт, который, судя по легкому беспорядку, практически не трогали с момента ее смерти. И небо, везде было небо — начиная от небесно-голубых обоев и заканчивая нарисованными перьевыми облаками прямо на потолке комнаты. Как непрактично. «Мечтательница. Она была мечтательница» — с восхищением и неодобрением подумала Энни. — Заменишь окна, и комната твоя. Насколько захочешь. — Он оперся плечом о дверной косяк. — Обещаю, что не буду докучать вопросами. — Щедро. — Надоело спать в свитере. — А где я буду жить до замены? — Я уступлю кровать. Она прошла вглубь комнаты и, не удержавшись, прикоснулась к туалетному столику, пальцем смахнув с него толстый слой пыли. Пакеты, скрывающие дыру в окне, зашуршали и вздулись. В комнату проник январский ветер, вытесняя едва прогревшийся воздух. Мурашки поползли по спине и рукам Леонхарт. Энни обернулась. Армин смотрел на нее, широко раскрыв глаза. Поняв, что она заметила его взгляд, он мимолетно, притворно улыбнулся ей, пытаясь сгладить впечатление. — Ты чего? — Да я… — Он отвел взгляд. — Ты чем-то похожа на нее. На маму. Какое-то дежавю. Было. — Быстро оправился. — Пойдем. Холодно. Арлерт пропустил ее вперед и медленно закрыл дверь. Леонхарт еле удержалась, чтобы не коснуться его руки. Не похоже, чтобы он часто заходил в эту комнату. Скорее, предпочел забыть эту ноющую боль. Забыть сэндвичи в школу, перьевые облака на потолке, запах фиалкового парфюма. — Если ты не хочешь, чтобы я там… — Все в порядке, — перебил он. — Это просто комната. Армин смотрел на нее так, будто она должна была понять какой-то тайный смысл, который скрывался за его словами. Будто она должна была понять всего его. Но, боже милостивый, она не понимала его никогда, хотя отчаянно хотела. — Могу я еще попросить кое о чем? Как хорошего человека, — спросила она и увидела на его лице подобие ухмылки. — Я же сказал, что помогу. Я тебе должен. *** Арлерт стойко перенес смерть родителей. Катастрофа во время испытаний — его родители были авиаконструкторами и, ходил такой слух, пострадали от собственного детища. В школе он безразлично проходил мимо доски почета, на которой, как издевка, были вывешены большие траурные портреты его родителей, с учителями вел себя вежливо и спокойно. И нельзя было сказать, что ему всего лишь двенадцать. Его глаза отражали лишь бесконечную усталость и стоическое понимание жестоких законов вселенной, какое бывает, наверное, у каких-нибудь монахов-отшельников. И это, блядь, было ненормально. Так считали окружающие. Он должен был стать драчуном и получать по лицу. Должен был перестать учиться. Должен был плакать, должен был заболеть, должен был быть слабым. И тогда бы окружающие сочувствующе охали: «Ну а что вы думаете, потеря родителей в таком юном возрасте!». Но этого не случилось, из-за чего все решили про себя, что с мальчиком явно что-то не то. — Эй, ботан! Арлерт! Стоять. Роджер, высокий, крепко сложенный семиклассник с густыми черными бровями и нежно-розовым от акне лицом схватил мальчишку за лямку от рюкзака и, развернув к себе лицом, толкнул в угол. Тело Армина с гулом впечаталось в металлические шкафчики. Энни поморщилась от громкого звука. Заныло в районе лопаток — она почувствовала силу удара. Немногочисленные школьники в коридоре повернулись на громкий звук, но потом тут же продолжили свои дела, не желая вмешиваться в разборку. С Роджером связываться не хотел никто. — Я ж тебя звал. Не слышал? — проворковал Роджер, угрожающе склонившись над Арлертом, который был ниже его на голову. Армин не ответил, только глядел на обидчика через полуприкрытые веки, смотря сквозь него. — Ты оглох? Или тебе волосня уши закрывает? Роджер дернул Алерта за отросшие волосы, которые уже доставали до плеч и делали его еще больше похожим на девчонку. Неподалеку хрюкнул от смеха дружок Роджера, Фил — неопрятный, с сальными волосами и редкими, прилизанными усишками, которыми он так отчаянно гордился. Энни зло оглянулась на Фила, но тот лишь самоуверенно