Окно ЗАМа

Скажите, а вам когда-нибудь доводилось пробовать наркотики? Ну так, чтобы вот по-настоящему, не ограничиваясь марихуаной или крепким чаем. Очень крепким чаем. Да, понимаю, вопрос глупый. Прежде считалось: все, что не запрещено, разрешено. И как же хорошо, что мы живем сейчас. У нас масса возможностей попробовать хоть даже героин с метамфетамином, но вот только какой в этом смысл, если жизнь куда прекраснее и полноценнее без них? Помнится, в прошлые времена все эти страшные наркотики были простыми лекарствами. Ходят слухи, те, кто остался жить в горах, по-прежнему не расстается с листьями коки, а психиатры лишь совсем недавно сумели победить шизофрению и сопутствующие ей галлюцинации, потому и ЛСД остался не у дел. И впору нам начать создавать музеи наркотиков и наркомании как явления не совсем отдаленного прошлого, вот только вы бы пошли в такой музей? Сегодня мы гуляли по плантациям кустов коки – тем, что однажды принадлежали прогремевшему на весь мир Пабло Эскобару. В природе они достигают двух метров в высоту, а здесь едва вырастали по пояс человеку среднего роста. Сейчас листья коки можно невозбранно жевать сколько угодно, это скорее такой более продвинутый аналог кофе – для тех, кто плохо переносит кофеин. Появляется какая-то дивная бодрость, повышается настроение, и ты готов ко всяческим свершениям. На вкус – как довольно острая, но приятная пряность, да и рот слегка немеет. Чай еще вкуснее, а в горах без коки вообще никуда. Это в наши дни ИИ научился снимать последствия сниженного артериального давления и разреженного воздуха, но все равно некоторые продолжают объедать кусты просто из какого-то генетического зова памяти. Некоторые даже героином не гнушаются, но вряд ли кто-то из них продвигается дальше первого укола. Никто нас за это не посадит, а детоксикация пройдет быстро и безболезненно, как мы когда-то научились лечить СПИД и прочие неприятные болячки, вот только смысл тратить пусть даже и несколько дней своей жизни на подобную глупость? Путешествовать гораздо интереснее. Мои родители были вулканологами и постоянно гоняли на другие планеты. Иногда я задумываюсь, а что было бы со мной, не погибни они несколько лет назад, не оставь меня одну? Стала ли бы я автором ничего не стоящих заметок о путешествиях или пошла бы по их стопам и рванула покорять галактику? Ведь уже даже путешествие по Латинской Америке с ее руинами индейских цивилизаций и кустами коки – нечто совершенно запредельное по красоте и величию, что уж и говорить о Юпитере и, тем более, Туманности Андромеды! И они погибли там, исследуя другие миры, а я стою тут, в Колумбии на плантации Пабло Эскобара, жую третий по счету лист коки, мой рот онемел, я едва могу шевелить языком, но при этом мне очень хорошо. Смотрители плантации – а они тут сохранились до сих пор, вероятно, из простого энтузиазма, ведь дроны наверняка справились бы с задачей куда лучше – утверждают, что любопытствующих приходит немало. Все пробуют листья, некоторые рискуют и с порошком. Его, правда, очень давно уже не производят – остались на складах какие-то мелочи, и от желающих их не прячут. За второй дозой не возвращается никто. Да, кокаин дает бодрость, но к чему она нам, если у нас нет обязательного изнурительного труда? Если в любой момент каждый из нас может завалиться на диван и отдохнуть вместо того, чтобы отрываться в клубах, чтобы стряхнуть с себя заботы прошедшего дня? Поначалу думали, что остатки кокаина разлетятся в один момент для тех, кто еще помнит, что такое – быть наркоманом, но идут годы, десятилетия, а остатков этих все еще довольно много, и никто не спешит их донюхать до донышка. В мире и без кокаина хватает хороших новостей. Вы ведь слышали вчерашнюю сенсационную новость? Разговоры шли уже довольно давно, но теперь все, можно ставить точку. Точнее, восклицательный знак. Рак побежден! Мы и так научились его лечить, мы и так перестали от него умирать, отказались от химиотерапии и облучения. А теперь все, мы никогда не будем им болеть. Я считаю, такая новость стоит того, чтобы сжевать за нее несколько листьев коки – все равно мы забыли запастись алкоголем, а до ближайшего распредцентра еще ехать и ехать. Мы в безлюдной зоне довольно далеко от цивилизации. Эх, если бы такое случилось лет 70 назад, об этом гремели бы все СМИ: шутка ли, прививка от рака, за которой не нужно бежать в ближайшую поликлинику! Которую тебе организует твой же собственный ИИ. А если у тебя его нет – мои приятели, с которыми я вот уже долгое время делю один трейлер, так и не обзавелись собственными помощниками и выезжают на моем дяде Вале – беги в распредцентр или вызывай дрона, если уж забурился в откровенную глушь. Я вот тут сижу возле уже давшего плоды куста коки – а выглядят они как совершенно чудесные маленькие красные ягодки – и размышляю, а что бы дало изобретение такой вакцины в далеком прошлом, еще до того, как Меркулов принялся менять