Пять раз, когда мадемуазель Фикефлёр ревновала своего жениха к его брату

Перетта была счастлива за своего жениха, правда. Он столько лет жил в статусе сироты, не зная ничего о своих родных и будучи уверен, что он, Фанфан-Тюльпан один как перст на этой земле — и вот как в награду за все злоключения, выпавшие на его долю, за храбрость в бою и за повсеместную изобретательность — неожиданно вырисовывается старший брат из дворянской семьи! Который еще и отпишет ему четверть своего состояния, как только отыщет его в Турнэ… Вот только после обретения брата внимание Фанфана, которое прежде безраздельно принадлежало Перетте, стало вдруг от нее ускользать. Вдруг проникнувшийся восхищением к своему новоиспеченному родственнику Фанфан после свидания с ним стал озвучивать странные замечания своей невесте, если та оказывалась рядом: «Вы заметили этот аромат?» — спрашивал он, закатывая от удовольствия глаза, — «От Робера всегда так приятно пахнет…» или «А как он красиво говорит! Как будто только что со сцены, можно подумать, он на главных ролях в вашем театре…», но самое возмутительное были комментарии внешности Робера, как например: «Боже, какие у д’Орильи глаза, Перетта, ты замечала, какие у него глаза? Как небо, чистое, бескрайнее небо…» Голубые глаза Робера д’Орильи восхищали Перетту значительно меньше, чем ее жениха, и она недовольно кривила губы: — В последнее время у меня создается впечатление, что вы говорите больше комплиментов маркизу д’Орильи, чем мне… Это был простой прием, призванный смутить и принудить ее мужчину проявлять по отношению к ней чуть больше заботы — в сказанное самой собой она, конечно, не верила. Ведь Фанфан прилежно хвалил ее, как и положено влюбленному. Но, однако, прием не сработал. — Глупости, я говорю вам столько же комплиментов, как и ему, — сказал первый кавалер Франции, не особенно пытаясь вывернуться из щекотливой ситуации. Эта святая простота ошарашила мадемуазель Фикефлер. — Но я ведь ваша невеста! — возмутилась она. — А он мой брат! Не пойму, к чему эти сцены? — пожал плечами Фанфан и затем спохватился, — Кроме того, у меня к вам разговор, милая Перетта… Услышав слово «милая» Перетта немного успокоилась. Может и правда она перегибает палку? — Я слушаю, — милостиво склонила она голову, ожидая вопрос о свадьбе или еще о чем-нибудь таком романтичном. Надо отдать должное проницательности этой прелестной девушки — она и впрямь отгадала тему разговора, но тот пошел не совсем в том ключе, какой она предполагала. — Как вы думаете, Роберу больше понравятся камелии или розы? — спросил Фанфан со всей серьезностью. Перетта подумала, что тот ее разыгрывает и вскинула насмешливо бровь: — Вы ему нынче и цветы покупаете? — В том-то и дело, что еще не покупал, не знаю… — нахмурился Фанфан и на секунду задумался. Затем его озарило, — К его голубым глазам и персиковому румянцу больше всего подойдут розовые чайные розы, правда? — спросил он, просияв, — Да, точно, решено! Красивое личико мадемуазель Фикефлер исказилось недоумением: — А для меня вы тоже приготовили букет? Ее жених удивленно воззрился на нее: — Но ведь вам я уже дарил цветы? У Перетты на миг пропал дар речи. Как можно быть таким хамом и невежей! Прежде Фанфан таким не был! Она отлепила язык от неба и, бледнея от возмущения, с ехидством задала уточняющий вопрос: — Сегодня? Ее тон остался без внимания. — Не сегодня, но дарил, — кивнул ей Фанфан и, приметив в конце улицы торговца цветами, бросил невесте, — Извините, моя дорогая, надо бежать… — и принялся исполнять предписанное, переходя с шага на бег. После покупки роз он все так же бегом скрылся за поворотом.