ухмыльнулся ей. Он никогда не марал руки сверх надобности, только подстрекал, показывал своим уродам-друзьям цель послабее. — И что? — еле слышно сказал Армин. — Ты ох… охренел? — Роджер опасливо оглянулся через плечо, проверяя, нет ли на горизонте учителей. — Слушай, я был добрым. Я знаю, что там у тебя с твоими родителями… — Его голос дрогнул. — Но сейчас это закончилось, понял? Прошло три месяца. Пора вернуться к стандартному тарифу. Дошло? Арлерт поднял на Роджера глаза, будто только что наконец-то увидел его. Энни заметила на его губах легкую улыбку. — Нет. Роджер опешил и даже чуть отодвинулся от мальчишки. — Че? — Нет, — повторил Армин. Как сумасшедший. Фил оторвался от стены, которую он подпирал все это время, и вразвалочку подошел к нему, закрывая путь к отступлению. — Если рассчитываешь на своего дружка Йегера, то он тебе не поможет. Разматываем мы его не в первый раз, — поведал Фил. Роджер ткнул его в бок — на горизонте показался директор Шадис с его блестящей в свете ламп лысиной. Фил хмыкнул и неохотно отлип от того угла, в котором запер Арлерта. — Тебе пиздец, — пообещал Роджер и потянул Фила за рукав, уводя с собой. Армин прислонился спиной к стене, откинул голову назад. Выдохнул. Энни поняла, что слишком сильно, до белых пальцев, сжала в руках замок от своего шкафчика. Внезапно мальчишка встрепенулся как птица, почувствовав ее взгляд, встретился с ней глазами. Она хотела подойти к нему — так же, как он подошел тогда к ней. Она ведь хотела, уже давно. Сказать хоть что-то, пусть и не так тепло и ласково, как он. Вместо этого приросла к месту. Отвернулась к своему шкафчику. Почему-то было трудно дышать. Когда набралась смелости повернуться снова, его уже не было. Энни боднула лбом шкафчик и с лязгом закрыла его. Бедный-несчастный Арлерт. Они пересеклись на последнем уроке, и она все занятие угрюмо смотрела на его слишком худую для мальчишки спину и отросшие волосы, которые, как ей казалось, раньше были более опрятными. Блядь, он всем своим видом вызывает жалость и желание упрятать его в кармашек. Почему никто из взрослых не замечает, что ему нужна помощь? Как ей тогда, наверное. Школьный звонок вывел ее обратно в реальность. Она должна отдать ему долг. Хотя бы надавать по орехам тем идиотам она может. И они с Арлертом будут квиты. Пока она размышляла об этом, тихушник успел смыться. Сердце застучало быстрее. Спокойно, без паники. Она легко сможет его найти. Леонхарт торопливо скидала вещи в сумку и выбежала в коридор, огляделась. Его уже не было. Хотя… кажется, она знала, куда он шел — он постоянно выходит из школы через восточный выход, а дальше он идет пешком до дома, если по дороге не сворачивает в магазинчик с комиксами. Энни мысленно выругалась: что-то слишком много в ее голове мыслей о привычках Арлерта. Следуя зову интуиции, выбежала на улицу, которую студенты называли Канализацией. Она шла сразу же после школы, и была известна тем, что здесь обычно старшие и бедные третировали младших и более богатых. Тут было удобно выцеплять жертву из многочисленных арок-колодцев. Не ошиблась — голос Роджера эхом раздавался из одной из подворотен. — Че ты там сказал в школе? Молчишь теперь? Я ж и так получу, что надо. — Отчетливый звук пинка и еле сдержанного возгласа боли. Уебки. Энни ускорила шаг, пытаясь понять, откуда шел звук. — Может ему патлы мешают? Не слышит, — предположил Фил. — Думал, если девчонкой притворишься, мы с тебя должок не стрясем? — Щас мы уши этому педику прочистим, — предвкушающе сказал Роджер. Послышались звуки возни. И тут Роджер взвыл как раненая псина. Ну спасибо, придурок, что выдал себя. Энни нырнула в нужную арку. — Убери его, блядь! — вопил Роджер и размахивал рукой, в которую вцепился зубами Армин. Во второй был зажат карманный ножик. Не долго думая, Фил с размаху пнул Арлерта в живот. Тот разжал челюсть, выпустив руку Роджера, упал и судорожно вдохнул. Фил ударил пяткой Арлерта снова — по голени и голове, но уже с ленцой, без