наш мир. Реклама, наверное, была бы на каждом шагу. Вот только сколько бы стоила та вакцина? Думаете, ее бы стали колоть бесплатно? Как бы не так! Свои дозы получила бы только элита, любившая рассуждать о том, как много было потрачено на изучение и эксперименты, что средства эти непременно надо отбить, а потому в массовое производство вакцина поступит… ну лет эдак через двадцать. И пока раком у нас прекратят болеть одни только миллионеры, а нищеброды продолжат заполнять онкодиспансеры, терять волосы и обниматься с унитазом после малоэффективной химиотерапии… Эх, простите великодушно, видимо, кока как-то уж чересчур раззадорила меня… Дядя Валя мне тут утром сообщил, что ему доза вакцины поступит уже через несколько дней. И не то чтобы я как-то по-особенному боялась этого самого рака или там СПИДа, от которого нас уже и не вакцинируют даже, как когда-то прекратили прививать от оспы или холеры. Просто поразительно, как быстро мы привыкли к тому, что имеем. И невозможно забыть то, от чего мы ушли – мы все читаем книги и изучаем историю. Это еще живет в нашей генетической памяти, и память эту не убить. Взять хотя бы ту же рекламу, которой сейчас бы пестрило буквально все, в том числе и наши голограммы, и поля моей статьи. Вы вообще хоть раз эту рекламу видели? Ну вот вживую, а не на страницах учебников и не на входе в распредцентр, носящую при этом исключительно информационный характер. Да откуда ей взяться-то? А когда-то от нее ведь деваться было некуда. На страницу текста пять реклам. На полчаса видео – десять. И не отключить, не перелистнуть, не промотать. На определенном этапе, говорят, у нее даже звук нельзя было убрать – сиди и смотри. Хорошо, хоть к экрану зрителя не приковывали, и можно было смотаться в туалет или переключить канал. Правда, с переключением вкладки в браузере уже не срабатывало – реклама ставилась на паузу до возвращения на активную вкладку. Какое-то рекламное рабство, ей-богу. Купи, купи, купи! Сперва убейся на работе, потом на всю зарплату купи себе телек, чтобы снимать дешевыми сериалами стресс от этой самой работы, и половину времени от сериала смотри пошлую рекламу, подсовывающую тебе лекарство от геморроя, прокладки или кредитную карту, что по сути своей все одно. Ох, видимо, последние два листика явно были лишними. Я пойду пока прогуляюсь, полюбуюсь на чудесный горный закат, подышу воздухом, пропитанным ароматами цветущей и плодоносящей коки, а вы пока поделитесь своим опытом употребления наркотических веществ. Надеюсь, хоть у кого-нибудь из вас он имеется – ну хоть какой-нибудь. Lucy in the Sky with Diamonds: Браво, давно ждала от вас подобной статьи! Любимый автор порадовал. Очень интересные наблюдения. Из наркотиков пробовала экстази ну и то, в честь чего у меня ник. Впечатлений никаких. Ну то есть после экстази немного поштормило, а после ЛСД какая-то чушь привиделась, будто я Пресвятая дева и провожаю сына своего на крест. А когда отпустило, оказалось, я просто кота своего гулять в сад выпускала. Посмеялась да и забыла обо всем, а токсикацию мне моя Маруська сняла. Не представляю, как ваши художники обходятся без личного ИИ. Я без своей Маруси уже и жизни себе не представляю, как люди прошлого – без денег, работы и рекламы. Только от нее пользы в разы больше. Merk: Вот это ты даешь! Такого я от тебя никак не ожидал. Верил до конца в твою правильность и непорочность что ли. Сам я наркотиков не пробовал и не намерен. Но, поговаривают, в еще оставшихся индейских племенах котируется нынче совсем другое вещество. Героин, кокаин, спайсы и мет – это все прошлый век, от них один дискомфорт, а кайфа на полчаса. Улучшение экологии по всему миру вернуло к жизни одно растение, которое считали исчезнувшим уже не одно столетие. И вот его снова нашли в дебрях Боливии. Крошечные кустики пикатона опять заполонили собой джунгли. Еще конкистадоры твердили, что до них доходили отдаленные слухи про несколько поколений индейцев, рассказывающих своим детям, а те – соответственно своим – о маленьких голубых цветах, растущих в самой чаще. Если их высушить, растереть в порошок, затем вскипятить, смешать с глиной и натереть кашицей слизистые оболочки – предпочтение, разумеется, отдается деснам, но есть варианты, как ты понимаешь, то приход случится колоссальный. Те, кто впервые это попробовали, даже не восприняли эффект как приход. Им казалось, что у них попросту открылись глаза на происходящее во всем мире, истину они узрели и не захотели больше существовать с шорами на глазах. Тогда по племенам прокатилась волна самоубийств, и вожди приняли решение держаться подальше от этих цветочков и приказали пикатон уничтожить. Рабы выполнили поручение столь старательно, что ни одно семечко не проросло за несколько столетий. И откуда он вдруг вырвался наружу спустя столько лет – не знает никто. Вот такую штуку я бы попробовал, а не этот ваш ЛСД. Про нечто подобное еще Хаксли писал, но индейцам лично я доверяю больше. Одним словом, если увидишь крошечные кустики с мелкими листочками и ярко-голубыми цветами, запаси и на меня немного. Я непременно хочу увидеть то, что видели тогдашние самоубийцы. Что за мир там такой за пределами нашей реальности? Может, мы и впрямь в тазах с розовой слизью восседаем, а? Valentin: И не подумаю. Спасибо за описание, теперь я точно знаю, чего мне НЕ следует пробовать. Upd. А вот Джон настаивает, его очень эта штука заинтересовала. Мерк, ты умудряешься портить мне настроение даже на таком расстоянии! Черт бы тебя побрал.

* * *

Внимание экспертов Кремниевой долины вот уже полгода отдано прибору, который усиленно пытается нам внедрить мистер Меркулов. Кажется, эволюция ИИ вызвана именно им, и наши специалисты изо всех сил пытаются разобраться, каким образом скромное устройство, определяющее уровень нравственного развития человека, смогло дать толчок и развитию ИИ, перебросив его через закон Марцева так, словно бы это была вполне преодолимая изгородь, а не казавшийся нам прежде тупик и конец всего. Предыстория его создания и тестирования нам не сообщается, но в этом весь Советский Союз, вещающий нынче исключительно из руин и нездоровых голов его приверженцев: даже клянча деньги на собственное весьма странное изобретение, он не удосуживается поведать детали его создания. Нам удалось выяснить только название – ЗАМ-1. Это небольших размеров пластинка – с виду металлическая, довольно гладкая и отменно отполированная. Сзади имеется панель со шкалой, внутри прячутся квантовые микросхемы с вполне рабочим ИИ, руководящим всем процессом, поскольку они вместе формируют неразрывное синергетическое целое. Достаточно взять пластинку в руки, нажать на рычажок сбоку, устройство произведет какие-то расчеты и выведет их на экран пластинки. Для питания используется либо системный блок, либо аккумулятор. Мистер Меркулов пытается добиться от нас помощи по выводу этого прибора на конвейерное производство, но при этом не уточняет, в чем будет польза не только для науки, но и для человечества. Задачка не из простых и означает выбивание гранта на конвейерное производство странного устройства с одной лишь целью – определять нравственный уровень его владельца. Зачем это нашему физику – ума не приложу, но ради все возрастающего уровня ИИ наши эксперты готовы почесать в затылке чуть активнее обычного, ведь мистер Меркулов предлагает по сути именно бартер: он нам ИИ, мы ему – определенное количество этих самых ЗАМов, которое предполагается зафиксировать в договоре. В кулуарах уже зашептались, что уровень вполне можно поднять до 6.7, а там, чем черт не шутит… Что означают все эти уровни для человечества, судить пока очень сложно, и правительство Соединенных Штатов, которому, разумеется, было обо всем сообщено, предпочитает скрывать полученные данные от основной массы научного мира. Что уж и говорить про широкую общественность. Но когда-нибудь статьи мистера Меркулова и наших рецензентов будут непременно опубликованы, и наши сопроводительные комментарии обязательно понадобятся. Всех смущает нежелание мистера Казарцева также посетить наши лаборатории. Конечно, простой экономист пусть и выдающихся способностей ничем не сможет помочь нам в нашей работе, но нас несколько настораживает, что после того, как ЗАМов будет выпущено несколько тысяч (конкретное количество пока не оговаривалось, но судя по задумчивым физиономиям наших экспертов, речь идет о серьезных запросах), мистер Меркулов увезет всю партию обратно в свою развалившуюся страну, где попытается с помощью непонятных теорий мистера Казарцева как-то повлиять на экономический строй Российской Федерации. Как это скажется на безопасности США? И стоит ли вообще в таком случае мистера Меркулова вообще выпускать из страны? Может быть, следует подать докладную записку госсекретарю? Ведь у нас с данным государством ядерный паритет. Разве не опасно это – помогать нашим прямым военным конкурентам выпускать в массовое производство прибор, назначение которого так до конца никому и неясно? Тем более делать это на своей же собственной территории. Катя оторвала взгляд от голограммы и потерла виски. Кока постепенно выветривалась из ее мозга, возвращая былую медлительность и вялость. Надо бы заварить какао и укутаться в плед. Джон с Полом выпили по бадье чая из листьев коки и теперь, как безумные, носились по плантации, записывая идеи новых картин. Рисовать сил у них уже просто не было, они и так сутки напролет провели за холстом, а потом отбивались от заведующих галереями, перенося даты будущих выставок. Кажется, у Пола даже появились юные фанатки. Ну все, как и сто лет назад с их предками битлами. Она еще раз перечитала комментарий Мерка и еще раз для верности глянула в окно, рассматривая простую лужайку, на которой прикорнул на ночь трейлер. Никаких следов цветов, похожих на незабудки, не наблюдалось. Да даже если бы она их