силы. Армин свернулся в позу эмбриона и уткнулся лбом в асфальт. — Идет кровь! До крови! — продолжал вопить Роджер. Укушенная рука тряслась и немного кровоточила. Фил без особой озабоченности осмотрел ее. — Мда, пиздец. Тебе в больничку надо. — Какую, нахуй, больничку? Меня маман прибьет. И все из-за этого долбоеба. Фил носком ботинка перевернул Арлерта на бок. — Руки убрал! — изо всех сил крикнула Энни и только крикнув поняла, насколько жалко это звучало. Пискляво, как у котенка. Фил от души захохотал. Его смех стократно отразился от колодца-коридора и заполз в уши. — А чего это? Подружка твоя тебя спасать прилетела? Педик, у тебя что, есть подружка? Ты что, не педик, получается? — хмыкнул Фил. Армин приподнялся на руках и зло посмотрел на Фила. Его губы все еще были в крови, а взъерошенные волосы и сморщенный в отвращении нос делали его похожим на ощерившегося волчонка. Роджер смотрел на мальчишку с нескрываемым страхом — он понял ясно, что с Арлертом явно что-то не так. — Пойдем, слышишь? Может, она позвала кого? Мне проблемы не нужны. — Роджер неуверенно потянул Фила за рукав целой рукой. — Никого она не звала, — убежденно сказал Фил и неспешно подошел к ней. Издевательски склонился над ней, подчеркивая свой рост. — Хочешь шизика обратно? Гони все ценное, что есть в сумке. — Угрожаешь? — Энни посмотрела на него исподлобья и сняла лямку с плеча. — Я девочек не бью. — Прекрасно, — оценила Леонхарт и технично врезала Филу между ног тяжелым ботинком. Он замычал. Пока тот не успел отреагировать, ударила локтем в шею и оттолкнула от себя пинком в корпус. Семиклассник безвольно упал на асфальт как тюк с грязным бельем и, скуля, свернулся калачиком, зажав руки между ног. — Сука! — неразборчиво провыл он и втянул воздух сквозь зубы. Можно надеяться, что после такого удара он не сможет размножаться. Роджер успокаивающе выставил вперед ладонь. Энни не обратила на него внимания и сразу же подошла к Армину, подала ему руку. — Пойдем. Он принял помощь, но, поднимаясь, отвел взгляд, будто бы искал свой рюкзак. Когда они вышли из арки, его теплая ладошка выскользнула из ее руки. — Тебе не стоило… Я дойду сам, — неловко пробормотал Арлерт, все еще пряча глаза. — Не хватало тебе из-за меня… — Тебе надо к врачу. Наметанным глазом Энни уже отметила набухающий синяк на челюсти, ссадины на лице и ладонях, а также, судя по тому, как Армин придерживает живот, чудовищную гематому между ребер. А еще… выстриженный клок волос прямо над ухом. Леонхарт сжала и разжала кулаки. Нужно успокоиться. Видимо, адреналин после драки еще не спал. — Не надо к врачу. Мне нельзя. Я… Я убегу, — упрямо добавил Арлерт, будто Энни уже насильно волокла его к доктору. Куда уж он убежит… До первой подворотни. — Аптечка дома нормальная есть? Армин оказался на удивление послушным пациентом лежал на диване в гостиной, прижимая к животу упаковку мороженого горошка, и терпеливо сносил все процедуры, оказанные доктором Леонхарт по промыванию и обработке ссадин и синяков. Энни мягко отодвинула его руку, сжимающую пластиковый пакет с горошком, и цокнула: гематома под ребрами опасно почернела. Похоже, мальчишке не то что сидеть, но и дышать больно. Но признавать это он, конечно же, не собирался. — Закатай штанину, там тоже нужно перевязать. — Энни взяла новый ватный диск и смочила его перекисью. — Ты хорошо знаешь… Что делать в таких случаях, — заметил Арлерт и, кряхтя, сел на диване. — Много били, — хмыкнула Леонхарт и увидела настороженный взгляд мальчишки. — На тренировках. Отец меня не бьет, — уточнила она. «Не бьет вне ринга» — мысленно уточнила она уже для себя. — Ясно. Спасибо… за все. Почему ты вмешалась? — Армин с излишним старанием закатывал штанины, стыдливо опустив глаза. — А я должна была оставить тебя там? Такого ты обо мне мнения? — холодно спросила Энни. — Нет. Просто я знаю, что ты живешь при кампусе. И тебе идти совершенно в другую сторону. Внимательный нашелся. Получается… Он что-то узнавал про