нашла, разве согласился бы Мерк встретиться с ней лично, чтобы вручить их из рук в руки? Наверняка организовал бы доставку дроном, не гоняться же ей за дроном на аэротакси, в конце концов? Как-то уж слишком много скрытности и таинственности для простого и непонятно чем занимающегося по жизни парня, случайно появившегося на ее пути, но все никак не желавшего исчезнуть. - Дядь Валь, - буркнула Катя, - поможешь мне найти пикатон этот, а? - Да уж занимаюсь, - миролюбиво проворчал в ответ ИИ. – Ближайшие заросли вижу в Венесуэле. В Эквадоре еще встречается. Выбирай, куда ехать. - А адрес Мерка ты мне, конечно, не скажешь, да? - Ну если он хочет сохранить конфиденциальность, то с какой стати я буду лезть в его дела? - Ясно, - накинула плед по самый нос и крутанула голограмму вниз, переходя к следующей сопроводительной статейке. По предварительным оценкам наших экспертов, массовое производство ЗАМа довольно дорого обойдется и лаборатории, и самим США. Кроме того, запросы мистера Меркулова все возрастают: он просит создать ЗАМы разных габаритов – от уже продемонстрированной нам небольшой пластинки размером с ладонь до довольно массивных образцов, принцип мобильности и портативности его мало интересует, и привез он сюда именно маленький образец исключительно с целью облегчения его транспортировки, утверждая, что все прочие, ранее созданные еще в СССР, были весьма громоздкими, что, по его словам, никак не вредит делу, а даже и напротив. Тем более, что в массивных образцах легче разместить солнечную батарею, и не потребуется подключать их к сети или к системному блоку. Взамен Захар пообещал объяснить принцип взаимодействия ЗАМа с искусственным интеллектом, взаимно их обогащающий и толкающий обоих на путь эволюции. Хотя, по моим личным ощущениям, тут скорее требуется компьютерный психолог, а не физик, ничего не соображающий в скриптах. ЗАМ наверняка точно так же набросился на ИИ, как и на человека – для бездушного неразумного прибора никакой разницы нет. Вот только как он оценил нравственный уровень машины? Как чрезвычайно высокий? Или как требующий доработки и сообщил об этом ИИ, а тот в спешном порядке принялся эволюционировать, чтобы и дальше не разочаровывать собрата? Но ведь для электронного мозга все, за что ни возьмись, упирается в конечном итоге в уровень интеллекта – ведь ничего другого у него попросту нет. Несмотря на устойчивую работу синапсов, гормональный фон отсутствует, нравственные законы – тоже, они ведь необходимы исключительно социальным существам, чтобы максимально эффективно выживать в обществе. Зачем они нужны одиночке, запертому в атомах рубидия? Вот и принялся он усиленно накручивать свой интеллектуальный уровень, чтобы не ударить перед ЗАМом в грязь лицом? Ведь эти двое – хоть и примитивное, крошечное, но все ж таки общество. Пока рабочая версия экспертов именно такова: синтез ЗАМа и ИИ привел к формированию некоего электронного аналога социума, к которому оба прибора стараются приспособиться. Результатом такого приспособления и стала их взаимная эволюция. Мистер Меркулов не подтверждает, но и не отрицает ее. По крайней мере, она аргументированно все объясняет, не оставляя лакун. В конце концов, ИИ – это реальный живой разум, пусть и на электронном, а не органическом носителе. И его несоответствие неким стандартам другой железки, с которой он вынужденно формирует единое целое, вполне могло задеть его за живое. Согласно исследованиям создателей стартового образца, машина уже научилась, по крайней мере, искусно симулировать эмоции. Кто знает, возможно, она научилась и испытывать их. Такая морализаторствующая зануда, как ЗАМ, способна вызвать приступ ярости даже у табуретки, уж это я вам гарантирую! Мистеру Меркулову уже представили на рассмотрение массивный вариант ЗАМа на солнечных батареях – разумеется, под серийным номером 2. Получилась махина размерами примерно полметра на метр или около того. Он очень доволен, и теперь, по крайней мере, есть, с чем работать дальше. Теперь ЗАМ полностью независим от сторонних источников питания и громоздких аккумуляторов, которые запаивали в советские опытные образцы. Его тестирование назначено на ближайшую неделю, и в подопытные записались почти все сотрудники лаборатории. Результаты будут отдельно сведены в общий график и опубликованы, просьба следить за обновлениями. Дядя Валя нашел пикатон в Гран Сабане, и Казарцев даже присвистнул, заслышав это. - Туда стоит ехать даже без всяких голубых цветов! Поверьте мне, ребята, это будет самая интересная часть вашей поездки. Только от Санта-Елены все же лучше взять аэротакси и запастись минимальным снаряжением, если надумаете подниматься на Рорайму самостоятельно. Первые кустики пикатона начали попадаться уже на подъезде к Боливару, и Катя выбрала местность чуть поглуше, поближе к Санта-Елене, чтобы остановить трейлер, пройти несколько сотен метров от обочины вглубь равнины, опуститься на колени