нее? Или услышал случайно? Запомнил почему-то. Леонхарт почувствовала удушливый жар, поднимающийся от груди. — Не люблю, когда двое на одного. Так нельзя, — коротко ответила она. — А вот зачем ты ввязался в это? Специально пошел этим путем. Жить надоело? — Надоело чувствовать себя слабаком. Думал, что справлюсь. — Я думала, что ты умный, — фыркнула Энни. И остановилась. Смотрит нарочито прямо своими призрачными глазами. Явный признак того, что лжет. — Ты хотел этого. Чтобы тебя побили, — поняла она. — Нет. — Яростно замотал головой, пряча за длинными волосами лицо. — Ты можешь держать все в себе и обманывать кого угодно, но не меня. Я знаю, что такое бывает. Перед глазами встало залитое кровью от рассеченной брови лицо отца с ощеренными белыми зубами. Кровь заливала ему глаз. Он весь дрожал от возбуждения, а бронзовые мускулы в зеленых наколках блестели от пота. Отец, срывая голос, кричал что-то на своем языке, толпа кричала ему в ответ уже на своем, поддерживая. Он был страшен, как дикий тигр в клетке, был готов наброситься на любого, кто подойдет к нему. В тот день он чуть не убил человека на ее глазах. В первый раз. Армин молчал, его губы и мягкий нос подрагивали как у кролика. — Я знаю, что такое бывает, — повторила Энни. — От злости на себя. А еще я знаю, что это не помогает. И делает больно тем, кто рядом. — Это делала ты? Била? Или… — Он смотрел на нее тяжело и внимательно, будто увидел впервые в жизни. — Нет. Я была рядом. И мне было больно это видеть. И я не хочу, чтобы у твоего дедушки было так. Мальчик кивнул и послушно придвинулся к ней, давая обработать расшибленные коленки. Леонхарт коснулась ссадины ватным диском, и Арлерт зашипел от боли и схватил ее за пальцы. Странно. До этого он сносил все без жалоб. — Прости. — Похоже, сам удивился своей реакции, и тут же убрал свою руку, удержав себя же за запястье. Почему-то это заставило Энни улыбнуться. — Не бойся. Я аккуратно. Закончив перевязку, Леонхарт сложила все обратно в аптечку и отнесла на кухню. Когда вернулась в гостиную, увидела, что Армин стоит перед зеркалом и внимательно изучает вырезанный из его густых волос клок. Прямо над ухом. Такое не скрыть, придется кардинально менять прическу. Энни критически осмотрела взлохмаченные, длинные волосы. Со спины Арлерт был похож на неопрятную девчонку, живущую в трейлере и поневоле донашивающую одежду старших братьев. Типичный типажик школьницы из средней школы Сигансины. Пожалуй, смена стрижки была бы кстати для Армина. Но он все смотрел и со странным трепетом проводил пальцами по прядям. — Эй, ты чего? Он испуганно обернулся, словно она застала его за чем-то постыдным. В его глазах стояли слезы. — Меня обычно стригла мама, — начал мальчик. И заплакал. Его ноги подкосились, будто у него уже не было сил, чтобы продолжать стоять. Продолжать притворяться. Он рухнул на пол, и Леонхарт, не задумываясь, подбежала к нему. Арлерт плакал тихо, шепотом. Не хотел доставлять никому беспокойства. Она обняла его сзади, устроив свою голову на его плече. Мальчик отчаянно прижал к шее ее руку, и девочка чувствовала каждый приглушенный вдох, который упирался в ее ладонь. Почему-то это казалось правильным, хотя она никогда не успокаивала кого-то прямо… так. Свободной рукой гладила его по волосам, пальцами расправляя спутанные пряди. По этим волосам его гладила миссис Арлерт, а теперь — ненадолго — гладит она, Энни. У него мягкие, послушные волосы, которые легко принимают аккуратный вид. Прислушалась — замер в ее руках, перестав всхлипывать. Заснул? Или вообще сознание потерял? Энни осторожно высвободила руку из его хватки и проверила дыхание мальчика. Дышит спокойно, мерно. Она накрыла его пледом с кресла и подложила под голову подушку. Не удержавшись, снова прикоснулась к волосам и убрала их от его лица. Коротко поцеловала в висок — наверное, так провожают ко сну детей их мамы. Армин зашевелился, просыпаясь. Энни поспешно подхватила свою сумку и выбежала из дома Арлертов.