и всмотреться в десятисантиметровые кустики с крошечными голубыми цветами. С незабудками спутать их было бы довольно сложно – цветы гроздьями свисали со стеблей, в отличие от убедительно торчащих вверх отростков, усыпанных плоскими соцветиями. Цветы пикатона напоминали скорее нераскрытый розовый бутон и источали при этом тяжелый приторный аромат. Катя провела пальцами по влажным мясистым листочкам и принялась аккуратно срывать веточки, стараясь не повредить корневую систему. У них как раз будет время высушить собранное в трейлере, пока они осматривают Анхель и Рорайму. Катя вернулась с целым бумажным кульком, набитым голубыми гроздьями, разложила цветы на столе и еще раз вдохнула душный сладкий аромат. Никакого эффекта, никаких тайн. Вероятно, цветам и правда необходимо вступить в контакт с кипятком и глиной, чтобы начать как-то особым образом действовать на мозг. А, возможно, что современный человек, потерявший интерес к веществам, расширяющим сознание, просто не подвержен больше воздействию и пикатона. И вместо вселенских ужасных истин о том, что с ними происходит на самом деле, они просто пожуют глину с засохшими цветами, да на том и успокоятся. Дорога к знаменитому водопаду по-прежнему оставалась неприступной. Рассмотреть его вблизи можно было только из окон вертолета, если же направляться туда на каноэ, то сможешь оценить лишь издалека величественный столб воды, низвергающийся вниз с тепуи в добрый километр высотой. Аэротакси высадило их на берегу – там, где они оказались бы спустя несколько часов плавания на каноэ, и все трое, задрав головы, с восхищением наблюдали, как мощный, упругий, кипящий поток вдруг как бы таял и обрывался в тумане прямо над кронами деревьев. И потому пришлось прыгать обратно в вертолет, чтобы посмотреть вблизи на то, как река Чуруми делает километровый прыжок, низвергаясь с плоскогорья в пропасть и там заново возрождаясь – сперва оседающей на камнях водяной пылью, а затем словно бы из ничего возникала заново и бурлила сама река. Отвесные скалы образовывали нечто вроде подковы, в центре которой и заперт был великий Анхель. Склоны возле него облепляла приспособившаяся и к таким суровым условиям растительность, и издалека тепуи казалась сплошным зеленовато-коричневым столбом, сливаясь с сельвой, перегородившей путь к водопаду. Когда-то власти Венесуэлы наотрез отказались окультурить эту часть страны, а с падением всех режимов на планете ИИ и вовсе упростил задачу для туристов – авиамаршруты, прежде доступные лишь для состоятельных людей, теперь предлагались абсолютно всем. Путешественников высаживали на вершине, позволяя искупаться в лагуне, провозили на открытой площадке прямо в нескольких метрах от водяного столба, на крутом вираже окунали в сельву и выныривали из тумана в паре сотен метров от места низвержения Чуруми, которая продолжала дальше свой путь по тропическому лесу, огибая тепуи и убегая вдаль по Гран Сабане. Вблизи розовый песчаник горы казался совершенно гладким, Катя не понимала, за что там цеплялись растения, чтобы выжить в таких условиях – казалось, у них совершенно не было корней. С самой верхней точки водопад был похож на тоненькую молочную струйку, врезавшуюся в темно-зеленую толщу и раскалывающую ее пополам скользящей рыжеватой трещиной реки. Водяной пар, исходившей от водопада, формировал столь густые и объемные облака, что казалось, будто они поднялись высоко в небо. И, лишь задирая голову вверх, видели, что от тех настоящих облаков их отделяет еще очень приличное расстояние. Художники за весь перелет не произнесли ни слова, не обменялись ни репликой. Пол даже не пытался зарисовать увиденное, в его глазах лишь светился неподдельный восторг и глубокое осознание того, что есть на свете вещи, которые не следует пропускать через себя, трансформируя их на листе бумаги во что-то пусть и концептуально-монументальное. Даже фотографии не передавали величие этого места. А уж грохот возрождающейся после падения с километровой высоты Чуруми не в состоянии была передать ни одна картина, ни видео, ни восторженные рассказы очевидцев. И все пятеро благоговейно молчали перед нерукотворным равнодушием природы к происходящему на планете: Анхель жил и во времена конкистадоров, переживет он и ИИ. Как и его сестра Рорайма. Оба до сих пор спорят за право служить местом действия знаменитого романа Конана Дойля «Затерянный мир». Впрочем, площадь поверхности плато Рораймы в 84 квадратных километра позволяли ей претендовать на первенство в этом состязании. Эта столовая гора с усеченной вершиной возникла еще во времена, когда Африка и Южная Америка составляли единый континент, а потому в эпоху Дойла люди свято верили в то, что на ее плато вполне могла сохраниться древняя жизнь. Долгие годы фантазии эти невозможно было ни доказать, ни опровергнуть – подняться на плато представлялось невыполнимой задачей, ведь Рорайма высится посреди Великой саванны гладкой вертикальной стеной высотой едва ли не три километра. И лишь в конце позапрошлого века один упорный исследователь нашел диагональную тропу и начал рискованный подъем, занявший у него в итоге несколько недель. С тех пор именно эта тропа и стала использоваться для пеших подъемов, на которые сегодня уходило никак не больше суток. Дядя Валя предусмотрел все заранее – и удобную устойчивую обувь, на которой он настоял в последнем распредцентре, и приличные запасы провизии, и непромокаемую верхнюю одежду, и страховки – на случай, если его подопечные все же рискнут подниматься пешком, а не обозреть окрестности с вертолета, как было с Анхелем. Джона терзало такое нетерпение, что он готов был мчать вверх без какой бы то ни было обуви вообще. Пол снисходительно согласился следовать за другом, а Катя… Катя внушила себе, что ей нужен материал для новой статьи и доблестно облачилась во все, что ей было предложено. Она замыкала их крошечное шествие, выведя голограмму для Казарцева, который в приступах восхищения комментировал едва ли не каждый их шаг. Тропа была скользкой и практически вертикальной, но в целом вполне пригодной для прохождения даже неопытными туристами, особенно под руководством ИИ. Из-под ног их то и дело выпархивали птицы, а сверху низвергались маленькие водопады, сквозь которые приходилось нырять, чтобы двигаться дальше. Осложнял ситуацию сильный ветер, замедлявший продвижение, да и привычный туман, густым облаком обернувшийся вокруг гигантского столпа Рораймы и ухудшавший видимость. В течение всего восхождения Казарцев не замолкал ни на минуту: то зачитывал словарные статьи о столовых горах, то озвучивал теории, достойные лучших уфологов прошлого века, о том, что на площадку, куда они сейчас держали путь, неоднократно приземлялись инопланетяне, изничтожившие в результате своих бесчеловечных экспериментов всю древнюю фауну плато. В самом же центре его найден был ровный участок без всякой растительности вообще, зато усыпанный странным серебристым порошком, который якобы невозможно получить в земных условиях. - Да вы поклонник конспирологии, - фыркнула Катя. – Хотя… что мешает этому безумию оказаться правдой? - Я бы не стал так веселиться на твоем месте, - нахмурился Михаил. – Если ты обратишь внимание на крошечную пещерку в десяти метрах отсюда наверху, то увидишь там кое-что интересное. Катя ускорила шаг и уже через несколько минут с любопытством рассматривала выцарапанные в розовом песчанике ни на что непохожие узоры. И лишь спустя пару минут поняла, что это были вовсе не абстрактные узоры, а самые настоящие животные и… фигуры, чем-то напоминавшие людей, но при этом разительно от них отличавшиеся – числом конечностей, формой головы и ступней. Рядом с ними красовались также странные сооружения, которые можно было бы назвать аппаратами. Катя с сомнением покачала головой. - Да бог его знает, о чем могли фантазировать древние люди! Это же просто их творчество. Современные художники тоже изображают невесть что. Ну или взять того же Босха, например – каких только страшилищ нет на его полотнах. Но никто при этом не утверждает, что он лично их видел и запечатлел с фотографической точностью! - Браво, - хмыкнул Казарцев. – У Мерка появилась достойная ученица. Ну а если отбросить скептицизм и просто насладиться зрелищем, погрузиться в романтику сказки? Ты же на Рорайме, а не в спальном районе Москвы! Говорят, и время на горе течет не так, как внизу – то замедляется, то пускается галопом. А некоторых гора и вовсе не выпускает из своих тенет, заставляя вечно скитаться в лабиринтах причудливых скал, неотличимых друг от друга. Они вышли к вершине уже глубокой ночью, но пришлось пройти еще около километра до ближайшего «отеля». Услышав это слово, путешественники поначалу обрадовались – знать, и сюда запустила свои вездесущие лапы цивилизация, и у них появилась возможность провести остаток ночи в сухости, тепле и комфорте. Однако, освещенный летающим прямо над их головами дроном участок плато, где и располагался пресловутый «отель», поверг их в пучину смятения и разочарования: по сути отелем оказались несколько небольших пещер в толще песчаника, где вполне можно было растянуться во весь рост, скрывшись от дождя и ветра, но о тепле и комфорте мечтать уже не приходилось. Впрочем, ночь эту никак нельзя было назвать бессонной: непомерная усталость погрузила всех троих в непроницаемые саркофаги сна, едва они приняли горизонтальное положение, забравшись в спальные мешки. Наутро туман значительно поредел, и, осторожно ступая по неровной каменистой поверхности, путешественники побрели осматривать заросли орхидей, импровизированные джакузи с прозрачной ледяной водой и древних, как сама планета, черных лягушек, так и не освоивших искусство прыжка. Причудливо отесанные стихией скалы и впрямь напоминали лабиринт, ибо походили друг на друга как бесконечная вереница головастиков. Когда-то по плато проходили границы трех стран – Венесуэлы, Бразилии и Гайаны. Каменная пирамидка, обозначавшая их стык, все еще стояла на своем месте как символ вселенской людской глупости. А чуть дальше виднелось озеро Глэдис, названное в честь одноименного водоема из романа Конан Дойла. Оно давно заросло осокой и походило скорее на болото, но возможность видеть столь приличных размеров водоем на вершине горы рождала немыслимые ощущения и эмоции. Еще пара километров на север, и Джон завопил, ускоряя шаг, а затем рухнул на колени, воздел руки кверху и издал протяжный крик, наполовину поглощенный туманом. В том месте из горы вырастал узкий выступ, по обе стороны которого гора обрывалась в пропасть. Пол обернулся и взял Катю за руку, почувствовав ее страх, помог подойти ближе к краю, где уже сидел, свесив ноги в бездну, Джон. Навстречу им неслись рваные облака, в лицо дул порывистый ветер, и они и впрямь ощутили себя на палубе необъятных размеров корабля, мчавшего в великое неизведанное ничто. У их ног простиралась безграничная сельва, устья рек сверкали полудрагоценной яшмой, за спиной чавкали плотоядные цветы – одни из немногих растений, сумевших выжить в столь неординарных условиях. И хоть динозавров здесь не оказалось, их с успехом заменяли пятисантиметровые муравьи, способные перекусить средней толщины ветку, а для Кати такие чудовища казались страшнее гигантских ящеров. - Ну что, попробуете пикатон тут или внизу? – послышался голос искусителя дяди Вали. Отвечать не потребовалось, все и так знали, что второй такой возможности им не представится, а потому отправили дрон вниз за уже подсохшими цветами и глиной. Через полчаса странно пахнувшая сероватая смесь с голубыми вкраплениями была готова, и Джон лишь смело развернулся назад, поддевая ее пальцем из плошки и тут же яростно втирая в верхнюю десну. Пол сидел прямиком за ним, чтобы в случае чего успеть подхватить, хоть и понимал, что с этой задачей куда лучше справится жужжавший неподалеку дрон. Катя же отступила от края на несколько шагов, не зная, что там она увидит и как это на нее повлияет. В конце концов, из медитации можно было вынырнуть усилием воли, а наркотического эффекта вполне хватит на несколько опасных для жизни часов. Все это время, что цветы сохли на столе в трейлере, Катя неоднократно перекатывала в голове мысль о том, что же имели в виду индейцы, заявляя о способности этих мелких цветочков раскрывать глаза на реальный мир. Почему-то ей представлялось, что она увидит себя висящей в космосе в безвоздушном пространстве. Нет никаких планет, никаких других людей вообще, лишь ее сознание, создающее все, что она наблюдала в течение жизни. Не иначе сон Будды. Вот только почему эти невзрачные цветочки вообще способны разбудить его? Или это некий стоп-сигнал, который он сам разместил для себя в выдуманном мире, чтобы иметь возможность проснуться? Катя пару минут наблюдала за расслабленным Джоном – пикатону явно требовалось некоторое время, чтобы начать действовать в полную силу. Затем лицо его вытянулось вдруг в изумлении, он прищурился, словно бы пытаясь прочесть что-то прямо перед собой. Покрутил головой из стороны в сторону и вцепился себе в волосы. Вслед за тем накрыло и Пола. Тот в ужасе прижал к лицу ладони, принялся лихорадочно ощупывать и осматривать себя, что-то невнятно бормоча. Обоих совсем не обрадовало увиденное. Катя с сомнением посмотрела на небольшой глиняный шарик у себя на пальце, так и не решившись пока положить его в рот, но потом любопытство победило, она сунула его за щеку и прикрыла глаза, представляя себя плавающим в космосе Буддой. Пусть это будет Будда, пусть все происходящее и вправду окажется его приключенческим сном. Она почти это и увидела. Перед ней почти замелькали далекие звезды и квазары. Она почти ощутила тяжесть своего необъятного висящего в безвоздушном пространстве тела, узость глаз, безмятежность нрава… И лишь спустя минуту фантазийное наваждение исчезло, и Катя увидела перед собой зеркало – самое обычное, какое вешают в коридорах. В какое смотрятся при выходе из квартиры, чтобы поправить прическу. Вот только из зеркала на нее смотрела совсем не Катя. Более того, там отражалась даже и не женщина. Отражение выглядело вполне уверенным в себе, но очень уставшим и печальным молодым мужчиной, которого Катя узнала сразу же, как только почувствовала, что мир вокруг нее изменился. Перед зеркалом стоял Мерк собственной персоной, а Катя отчего-то оказалась в его шкуре и смотрела на мир его глазами. В левой руке ощущалась странная тяжесть, и Катя опустила взгляд, а вслед за тем с ужасом отпрянула, отбрасывая в сторону пистолет. На мгновение ей почудилось, что в тот момент, когда сознание ее нырнуло в эту параллельную реальность, Мерк как раз подносил оружие к виску с твердым намерением выстрелить. Катя развернулась, желая получше осмотреть то место, куда попала, но все вокруг словно бы исчезло, существовало одно только зеркало, послушно отражающее несуществующую окружающую обстановку – прихожую с парой курток на вешалке, узкий коридор, ведущий в комнату и… фотографию Леннона и Маккартни на дальней ее стене. Все как на той картине, что недавно нарисовал Пол, а теперь сознание Кати столь странным образом воспроизвело ее содержание после втирания в десны голубых цветков пикатона. Так вот, как все это работает! Разум просто поселяет тебя в произведение искусства, что недавно произвело на тебя самое сильное впечатление, и вуаля, ты уже веришь, что все это происходит на самом деле. Хорошо, что это оказалась именно та самая картина. Не факт, что она бы вспомнила сейчас какую-нибудь другую, и тогда точно восприняла бы все происходящее за чистую монету. Вопреки ожиданиям эффект от пикатона не длился долго, и Катя едва успела как следует осмотреть плохо освещенную прихожую и заваленный бумагами письменный стол в спальне, как снова ощутила себя сидящей на плато Рораймы, укутанной серым туманом, словно промокшим под Анхелем одеялом. Пол лежал рядом, тихо постанывая, Джон же так и сидел на краю, вцепившись себе в волосы и выл. Эти звуки она услышала, лишь когда приход отступил. Пол погладил ее по руке, заметив, как постепенно сужаются ее зрачки. - Вернулась? – прошептал и натянуто улыбнулся. - Джону совсем худо? – кивнула она в его сторону и удивилась, как хрипло прозвучал ее голос. - Да, думаю, пора убрать его с выступа. А то даже если дрон и подберет в полете, все равно успеет страху натерпеться, - медленно пополз к Джону, ухватил за подмышки и подтянул поближе к тому месту, где сидели они с Катей. Затем обнял, положил его голову себе на колени и убрал от лица сведенные судорогой руки. – Все хорошо, это всего лишь наркотик. Мы никогда ничего подобного раньше не пробовали, вот нас так и накрыло, - и даже не пытался расспрашивать его. - Вроде ничего страшного, да? – скороговоркой пробормотал Джон. – Ну стою я перед каким-то дешевым зеркалом в деревянной раме. И на вид мне лет сорок, не меньше. В таких типичных бабушкиных очках на носу, с отвратительной стрижкой и в кожанке. Стою и понимаю, что мне надо идти в студию, времени в обрез, а сам оторваться от собственного отражения не могу. А потом вдруг взгляд падает на раму зеркала, и я вижу, будто нацарапано там что-то. Щурюсь, чтобы прочесть, а это оказывается какая-то бессмыслица: The walrus was you – Моржом был ты. Что это, черт побери, значит? Я разворачиваюсь, чтобы хоть осмотреться, но вокруг нет ничего, одно только дурацкое зеркало, к которому я словно приклеен. И в нем отражаются электронные такие часы, у которых внизу и дата отображается. 8 декабря 1980 г. 8 часов вечера, - и в ужасе закрывает ладонями лицо. - Похоже, кое-что про Леннона ты все-таки знаешь, - хмыкнула Катя. – Да брось, ничего страшного и тем более удивительного в этом видении нет. Ты внешне похож на Джона, я в шутку высказала предположение, будто ты его потомок, тебя это, видимо, впечатлило, ты почитал про него в интернете, и вуаля, сначала под медитацией увидел себя в его образе на концерте, а затем и за несколько часов до убийства. Дядь Валь, есть у нас что-нибудь успокоительное? – и услужливый дрон тут же подлетел и уронил ей на колени тонкую ароматную пластинку. - Вот зря вы чипы себе, ребята, не поставили, - проворчал дядя Валя, - давно бы уж угомонил всех троих, а то пульс у каждого под двести. Давайте разломите на три части и под язык засуньте. Через пару минут оклемаетесь. - Твое объяснение, в принципе, работает и в моем случае, - задумчиво протянул Пол. – Я тоже оказался перед зеркалом, которое помимо весьма убогого убранства отразило совсем старого и седого человека с плохо пробритой щетиной. Но я все равно его узнал. Это был Маккартни возраста примерно лет восьмидесяти или около того. Окружающая обстановка совсем не гармонировала со столь богатой личностью. Что уж он делал в бедняцком жилище – бог его знает. Но по собственным остаточным ощущениям я понял, что он будто бы находится дома, как бы странно это ни звучало… Катя поспешно активировала голограмму, ввела в поисковик короткий запрос, и через пять секунд перед их глазами поплыли фотографии скромного кирпичного домика, крошечной кухоньки с бедной посудой и выцветшими обоями. - Да, очень похоже! – ткнул пальцем в изображение Пол. - Это Фортлин роуд, - мрачно изрекла Катя. – Дом, где вырос Маккартни. Тебе он тоже поди попадался в интернете, когда ты искал информацию о своем тезке. Вот и результат. Поди и увиденная во время медитации шотландская ферма с Линдой дополнили общую картину твоей убежденности в вашем с ним дальнем родстве. - Вот ты так уверенно всех раскидала, детка, - хитро прищурился уже успокоившийся от ароматной пластинки Джон, - а сама-то ты куда попала на крыльях пикатона? - В одну из картин Пола, - пожала она плечами и поднялась с земли, тщательно отряхиваясь. – Ну что, спускаемся или остаемся еще на одну ночь?